Имитация. Падение «Купидона»

Алекс Д, 2021

В заключительной части трилогии Джером Морган, наконец, раскроет замыслы своих врагов, осуществит долгожданное возмездие, столкнется с новыми препятствиями и потерями, и обретет то, о чем даже не мечтал. В самом конце истории Джерому предстоит сделать главный выбор в своей жизни, а каким он станет – истинные чувства или имитация, предлагаю узнать, прочитав третью часть романа Имитация «Падение Купидона»

Глава 3

Джером

— В прошлый раз ты была девственницей, изображающей из себя особу лёгкого поведения, — напоминаю я, и ее тело, еще пару минут назад такое отзывчивое и чувствительное, напряженно застывает подо мной.

Перемена слишком ощутима и разительна, чтобы не заметить. И, черт, я понимаю, что налажал в ее первый раз, но откуда мне было знать, что сумасбродка играла со мной. Мне стоило остановиться, попробовать исправить оплошность, но я был слишком взбешен очередным женским обманом, а она настолько восхитительно-тесной, что фантастические ощущения затмевали голос разума.

Юная или взрослая, невинная или опытная — женщина никогда не изменяет своей натуре, нуждающейся в манипулировании мужчиной. Эби осознанно провоцировала меня, дразнила. Я среагировал так, как и большинство мужчин. Пьяный, обозленный, морально опустошенный, я не заметил никаких признаков неопытности, но не собираюсь оправдываться, посыпая голову пеплом.

Случившееся является обоюдной ошибкой, которую исправлять также придется вдвоем. Не совсем честный расклад, ведь в итоге я получил невероятный кайф, а она — боль и унижение. Но что поделать, в некоторых вопросах жизнь несправедлива к женщинам, что частично является компенсацией за наши мучения, в которых повинны коварные соблазнительницы.

— Теперь я не девственница, значит, мне ждать от тебя такого же отношения? По-взрослому, как ты выразился…, — затаив дыхание, она смотрит на меня огромными изумрудными глазищами, наполненными неподдельным страхом.

Мне хочется улыбнуться, но глупышка воспримет это как насмешку, и я просто ласково провожу губами по ее щеке, обхватываю мочку уха, касаясь кончиком языка, двигаюсь между раздвинутых ног плавно и ритмично, постепенно усиливая трение о самую чувствительную часть женского тела. Она вздыхает, шумно задышав, в глазах мелькает смятение. Опускаю одну руку на вздымающуюся грудь с твердым соском, потираю, пощипываю, пока с губ девушки не вырывается протестующий всхлип.

— Все еще страшно? — спрашиваю низким шепотом. От усиленного контроля над реакциями тела на лбу и спине появляется испарина. Она закусывает губы и кивает. Ох уж эти губы, так восхитительно принимавшие меня почти полностью… Я не помню ее слезы и отчаянные попытки вытолкнуть мой член из своего горла, только потрясающие крышесносные ощущения и оргазм невероятной силы. Я конченый подонок, раз меня заводят мысли и воспоминания о том, что для нее является самым страшным кошмаром в жизни.

— Эби, просто расслабься. Второй раз боли не будет. Не уверен, что ты сможешь кончить, но никакой боли. Сто процентов, — бормочу, снова погружаясь в горячие воспоминания о том, как неистово трахал ее беззащитное тело, умопомрачительно-тугое.

Несмотря на испытываемую боль, Эби была трогательно-нежной, это я тоже запомнил. Я разрывал девушку на части, как эгоистичный похотливый ублюдок, а она со слезами обманывала, что ей не больно, и просила не останавливаться. Я и не собирался. Слишком хорошо она ощущалась.

Дрожь проходит по позвоночнику, и, хрипло застонав, утыкаюсь губами в изгиб ее шеи, снова делая мучительный для меня толчок бёдрами, и немного отстраняюсь. Черт, придётся постараться. Держись, приятель, не скоро тебе удастся забраться между этих потрясающих ножек. Не посрами мое эго преждевременным белым флагом.

Под губами бешено бьётся венка, и пульс только усиливается, когда я забираюсь в ее бикини. Ноги Эби непроизвольно сжимают мои бедра, когда пальцы задевают чувствительные складочки. Она предсказуемо влажная, но это лишь реакция тела. Возбуждение женщины завязано на комплексе причин, и не все они базируются на физиологии. Сейчас я имею дело с внутренним психологическим блоком, который смогут разбить только терпение и нежность. Где бы еще пополнить их запасы, чтобы не растерять в процессе свой самоконтроль.

— Не надо, прекрати, — просит Эби жалобным тоном. Я нахожу между нежными створками волшебную кнопочку, надавливая на нее, и девушка напрягается сильнее.

— Тебе неприятно? — спрашиваю, поднимая голову и сокращая расстояние между нами до миллиметра, ее горячее сладкое дыхание обжигает мои губы. Клубничная зубная паста. Она совсем ребенок. А я идиот и извращенец. Провожу кончиком языка по ее нижней подрагивающей губке, настойчивее растирая пульсирующий комочек. Эби вдавливает пятки в матрас, шумно выдыхая, и я снова пробую ее губы сначала осторожно, потом все напористей и глубже. Эби дрожит и постанывает, выгибаясь подо мной, ее соски вжимаются в мою грудь, острые, как пики, растревоженные, розовеющие, как сочные ягоды.

— Ты не ответила. Хочешь, чтобы я остановился? — отрываясь от сладких губ, интересуюсь срывающимся шепотом. Вдоль виска стекает капля пота, и, черт, я не уверен, что выдержу еще хотя бы пару минут.

— Нет, хочу, чтобы ты сделал это быстрее, — прерывисто отвечает Эби.

— Даже не мечтай, — ухмыляюсь уголком губ. Она протестующе всхлипывает, когда я без предупреждения проникаю в нее двумя пальцами. Вздувшийся орган болезненно напрягается, упираясь в ткань шорт. Охереть, как туго. Сложно представить, как я поместился туда в прошлый раз.

Эби просовывает руки под мою футболку и хаотично скользит ладонями по перекатывающимся на спине мышцам. Ее опущены, и она изо всех сил старается получать удовольствие от всего, что делаю, а надо просто расслабиться и прислушаться к себе. Я добавляю третий палец, растягивая тесные створки, одновременно стимулируя клитор. Она уже достаточно мокрая, чтобы трахнуть ее по-настоящему, но черт, я все еще не уверен в том, что Эби готова.

— Так не больно? — мои пальцы продвигаются глубже с влажным звуком, от которого остатки благих намерений растворяются за пеленой похоти. Она так плотно сжимает мои фаланги, что от одной мысли, что я буду испытывать оказавшись внутри, становится мучительно жарко. Эби отрицательно качает головой, не открывая глаза. Приподнимаюсь, чтобы стащить с себя футболку, бросаю ее на пол и снова нависаю над распростёртым подо мной загоревшим стройным телом.

— Малышка, я очень хочу, — хрипло шепчу, покрывая ее шею и грудь грубыми жадными поцелуями. Меня в буквальном смысле трясет от желания трахнуть свою жену прямо сейчас.

— Я чувствую, Джером, — отвечает Эби, скользнув рукой вниз вдоль моего тела, и накрывает ладонью внушительную выпуклость на шортах. Осторожно сжимает, едва не доведя меня до инфаркта.

— В прошлый раз ты была смелее, — хрипло смеюсь, хотя в моем состоянии нет ничего смешного.

— В прошлый раз я не знала, насколько он может быть опасен, — парирует Эби. Стискиваю челюсти и нервно сглатываю, когда шаловливая ладошка ныряет под резинку шорт, увереннее обхватывая пульсирующий член пальцами.

— Решила приручить хищника? — спрашиваю, толкаясь в ее ладонь.

— Тебе это нравится, да? — задает она глупейший вопрос, всматриваясь в мое охваченное похотью лицо. Я вижу свое отражение в ее расширившихся зрачках.

— Еще как, детка, — прислоняюсь лбом к ее лбу, тяжело со свистом дышу, позволяя ей изводить меня своими немного неловкими, но безумно приятными скользящими движениями. Опомнившись, понимаю, что снова забыл о ее ощущениях, но Эби уверенно отстраняет мою руку.

— Делай все, что тебе нравится, Джером, не думай обо мне, — шепчет она, медленно вытаскивая руку из шорт и обхватывая мое лицо, и я задыхаюсь, глядя в распахнутые горящие глаза.

— Никогда не говори подобных слов мужчине, Эби.

— Ты единственный мужчина, которому я скажу и позволю все, что ты захочешь.

— Все меняется, — я опираюсь на локти, пытаясь восстановить контроль, но какое там…

— Я не изменюсь. Поверь мне. Прошу тебя. Если ты не поверишь, то ничего не получится.

— Эби, — качаю головой, разрывая зрительный контакт. Мне сложно. Произнесенные слова задевают старые и новые раны, заставляя их кровоточить. Не сейчас. — Я постараюсь стать хорошим мужем. И начну прямо сейчас. Ты готова?

— Да, — кивает она, почти неощутимо прикасаясь к моим губам.

Эби помогает мне избавиться от последнего атрибута одежды, я в свою очередь стаскиваю с нее бикини, выбрасывая к остальной одежде. Обнаженные, скользкие от пота тела на огромной кровати, усыпанной лепестками роз. Не нужно быть романтиком, чтобы почувствовать, насколько прекрасен и незабываем этот момент. Я медленно, дюйм за дюймом проникаю в ее тело, позволяя привыкнуть и принять меня без напряжения и боли. Она обвивает меня ногами, расслабляя мышцы, сжимающие мой пульсирующий орган, пропуская глубже. От остроты ощущений я скриплю зубами, и она снова помогает мне, приподнимая бедра и позволяя войти до конца.

— Все нормально? — спрашиваю с беспокойством, на одной руке удерживая свой вес, а другой блуждая по чувствительным точкам желанного тела, открытые для себя на протяжении недолгой, но вымотавшей меня прелюдии. На виске бешено пульсирует вена, по спине стекает пот, собираясь в углублениях над ягодицами. Плотные жаркие тиски женской плоти сжимают меня, с каждой секундой приближая к развязке.

Эби слабо кивает, и, зажимая ее рот губами, я выхожу из тугого плена и вбиваюсь обратно, уже без всякого намека на сдержанность. Она приглушенно стонет в мои губы, но не от боли, хотя мои мощные толчки сложно назвать осторожными. Снова жестко и стремительно.

Я кончаю со звериным рыком и начинаю снова, она зря сказала, что можно делать все, что пожелаю. Потому что я желаю многое. Ее тело гибкое, сильное, пластичное и гнется в моих руках именно так, как я представлял, пока засыпал в отдельной спальне.

Я трахаю ее до полного изнеможения, пока она не начинает умолять меня остановиться. Но, черт, когда удовольствие настолько сильное, остановиться нереально. Все равно, что дать умирающему от жажды графин с водой и отобрать, не позволив сделать полноценного глотка. Это то, в чем я нуждаюсь — в утолении жажды и насыщении.

В моей жизни было много самого разного по качеству секса. Секс от скуки, секс по дружбе, секс без особого желания, секс как забвение, секс просто ради секса, секс по привычке и секс по любви. Опыт позволяет оглядываться назад, увидеть и, самое главное, разглядеть разницу. Но в настоящий момент я не мог присвоить сексу с Эби ни одну из озвученных категорий.

Я не могу себе позволить. Нечестно сравнивать девушку, тем более столь неопытную и неискушенную, с другими женщинами, но мужчина так устроен. Для него удовольствие очень часто стоит перед душевным удовлетворением и какими-то моральными качествами женщины, с которой он испытывает потрясающие по силе сексуальные ощущения.

Эби кажется мне совершенством, прекрасным внутри и снаружи, и это чертовски пугает. Еще в Мадриде, когда она самоуверенно разделась под звездами испанского неба, я ощутил внутри пробуждающуюся тревогу, и она продолжала возрастать и никуда не исчезла сейчас.

Я еще не скоро восстановлюсь после подлого, вероломного удара, нанесенного Фей. Черт, на самом деле этого никогда не случится. Часть моего сердца, вопреки всему, что я узнал, она украла и не вернёт, что бы я ни делал. Эта ведьма уничтожила меня, разрушила все, что было дорого и священно. А я оказался настолько глуп, что не смог остановить ее, и виновен не меньше. Даже больше. Слепой идиот, одураченный смазливым личиком и греховным порочным телом.

Эби достойна лучшего, я это понимаю. Ей нужен цельный мужчина со свободным, а не раздробленным сердцем, в котором припасено место только дня нее одной. Но я сделаю все, чтобы такой мужчина не появился. Никогда. Я не повторю ошибки, совершенной с Фей. И никаких «поверь мне» больше не будет.

Мне все же приходится прислушаться к просьбам Эби, когда она уже начинает заметно злиться на меня, пуская в ход ногти. Отлипнув от нее с явной неохотой, подхватываю девушку на руки и тащу в джакузи, но вместо слов благодарности за заботу она издает громкий вопль, наверняка услышанный на соседней вилле, находящейся в километре от нас.

— Шампанское, мать твою. У меня все дерет!!! — шипит Эби, и точно так же возмущенно шипят пузырьки вокруг нее. Схватившись за бортики, она приподнимается, сжимая коленки и давая понять, какая именно часть тела испытывает дискомфорт. Я располагаюсь напротив, невозмутимо наблюдая за истерикой. Опустив руку в ведро со льдом, достаю бутылку и два бокала, ставлю все на специальную подставку.

— Быстрее заживет, — ухмыляюсь, откупоривая шампанское.

Я максимально расслаблен и почти счастлив. В моей жизни не так много моментов, когда я могу позволить себе выдохнуть и ни о чем не думать. Сейчас один из них.

— Я тебя убью, Джером, — свирепо обещает Эби и, отчаянно всхлипнув, опускается обратно, видимо смирившись со своим положением. Я едва сдерживаю смешок, замечая, как она накрывает промежность ладонью. Сомнительная защита от целой ванны с шампанским.

— Если тебе некомфортно, то мы можем переместиться в бассейн.

— Он снаружи, — нахмурилась Эби, болезненно морщась.

— И что? — легкомысленно пожимаю плечами. — Тут никого нет. Я сказал, чтобы нас не тревожили без предварительного звонка. Мы молодожены, а персонал достаточно опытный и тактичный, чтобы понимать, чем обычно заняты новоиспеченные супруги на отдыхе.

Я протягиваю жене наполненный фужер, и Эби залпом его осушает, облизывая губы кончиком языка. Усилием воли отвожу взгляд, но его как магнитом манит обратно.

— Хорошо, пошли в бассейн, иначе я точно схлопочу себе воспаление, — не выдержав, наконец решается Эби.

Она быстро встает из джакузи, наполненного игристым шампанским. Сладкие струйки стекают по стройному спортивному телу, снова наталкивая на пошлые мысли. Я бы не отказался облизать ее всю с ног до головы, но она явно будет против.

— Зачем ты, вообще, открыл бутылку? Столько шампанского пропадает, — ворчит обозленно девушка, оборачиваясь полотенцем и шлепая босыми ногами по деревянным отполированным полам в сторону террасы.

— Боюсь, качество напитка в джакузи в разы ниже, и употреблять его внутрь рискованно, — сообщаю я и, прихватив ведро с бутылкой и бокалы, полностью голый следую за ней. Обернувшись, она окидывает меня строгим осуждающим взглядом.

— Я вышла замуж за абсолютно бесстыжего парня, — снова бурчит, вызывая у меня приступ веселья, или же выпитый бокал алкоголя на голодный желудок начал действовать на меня губительным образом.

Скинув полотенце на деревянные подмостки, Эби погружается в тёплую воду с блаженным стоном. К сожалению, подо мной, передо мной и даже надо мной она так не стонала.

Огорчённо вздохнув, я забираюсь вслед за ней. Раскинув руки вдоль бортиков, поднимаю лицо навстречу солнечным лучам. Круглый небольшой бассейн с прогретой водой расслабляет натруженные мышцы, игристое вино приятно будоражит кровь, свежий соленый ветер шевелит волосы, обдувает разгорячённое тело. В небе кричат птицы. В десятках метров от нас безмятежный голубой океан, пустынный пляж с чистейшим белым песком только для нас двоих. А напротив меня невероятно красивая девушка, яркая, сексуальная, обожающая меня неизвестно за что. Возможно, не так и плохо быть мужем, и у нас действительно что-то сложится со временем.

— Удивительное место, Эби, — выдыхаю, прикрывая глаза. — Знаю, что тебя не удивить ни пляжем, ни океаном. Ты выросла на острове. А я практически не вылезаю из Сент-Луиса. Рабочие поездки не в счет. Всего несколько раз я позволял себе короткий отпуск.

— С Фей? — вопрос застает меня врасплох, и все прекрасное настроение мгновенно улетучивается. Не упоминайте имени дьявола всуе. Точнее, дьяволицы.

— Не считаю, что нам стоит говорить о ней сейчас, — сдержанно отвечаю, открывая глаза и встречая пристальный взгляд Эбигейл.

— Ты обещал, что мы поговорим, — напоминает она, немного морща лоб. — И я не настолько глупа, чтобы не понимать, что на Сейшелах мы оказались не случайно, а наш брак — это не спонтанный порыв души.

— У нас есть три дня, Эби. Три дня, чтобы притвориться, что все по-настоящему, побыть счастливыми и беззаботными.

— Притвориться? — в потемневших глазах мелькает боль. — Хочешь поиграть в счастливого молодожена? Ролевые игры, Джером?

— Зачем ты все усложняешь? — устало провожу ладонью по лицу, отводя взгляд в сторону.

— Я просто хочу знать правду, а не притворяться счастливой, — запальчиво отвечает Эби.

— А если я попрошу дать мне эти чертовы три дня? В качестве свадебного подарка? Или я не достоин? — раздражение пропитывает мой голос.

— Так нечестно, — возражает Эби, хмуро разглядывая меня, а потом внезапно сдается. — Но черт с тобой. Три дня, Джером. И это будет не свадебный подарок, а уступка.

Я расплываюсь в удовлетворённой улыбке и тянусь к ней, но Эби отплывает к другому бортику, брызгая в меня водой.

— На сегодня долг жены я перевыполнила, — игривый голос наполнен искренним смехом.

— Заблуждаетесь, Молли Морган.

— Я тебя убью! Еще раз ты назовешь это имя!

— Мол-л-л-ли-и! — шутливо растягиваю буквы. Эби негодующе фыркает, обрушивая на меня очередной град брызг.

— Джером, я серьезно. До сих пор не верю, что ты не знал!

— Миссис Морган, у вас отличное имя. Вы цепляетесь, — продолжаю дразнить рассвирепевшую негодницу.

— Я точно придушу тебя раньше, чем истекут эти гребаные три дня, — качая головой и окидывая меня испепеляющим взглядом, обещает Эбигейл.

— Разве что ногами, пока я буду лиза…

— О, заткнись, похабник, — плутовка с шипением затыкает меня на полуслове, подпрыгивая в воде.

— Я придумал, чем мы займемся прямо сейчас, — приподнимая брови, я широко и недвусмысленно улыбаюсь, и моя молодая жена заметно мрачнеет.

— Не мечтай, — категорично отвечает она, отрицательно мотая головой. Мой взгляд медленно ползет с ее губ вниз, задерживается на соблазнительной аккуратной груди и спускается еще ниже.

— Я должен научить тебя расслабляться. И есть один верный способ, — чувственно произношу, многообещающе улыбаясь.

— Отстань, Джером, я серьезно, — она выглядит по-настоящему испуганной. Я должен сделать скидку на ее неопытность и попридержать аппетиты, чтобы окончательно все не испортить.

— Хорошо, мы отсрочим мои планы. Но как только допьем шампанское и съедим завтрак, снова к ним вернемся. К тому же голодная женщина всегда немного несговорчива.

Эбигейл

Это были самые странные три дня в моей жизни, насыщенные, яркие, без сомнения самые счастливые за последние годы. И хотя Джером сказал, что мы должны притвориться, для меня все было по-настоящему.

Мысли очистились от домыслов, сомнений и горечи потерь. Я отпустила их, освободив сердце для новых незабываемых впечатлений. Ответы, вопросы, все стало ненужным, пустым, как шелуха, брошенная на ветер. Я жила, дышала и любила, впервые не ощущая оглушающего одиночества. Боль растворилась под натиском безумных приключений, в которые я бросалась как в омут с головой. Мы хотели использовать каждое отпущенное мгновение на полную катушку, и нам удалось.

Экзотический остров — идеальное место для того, чтобы забыть о жестокой реальности, поджидающей нас на другом континенте. Мы носились по пляжу на квадроциклах, летали над океаном на пароплане, занимались серфингом, дайвингом, любовались закатами, попивая вино или шампанское на пляже, наслаждаясь уединением, тишиной, друг другом.

Мы занимались любовью так часто, как позволял бурный график всевозможных развлечений, а вечерами я представляла, что мы с Джеромом, как герои «Голубой Лагуны», оказались совершенно одни на необитаемом острове, и не хотела возвращаться в цивилизованный внешний мир. У нас были только мы, солнце, океан и белый песок.

Страх и неуверенность постепенно оставляли меня, но я догадывалась, что Джерому необходимо нечто большее, чем мое молчаливое разрешение на воплощение его фантазий и пожеланий. Я прилагала все усилия, чтобы дать ему это, но не получалось. Спираль раскручивалась до определенной высоты, а потом резко сжималась, и я просто просила мужа остановиться. Мы не обсуждали смущающую меня тему, но я видела в глазах Джерома растущее напряжение, и мне хотелось сказать, что это неважно, я люблю его вне зависимости от того, что чувствует или не чувствует мое тело. Слишком много событий свалилось на нас, и, вероятно, мое подсознание руководствуется собственными правилами, условия которых я пока не в силах откорректировать.

Я почти не спала ночами, прислушиваясь к равномерному дыханию мужа, привыкая к новой для себя роли, и смотрела на него, пока перед глазами не появлялись белые точки. Мне было безумно жалко тратить часы и даже минуты на сон. Когда Джером безмятежно спал, я снова ощущала витающее надо мной тяжелое предчувствие, пытаясь найти убежище в объятиях любимого мужчины. Мой страх не имел четких причин и источников, и исчезал, стоило Джерому открыть глаза. Оказалось, так просто и легко радоваться моменту, жить одним днем, каждая секунда которого бесценна, неповторима, особенна.

Во время нашего последнего заката на острове нам посчастливилось увидеть огромных черепах. В лунном свете они неторопливо и важно выбирались на берег, вызывая у меня детский восторг, я носилась вокруг них и бесконечно позировала для фотосессии, которую, скрепя сердце, устроил мне Джером. Такой серьезный, важный и взрослый. Я дразнила его, гримасничала, дурачилась как ребенок, а он снисходительно смеялся надо мной.

Три дня, вместившие в себя семь лет и, может быть, целую жизнь. Волшебные, неповторимые. Я бы хотела остаться навечно на этом райском острове, но внешний мир настойчиво тянул нас обратно, диктуя свои жесткие правила, вторгаясь в возрождающиеся иллюзии.

До самой последней минуты я наслаждалась каждым отпущенным нам мгновением. Не могу сказать того же о Джероме. Его мысли для меня нерешаемый ребус, как и он сам. Остается только верить в то, что избранный им путь окажется правильным для нас обоих, что мне найдется место рядом с ним в другой чуждой и незнакомой реальности. И когда он целовал мои соленные обветрившиеся губы, я чувствовала всем сердцем, что у нас есть пресловутый шанс. Или мне просто хотелось в это верить.

Но ранним утром четвертого дня счастливый дурман развеялся, когда опаленные солнцем, сонные и задумчивые мы поднялись на борт частного самолета. Лайнер взмыл в безоблачное синее небо, чтобы вернуть в зловещий город потерь, который когда-то был для меня родным. Грозы, пронизывающие ветра, жуткие воспоминания. Крах и горечь. Весь полет мы сидели в соседних креслах и молчали, не прикасаясь друг к другу. Знакомое и тягостное ощущение. Именно так я возвращалась в реальность после наркоза. Тяжело и больно.

Слезы жгли глаза, но я сдерживала их, слепым взглядом уставившись в монитор, транслирующий развлекательную передачу, но все-таки не сдержалась, и пришлось притвориться, что потеряла линзу. Джером даже не заметил, им снова овладели его мрачные мысли, превратив в чужого и далекого незнакомца, вернувшегося, как только мы поднялись по трапу на борт, украв моего Джерома.

Один, всего один вопрос мучил меня на протяжении всего пути. Почему так мало?

По дороге из аэропорта я задремала на плече Джерома и проснулась, когда мы въезжали на подземную стоянку. Я рассчитывала, что мы вместе пообедаем и серьезно поговорим, но наспех приняв душ и переодевшись, Джером сразу уехал в офис, оставив на моей щеке торопливый поцелуй. А через два часа курьер доставил посылку с острова Тенерифе. Мои руки дрожали, пока я открывала пластиковый короб среднего размера. Внутри оказались некоторые личные вещи отца, брата и мои. Семейные фотографии, книги, часы, записные книжки и прочие мелочи, ставшие когда-то по-своему дороги каждому из нас, навевающие воспоминания о совместных моментах, которым никогда не суждено повториться.

Я проплакала до самого вечера, забыла про ужин, пустой холодильник, как в пучину погрузившись в горе. У меня не было времени для скорби, удары сыпались один за другим. Но сейчас, вернувшись из рая, я вспомнила…, что совсем недавно прошла через ад и каким-то чудом выжила, но совершенно не знала, что готовит мне туманное будущее.

Сердце разрывалось от боли яростной и раздирающей. Я словно только сейчас осознала, что никогда больше не увижу усталую улыбку отца и печальные задумчивые глаза брата. Несмотря на то, что шрамы остались только на моем теле, именно душа Гектора так и не нашла исцеления.

Трагедии не проходят бесследно, задевая нас своим опаленным крылом, и еще долго осыпаются пеплом в застывших сердцах, смертельно раненых горечью утраты. Многие учатся смирению, другие находят утешение в новых событиях и людях, а третьи выгорают изнутри полностью, лишаясь самого главного — желания жить. Гектор не хотел, не сражался, не пытался обрести цель, а если старался справиться с бесконечной депрессией и наркоманией, то только ради нас с отцом.

Джером вернулся ночью. Я уже была в постели, зареванная до красных глаз и опухших век. Было слышно, как он нервно меряет гостиную твердыми шагами, чувствовался запах сигаретного дыма, просачивающегося в щель под дверью. Джером нашел посылку и, возможно, сейчас испытывал то же самое, что я на протяжении долгих часов. Я не хотела мешать ему, потому что знала — некоторые вещи необходимо совершать в одиночестве. И мне было больно вдвойне за себя, за Джерома, за всех нас, пострадавших по чьей-то жестокой прихоти.

Чуть позже он стремительно вошел в спальню с нечитаемым выражением в синих бушующих глазах. Я сжалась под его пристальным взглядом, впечатываясь спиной к изголовью и натягивая до груди одеяло. Взгляд Джерома смягчился, и он осторожно присел на край кровати. Какое-то время колебался, не решаясь начать, и я терпеливо ждала.

— У меня есть две новости, и не уверен, что какая-то из них покажется тебе хорошей. Первая: мы переезжаем в Чикаго. У нас неделя на сбор вещей и выбор подходящего жилья. Вторая — завтра Квентин Моро устраивает торжественный прием по поводу нашей свадьбы. В своём доме. Это своего рода сюрприз, поэтому он сообщил мне только сегодня, — наконец, произносит он, сдергивая галстук. Резко встаёт, подходит к креслу в углу спальни. Порывисто, даже агрессивно снимает пиджак, неаккуратно бросая его вслед за галстуком.

— Моро, который президент корпорации? — осторожно переспрашиваю я. Он стоит спиной ко мне, я вижу, как напряжены его мышцы под тонкой голубой рубашкой.

— Он самый, — мрачно кивает Джером.

— Ты сказал ему о нашей свадьбе?

— Нет. Квентин всегда в курсе событий. Поэтому ты должна кое-что знать об этом человеке, прежде чем переступишь порог его дома.

— Что именно?

— Не так давно он сделал мне предложение. И я принял его.

Нахмурившись, я озадачено уставилась на Джерома, пытающегося расправиться с собственной рубашкой.

— В чем оно заключалось?

— Помощь в борьбе с нашим общим врагом.

— С Логаном?

— Ты почти так же проницательна, как Джош. Да, ты права.

— И в чем подвох?

— Я уверен, что Моро ведет свою игру. Ты когда-нибудь слышала фразу: «разделяй и властвуй»?

— Да, конечно, — киваю почти возмущенно. — Я закончила старшую школу.

— Я отправлю тебя в университет, ты получишь самое лучшее образование и будешь заниматься тем, о чем всегда мечтала. Но сейчас речь о другом.

— Я догадывалась, что тебя держат в Сент-Луисе не деньги и перспективы.

— Я похож на человека, придающего особое значение деньгам? — скептически спрашивает Джером.

— Ты похож на человека, которого испортили деньги, но ты этого никогда не признаешь, — отвечаю я, и он не спорит. — Но чего ты хочешь на самом деле? Возмездия? Решил погеройствовать, как отец. Я не хочу в следующей посылке обнаружить твои вещи, Джером, — на последней фразе мой голос срывается, сердце болезненно сжимается. Я не переживу, если с ним что-то случится.

— Я не рассчитываю на понимание, — проговаривает отрезвляющим жестким тоном. — Каждый выбирает тот смысл своего существования, который считает нужным.

— Но право на подобный выбор имеет лишь тот, кому нечего терять!

Джером резко поворачивается, расстегивая последнюю пуговицу на рубашке. Суровое выражение лица, холодный острый взгляд.

— А ты думаешь, что у меня был выбор? Что ты можешь знать, Эби? Меня привезли к Морганам, как бездомного щенка. Бросили в темную комнату и подвергали дрессировке, словно ручную мартышку. Я мог пойти по пути подчинения правилам, либо нарушить каждое и свергнуть того, кто их устанавливает.

— Те, кто устанавливают правила, редко действуют в одиночку, Джером.

— И снова верно. Но я упрямый, Эби. И не отступлю.

— Тебя заставят или сделают одним из них. Незаметно и независимо от твоих истинных желаний. Так что я должна знать о Моро, прежде чем переступлю порог его дома? — возвращаюсь к тому, с чего начался наш странный разговор.

— У меня есть весомые подозрения считать, что именно он стоит за последними трагическими событиями в наших жизнях.

— Ты выяснил это в Фергюсоне? — интересуюсь осторожно.

— Отчасти, — потирая подбородок, неопределенно кивает Джером. — У меня нет доказательств, только предположения, основанные на некоторых известных фактах, — он достает из кармана небольшую, размером с его ладонь, записную книжку в твердом переплете и бросает мне в руки. На лицевой стороне нарисован крест, что сразу вызывает ассоциации с молитвословом, обычно такие носят при себе верующие прихожане и священники. Но внутри не печатный текст с псалмами, а исписанные неразборчивым почерком пожелтевшие страницы, которым, возможно, уже много-много лет.

— Чье это? И что здесь написано? Личный дневник? — сердце тревожно ускоряет бег, пальцы, сжимающие книжку, холодеют.

— Не совсем. Скорее, ежедневник. Хронологически упорядоченные записи, сухие факты. Не только личные. Моя мать занималась наукой и рассуждать о чувствах не умела.

— Ты про биологическую мать? — уточняю на всякий случай.

— Да, про Дайану.

— Откуда он у тебя? — голову начинает ломить от хаотично разбегающихся мыслей. Опустив брошюру на колени, я прижимаю ледяные пальцы к вискам, растирая их. — Подожди, я ничего не понимаю. Давай с самого начала. С Фергюсона, с нашей свадьбы. Что-то произошло там. Я знаю, ты вернулся совершенно другим. Ты нашёл файлы?

— Я не могу сказать все, — уклончиво начинает Джером, окидывая меня задумчивым взглядом. — Только необходимые факты. Произошла утечка информации, Эби. Мои недоброжелатели в курсе того, что тебе удалось выжить. Твой отъезд в Сидней потерял свой первоначальный смысл. Теперь я могу контролировать твою безопасность, только держа возле себя.

— А как же Джош. Твоя мачеха?

— Они члены семьи, находятся под защитой, и, хотя в некоторых коллизиях и внутренних войнах данное правило неприкосновенности нарушается, именно в этом случае смерть моего брата никому не принесёт выгоды. Но, несомненно, ударит по мне. Однако даже у тварей, притворяющихся людьми, все же есть определённый кодекс, не включающий в себя убийство инвалидов.

— Значит, брак — новый способ защиты? — сглотнув образовавшийся в горле горький комок и опустив глаза на маленький томик в кожаном переплете, спрашиваю я.

— Да, — бесстрастно подтверждает мои слова Джером.

Сердце пропускает удар, но я стараюсь сохранить лицо, не позволяя себе сорваться в истерику.

— Но он столь же не надежен, как и отъезд в самую дальнюю точку мира. Ты должна соблюдать осторожность. Особенно в общении с людьми из моего окружения.

— Ты не ответил, откуда взял записную книжку Дайаны, — мой голос звучит предательски хрипло, но Джером не замечает.

— Забрал из банковской ячейки на острове Моа на Сейшелах. То, что искали отец и люди, имеющие прямое отношение к производству Купидона и его аналогов, на самом деле хранилось не так далеко от того места, где был впервые обнаружен Купидон Даниэлем Морганом, моим дедом. Дайана вернула рецепт, украденный у одного африканского племени, на родину.

— Он в этой книжечке? — скептически задаю вопрос, опуская голову и с сомнением пролистывая станицы. Почерк совершенно нечитаемый. Не представляю, как Джерому удалось расшифровать хотя бы слово.

— Нет. Здесь только обстоятельства, которые в итоге привели Дайану в Россию. Ее попытки противостоять системе, защитить себя, меня и тех, кто стали жертвами действий ее мужа и Кертиса Моргана. Моро не солгал мне, когда сказал, что они были друзьями. Но умолчал о многом другом. О нелегальных лабораториях, которые открывали и содержали с негласного одобрения корпорации, используя ее финансы и возможности, о притонах с девушками, на которых тестировали экспериментальные препараты, и о женщине, которую не смогли разделить, — Джером делает паузу и добавляет жестким категоричным тоном: — Я думаю, что он убил мою мать, но выставил все так, чтобы подозрение упало на Логана. Если бы я не знал, что Квентин действительно смертельно болен, то мог бы предположить, что мы оба, я и Логан Морган, являемся мишенями Моро.

— Зачем ему было убивать свою жену? Как он смог найти ее? — нахмурилась я, чувствуя, что вконец запуталась.

— У этого ублюдка есть связи во всех структурах власти. И он готов отдать все свои миллиарды, чтобы осуществить задуманное. Я не знаю, что является его целью сейчас. Моро предложил мне свой пост, свои акции и голову Логана в придачу. И его мотивы казались более чем понятны до определённого момента. Логан якобы убил его жену, которую он давно простил и тщетно искал долгие годы, причем в тот момент, когда она сама по своей воле хотела вернуться к мужу, узнав из газет о том, что он попал в серьезную аварию, вследствие которой обострилось его заболевание. Она ехала попрощаться с ним. Трогательная душераздирающая история любви и преданности. Когда Моро говорил мне об этом, в его глазах стояли слезы. А я? Я единственная нить, связывающая его с Дайаной. Единственной женщиной, которую он так и не смог забыть, и теперь считает своим долгом защитить ее сына. Логично, правда?

— Да. И действительно очень печально, — соглашаюсь я.

— Это он, — резко говорит Джером. — У Дайаны не было ни одного шанса выжить здесь. Она неплохо изучила характер своего мужа, и, узнав о беременности, обратилась к человеку, которому доверяла, с которым училась вместе и жила на одной улице. У них был небольшой роман в школе, платонический, но потом он встретил другую девушку. Они остались друзьями, но в дальнейшем их пути разошлись. Дайана поступила в Иллинойский Университет на биохимическое отделение, а ее друг — в Полицейскую Академию. Кстати, он женился на той девушке.

— Ты говоришь о моем отце? — тихо уточнила я, ощущая, как в груди разрастается новая волна боли.

— Да, — кивает Джером. — Так что легенда не лгала. Отца и Дайану Моро действительно связывало общее прошлое. Что произошло дальше, ты уже знаешь, — сделав паузу, чтобы перевести дыхание, он продолжает:

— Помимо блокнота, в ячейке находились многочисленные документальные подтверждения незаконных исследований, тестов и разработок, которыми занимались Моро и Морган, а также реальные списки жертв. Логан тоже был в деле, как правая незаменимая рука старшего брата — последний живой свидетель тех событий. Первоначальный рецепт Купидона стоит миллионы, миллиарды, Эби. И его состав нельзя определить из исходного продукта. Имитация и другие препараты — жалкое подобие, вызывающий мгновенную зависимость наркотик.

— Ты все это прочитал в записях Дайаны?

— Да, и они не голословны, а подтверждены документами и запротоколированными исследованиями.

— Господи, так жутко звучит, — пораженно бормочу я. — Хочешь сказать, что сам Купидон безвреден? Откуда жертвы?

— Он предназначен не для наших женщин и недостаточно изучен. Даниэль украл часть чужой культуры, о которой не имел ни малейшего представления. В африканском племени, где провел несколько недель Морган, женщинам дозволялось вступать в брак сразу с несколькими мужчинами. Полиандрия считалась естественной необходимостью для выживания в условиях нищеты и численного перевеса в сторону сильного пола. Одна девушка могла являться женой сразу трех, четырёх, пяти братьев. Даниэля удивил не сам факт существования подобных отношений, а удивительная гармония в подобных семьях. Женщины выглядели счастливыми, дети оберегались и любились одинаково всеми отцами. Никаких разводов, споров и ревности. Секрет удивительной гармонии моему любопытному деду приоткрылся во время брачной церемонии. Наивные бесхитростные аборигены рассказали о чудесном зелье, употребляемом невестой перед свадьбой, и именно благодаря ему их женщины всегда так лучезарно улыбаются и беспрекословно и с радостью выполняют все желания мужей, заботятся о детях, содержат в чистоте дом, готовят еду, а вечерами устраивают языческие танцы перед ночью страсти с одним из своих мужчин.

— Что за дикость в двадцать первом веке? — меня передернуло от одной мысли, что где-то еще существуют подобные общины. Столько мужей на одну женщину. С ума сойти. С одним бы справиться….

— Разумеется, моим дедом двигали довольно прагматичные интересы. И сам проект Купидон создавался как забава для богатых пресыщенных мужчин, желающих получить доступную и покорную игрушку, страстную, счастливую и удовлетворенную тем, что делает с ней ее муж или любовник. Но увы, себестоимость Купидона оказалась заоблачной, производство затратным, а длительное употребление вызывало зависимость и проблемы с нервной системой, в некоторых случаях ставшие необратимыми. Кертис Морган и Моро значительно упростили задачу и после провала на официальном рынке Купидона создали схожие по получаемому эффекту аналоги, в настоящее время пользующиеся высоким спросом.

— И у тебя есть документальные подтверждения? — снова уточнила я. Холодок тревоги прошёлся по позвоночнику. Каждый раз, когда речь шла о проклятом Купидоне, в моей жизни происходили катастрофические события.

— Достаточно, чтобы засадить Моро, Логана и остальных членов правления за решетку на долгие годы, — с напряжением во взгляде произносит Джером. Мне бы его уверенность… — В исследованиях участвовала моя мать, она состояла в группе ученых-лаборантов, работавших как над Купидоном, так и над Имитацией. О притонах, где тестировали экспериментальные препараты, и причастности к происходящему там беспределу Кертиса и мужа Дайана выяснила уже будучи беременной. Именно это и заставило ее обратиться к Кеннету Гранту. Она боялась как своего мужа, так и человека, обманным путем использовавшего ее тело. Несмотря на положение дел, она приняла решение сохранить беременность. Банковская ячейка для нее была своего рода гарантией и способом сохранить свои тайны. Было бы правильнее передать документы в полицию или лично Кеннету, но Дайна знала, что в этом случае Квентин сядет в тюрьму на долгие годы и не выживет там. Она защищала его, хотя знала, что он за человек, а тот не раздумывая убил ее, как только сбежавшая жена попыталась выйти на связь.

— Как ты узнал об ячейке?

— Если бы я не вспомнил детский стишок, то никогда бы не нашел ни эту тетрадь, ни документы, содержащие информацию, способную уничтожить Медею в одночасье, — достаточно туманно отвечает Джером.

— Стишок? — с недоумением переспрашиваю я.

— Да, Дайана очень часто бормотала его себе под нос, — сообщает он. — Не так давно я понял истинный смысл строк, в которых было закодировано место и номер ячейки.

— Что ты планируешь делать дальше? — вопросительно смотрю на его сдержанное суровое лицо, сердце сжимается от дурных предчувствий.

— Я передам документы властям. Оставлю себе только тетрадь матери. Все решится очень скоро, Эби, — мягко, но в то же время неумолимо и уверенно произносит Джером. — Осталось потерпеть недолго. Виновные понесут свое наказание.

— Я очень хочу в это верить, — горько вздыхаю я. В голове сумятица от всего, что наговорил Джером. — А что потом?

— Не знаю, — тихо отвечает он, пожимая плечами. — Поедем в Сидней к Джошу и поселимся там. Будем жить, Эби.

— Вместе? — дрогнувшим голосом спрашиваю я и замираю в ожидании ответа.

— У тебя есть другой парень на примете? — с улыбкой интересуется Джером, хотя выражение его глаз остается совершенно серьезным.

— Я бы не вышла за тебя… если бы был другой.

— И ты не жалеешь сейчас?

— Нет, — как ему могло прийти подобное в голову. — Я прекрасно понимала, что ты женился на мне не по огромной любви, но думаю, что мы в силах сделать наш брак настоящим.

— Я тоже так думаю, Эби, — поддерживает Джером, и мое сердце болезненно подпрыгивает в груди. Теплая волна омывает тело, опускаясь вниз живота приятной тяжестью. — Мне хорошо с тобой. Но я не уверен, что ты довольна нашими отношениями, — продолжает муж, и я удивленно всматриваюсь в его глаза. Что за абсурд? Тем временем он снимает рубашку и берется за ремень, не отрывая взгляда от моего лица.

— Что именно ты имеешь в виду? — облизав мгновенно пересохшие губы, спрашиваю я.

Джером снимает брюки, носки и боксеры и абсолютно голый направляется к постели. Мой ошарашенный взгляд опускается вниз по мускулистому рельефному телу и, задержавшись на затвердевшей эрекции, возвращается к невозмутимому лицу. Только широкие зрачки и плотно сжатая челюсть выражают степень его возбуждения. Джером способен думать о чем-то кроме секса? Мы только что говорили о жизненно важных вещах, а он…

— Ты знаешь, что я имею в виду, — в чувственном голосе проскальзывают лукавые нотки. — Мы трахались много раз за последние трое суток, но у меня создалось впечатление, что ты была мало заинтересована в процессе. Что не так, Эби? Фантазии и реальность не совпали, и ты разочарована? Или просто не хочешь меня?

— Мы должны говорить об этом сейчас? — задаю вопрос задыхаясь от смущения. Вся кровь приливает к лицу, я чувствую, как горят щеки. Джером встает одним коленом на кровать, рывком стаскивая с меня одеяло. Взвизгнув, я возмущенно хлопаю ресницами, настороженно глядя на решительно настроенного мужчину. — Я полдня лила слезы над посылкой с вещами отца и брата. Извини, но у меня нет настроения.

— В Мадриде ты предлагала мне себя спустя сутки после взрыва, и у тебя было настроение, и ничто не смущало, — хмуро напоминает он, хватая меня за ноги и грубо подтягивая к себе. — Я хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как и мне, Эби. Секс и смерть — неотъемлемые части жизни. Стыд и смущение оставь шлюхам, неверным жёнам и любовницам.

— Джером, я морально выжата сейчас. Послушай… — невнятно говорю я и снова вскрикиваю, когда он резко стаскивает с меня пижамные шортики и широко разводит ноги.

— Ты выглядишь такой раскрепощенной, когда разгуливаешь повсюду полуголая, виляя своей упругой задницей. Ты хотя бы представляешь, какое впечатление производишь на смотрящих на тебя мужчин? — с придыханием шепчет он, горячими ладонями сминая мои ягодицы.

— Ты меня не слышишь, — отчаянно мотаю головой и закусываю губы, когда он внезапно и стремительно проникает в меня пальцами. Искусными, наглыми, не знающими пощады. Муж ласкает мою плоть с нетерпением охваченного безумным желанием мужчины, используя весь багаж своего богатого опыта.

Закрывая глаза, я пытаюсь поддаться покалывающим импульсам между ног, расслабляю мышцы, ощущая, как возбуждение мягко обволакивает низ живота. Джером жадно целует мою грудь, втягивая поочерёдно соски, покусывая, поглаживая языком. Горячее дыхание с шумными вздохами срывается с губ, и я беспомощно стону, когда он сильнее начинает работать пальцами. Влага стекает по бёдрам, и перед закрытыми веками пробиваются искры удовольствия, тело непроизвольно выгибается, и следующий стон звучит уже как приглашение, которое Джером с поспешностью принимает. Резко убрав свои пальцы, он поднимает мои согнутые в коленях ноги и забрасывает себе на плечи. Первое мощное проникновение выбивает весь воздух из лёгких, я пытаюсь сказать, что это слишком сильно, но он и сам замедляется, двигаясь осторожно и плавно. Я впервые такая мокрая, и мне немного неловко, а его напряженный горящий взгляд, опущенный вниз и наблюдающий за соединением наших тел, смущает еще сильнее.

— Говори со мной, Эби. Что ты чувствуешь? Помоги мне немного, — отрывисто шепчет он, поднимая на меня глаза.

— Мне хорошо, — между быстрыми вздохами отвечаю я, пытаясь отвести взгляд, но не могу. Его искаженное похотью и попытками сохранять самообладание лицо — это что-то невероятное, как и все его великолепное мужественное тело, бугрящиеся бицепсы, покрытые выступающими венами, рельефный напряженный пресс, сильные ноги и мускулистые ягодицы.

— Просто хорошо? Или лучше, чем раньше? — я растерянно смотрю на него, теряясь в удовольствии и смятении, вызванном неловкими вопросами. Движения бедер становятся сильнее и глубже, я впиваюсь пальцами в матрас, прогибаясь в спине, тело дрожит, покрывшись испариной, и внутри зарождается что-то очень мощное, опускаясь все ниже и ниже. Я громко стону и снова закрываю глаза, пытаясь удержать новое ощущение, позволить ему достигнуть высшей остроты…

— Давай, детка. Ты создана для этого, — наращивая темп неистовых толчков, уговаривает Джером срывающимся на низкие рокочущие нотки голосом. — Я хочу почувствовать, как ты кончаешь. Мне необходимо сейчас. Сделай это.

Не знаю почему, но именно в самый неподходящий момент в голову приходят его слова о трех женщинах за одну неделю и все те пошлые словечки, сказанные мне в наш первый раз, и намеренная грубость. Отчаянный стон вырывается из горла, когда я чувствую, как удовольствие ускользает, оставляя ощущение болезненной неудовлетворённости.

— Бл*дь, малышка, ты издеваешься? — рычит он. — Что случилось? Посмотри на меня.

Я отрицательно качаю головой, плотнее сжимая веки.

— Упрямая девчонка, — раздраженно бросает Джером.

Он резко опускает мои ноги, разводя в стороны, и накрывает своим телом, упираясь локтями в матрас. Я всхлипываю, когда он снова проникает внутрь. Ощущение трения огромного стрежня внутри меня приносит боль, я намеренно сжимаю интимные мышцы, чтобы довести его до быстрой разрядки, и он это понимает. Обхватив мое лицо пальцами, Джером жадно целует в губы. Я чувствую его финальный глухой стон на своём языке, сплетённым с его, и едва сдерживаю вздох облегчения, рассеяно блуждая пальцами по взмокшей спине с бугрящимися мышцами, пока все его сильное мощное тело содрогается надо мной. Джером делает еще несколько заключительных толчков и расслабляется, отрываясь от моих губ. Его тяжелое дыхание касается моей щеки, когда он нежно проводит по ней кончиком носа. А потом резко отстраняется и перекатывается на спину, уставившись в потолок. Я ложусь на бок, лицом к нему, и поджимаю колени к груди. Насколько я успела прочувствовать на себе темперамент мужа, через пару минут он потребует добавки, но сегодня я не способна на еще один раунд.

Я разочарована почти так же, как и он, даже больше, но мне не нужны эти оргазмы так сильно, как ему, или я ошибаюсь? Почему все так сложно в этих супружеских постельных отношениях? И что я должна сделать, чтобы Джером не вернулся к своим старым забавам с тремя партнёршами в неделю?

Но на этот раз Джером не настаивает на продолжении. Ни слова не сказав, он встаёт и идет в душ. А потом так же молчаливо возвращается в постель, целует в щеку, желает добрых снов и поворачивается ко мне спиной. Я должна выдохнуть, всполоснуться и тоже позволить себе выспаться. Однако вместо облегчения мои глаза снова наполняются слезами, и я чувствую себя жалкой плаксой, не способной справиться с нахлынувшими эмоциями.

Джером

Эби ворочается и вздыхает, не находя себе места, и я тоже не могу уснуть. Мне стоит обнять ее и успокоить, и она ждет от меня именно этого, но, чёрт возьми, какое-то глупое упрямство или задетое мужское эго заставляет меня упорно игнорировать мечущуюся на другой половине кровати Эбигейл. Я знаю, что сам виноват, и она делает все, чтобы угодить мне и наладить отношения, уступая каждой просьбе и прихоти… В отличие от меня.

Я веду себя, как эгоистичный придурок, осознаю, признаю, но не спешу исправляться. Идея с браком с самого начала казалась мне провальной, но отступать поздно, да и вариантов не особо много. Если честно, то ни одного. Мы оба находимся под прицельным огнем моих врагов, и я, бл*дь, втянул девчонку в эту опасную игру. Даже если и не просил ее ни о чем — это не снимает с меня ответственности. Я сам загнал себя в ловушку, винить некого. Я дал Эби надежду, и отобрать ее сейчас будет бесчеловечно и жестоко. Меня и самого не устроят фиктивные отношения. Они были бы возможны, не потеряй я остатки совести однажды ночью. Мы оба тогда переступили грань, и обратного хода уже нет и не будет. Я вырос в семье, где воспитывалось серьезное и ответственное отношение к брачным узам, и нам обоим придется учиться быть семьей.

Черт, еще недавно я собирался жениться на другой девушке, оказавшейся совершенно не той, кем ее представлял. Рассказав Эби большую часть конфиденциальной информации, я ни словом не обмолвился о Фей. Не смог. Не осмелился. Не хватило духу. Хотя Эбигейл, несомненно, имеет полное право знать правду. Я поставил ее под удар, и она должна понимать причину.

Я не сомневаюсь в том, что Эби никому ничего не расскажет. В этом городе, да и во всём мире у нее есть только я, и сей факт невероятно греет душу. Все смешалось в течение последних недель. Поменяло полюса и орбиты, спутало прежние козыри, обесценив многие истины, считавшиеся несокрушимыми. Мне сложно объяснить даже самому себе, что чувствую. Мое сердце словно обросло гранитными стенами. Я не могу заставить себя испытывать эмоции, на которые не способен сейчас, и не знаю, буду ли способен завтра… или через год.

Эби дорога мне, но что именно меня влечет к ней, сложно охарактеризовать или проанализировать. Возможно, я просто ищу утешения в ее безусловной любви и доверии. Жестоко, цинично, но это все, что я могу. Слишком мало прошло времени после предательства Фей, чтобы снова позволить себе впустить кого-то под кожу.

Сначала я должен разобраться с одной вероломной сукой, с Фей. И может быть после… после я осмелюсь рассказать Эби об участии мисс Уокер в гибели отца и Гектора.

Как же она смогла? Моя семья ничего ей не сделала. Ни отец, ни Гектор, ни Эби. И почему я не почувствовал подвоха?

Слишком сильно любил? Или же это была нездоровая одержимость, основанная на воспоминаниях о первой влюбленности? Спустя время, возможно, я подберу точный ответ, но сейчас я совершенно разбит.

Фей великолепно сыграла свою роль. Когда я вернулся из Испании и приехал в больницу к Джошу, она с таким искренним облегчением бросилась мне на шею, льющиеся слезы выглядели настоящими, как и все лживые слова и фальшивая страсть.

Но есть еще один вопрос, не дающий мне покоя. В отчете, ставшим роковым для Эверетта, я нашел доказательства контактов Фей как с Логаном, так и с Моро. И остается неизвестным, на кого именно она работает.

Если это Логан, то цепочка кажется логичной. Он использовал девку для слежки за сыном, потом через него же за мной. У Логана есть связи и средства, чтобы провернуть подобную аферу, и мотив. Он методично выбивал почву из-под моих ног, загонял в угол, и ему почти удалось. Поджигая землю подо мной, он одновременно избавлялся от улик и свидетелей, и всех, кто мешал ему в достижении цели. Именно Логан сказал мне на своей вечеринке, что Фей ушла с Заком. Даже тот мерзкий момент был чистой воды спланированным ударом. Вопрос в том — зачем было использовать столь сложную схему, скорее подошедшую бы оппоненту Логана Моргана — Моро с его разглагольствованиями и черной философией. А мотив? Уничтожение Морганов. Всех, без исключения. Почему нет? Моро осталось жить несколько месяцев. И он решил устроить финальное представление.

И есть еще сама Фей. Пропавшая без вести, словно исчезнувшая с лица земли, что даже спецслужбы не в состоянии до сих пор выяснить ее местоположение.

Какой мотив был у Фей?

Деньги? Убивать, предавать, менять любовников, как перчатки, ради денег?

Месть? Но почему мне?

Свобода?

Фей могли заставить шантажом, угрозами. Логан на это способен. Но что в таком случае ее связывает с Моро? Вопросов, как всегда, больше, чем ответов. И какими бы не были причины чудовищных поступков Фей, она не заслужила снисхождения. И не получит его. А я никогда не смогу простить себя за то, что подпустил так близко лживую суку и не смог остановить вовремя. Все-таки Фей была права, когда сказала, что наша следующая встреча будет последней. Совсем скоро каждый из этой троицы получит по заслугам. А империя, некогда созданная Даниэлем Морганом, рухнет.

* * *

Из записей Дайаны Моро:

12 июля 1987 года. Сегодня Купидон получил официальный патент. Через пару месяцев он поступит в продажу. Я пыталась достучаться до Квентина, показывала результаты тестов, доказывая с пеной у рта, что показатели препарата нестабильны, не до конца изучены, что нам необходимо не меньше двух лет, чтобы понять, как сказывается употребление Купидона в зависимости от длительности приема на дальнейшем функционировании женского организма. Те результаты, что вижу я, кажутся благополучными, и 98 процентов добровольцев, участвующих в тестировании, не проявляют каких-либо отрицательных признаков, побочные эффекты минимальны, и у меня нет причин не доверять им, но два оставшихся процента заставляют задуматься о том, что мы упускаем нечто важное. Необходимо провести более широкое исследование. Препарат нельзя выпускать на широкий рынок. Но Квентин утверждает, что высокая цена значительно сузит круг потребителей, и не видит смысла задерживать выпуск или откладывать его на неопределенное время. Меня вместе с группой лаборантов перевели в другую лабораторию, где мы разрабатываем аналоги Купидона. Не хочу думать, зачем химическая подделка, имеющая в составе запрещенные вещества, понадобилась корпорации. Имитация первоначально проявляет те же свойства, что и Купидон, но эффект наступает быстрее. И дженерик гораздо опаснее. Он вызывает сильнейшую зависимость практически сразу и влияет на большинство психофизических показателей женского организма. Мне страшно, по-настоящему страшно заниматься разработкой препаратов, кардинально разрушающих личность потребителя. Когда-нибудь я стану матерью. С вероятностью пятьдесят на пятьдесят у меня родится дочь. Я не могу абстрагироваться, как требует того Квентин. Мне не все равно. Если я выпущу в мир препарат вроде Имитации, то нет никакой гарантии, что мои близкие никогда не пострадают от него. Я не способна заключить подобного рода сделку с совестью. Мне придётся поговорить с Кертисом Морганом. Видит Бог, я не хочу этого делать, но как президент компании он обязан выслушать мое мнение, подтверждённое имеющимися в моем распоряжении исследованиями. Я не могу сидеть, сложа руки. И если Кертис не прислушается, мне придётся искать другой способ остановить распространение Купидона и Имитации.