Маленькие жизни

Алекс Громов

Наша жизнь буквально соткана из историй. Не только личных, но и наших друзей, коллег по работе, соседей по лестничной площадке, прохожих на улице. Случайно услышанная фраза, пойманный взгляд, краем глаза увиденный кусочек сообщения на экране чужого смартфона. Иногда нам достаточно даже крупицы информации, чтобы создать в своём воображении мир, в котором живёт незнакомый человек, и, словно провалившись в кроличью нору, прожить маленький кусочек его жизни.

Лифт

Первый этаж. Двери грузового лифта открылись. Внутрь видавшей виды кабины вошли двое, нажали на кнопки нужных этажей, двери закрылись, и их маленькое путешествие началось.

Сквозь неплотно прилегающие створки было видно, как медленно проползают вниз плиты перекрытий. Этаж за этажом. Второй. Третий. Четвёртый. Неожиданно свет в кабине моргнул, послышался скрежет и лифт остановился.

— Блестяще. Поел, помылся, лёг спать. Главное, придерживаться плана, правильно, святой отец?

— Отец Николай, — священник устало посмотрел на своего соседа по несчастью. — В святые при жизни не причисляют.

— И это правильно. В этом деле лучше всё хорошенько обдумать и взвесить. Может, у вас молитва на этот случай есть?

— Дела земные оставьте людям.

С этими словами священник потянулся к панели и нажал несколько раз кнопку вызова диспетчера. Тишина.

— Видимо, сегодня не приёмный день, — хохотнул мужчина.

— Подождём.

— А вы не особо разговорчивый.

— День выдался трудным.

Священник прижался спиной к одному из углов кабины, скрестил руки на груди и закрыл глаза.

— И телефон не ловит, — мужчина начал расхаживать по кабине, насколько позволяли её размеры, словно не находя себе места.

Отец Николай открыл глаза. Сосед его явно нервничал. Может, у него клаустрофобия или ещё какая-нибудь новомодная болезнь. А может, просто по малой нужде домой спешил, а тут такая оказия. Он решил попробовать отвлечь его разговором.

— Да вы не беспокойтесь так. Вечер. Люди с работы возвращаются. Увидят неработающий лифт. Позвонят в контору. Вас как зовут?

Мужчина ответил не сразу, продолжая ходить по кабине взад-вперёд.

— Томас.

— Необычное имя… для этих мест. Не подумайте, что я хочу вас оскорбить.

— Да нет, это обычная реакция. А вы здесь живёте? Что-то я вас раньше не видел.

— Нет. Друг давно звал в гости. Вот, выдалось свободное время, решил зайти. Но видно не судьба.

— Как говорится, «хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах».

— Верно, — улыбнулся священник. — Вы-то сами домой спешите?

— Нет, к любовнице.

На мгновение мужчина остановился и взглянул на священника:

— Извините, когда нервничаю, всякую чушь несу.

— Лифты не любите?

— Только когда они застревают.

— Тут с вами соглашусь. Неприятная ситуация.

— И как вы справляетесь с такими ситуациями? Молитесь?

— Если что-то разъедает душу, то молитва — лучшее лекарство.

— Если так, то храмы можно считать больницами.

— Можно и так сказать. Больницы, школы, убежища.

— Не верю я во всё это. Ведь если Бог везде, то какая разница, где ты ему молишься.

— Для Него разницы нет. Но здесь та же ситуация, что и с самообразованием, самолечением. — Он интонацией выделил слово «само». — Можно ведь обложиться книгами, запастись лекарствами. Но за полноценными знаниями и помощью человек идёт в институты и больницы. Да и если уж на то пошло, то и книги, и лекарства без этих учреждений не существовали бы.

— Гладко стелете. Да что-то сомнения берут, когда видишь очередного попа, который в дверь не проходит, потом другого, с часами за несколько миллионов, и в конце третьего, как вишенка на торте, пьяным, выезжающим на встречку.

— Ну а четвёртого, который приход держит, сиротам помогает, пьяниц на путь истинный наставляет, уже никто и не замечает.

— Ой, много ли таких? — махнул рукой Томас

— Много… много… Да только сами они этими поступками не кичатся. И по телевизору их не покажут. Кто же будет рассказывать в новостях про хорошего батюшку. Рейтинг канала от этого не поднимется. Не спорю, все мы не без греха. Но грести под одну гребёнку — тоже будет ошибкой.

Мужчина ненадолго затих. Прошёл туда-сюда несколько раз, иногда замирая, будто в нерешительности. И в очередной раз, повернувшись к священнику, всё же остановился и заговорил:

— Вы знаете, что меня больше всего удивляет? Как вы до сих пор умудряетесь поддерживать в людях веру, когда на дворе двадцать первый век. Когда наука шагнула так далеко вперёд и, по сути, не осталось тех вещей, которые она не смогла бы объяснить.

— То есть вы не верите в благодатный огонь, мироточащие иконы…

— Ой, бросьте. Мужик, извлекающий огонь из камня. Видели мы фокусы и поэффектней. А с мироточением вскрывается обман на обмане. В мире, по сути, больше не происходит настоящих чудес. Раньше происходили, в промежутке между тем, как человечество себя осознало, и тем, когда запустили первый спутник. А теперь всё. Теперь мы знаем, что если мы чего-то не понимаем сейчас, то обязательно поймём позже. И ничего божественного в этом нет. Мы стали заложниками прогресса. Само слово «чудо» стало неестественным, вымученным. Да что там, оно порой опасно. Те, кто верят в чудо, не идут к врачам, а ищут бабку-знахарку.

— К церкви это не имеет отношения.

— Не скажите. Когда ракетоноситель окропляют святой водой, это ничем не отличается от обычного шаманства.

— Что же плохого вы видите в очищении от скверны?

— Да то, что вы предоставляете возможность людям сваливать свои ошибки, неудачи, просчёты на нечистую силу. То, что вместо того, чтобы полагаться на науку, опыт, знания, они отдают результат своих трудов на откуп высших сил.

Священник парировал:

— Вы ошибаетесь в том, что представляете науку и веру как две противоборствующие стороны.

— Где же здесь ошибка? Церковь всегда боролась с вольнодумцами, а учёные — со слепой верой.

— В частностях да, но в глобальном плане они идут бок о бок, дополняя друг друга. Наука изучает частности. Она смотрит на явления, выявляет закономерности. Это всё равно, что, анализируя Мону Лизу, восхищаться отдельными мазками или химическим составом красок. Вера же прославляет творца, восхищается его задумкой, анализирует и раскрывает его замысел.

— Только вы забываете, что смотрите изнутри самого творения, что исключает возможность самой попытки анализа.

— Но в этом поиске и выражается вера. Люди не могут без неё. Это сама суть человеческого общества. Просто мы верим в разное. Кто-то верит в авторитетов, кто-то — в пришельцев с Альдебарана, а кто-то — в Бога. Но суть одна: мы отдаём свои умы и души в их руки. Мы не можем обладать их знаниями, качествами, опытом, но мы принимаем их как должное и вплетаем в свои жизни. Уберите веру, а с ней уйдут любовь, дружба, любая другая структура общества.

— Вы путаете веру с доверием, — возразил Томас.

— Доверие — это лишь уверенность в том, что человек не лжёт. А вера — это принятие его точки зрения как истины. Доверие — причина, вера — следствие. Человек не может быть сведущ во всём, и благодаря вере он может переложить часть знаний на соседа. Мы как должное принимаем то, что кровь полна эритроцитами, хотя в жизни не подходили к микроскопу, а деревья обладают фотосинтезом, хотя никогда не проводили анализ химического состава воздуха. Отец наш даёт человеку ответы на более глобальные вопросы, если тот его спросит, конечно.

— Только связь с ним не бесплатная. Верно? — ухмыльнулся Томас.

— Пожертвования — это лишь символический способ показать, что ты отказываешься от земных благ. Причём церковь не только берёт, но и помогает нуждающимся.

— И когда храмы строит за миллиарды?

— Перегибы есть во всех сферах, и в этом нет нашей вины. Человечество, подобно ребёнку, постоянно тянет одеяло на себя. Одни, научившись держать ложку, уже думают, что они самостоятельны и всемогущи, игнорируя наличие взрослых, хотя по-прежнему продолжают справлять нужду в колготки. Иные лебезят перед неведомым и пытаются подкупить его своими игрушками. И то и другое — разные стороны лжи. А требуется всего ничего — искренность…

Неожиданно раздался голос:

— Меня слышно?

Вопрос на некоторое время ввёл обоих мужчин в ступор. Они уставились друг на друга, не понимая, откуда раздался голос.

— Меня слышно?

Первым очнулся Томас. Одним прыжком он перенёсся к панели лифта и остановился в нерешительности, не зная, нужно ли жать кнопку для ответа. Наконец он решил попробовать ответить без нажатия.

— Да, слышно.

— Отлично, я уж думал, что динамик сломался.

— Когда нас вытащат?

— Две минуты. Ничего страшного. Из-за скачка напряжения система отключилась и в безопасный режим перешла. Сейчас перезапущу. Пострадавших нет? Никому плохо не стало?

— Нет, всё в порядке.

— Отлично. Поехал?

Лифт дёрнулся и поехал к ближайшему этажу.

— Да, спасибо.

Двери открылись. Каждый снова выбрал свой этаж, и их маленькое путешествие продолжилось, но уже в звенящей тишине.