Чаша судьбы

Алан Чароит, 2019

Заключительная часть трилогии «Королевские Соколы», продолжение книг «Эльфийский подменыш» и «Время испытаний». Старый враг возвращается, и юные чародеи с мельницы оказываются втянуты в войну. Остаться в стороне не удастся ни эльфам, ни смертным, а пророчество, предрекавшее конец королевства людей, кажется, готово сбыться…

Король-без-королевства

1

Элмерик провалился в сон, едва его голова коснулась подушки. Он снова оказался в знакомом месте и, не сдержавшись, выругался вслух, узнав зелёные холмы, каменные ограды и треклятые колокольчики, звенящие от каждого его шага. Вот только небо, бывшее прежде голубым, стало почему-то тёмным и низким. В Медовых лугах царили тревожные сумерки. Строй колокольчиков тоже был нарушен: их невыносимая фальшь резала чуткие уши барда.

Он знал, что это сон. Хотел уйти, но не мог.

— Это уже не смешно, знаешь ли! — Он задрал голову к небесам. — Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?

Это определённо были земли Брендалин, но сама хозяйка отчего-то не спешила показываться на глаза.

— Эй, чего ты добиваешься?

Разговаривать с пустотой было глупо, но Элмерик слишком разнервничался, а звук собственного голоса его немного успокаивал.

— Я больше не верю тебе. Можешь даже не утруждать себя разговорами.

Сперва Элмерику почудилось, что он слышит эхо. Но, прислушавшись получше, он понял, что какой-то далёкий голос раз за разом повторяет его имя.

Он негодующе фыркнул и не отозвался.

Так, что там нужно было делать, чтобы проснуться? Элмерик от души ущипнул себя за щёку — не помогло. Ясное дело: сон-то был не простым, а наведённым.

Голос Брендалин стал чуть громче. Элмерик разобрал отчётливое «помоги». Небо почернело, сверкнула молния, за ней последовал оглушительный раскат грома. Но дождь никак не начинался. Следующая молния ударила в деревце, росшее на склоне совсем рядом с ним, и бард помчался со всех ног к низким кустам шиповника — в укрытие. Сильный порыв ветра отбросил его назад к открытому пространству.

— Что бы ты там ни задумала, прекрати! — Элмерик пригнулся и кубарем скатился вниз по склону, и никакой ветер был ему не страшен.

— Сон… беда… расскажи… — просвистело в ушах.

Колокольцы жалобно звякнули, когда он плашмя приземлился на них под сенью спасительного куста. Брендалин кричала что-то ещё, но беспрестанно грохочущий гром заглушал слова.

А Элмерик вдруг припомнил, как Ллиун выводила его из кошмара. Он протянул руку вперёд, представил, что касается плеча лианнан ши, и шагнул прямиком в колючие кусты.

— Ай, больно!

Ветки хлестали его по лицу. Или уже не ветки? Со звонкими шлепками по его щекам била чья-то крепкая ладонь, а волосы и постель были насквозь мокрыми от воды…

— Эй! Да хватит уже! — Бард оттолкнул от себя Джерри — виновника его не самого счастливого пробуждения.

Тот отпрыгнул и приготовился дать сдачи, но, увидев, что Элмерик и не думает драться, с облегчением выдохнул:

— Уф, слава богам, получилось!

— Ты спятил, что ли? — Элмерик схватился ладонями за щёки, горевшие огнём.

— А чё ты орал, как резаный и не просыпался? — Джеримэйн опустился на табурет; его лоб был усеян бисеринками пота.

Элмерик огляделся: он был не в тех покоях, которые отвёл ему Фиахна (на верхнем этаже рядом со своими), а в старой комнате мальчиков, где сейчас спал один Джерри.

— Почему я здесь?

— А ты не дошёл, — фыркнул Джеримэйн, поворачивая намокшие рукава рубахи. — Умаялся на празднике, сказал, что ноги не держат. И, мол, к бесам болотным ваши лестницы, буду спать здесь! А я-то только успел порадоваться, что от тебя избавился!

— И ты поэтому решил меня побить, да? Чтобы я в следующий раз предпочёл лестницы? Не отпирайся, я тебя раскусил. — Элмерик поморщился и тут же охнул. — Водички дай.

— А больше нету. Я всю, что была, на тебя выплеснул, когда не смог добудиться.

— Угу… спасибо, кстати.

Джеримэйн едва не брякнулся с табурета в притворном обмороке.

— Кажись, теперь я сплю. Ты что только что сказал? Спасибо? Мне?

— А кому же ещё, болван? — проворчал Элмерик, откидываясь на подушки. — Можно подумать, в первый раз…

Похоже было, Джеримэйн снова спас ему жизнь. И если прежде они были квиты, то теперь бард снова задолжал ему.

— Чего тебе снилось? — Джерри снова всполз на табурет, подтянув к себе босые ступни.

— Брендалин.

— До сих пор неймётся ей? Вот же мерзкая стерва!

Элмерик со вздохом кивнул:

— Ага. Знаешь, там что-то странное происходит. Мне кажется, она просила меня о помощи.

Джерри прищурился.

— А не брешет?

— Эльфы не лгут.

— Ты понял, что я имел в виду. Голову морочит. Недоговаривает. — Джерри сунул руку под свой матрас и достал трубку. — Короче, я бы на твоём месте её не слушал. Брось, плюнь и разотри.

— Хм, а с каких это пор ты куришь? — Элмерик сел на постели и принялся сдирать с себя мокрую рубаху, а то так ведь и простудиться недолго.

— С таких. Не меняй тему. — Он набил табак.

— Может, и морочит — с неё станется. — Бард мотнул головой; в стороны полетели брызги, от которых Джеримэйн, испустив недовольное «э», закрылся рукой. — Я запомнил три слова: «сон», «беда», «расскажи».

— И кому ты собираешься об этом рассказывать? — Джерри раскурил трубку, выдохнул кольцо дыма и закашлялся; кажется, курить ему было всё ещё в новинку.

— Ну… вот тебе рассказал.

— Моё мнение ты слышал. — После кашля его голос чуть осип, появилась лёгкая хрипотца. — Шли её к бесам! Ты ведь не влюблён в неё больше?

— Нет, конечно. — Элмерик наконец выкопал чистую рубаху — пускай уже залатанную, зато сухую — и натянул её через голову.

— Это правильно. — Джерри протянул ему трубку. — Хочешь затянуться?

— Нельзя. — Бард развёл руками. — У меня же голос.

Попробовать, если честно, хотелось, но он сдержался.

— Ах, голос! Ну конечно, — тонко пропищал Джерри, потешаясь над бардом.

Элмерик вздохнул. Вот что за человек такой! Только что ведь нормально разговаривали — надо же было опять всё испортить!

— Так ты пойдёшь со мной на подвиги, мой доблестный оруженосец? — Фиахна заметил его на другом конце коридора и помахал барду рукой.

Элмерику ничего не оставалось, кроме как пойти ему навстречу.

— Что вы задумали?

«И зачем так вырядились?» — хотел ещё спросить он, но этот вопрос так и не прозвучал. Больше всего его удивила шапка из фиолетового сукна, отороченная волчьим мехом.

— Во-первых, не «вы», а «ты». У эльфов «выкать» не принято. А во-вторых, я иду взглянуть в лицо самой смерти. Ну, в смысле — потолковать с этой вашей баньши. — Фиахна приосанился и заправил под шапку выбившуюся прядь.

— О, тогда я с вами! — Элмерик подпрыгнул на месте от нетерпения. — То есть с тобой. Давно хотел узнать, по чью она душу и не хочет ли отправиться туда, откуда пришла.

— Баньши требуют к себе уважения, молодой человек. — Подняв палец, Фиахна очень точно скопировал интонации мастера Патрика. — Давай, шапку надень, и бегом.

— Зачем шапку? — не понял Элмерик.

— А бес её знает. — Эльф со вздохом пожал плечами. — Не любит почему-то, когда приходят с непокрытой головой. Не хочет разговаривать — прячется.

Теперь барду стало понятно, почему старуха скрывалась от них. Вовсе не от стеснения. А от чернолесских крестьян не бегала: те не только весной, но и даже летом порой в шапках ходят — чтобы голову в поле не напекло.

Королевская баньши как раз недавно покинула мост и облюбовала одну из башен — ту, на которой не висело флагов. Может, ей не нравилось, как те полощутся на ветру. А может, она решила, что на пустом шпиле сама будет смотреться уместнее: ведь её драная накидка тоже напоминала жутковатый стяг.

Фиахна высунулся первым сквозь слуховое окно. Его шапку чуть не сдуло ветром, но эльф успел придержать её рукой. Баньши оскалилась в его сторону (а может, улыбнулась — кто их разберёт?) и попыталась отползти подальше, но наместник шепнул себе под нос пару слов, едва заметно шевельнув пальцами, — и вестница смерти намертво приклеилась к месту. Поняв, что произошло, она жалобно заскулила.

— Ну-ну, тише… — Фиахна выбрался на крышу, и Элмерик вылез вместе с ним.

Голова закружилась от небывалой высоты. Так вот, оказывается, каким видят Чернолесье птицы! Ничего себе!

— О ком ты плачешь? — без лишних предисловий спросил Фиахна, шагнув к баньши. — Признавайся: кому из королей суждено отправиться в Аннуин? Не мне ли?

— А почему… — начал было Элмерик, но эльф оборвал его, резко подняв руку (баньши аж пригнулась).

— Она очень похожа на баньши моего рода.

— Но всё-таки ты не уверен?

Эльф пожал плечами.

— А как я могу быть уверен, если все эти баньши на одно лицо? Одним словом: младшие фэйри. — Он повернулся к старухе. — Ну? Так кто же?

— Я не знаю, господин, — гнусаво заныла баньши. — Мне только одно ведомо: смерть придёт. Потому я и плачу. А-у-ы-ы!

Она испустила такой вопль, что все выпи на болотах, наверное, передохли от зависти. Элмерик поспешно заткнул уши.

— Может, она оплакивает Финварру? — Его собственный голос гулко отдавался в голове.

— Бесы её знают. Наверное… До чего же они бестолковые!

Фиахна глянул на баньши так, будто хотел проникнуть в её мысли, и та затряслась под его пристальным взглядом:

— Не смотрите на меня! — Она закрыла своё страшное лицо костлявыми руками.

Эльф тем временем что-то прикинул в уме и покачал головой:

— Рик, знаешь, нет. Если бы она рыдала по Финварре, всё бы закончилось в тот миг, когда он решил навеки остаться в Аннуине. И к тому же баньши редко приходят на такую смерть, которая по большому счёту и не смерть вовсе. Кого-то из нас убьют. Уже совсем скоро…

— Отпустите, господин! Я ничего не знаю… моё дело — плакать о короле.

— Но кто твой король? — прокричал Фиахна.

Баньши затряслась и зарыдала пуще прежнего.

— Спроси её, не могла бы она порыдать где-нибудь ещё? — тихонько подсказал Элмерик. — А то люди в Чернолесье извелись уже, и нос из дома боятся высунуть.

Бард уже освоился с высотой и теперь с замиранием сердца высматривал таверну в деревне, дом старосты, излучину реки, огромный тис на площади, под которым они когда-то сидели с Брендалин на Мабон… да, как же давно это было!

— Господин хочет, чтобы я ушла? — Голос баньши задрожал от обиды.

— Но ведь ты уже доставила весть, так? — Эльф поднял одну бровь.

— Так.

— Теперь все знают, что король скоро умрёт.

— Я постаралась! — Кажется, это всё-таки был не оскал, а улыбка; баньши прямо-таки распирало от гордости.

— И не будет большой беды, если теперь ты поплачешь где-нибудь в лесу? Там, где никто не слышит.

— Это не по правилам. Но если господин настаивает…

— Настаивает! — гаркнул Фиахна. — Господин хочет спать по ночам, а не слушать вой по покойнику. Даже если этот покойник — я сам. Особенно если я…

Он щёлкнул пальцами, освобождая старуху. Та, издав протяжный вопль, бросилась со шпиля вниз головой. В замковом рве (частью которого был Рябиновый ручей, прежде вращавший мельничное колесо) послышался громкий всплеск.

— Вот обязательно нужно привлекать к себе внимание! — Эльф поморщился и, размахнувшись, скинул вниз опостылевшую шапку. — Ох уж эти традиции… Ох уж эти баньши!

Конец ознакомительного фрагмента.