Я умею прыгать через лужи

Алан Маршалл, 1955

Алан всегда хотел пойти по стопам своего отца и стать объездчиком диких лошадей. Но в шесть лет коварная болезнь полиомиелит поставила крест на его мечте. Бесконечные больницы, обследования и неутешительный диагноз врачей – он никогда больше не сможет ходить, не то что держаться в седле. Для всех жителей их небольшого австралийского городка это прозвучало как приговор. Для всех, кроме самого Алана. Он решает, что ничто не помешает ему вести нормальную мальчишескую жизнь: охотиться на кроликов, лазать по деревьям, драться с одноклассниками, плавать. Быть со всеми на равных, пусть даже на костылях. С каждым новым достижением Алан поднимает планку все выше и верит, что однажды сможет совершить и самое невероятное – научиться ездить верхом и стать писателем.

Глава вторая

Вскоре после того как меня парализовало, мышцы в ногах начали усыхать, а спина, прежде прямая и крепкая, искривилась. Подколенные сухожилия затвердели и так стянули мне ноги, что те согнулись в коленях, и их уже невозможно было разогнуть.

Болезненное напряжение сухожилий под каждым коленом и убеждение, что если ноги в скором времени не распрямить, то они навсегда останутся в таком положении, беспокоили мою мать, и она постоянно донимала доктора Кроуфорда просьбами назначить какое-нибудь лечение, которое позволило бы мне подняться и снова начать ходить.

Доктор Кроуфорд плохо разбирался в детском параличе. Неодобрительно нахмурившись, он наблюдал за попытками моей матери оживить мне ноги, растирая их бренди и оливковым маслом, — по совету жены школьного учителя, утверждавшей, что таким способом она избавилась от ревматизма, — однако, проронив что-то вроде «это не повредит», отложил вопрос лечения моих неподвижных ног до тех пор, пока не выяснит, какие осложнения возникали у жертв болезни в Мельбурне.

Доктор Кроуфорд жил в Балунге, небольшом городке в четырех милях от нашего дома, а пациентов в глубинке навещал только в неотложных случаях. Он разъезжал в коляске с приподнятым верхом, запряженной серой лошадкой, трусившей рысцой. Его фигура выгодно выделялась на фоне голубой войлочной обивки, когда он раскланивался перед прохожими, помахивая хлыстом. Коляска приравнивала его к богатым землевладельцам, правда, лишь к тем из них, чьи экипажи не имели резиновых шин.

Доктор был знатоком по части простых, хорошо известных болезней.

— Миссис Маршалл, я с уверенностью могу сказать, что у вашего сына не корь.

Однако о полиомиелите он почти ничего не знал. Когда я только заболел, он собрал консилиум, пригласив еще двух докторов, один из которых как раз и поставил мне диагноз — детский паралич.

На маму этот доктор произвел сильное впечатление, и она принялась расспрашивать его о моей болезни, но он лишь сказал:

— Будь это мой сын, я бы очень-очень беспокоился.

— Я в этом не сомневаюсь, — сухо ответила мама и с этой минуты утратила в него всякую веру.

Но доктору Кроуфорду она по-прежнему доверяла. Когда другие врачи ушли, он сказал:

— Миссис Маршалл, невозможно предсказать, останется ли ваш сын калекой и выживет ли он вообще. Я лично верю, что он будет жить, но все в руках Божьих.

Маму это заявление утешило, отец, однако, воспринял его иначе, заметив, что таким образом доктор Кроуфорд признал, что ничего не смыслит в детском параличе.

— Когда говорят, что все в руках Божьих, пиши пропало, — сказал он.

В конце концов доктору Кроуфорду все же пришлось решать проблему с моими скрюченными ногами. Взволнованный и неуверенный, он тихо постукивал пухлыми пальцами по мраморной крышке умывальника возле моей постели и молча глядел на меня. Мама в напряжении стояла рядом, затаив дыхание и не смея пошевелиться, словно узник, ожидающий оглашения приговора.

— Что ж, миссис Маршалл, что я могу сказать по поводу его ног… Ммм, да… Боюсь, есть лишь одно средство… К счастью, он храбрый мальчик. Ноги надо просто выпрямить. Это единственный способ. Их надо выпрямить силой. Вопрос в том, как это сделать. Думаю, лучше всего каждое утро класть его на стол, а затем всем своим весом прижимать его колени, пока они не распрямятся. Ноги должны быть плотно прижаты к столу. Скажем, раза три в день. Да, думаю, трех раз будет достаточно. Ну… в первый день можно дважды.

— Ему будет очень больно? — спросила мать.

— Боюсь, что да. — Доктор Кроуфорд помолчал и добавил: — Вам потребуется все ваше мужество.

Каждое утро, когда мать клала меня на спину на стол, я смотрел на картину над каминной полкой, изображавшую перепуганных лошадей. На этой гравюре черная и белая лошади в ужасе жались друг к другу, в то время как в нескольких футах от их раздутых ноздрей сверкали зигзаги молнии, вырывавшиеся из хаоса бури. На стене напротив висела вторая картина: на ней лошади в панике мчались прочь, гривы их развевались, а ноги были неестественно вытянуты, как у лошадок-качалок.

Отец, очень серьезно воспринимавший всякую живопись, порой смотрел на этих лошадей, прищурив один глаз, чтобы как следует, повнимательнее оценить их.

Как-то раз он сказал:

— Они арабские, это верно, но не чистокровные. А у кобылы к тому же нагнет^[2]. Посмотри на ее бабки.

Мне не понравилось, что отец нашел у этих лошадей какие-то изъяны. Ведь они были для меня чем-то очень важным. Каждое утро я бежал вместе с ними от ужасной боли. Наши страхи сливались воедино, превращаясь в один общий страх, делавший нас товарищами по несчастью.

Мама упиралась обеими руками в мои согнутые колени, зажмурившись, чтобы не дать слезам пролиться из-под сжатых век, всем своим телом наваливалась на мои ноги и плотно прижимала их к столу. По мере того как они распрямлялись, пальцы у меня растопыривались, а затем, искривившись, загибались вниз, словно птичьи когти. Когда подколенные сухожилия натягивались, я начинал громко кричать от боли, широко раскрыв глаза и не отводя взгляда от охваченных ужасом лошадей над каминной полкой. В то время как мучительные судороги сводили мои пальцы, я кричал лошадям:

— О лошади, лошади, лошади!.. О лошади, лошади!..

Примечания

2

Нагнет — воспалительный процесс в области холки у лошадей, возникающий из-за плохо пригнанной сбруи или неправильной посадки при езде.