В прыжке

Арне Свинген, 2018

Отныне Дидрик может заниматься на уроках полной ерундой, даже вовсе не ходить в школу. Отныне с ним ведет беседы психотерапевт. Мило, но лучше бы злополучной ночи, после которой все это началось, никогда не было. Дидрик не желает ни о чем вспоминать, он хочет думать о черепахах. Но вспомнить придется. Почему так случилось? Что же было на самом деле? Герой знает не слишком много, он с читателем на равных – словно ведет расследование вместе с ним. Очень интересно и очень страшно, ведь расследование касается отца Дидрика. Жизнь как будто скакнула в сторону. И нет гарантий, что не прыгнет еще дальше, когда все станет ясно.

Arne Svingen

Midt i svevet

© Gyldendal Norsk Forlag, 2018 [All rights reserved.]

© Анастасия Наумова, перевод, 2020

© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2020

Глава 1

Пижамные брюки были мне коротки. Только прежде я этого не замечал. Штанины едва закрывали колени. А ноги скоро в кроссовки перестанут влезать. Правда, сейчас я стоял босиком на ледяном, как каток, полу.

Посреди ночи меня мало что способно вытянуть из-под теплого одеяла. В доме холодно и темно, и я, как правило, до самого утра из кровати не вылезаю. Но сегодня мне приснился странный сон. Наверняка не скажешь, но сон этот показался мне каким-то… чересчур настоящим, что ли.

Напрягаюсь и прислушиваюсь. Папин голос звучит странновато, пускай даже его едва слышно. А вот маму слышу хорошо — она испуганно просит кого-то прекратить. Что именно прекратить, непонятно, но она настаивает. Повторяет громче, так что голос ее с легкостью преодолевает путь до моей спальни. Обычно, когда все уже легли, они даже телевизор не смотрят, а тут такое. А сейчас кричит Бертина. Негромко. Даже не крик, а скорее отрывистый вопль, какой выходит, когда хочешь сдержаться, но не получается.

Я случайно бросил взгляд на зеркало, которое мама когда-то повесила по моей просьбе. В комнате темно, но я смог рассмотреть отражение. На фотках выгляжу получше. А сейчас глаза выпучены. Верхняя губа подползла к самому носу. Спина сгорблена.

Оттуда, снизу, слышен еще один голос. Звучит он, словно у говорящего чулок на лице. Возможно, так и есть. А еще этот мужчина говорит с такой злостью, какой я сроду не слыхал. По телевизору иногда показывают всяких злобных дядек, я тогда закрываю глаза и думаю о морских черепахах.

Считается, что со страху все черепахи втягивают голову в панцирь, но морским такое не под силу, сколько бы ни пытались. Все опасности они вынуждены встречать с открытыми глазами и гордо поднятой головой. Морские черепахи каждый год проплывают по несколько тысяч километров, однако яйца откладывать всегда возвращаются на тот пляж, где сами появились на свет. В них словно навигатор встроен.

Вот папа крикнул. На моей памяти он, кажется, ни разу еще не кричал. Разве что если «Манчестер Юнайтед» забил или ему повезло выиграть в лото. Он ведь не станет жаловаться, даже если руку вывихнет. А сейчас папе явно больно. Человек без лица взревел. Потребовал, чтобы папа что-то рассказал, но тот вроде как не понял, о чем речь. А папа не из тех, кто будет прикидываться.

Я уже взрослый. И ничего я не дрожу, просто когда вот так вскакиваешь посреди ночи, немудрено и продрогнуть. Не исключено, что, сделай я пару шагов, мои заледеневшие пятки застучали бы по полу. Но этого никто, скорее всего, не услышал бы — так они там, внизу, расшумелись. Теперь незнакомец спросил обо мне, и мама сказала, что я заночевал у друзей, хотя на самом-то деле вот он я, стою посреди комнаты. У Юакима уже недели три не бывал.

Похоже, надо торопиться. Я быстро шагнул к двери, стараясь не наткнуться на разбросанные предметы, выскользнул в коридор. На полу в родительской спальне валялось скомканное одеяло. Я направился к гардеробной, или, как мама ее называла, волшебному шкафу. Это такая гардеробная, куда можно войти, то есть почти отдельная комната. Тут развешана одежда, обувь расставлена, прямо как на выставке, а на вешалках красуются папины рубашки. Сюда, в шкаф, крики почти не долетали. Если прикрыть дверь, вообще ничего не услышишь.

Внизу стояла подставочка, папе она была не нужна, но мама ею пользовалась, когда лазила на верхнюю полку. Я точно знаю, в какое место стоит ее пододвинуть. И тогда точно дотянусь куда надо.

Сперва я случайно задел рукой ботинки, но они не упали. А коробка оказалась тяжелее, чем я думал. Вытаскивать ее разрешено только папе — это правило я усвоил. Ловко подхватив коробку, я попятился задом и спустился вниз. Подошел к двуспальной кровати и поставил коробку на простыню.

Открыл я ее с величайшей осторожностью, после чего вытащил содержимое, старательно копируя действия папы. Обхватил рукоятку, и рука моя сразу же показалась невероятно маленькой и хилой, хотя с прошлого раза пальцы у меня выросли и в длину, и вширь. Впрочем, на глаз толком не сравнишь. Я вытащил маленькую тяжеленькую коробочку из картона и достал оттуда семь железяк. Вставил их внутрь, надавил. Я уже не дрожал, хотя бояться было чего.

Внизу что-то упало. Обычно по ночам всегда уйма времени. А вот сейчас его почти нет. Я вышел из спальни в коридор. Услышал, как в гостиной папа кое-что сказал. Лучше бы я этого не слышал.

Я спускался по лестнице, держа револьвер.