Чары крови и роз. Другая история Белль

Августа Волхен (2024)

Белль — самая красивая девушка на свете, ведь она последняя фейри. Адам — наследник древнего рода, альфа варгисов, проклятием обращенный в Чудовище и заточённый в собственном замке. Встреча Красавицы и Чудовища под мрачными сводами проклятого замка была предопределена. Но к чему она приведёт? Ведь Красавица уже влюблена в другого, а Чудовище совершил поистине непростительное зло.

ЧАРЫ КРОВИ И РОЗ. ДРУГАЯ ИСТОРИЯ БЕЛЛЬ

ЧАСТЬ

I

. СИМВОЛ ЭЛФИНА

Роза

Аннабелль Грейс Тэйлор была последней фейри и самой красивой девушкой на свете, поэтому легко могла позволить себе опоздать на работу. Будь Белль иного склада характера, она могла бы и вовсе не работать, играя на вожделении мужчин и заставляя их делать, что ей заблагорассудится. Но Белль не желала пользоваться чарами фейри и старалась соблюдать правила, установленные для всех. Вот и сейчас ей не хотелось подводить хозяина кафе, у которого она работала официанткой.

Укорив себя, что не вызвала такси десять минут назад, Белль свернула в квартал Пророчеств, который обычно обходила стороной. Проскользнув мимо поворота на улицу Ясеней, ведущую к особняку, где сто шестьдесят пять лет назад жила печально знаменитая ведьма Айрин Бёрд, Аннабелль вышла на широкую улицу Бражников. Дедушка рассказывал: раньше здесь жили банши. А лет сто назад квартал Пророчеств заселили цыгане, и теперь улица Бражников пестрела красными крышами домов, жёлтой штукатуркой стен, и мелькающими то здесь, то там полосатыми юбками и цветастыми платками. Завидев Белль, несколько молодых цыганок, звеня монистами, стали радостно зазывать её к себе. Аннабелль со смешком подумала, что среди них она вполне могла бы сойти за свою: спасибо бабушке-итальянке за тёмно-каштановые кудри, на которых бы так хорошо смотрелся узорчатый платок, и большие карие глаза — их можно было бы подвести чёрным карандашом. Лёгкий загар вполне сошёл бы за цыганскую смуглость, оставалось добавить золотые серьги-кольца, браслеты и мониста — и образ готов. А уж со своими чарами фейри Белль могла бы внушить людям что угодно. Усмехнувшись перспективе сделать карьеру цыганской пророчицы, Аннабелль ускорила шаг.

— Яхонтовая моя! — Цыганка средних лет преградила Белль дорогу и радостно затараторила, широко улыбаясь. — Перемены ждут тебя, бриллиантовая! Большие перемены!

— Дай ручку, нагадаю тебе жениха, красивого да богатого! — пообещала вторая, помоложе.

«Мне имеющихся женихов некуда сбыть, куда мне ещё один», — подумала Аннабелль, резко сворачивая в сторону. Женщины дружным табором последовали за ней.

Белль ещё раз свернула направо и вниз, к ручью, и, когда уже поднималась на мостик, едва не столкнулась со старой цыганкой в чёрно-зелёном залатанном платье и хитро скрученной на голове чалме, из-под которой выбивались тёмные с сединой пряди.

Аннабелль отшатнулась. В руке у старухи была красная роза, а белёсые мутные глаза не мигая смотрели вперёд.

— Предначертанное — да свершится, — глухо и скрипуче проговорила она. — Прими свою судьбу, последняя фейри.

Белль стало не по себе, и она попыталась обойти старуху. Но та вновь преградила дорогу и, вцепившись Аннабелль в запястье ледяной рукой, заговорила:

— Сладкая, сладкая кровь! Создания тьмы придут, они близко! Маленькая фейри в опасности! Пусть роза укажет путь!! — старуха казалась не в своём уме, её голос звучал надсадно и хрипло, как несмазанное колесо или карканье вороны в зимнее студёное утро, и под конец фразы сорвался почти на визг. Потом безумная пророчица вложила в ладонь Белль розу и наконец отпустила её руку.

Аннабелль отшатнулась и опрометью бросилась через мост в сторону кафе «Клевер и фиалка». Она торопилась и не сразу заметила, что по-прежнему сжимает в ладони стебель розы, да так сильно, что шипы расцарапали ей кожу до крови. Белль разжала пальцы, и маленькие ранки стали затягиваться, оставляя на коже лишь пятнышки крови, тонко пахнущей фиалками. В руке Белль красная роза расправила лепестки и её аромат стал выразительнее. Аннабелль вспомнились алые розы, прорастающие сквозь могилу её друга, погибшего полгода назад в горах…

На работу Белль всё же опоздала, но лишь на семь минут. Серебристые колокольчики на входе в «Клевер и фиалку» мелодично прозвенели, впуская в кафе. Мистера Льюиса не было видно, Роберт вышел из-за бара и принял у Белль её молочно-белое пальто и розу. Поставив цветок в вазу, Роб приготовил для Белль чашечку её любимого лавандового рафа. Она присела за барную стойку, наблюдая за спорой работой парня. Вскоре напиток был готов, и Роб поставил кружку перед Белль.

— Красивая, — произнёс он, глядя на розу.

Потом Роберт перевёл взгляд на Аннабелль и, как всегда, смутился, густо покраснев.

Белль задумчиво коснулась пальцем стебля розы, провела перламутрово-розовым ноготком по одному из шипов, чувствуя взгляд Роберта, зачарованно следившего за её движениями.

— Откуда она?.. — смущённо спросил он.

— Цыганка дала. — Белль не спеша сделала глоток рафа. — Сказала, эта роза укажет мне путь.

— Укажет путь?.. — переспросил Роб, быстро взглянув на Белль.

— Да, — ответила она, улыбнувшись.

Роберт кивнул. Помолчав, он заметил:

— На гербе Спенсера красная роза.

— Ага, и волчья голова, — отозвалась Белль. — Повезло, что пророчица не вручила мне отрубленную волчью голову.

Роберт издал неловкий смешок, смутился и вновь робко посмотрел на Белль.

Минувшим летом Белль едва ли не прописалась в замке Спенсера: большинство заказов из «Розы ветров», туристического агентства, в котором Белль работала гидом в летний сезон, были экскурсиями в Волчий Клык — некогда элфинскую резиденцию герцога Спенсера, а теперь памятник уолтерианской¹ эпохи, построенный, как и многие здания того времени по типу средневековых замков. Аннабелль любила маршрут в долину Ришты, и ей за него хорошо платили (больше, чем другим гидам). И, хоть двадцать девять раз за сезон — это всё-таки перебор, она бы не отказалась сводить туда ещё раз. Может, и найдутся желающие посетить замок, пока не выпал снег и не закрыл Волчий перевал.

Возле кафе раздались голоса, Белль допила раф, спустилась с высокого стульчика, повязала поверх лавандового платья зелёный фартук официантки и, улыбнувшись бармену, пошла встречать посетителей.

В дни, когда у Белль были смены в «Клевере и фиалке», от народу в кафе не было отбоя: ведь туристы, приезжавшие на Элфин, желали посмотреть на последнюю фейри. И жители Торнфилда, как могли, пользовались популярностью Белль для увеличения своих доходов: продавали сувениры с её изображением, одежду в оттенках её брендового лавандового цвета, чай или еду, позиционируя их, как её любимые. Аннабелль знала: устроившись два года назад в «Клевер и фиалку» официанткой, она помогла хозяину кафе, Джозефу Льюису, решить проблемы с долгами, ведь открыть кафе на Элфине было крайне затратным удовольствием. Белль чувствовала благодарность Джозефа, но часто ловила на себе его взгляд, в котором читалось недоумение: он не понимал, почему она вообще работает. Ведь стоило ей поманить пальцем почти любого мужчину, и тот сделал бы всё, что она пожелает. Но вместо этого первая красавица Элфина, Британского королевства и всего мира ловко собирала и разносила заказы, выслушивая упрёки от ревнивых женщин, а от мужчин — похабные комментарии.

Аннабелль работала много: летом гидом, зимой инструктором по горным лыжам, а в межсезонье — официанткой. Ей нужны были средства на переезд в Нью-Йорк и учёбу в университете, однако последнее, что она бы сделала — это прибегла к чарам фейри ради денег. Это было бы нечестно и подло по отношению к людям. К тому же Белль знала: за то, что легко даётся, потом часто приходится платить вдвойне. Это была одна из тех истин, которые Белль усвоила от своей матери.

Телефон в кармане фартука вдруг будто стал тяжелее: Белль вспомнила, что до сих пор не ответила на сообщение от матери, которое пришло ещё до начала смены. «Если у тебя в этом году снова не получится с поступлением, — писала София Тэйлор, — ты можешь вернуться домой. На ферме всегда пригодится лишняя пара рук».

Этот снисходительный тон — как же он раздражал Белль! Мать считала глупостью желание дочери уехать в Нью-Йорк, а стремление заниматься наукой («…которой даже не существует!») — нелепой блажью. София Тэйлор обвиняла своего отца в том, что тот заразил Белль мечтами о путешествиях и учёбе. Аннабелль чувствовала: за раздражением матери прячется страх за неё и забота, но ей хотелось бы ощутить ещё поддержку и понимание. В детстве Белль нравилось весь день проводить в седле: скакать среди холмов, петлять по лесу, преодолевая барьеры в виде поваленных деревьев, читать, усевшись (а чаще улёгшись) на лошади, и между делом присматривать за неспешно жующими сочную траву овцами, дважды в день гоняя стадо на водопой. Но возвращаться к той жизни Белль определённо не собиралась.

Скоро придёт зима, и Торнфилд наполнится отдыхающими. Белль уже прикинула по броням: за зимний сезон она, получающая за свои услуги инструктора по повышенной ставке, накопит недостающую сумму и к началу марта сможет уехать.

Осталось всего четыре месяца, и она отправится учиться. В конце концов, что её здесь держит? «Фредерик…» — мелькнуло в мыслях. Но Белль уже распрощалась с грёзами о нём. Она уже не та девочка-подросток, которой была, когда влюбилась, и глупо продолжать мечтать о том, кто всегда выбирал другую.

Сердце болезненно-сладко сжалось, когда Белль вспомнила его взгляд тогда, на кладбище… «Взаимная любовь, — прозвучал в голове напевный голос дедушки, — вот истинный дар Лилит для каждого из своих детей». С шестнадцати лет Белль думала, что будет по-настоящему счастлива лишь с Фредериком, но, возможно, считать так — ошибка. Возможно, она ещё не встретила того, кто станет её настоящей любовью. Ей нет и девятнадцати — в таком возрасте даже у людей вся жизнь впереди, а она — фейри. «Однажды ты встретишь того, кто будет достоин твоей любви, дочь Лилит», — вспомнились Белль слова крёстной. В тот день на кладбище, когда хоронили погибшего в горах Капкейка и других альпинистов, крёстная, конечно, заметила, с какой жадностью Белль смотрела на Фредерика, обнимавшего Камиллу.

Аннабелль вздохнула и, чтобы отвлечься от грустных воспоминаний, достала из кармана фартука телефон и написала: «Спасибо за заботу, мама. Но у меня всё под контролем».

Она поедет в Нью-Йорк и будет штудировать антропологию, этнологию, археологию, психологию. И раз нет науки, изучающей детей Лилит, Белль создаст её. Когда дедушка вернётся (а он обязательно вернётся — Белль не допускала никаких «если»), он сможет ею гордиться и наверняка захочет присоединиться к исследованиям.

Телефон коротко тренькнул: пришёл ответ от матери. «Хорошо, дочь. Увидимся в День Всех Душ². От папы привет». Белль горько усмехнулась: мама упорно притворяется, будто у них нормальная семья, в которой отец признаёт существование младшей дочери и может даже — любит её. Женившись на Софии Тэйлор, он взял её фамилию, ассоциирующуюся на Элфине с последним родом фейри, но свою дочь, родившуюся фейри, принять так и не смог.

Белль с тоской подумала про ежегодную поездку домой в День Всех Душ и вздохнула. «Да, мама», — быстро напечатала Белль и убрала телефон в карман.

В этот момент до её слуха донёсся обрывок разговора молодых парней, ведущих себя грубо и развязно. Белль прислушалась: парни говорили на брамми³, а ей нравились разные языки, диалекты и акценты — точно приветы с разных концов мира.

— И чо, королевской семье норм, что невеста наследника престола разносит выпивку в какой-то дыре? — спросил первый.

Белль усмехнулась про себя: с тех пор, как три года назад на Молочном балу она познакомилась с принцем Ричардом (которому тогда было тринадцать), жёлтая пресса с удовольствием смаковала всякие подробности романа, а то и тайной помолвки наследника престола с последней фейри. Что, разумеется, было неправдой. Более того — невозможно, ведь на браки членов королевской семьи с детьми Лилит ещё в конце восемнадцатого века вето наложил сам король Артур⁴.

— Дыра? — раздражённо проворчал второй голос. — Мы на поездку сюда три года копили.

Белль мысленно согласилась: называть дырой Торнфилд, курортный город на уникальном волшебном острове, было по меньше мере странно.

— Джонни опять «Жёлтых листков»⁵ начитался, — насмешливо заметил третий голос. — Почему здесь не подают пиво? — риторически возмутился он.

— Никакая она не невеста наследника, Джонни, — поддержал третьего ещё один голос. — Ты башкой своей думай. — Раздался характерный звук, с каким стучат костяшками пальцев по лбу.

В этот момент дверь распахнулась, мелодично прозвонив входными колокольчиками, и Белль почувствовала до раздражения знакомый парфюм: кедр, тубероза, медовый мускус и корица. Гидеон Джонсон вошёл в «Клевер и фиалку». Сын члена Совета Основателей и главного редактора «Торнфилд ньюз», а также самый надоедливый из всех поклонников Белль на Элфине, Гидеон оставлял ей чаевые, превышающие стоимость его заказа раз в десять. И как бы Аннабелль не нужны были деньги, от Гидеона она их никогда не брала — ни в виде чаевых, ни в виде переводов, ни в виде стопки банкнот в конверте, засунутом ей в карман пальто. Гидеон пытался подкупить Белль ещё со старшей школы и смотрел щенячьими глазками каждый раз, когда видел её.

Найдя глазами Белль, Гидеон пошёл к ней. Он выглядел так, точно отправлялся на вечеринку миллиардеров: великолепный костюм цвета слоновой кости, стоивший больше, чем Белль зарабатывала в «Клевере и фиалке» за год, запонки с бриллиантами, бабочка с вышивкой ручной работы. Каштановые волосы Гидеона были уложены одним из лучших парикмахеров Лондона, которого мистер Джонсон ради сына уговорил переехать в Торнфилд и чьи услуги оплачивал по-королевски. Гидеон следил за собой ещё тщательнее, чем все знакомые парни Белль вместе взятые, и уже два года ходил за ней хвостиком, умоляя о свидании.

— Аннабелль… — начал Гидеон и смолк, точно забыл, о чём хотел спросить, жадно глядя на фейри и едва ли не пуская слюни из приоткрытого рта.

— Ты можешь занять свободный столик, Гидеон. — Белль заставила себя дежурно улыбнуться.

— Хорошо, — сморгнув, произнёс он и послушно пошёл к незанятому столику у клетки с канарейками.

Когда Белль вернулась к нему с меню, он, умоляюще глядя на неё снизу вверх, выдал на одном дыхании:

— Ужин сегодня в «Королевской пристани» в восемь, приходи, пожалуйста!

— Ох, извини, Гидеон… — произнесла Белль, принимая расстроенный вид. — Сегодня Совет Основателей и потом… На сегодняшний вечер у меня уже есть планы.

«Реформы Ришелье сами себя не изучат», — подумала Аннабелль. Это было значительно интереснее, чем ужинать в компании Гидеона.

Парень расстроенно вздохнул и с новой надеждой спросил:

— А завтра?

— Завтра — семейный день, — ответила Белль. Она несколько недель мечтала наконец выбраться со старшей сестрой и племянниками на пикник к заливу святого Элреда, а завтра как раз обещали хорошую погоду.

— А послезавтра?

— Послезавтра двадцать седьмое октября, — ответила Аннабелль.

— Прости, пожалуйста, Белль, — смутился Гидеон и торопливо сделал заказ: брускетта с авокадо и зелёный чай.

Сегодня из-за своей ошибки Гидеон не досаждал Белль разговорами, только виновато следил за ней взглядом. Аннабелль на самом деле вовсе не обиделась, она привыкла: в Торнфилде большинство людей предпочитало не вспоминать, что семьдесят лет назад двадцать седьмого октября были убиты почти все фейри-полукровки Элфина. Но ей и не нужно было сочувствие большинства: главное, самые близкие были рядом и поддерживали её. Конечно, Белль по-прежнему оставалась последней фейри, но она верила: однажды дедушка вернётся из Заповедника, и она больше не будет одна.

Аннабелль приняла очередной заказ и направилась к бару, как вдруг, сияя светлой улыбкой, к ней подбежала девочка лет четырёх в синем платье-матроске. Малышка обняла колени Белль, запрокинула голову и, улыбаясь доверчиво и восхищённо, выпалила:

— Я тозе хотю быть «фейлино отлодье», как ты! — и прижалась щекой к ноге Белль.

Детский восторг, искренняя радость окутали Белль в кокон света и тепла, ей захотелось погладить малышку по светлой голове и чмокнуть в румяную щёчку, но она не стала этого делать. Подбежала мама девочки и, пробуравив Белль злым взглядом, увела сопротивляющуюся дочку прочь.

— Сколько раз тебе повторять: к этой тёте подходить нельзя! — сквозь зубы внушала женщина малышке, торопливо натягивая на всхлипывающую девочку пальто. — Давай руку! Ну что ты..! — женщина с силой всунула ручку дочери в рукав пальтишка.

— Я не хотю!.. — всхлипывала та.

— Всё, пойдём, — женщина взяла плачущую дочь на руки и вынесла из кафе.

Сердце Аннабелль тоскливо сжалось, чувствуя обиду девочки и чёрную ненависть женщины.

Дети любили Белль и тянулись к ней как цветы к солнцу. Вот только их матери были как правило отнюдь этому не рады. И каждый раз Белль было больно — не за себя, а за малышей, которые не понимали, за что на них накричали. Аннабелль подумала о своей далёкой прабабушке Амире́ль — её, как и других первородных фейри, люди любили: и дети, и взрослые. Вся человеческая ненависть досталась полукровкам. Впрочем, по рассказам дедушки, так тоже было не всегда. Проклятие всё изменило.

Без двадцати пять Белль закончила смену и вышла из кафе, листая заголовки статей на «Торнфилд ньюз»: «Открытие «Зимней сказки», «Часовую башню Дэвиса закроют на реставрацию», «Курорт «Эдельвейс» готов к новому сезону», «Розы в конце октября». Белль нахмурилась и открыла последнюю статью. «Сегодня утром горожане обнаружили большой куст красных роз возле моста через ручей Хэмпшира в квартале Пророчеств. Очевидцы утверждают, что куст появился между девятью и десятью утра…» Белль заблокировала экран телефона и пошла к серебристо-серому роллс-ройсу, который уже ждал её возле кафе. Она расстроилась из-за роз: уже конец октября, скоро ударят морозы, и цветы погибнут. Ей было досадно, что она по-прежнему не может контролировать свои способности и что по-прежнему, вот уже пять месяцев, у неё получаются только красные розы.

— Добрый вечер, Аннабелль, — распахнув дверцу автомобиля, поздоровался Энтони Чейз, личный водитель мэра. Часто он возил и Белль, ведь она, будучи последней фейри и символом Элфина, находилась под протекцией правительства Торнфилда. — Сегодня чудный закат.

— Добрый вечер, мистер Чейз, — ответила Белль и взглянула на запад: солнце почти скрылось за Маунт-Белл, окрасив небо вокруг гор в персиково-винные цвета. — Да, очень красиво, — Белль села позади водительского кресла. — Как думаете, скоро снег выпадет?

— Обещают недели через две, — ответил Энтони и, захлопнув заднюю дверцу машины, вернулся за руль. — Ты работаешь в этом сезоне?

Белль кивнула.

— Да, у меня уже декабрь, январь и почти весь февраль забронированы.

— Значит, без работы не сидишь, — улыбнулся Энтони в зеркало дальнего вида. Машина плавно тронулась с места.

Белль вспомнила, что у мистера Чейза шурин работает инструктором, и, хоть в словах Энтони не было упрёка, ей стало немного неловко, что она рассказала о своей загруженности: не все были так востребованы, как она.

Чтобы отвлечься, Белль снова достала из сумочки телефон. «Андроид Дэвиса продан на лондонском аукционе за пятьдесят пять тысяч фунтов» — гласил один из новостных заголовков. «Интересно, почему так дёшево?» — подумала Белль и открыла статью. Оказалось, у андроида неполадки с речевым центром, поэтому цена так снижена. В комментариях под статьёй велись жаркие споры: нормально ли продавать механических людей на аукционах как вещи? Аннабелль вспомнила гиноида Стеллу. Десять лет назад Стелла разносила подносы с едой в кафе «У Джорджа» и собирала грязную посуду со столиков. Её, как и остальных андроидов и гиноидов, больше ста лет назад сделал Александр Дэвис, самый известный элфинский фейри, учёный и филантроп. Когда маленькая Белль приходила с дедушкой поесть пирожных, ей ужасно нравилось наблюдать за работой официантки-гиноида. Ту было не отличить от людей: она говорила и выглядела, как человек, а кожа у неё была хоть и тёплой, но неживой: неестественно бархатная, искусственная. Потом Стелла сломалась, а у тогдашних хозяев кафе не было денег на починку: они продали её, а затем и кафе, которое позже выкупил Джозеф Льюис и переименовал в «Клевер и фиалку».

Белль нашла ещё две статьи о механических людях. Первая была опубликована в «Вечернем Лондоне», и в ней автор утверждал, что андроиды и гиноиды Дэвиса обладают сознанием, а значит имеют равные права со всеми разумными существами. «Вечерний Лондон» славился своими провокационными заявлениями по любому поводу: то ли для того, чтобы споры в комментариях увеличивали статье просмотры, то ли потому, что «Вечерний Лондон» желал регулярно доказывать общественности, что является оппозиционной газетой, ведь Королевская академия до сих пор продолжала утверждать, что андроиды и гиноиды Дэвиса — не более, чем машины, подчинённые программе и не способные переступить через неё.

Статья вышла ещё на прошлой неделе, поэтому комментариев под ней было больше десяти тысяч. Вверху обсуждения с четырьмя тысячами лайков красовалось сообщение счастливчика, успевшего первым написать «Дэвис гений». Ниже велись жаркие споры о разумности механических людей, их правах и положении в обществе.

Вторая статья была опубликована в «Таймс», и в ней был анонс научной конференции и выставки, посвящённых разработкам учёных со всего мира в области искусственного интеллекта. Имя Александра Дэвиса в статье не называлось, но зато в комментариях его вспоминали почти все. И неудивительно, ведь никому из учёных и инженеров так до сих пор не удалось приблизиться к тому, что создал Дэвис ещё век назад. Программы современных роботов были примитивны, и их ни за что нельзя было спутать с людьми, что, вполне возможно, было скорее благом, чем недостатком.

Выйдя у Мэрии из машины, Белль по привычке надела перчатки, которые всегда лежали у неё в сумочке, и лишь потом вспомнила: неделю назад по приказу мэра все ручки, среди которых были и железные, заменили на бронзовые. Мистер Купер объяснил это дизайнерским решением, ведь Белль не хотела напоминать всем, что железо опасно для фейри. Об этом в Торнфилде, конечно, и так знали, но это знание жило где-то в бессознательном в виде легенды. Поэтому Белль могла получить, к примеру, в ресторане содержащие железо приборы скорее по случайности, чем из-за злого намерения, и ей хотелось, чтобы так и оставалось. Мистер Купер сначала возражал против такой скрытности, так как считал, что весь город должен оберегать последнюю фейри, но потом, случайно услышав разговор двух ревнивых торнфилдских женщин, согласился с Белль.

Мэр был у себя в кабинете.

— Аннабелль! — поприветствовал он, встав из-за рабочего стола. — Хорошо, что ты приехала чуть раньше.

Мистер Купер был среднего роста, коренастый и широкоплечий. Он выглядел чуть старше сорока, но на самом деле год назад отпраздновал своё пятидесяти пятилетие. В его русых в лёгкую рыжину волнистых волосах кое-где виднелась седина, но в серых глазах неизменно горел огонёк неутомимости и оптимизма.

— Здравствуйте, мистер Купер, — ответила Белль, подходя ближе.

— Твоё платье пришло из ателье, — улыбнувшись, сказал мэр. — Примеришь? Или уже после Совета?

— Сейчас, конечно! — обрадовалась Белль.

Мистер Купер снова улыбнулся, видя её радость.

— Оно у миссис Марч, — сказал он.

Миссис Эдвина Марч была невысокой и худой, но очень подвижной и деятельной старушкой. В свои семьдесят три года она продолжала отлично справляться с обязанностями секретарши мэра. Миссис Марч успела поработать с пятью мэрами, двое из которых избирались на второй срок, а ещё пережила двух мужей. Она стригла свои белые волосы под пажа, носила брючные костюмы, мужские монки⁶ жёлтого, красного и зелёного цветов, серебряные кольца с крупными камнями, обожала цветастые платки, джазовую музыку и возиться с цветами, а также она находила Белль ужасно худой и постоянно подкармливала, чем та с удовольствием пользовалась на радость старушке.

— Детка, твоё платье готово, — с улыбкой сказала миссис Марч, держа в руке узкую лопатку, которой взрыхляла землю в горшке с бегонией. — Оно в коробке на столе.

Белль увидела белую коробку, перевязанную лавандовой лентой и, нетерпеливо развязав бант, аккуратно подняла крышку.

— Ох… — восхищённо выдохнула Аннабелль. — Вы всё-таки выбрали этот атлас… Он же такой дорогой… — и коснулась тонкой и нежной, струящейся как вода, переливающейся лавандовой ткани.

— Надевай скорее, — произнесла миссис Марч, вытирая руки полотенцем. — Сейчас я только дверь закрою.

Когда Аннабелль надела платье, миссис Марч попросила её повернуться, застегнула на спине потайную молнию и оправила длинные рукава.

— А декольте не слишком глубокое? — с беспокойством спросила Белль, придирчиво осматривая себя в зеркале.

Миссис Марч рассмеялась:

— Детка, это ты называешь декольте? — она показала на круглый вырез платья, слегка открывающий ключицы. — Не бойся, милая, — она ласково коснулась руки Белль. — Это платье достаточно скромное. А ткань и правда прелестная, — миссис Марч приподняла пальцами подол. — Подчёркивает фигуру. — И, кажется, заметив, что Белль вновь забеспокоилась, добавила: — Но целомудренно.

Аннабелль улыбнулась себе в зеркало, немного успокоившись.

Нежно-лавандовое платье струилось от талии до самого пола мягкими складками, красиво и переменчиво переливаясь при каждом движении. Расшитый бисером лиф обтягивал тонкий стан Белль, сияя в свете ламп. Длинные свободные рукава не скрывали изящества рук и заканчивались узкими манжетами, также украшенными бисером.

Прохладная мерцающая ткань оттеняла загар Белль, делала выразительнее её огромные карие, почти чёрные глаза. Лишь в такие моменты как этот, Аннабелль по-настоящему радовалась, что нечеловечески красива.

— И ещё сюда жемчужное колье, — сказала миссис Марч, в задумчивости склонив голову на бок. — И, конечно, волосы в причёску, — она приподняла собранные в тяжёлую косу каштановые волосы Белль, любуясь образом в зеркале. — А, и туфли! — вспомнила миссис Марч и, отпустив косу, пошла за другой коробкой.

Лавандовые босоножки на тонком каблучке с полупрозрачными бабочками на ремешках были восхитительны. Белль ужасно захотелось их примерить, но она знала, что на бал их точно не наденет.

— Миссис Марч, они прелестны, — произнесла Белль, взяв одну босоножку. — Но я не могу их надеть, — вздохнув, с грустью произнесла она и положила босоножку обратно в коробку. — Вспомните, что было на позапрошлый рождественский бал.

— В тот раз у тебя было платье чайной длины, — возразила старушка. — И сейчас уже все помнят про штрафы.

Белль снова вздохнула и твёрдо сказала:

— Нет. Я надену лодочки d'Orsay, которые купили к Молочному балу.

— Но ты их уже надевала на День города!

— Никто не заметит, — улыбнулась Белль. — Но босоножки я не могу… Это только людей дразнить.

— Значит, оставим на следующий раз, — решила миссис Марч.

— Вряд ли к Рождеству что-то изменится, — вздохнув, возразила Белль. — Лучше сдать их. Очевидно, они недешёвые. Расстегните, пожалуйста молнию, — и она повернулась к миссис Марч спиной.

Пока миссис Марч помогала снимать платье, Белль думала, что вряд ли когда-нибудь сможет выйти из дома в таких босоножках или в топе на бретельках, или в платье-комбинации, или короткой юбке. Каждый открытый участок её кожи — как красная тряпка для некоторых людей. Можно было бы, конечно, взять кого-нибудь из полиции в охрану, но зачем? К ней не позволят прикоснуться, но чужую похоть она всё равно будет чувствовать, а это ужасно неприятные ощущения. И ради чего? Белль обругала себя за то, что вообще об этом думает, надела своё закрытое лавандовое платье из джерси и, поблагодарив миссис Марч за помощь, пошла в зал заседаний.

Там уже собрались все члены Совета Основателей, кроме мисс Уэлш: крёстная Белль была на репетиции оркестра с хэллоуинской программой танцев. Мисс Уэлш давно не играла сама, и в этом году, как и в предыдущих, концертмейстером оркестра была одна из её учениц. Белль не хотела себе признаваться, но ей было обидно, что крёстная пошла поддержать пианистку, которая, очевидно, и так справится, а не Белль, свою крестницу, нуждавшуюся в поддержке гораздо больше: ведь сегодня на заседании вновь присутствовал судья Морган. Белль тут же укорила себя за эгоизм. Да, в присутствии крёстной, источавшей царственную уверенность, ей было бы легче, но она справится и сама. Мисс Уэлш была старой знакомой дедушки, и Белль знала и любила её с рождения, хоть порой крёстная казалась отстранённой и говорила притчами.

Белль вскинула подбородок и, сконцентрировавшись на текстуре ткани своего платья, прилегающего к коже, на тяжести косы, лежавшей на спине, и не позволила похотливым чувствам судьи Моргана проникнуть под её защитный барьер. Вот почему судья не любит свою жену?.. Она молодая, симпатичная, покладистая, души в нём не чает и недавно подарила ему сына, а он! Может, такие, как судья Морган не способны любить, и чары фейри тут не при чём? Не было бы фейри, нашёл бы другую девушку для вожделения… Хорошо, что остальные мужчины в Совете любят своих жён, иначе Белль бы не вынесла эти собрания.

Пока все рассаживались по местам и обменивались приветствиями, мистер Джонсон выразил мэру восхищение новой статьёй его дочери. Марина Купер изучала психологию в Оксфорде и вот уже два месяца занималась исследованием так называемого Элфинского синдрома. Его суть состояла в том, что, уезжая с Элфина, человек годами продолжает скучать по нему, ища повсюду его частички и мечтая вернуться, но вернувшись, его тянет прочь, потому что остров за годы разлуки стал для него слишком тесен. Но стоит уехать, и человека снова тянет обратно. Термин «Элфинский синдром» появился в узких кругах ещё лет двадцать назад, но впервые изучить его и рассказать о нём научному сообществу решилась Марина Купер в сентябре этого года. Её тут же забросали письмами со своими историями о взаимоотношениях с Элфином, создав ей большую базу для исследования. Белль вновь задумалась, а будет ли её тянуть домой, когда она уедет в Нью-Йорк?..

Мистер Купер был польщён оценкой мистера Джонсона и сердечно поблагодарил его. Он гордился дочерью и был рад, что теперь ею гордятся многие торнфилдцы. Затем он поприветствовал присутствующих и объявил Совет Основателей открытым.

Мистер Купер, мистер Свон, мистер Вуд и мистер Джонсон как всегда активно вступили в обсуждение, судья Морган не сводил с Белль глаз, а мистер Уайт и шериф Вольфген молчали, почти равнодушно наблюдая за беседой. Ледяное спокойствие Виктора Уайта и повышенная сосредоточенность шерифа нервировали Белль почти так же, как сладострастное внимание судьи Моргана.

Совет Основателей, как всегда, начался с обсуждения не самых интересных, но важных тем: количество запросов на туристические визы на Элфин, экспорт вина и сыров, требующий ремонта паром, необходимость после июньского землетрясения экспертизы вулканологов, участившиеся сбои мобильной сети, украшение города к Хэллоуину.

— Площадь Перемирия в этом году украсят декораторы из Лондона, — сказал мэр. — Мистер Голдинг уже всё оплатил.

— Это тот, который спонсировал День города в этом году? — уточнил Питер Джонсон, главред «Торнфилд ньюз», и пролистнул свой ежедневник. — И День осеннего равноденствия, — добавил он.

— И о котором нам ничего не известно, — заметил Джон Вуд, поджав губы.

Белль вспомнила, что отец Камиллы пытался узнать что-нибудь о мистере Голдинге после Осеннего равноденствия через свои адвокатские связи, но ничего не нашёл.

— Джентльмены, не всё ли равно, кто оплачивает праздник? — сказал судья Морган весело. Взглянул на Белль и подмигнул ей.

Она отвернулась. Его обритая наголо голова, хищный прищур, самоуверенная улыбка, кривящая тонкие губы, и вся его высокая и мускулистая фигура вызывали у Белль отвращение. Она скучала по тем месяцам, когда судья Морган, после того как она поцеловала его, лишился возможности смотреть на неё, но ещё больше по тем трём неделям, когда он вынужденно уехал в Плимут сопровождать жену на роды. Но вот теперь он вернулся и всё началось с начала. В таких случаях, как этот, Белль досадовала, что действие поцелуя фейри заканчивается, стоит тому, кого поцеловали, уехать хотя бы на две недели.

— Меня тоже беспокоит этот загадочный спонсор, — помолчав, произнёс мэр. — У него есть связи при дворе и, кажется, он знаком с принцем Элиотом.

Само имя принца Элфинского вызывало у Белль тошноту. К сожалению, в этот Хэллоуин ей точно не удастся избежать участи вновь встретиться с ним за ужином. Покровительство короля обходилось ей дороговато, когда приезжал принц Элиот, приходившийся дядей монарху Великобритании. По слухам, король Александр три года назад подарил дядюшке титул принца Элфинского, чтобы пореже видеть при дворе. Ещё бы! Ведь принц Элиот постоянно впутывал высокородных джентльменов и леди в пикантные истории, и самый приличный, даже чопорный вечер в присутствии его высочества мог плавно превратиться чуть ли не в оргию. На Элфине же принц вообще терял всякий стыд: в этом июне, например, когда мэр и Белль приехали к нему в «Королевскую пристань», чтобы объявить об отмене Молочного бала из-за трагедии в Базовом лагере, они застали его высочество в почти невменяемом состоянии в окружении голых девушек и парней. А главным элфинским фетишем принца было наблюдать, как последняя фейри ест сладости. Белль ненавидела его за это всей душой.

Вдруг она услышала своё имя и отвлеклась от неприятных мыслей.

— Что скажешь, Белль? — спросил мистер Купер.

Она прокрутила в голове диалог мэра с мистером Своном. Второй предположил, что Белль могла бы посетить церемонию посвящения принца Ричарда: в день своего шестнадцатилетия, двенадцатого марта, наследнику престола предстояло отправиться в Авалон. Такова была традиция Пендрагонов, заложенная ещё королём Артуром, вернувшимся с острова Блаженных в 1784 году. Аннабелль сама мечтала побывать в Авалоне — ведь это была земля обетованная первых детей Лилит, истреблённых по всему миру задолго до возвращения Артура.

— Я с радостью, — ответила Белль, улыбнувшись. Хоть она и не была уверена, что её пригласят на такое важное и закрытое событие.

— Говорят, никто из Пендрагонов не может войти в Авалон уже лет сто, — произнёс мистер Вуд.

— Вот ты адвокат, Джон, — с укором заметил мистер Купер, — а веришь в слухи.

— Не такие уж это слухи, — возразил главный редактор «Торнфилд ньюз». — Буквально пару месяцев назад я читал статью в «Вечернем Лондоне» за 1879 год, посвящённую восшествию на престол короля Эдгара. После смерти своего старшего брата Генри в 1864 Эдгар стал наследником престола. И в день своего шестнадцатилетия в 1865 году так и не смог пройти испытание Авалоном, — многозначительно закончил мистер Джонсон.

— Это не подтверждено, — холодно возразил мэр. — Давайте вернёмся к организации бала.

— «Вечерний Лондон» — оппозиционная газета, — напомнил мистер Вуд. — Они поддерживали то Ганноверов, то французских революционеров — удивительно, как их до сих пор не закрыли.

— Нужно же как-то показывать, что в стране свобода слова, — ухмыльнулся судья Морган и стрельнул глазами в сторону Белль.

— Мы на Элфине этого не чувствуем, — продолжил мистер Джонсон с упрёком в сторону мэра, не желающего обсуждать действительно важные проблемы, — но в стране зреет недовольство властью. Возле Драгон-касл⁷ регулярные митинги…

— Кучка отбитых фанатиков, — небрежно бросил судья Морган.

— Недовольные всегда найдутся, им даже повод не нужен, — сказал мистер Свон. — Главное, что Экскалибур по-прежнему принимает кровь Пендрагонов. А значит, всё в порядке, — оптимистично закончил он. Белль улыбнулась, вспомнив своего лучшего друга Кевина, сына мистера Свона: тот тоже, несмотря ни на что был убеждённым оптимистом.

— Принимать-то принимает, — проговорил мистер Джонсон, явно недовольный тоном и словами мистера Свона. — Но он же ожоги оставляет! Вы видели руки короля Александра и принца Ричарда после того, как они брали меч?

— Я не всматривался, — отмахнулся мистер Свон.

— Ну хватит, Питер, — нахмурился мэр, взглянув на мистера Джонсона. — Надеюсь, никто из твоих сотрудников не пишет об этом статью?

— А если и пишет, то что? — с вызовом сложил руки на груди мистер Джонсон.

— Ты же не будешь рисковать репутацией «Торнфилд ньюз» и пересказывать сплетни? — обеспокоенно спросил мистер Купер.

— Дэниел! — обиделся мистер Джонсон. — «Торнфилд ньюз» — это тебе не жёлтая газетёнка, и я…

— Джентльмены, прекращайте, — раздражающе снисходительно остановил начавшийся спор судья Морган. — Среди нас дама, — напомнил он, понизив голос, и посмотрел на Белль.

Она не удостоила его взглядом, хоть он и был прав. Дискуссия о Пендрагонах в самом деле принимала опасный характер: ещё немного — и можно будет говорить о государственной измене. О том, что в жилах короля Александра, как и его отца, и деда, вплоть до короля Эдгара, не течёт кровь Пендрагонов, шептались уже очень давно. Как бы королевская семья не скрывала от народа результаты паломничества наследников крови короля Артура в Авалон, до людей всё равно доходили обрывки информации. Они пересказывали её друг другу, и истории обрастали далёкими от правды подробностями. Конечно, подобные разговоры не приветствовались правительством Британии, и по статье за клевету кого-то регулярно штрафовали или наказывали принудительными работами или даже лишением свободы, но народ это не останавливало.

Аннабелль была знакома с принцем Ричардом (тот приезжал в Торнфилд на Молочный бал два с половиной года назад), и она чувствовала, что он — Пендрагон, ведь Пендрагоны благословлены магией Лилит. И пусть говорят, что принц Ричард не сможет войти в Авалон, и что Эскалибур в его руках горит тусклее, чем в руках его отца и деда, и что рукоять священного клинка обжигает кожу его ладоней, Аннабелль всё равно будет верить: принц Ричард — достойный наследник престола и в его жилах течёт кровь короля Артура.

А вот насчёт законнорождённости принца Элиота у Белль были большие сомнения: в нём она не чувствовала магии Лилит. Но, возможно, из-за того, что все ощущения рядом с его высочеством перебивало чувство омерзения.

Белль прислушалась к разговору: мистер Вуд упомянул Фредерика. И, как всегда, в весьма предсказуемом контексте.

— Камилла сказала, что он куда-то уезжает? — спросил мистер Вуд у Виктора Уайта.

— Может быть, — холодно ответил тот.

— Ты что, об этом ничего не знаешь? — изумился мистер Вуд. — Он же твой младший брат! — добавил с упрёком, в котором звучали нотки негодования.

— Джон, ему не пять лет, — сухо напомнил Виктор Уайт. — Он давно передо мной не отчитывается.

Белль слышала подобные разговоры почти каждый Совет Основателей. Мистер Вуд определённо испытывал на прочность знаменитое уайтовское терпение. Кажется, он искренне считал, будто Виктор должен повлиять на своего младшего брата, который уже семь лет встречается с дочерью мистера Вуда, но до сих пор не женился.

Белль вдруг вспомнила Фредерика, и её сердце сжалось. Взглянув на Виктора, она вновь подумала, как всё же не похожи братья Уайт друг на друга. Не только возрастом и внешностью: Виктору было сорок девять, а Фредерику — двадцать семь, старший был коренастый и среднего роста, а младший — худощавый и высокий; у первого были серые глаза и каштановые волосы, а у второго — русые волосы и зелёные глаза. Но самое главное было в другом: спокойствие Виктора напоминало скованную льдом воду, у Фредерика же оно было похоже на мягкий плед, в который так приятно завернуться, когда за окном идёт снегопад; на кружку горячего чая, о которую греешь руки, а от каждого глотка внутри разливается тепло.

Белль стало стыдно. Ещё летом, после похорон альпинистов, она зареклась мечтать о чужом парне, но за эти пять месяцев успела неоднократно нарушить данное себе обещание.

— Аннабелль, сколько у тебя танцев с Гидеоном? — неожиданно спросил мистер Джонсон, вырвав её из задумчивости. — Вы такая красивая пара, — слащаво улыбаясь, добавил он. Мистер Джонсон очень надеялся породниться с последней фейри и при любом удобном случае намекал Белль на такую возможность.

«Ведь прекрасно знает, что три», — устало подумала Белль, но, мило улыбнувшись, ответила:

— Кажется, два.

— Нет, три, — возразил мистер Джонсон. — Один с Молочного бала остался.

«Будь неладна эта мазурка», — промелькнуло в голове у Белль. Гидеон при всех своих недостатках ещё и отвратительно танцевал. Он путался в движениях, наступал партнёршам на ноги и, конечно, совершенно не мог вести. Поэтому-то, наверное, он предпочитал танцевать с фейри, с которой даже хромой выглядел бы изысканным танцором. Так успокаивала себя Белль: ей не хотелось верить, что сынок главреда «Торнфилд ньюз» в самом деле всерьёз увлёкся ею.

— Ах, да, точно, — ответила Белль, легкомысленно улыбнувшись. И тут встретила строгий взгляд мистера Купера: тот отлично знал, что у неё прекрасная память.

Потом все вновь вернулись к обсуждению Хэллоуинского бала: последние штрихи в украшении столов; рассадка гостей, приехавших на бал с большой земли; стол для выпускников.

— Аннабелль, как ваш вальс с выпускниками? — спросил мэр. — Ребята готовы?

— Вполне, — ответила она. — Вчера была последняя репетиция, я всем довольна.

«Не считая раздражающей самоуверенности Никлауса Скотта и его удушающей зависти к Патрику», — подумала Белль. Обычно, ей в пару ставили именно таких, как Ник — капитанов футбольной команды или команды гребцов, нахальных и уверенных в себе. А Патрик Хилл был круглым отличником, победителем международных олимпиад по физике и вдобавок очень скромным и милым парнем.

— Отлично, — сказал мэр. — Теперь очень важный момент — безопасность на празднике. Шериф, — мистер Купер повернулся к шерифу Вольфгену.

Белль всегда было не по себе рядом с ним. Особенно после того, когда она тайком решила проверить именно на нём, как действует на варгисов аконит. Но и до этого, глядя на шерифа Вольфгена, черноволосого с сединой в белизну, с бледно-голубыми глазами, сверкавшими сталью из-под косматых бровей, Белль не могла не думать о том, что сто шестьдесят лет назад, при Адаме Спенсере, варгисы (а среди них наверняка и предок шерифа) позволяли ведьмам убивать фейри.

…А ведь были времена, когда варгисы и фейри жили в мире, как и подобает детям одной матери. Но теперь фейри истреблены, а варгисы под проклятием. Белль всегда было интересно, в чём же заключалось проклятие? От дедушки она знала (да и все в городе это знали), что варгисы потеряли волчью ипостась и стали менее сильными. Дедушка не любил говорить о варгисах, какими они стали после проклятия. Белль чувствовала: это причиняет ему боль и не расспрашивала.

— В Торнфилде семь полицейских, — сказал шериф, — трое из них, включая меня, — варгисы. Я уже обсудил с мэром и позвал для усиления ещё четверых из резерва.

— Какие-то проблемы, шериф? — спросил судья Морган, откинувшись на спинку кресла.

— Патрик, это меры предосторожности, — ответил мистер Купер, так как шериф не посчитал нужным отвечать на вопрос судьи.

— В прошлом году мы как-то сумели обойтись усилиями исключительно полиции, — напомнил судья.

— Времена меняются, — ответил шериф Вольфген и смерил судью Моргана таким пронзительным взглядом, что тот поспешил отвести глаза.

Белль позавидовала таланту шерифа Вольфгена так уничижительно смотреть. Если бы она сама не побаивалась шерифа, то рискнула бы попросить его поговорить с судьёй. Возможно, это помогло бы.

Шериф вкратце объяснил, как будет осуществляться патруль по городу и охраняться Мэрия внутри, но Белль особенно не вникала.

— И я по-прежнему рекомендую пить вербеновый чай, — добавил шериф. — Особенно тебе, Аннабелль, — он перевёл взгляд на Белль, и та кинула. Пить накануне Хэллоуина вербену был один из заветов дедушки.

— От вампиров? — уточнил мистер Вуд.

— Их же не было в городе лет сто, — небрежно возразил судья Морган.

— Не сто, а восемьдесят три года, — педантично поправил мистер Джонсон. Вампиры были одной из его любимых тем накануне Хэллоуина. После ведьм, конечно. Об Айрин Бёрд, Верховной ведьме ковена Волчьей Звезды, с чьего приезда в 1861 году начались все беды Элфина, мистер Джонс мог говорить часами.

— Есть основания полагать, что вампиры могут появиться в городе? — обеспокоенно спросил мистер Купер.

— Наступают предхэллоуинские дни, — произнёс шериф. — Мы должны быть готовы ко всему.

Белль вспомнила пугающее пророчество старой цыганки с розой и ощутила, как её спина покрылась сетью ледяных мурашек.

Затем все вернулись к обсуждению Хэллоуинского бала.

— Я слышал, — судья Морган сделал паузу и посмотрел на Белль, пытаясь поймать её взгляд, — что нашей прелестной фейри пришло платье из ателье. Хотелось бы увидеть его.

— Увидишь вместе со всеми на балу, — ответил мэр.

— Почему привилегии распространяются только на тебя, Дэн? — недобро сощурившись, спросил судья Морган.

— Я тоже не видел Белль в этом платье, — возразил мистер Купер. — А что касается фейерверков… — продолжил он.

— Не переводи тему, — перебил судья.

Мистер Купер вздохнул и спросил, повернувшись к Белль:

— Ты хочешь показать платье?

— Нет, мистер Купер, — ответила она с улыбкой.

— Ты слышал, — развёл руками мэр и вернулся к обсуждению фейерверков.

Судья Морган источал презрение к мистеру Куперу и не сводил глаз с Белль до конца Совета. Ей с каждой минутой становилось всё тяжелее выносить его присутствие — влажное и липкое как паутина. Белль открыла складной нож и кольнула кончиком лезвия подушечку указательного пальца. Острая боль прогнала тошнотворные эмоции судьи Моргана, подарив освобождение. Незаметно вытерев выступившую капельку крови, распространявшую тонкий аромат фиалок, Белль спрятала нож обратно в сумочку.

Под конец Совета мэра вызвали к телефону согласовывать какие-то детали приезда принца Элфинского. Все стали расходиться, и вскоре в зале остались только мистер Джонсон, Белль и судья Морган, который по-прежнему не отрывал от неё взгляда. Проходя к дверям мимо последнего, Аннабелль негромко произнесла ледяным тоном:

— Будете так на меня смотреть, я вас опять поцелую.

— Какая соблазнительная угроза, моя дорогая Аннабелль, — придержав её за локоть и склонившись к её уху, шепнул судья Морган в ответ. — Вот он я, перед тобой. Целуй.

Белль сбросила его руку и сделала шаг к дверям. Конечно, она не собиралась его целовать: пять месяцев назад она пообещала себе не целовать больше никого и была намерена сдерживать это обещание как можно дольше.

— Как будто вам нравится, когда вашей волей управляют, — проговорила она.

— Если это делаешь ты, моя дорогая, то я не против, — улыбнулся судья, сделав шаг ей навстречу.

— А если я велю вам съесть свою ногу? — вскинув подбородок, с вызовом спросила Белль.

— То я сделаю это с улыбкой на лице, — ответил судья Морган, придвинувшись ближе и попытавшись коснуться кончиками пальцев её щеки.

Белль отпрянула и, развернувшись, пошла к кабинету мэра.

После Совета Основателей Энтони довёз Белль до супермаркета. Осенние сумерки уже сгустились в ночную темноту и стало прохладнее.

— Может, тебя подождать? — спросил мистер Чейз, опустив окно.

— Нет, спасибо, я прогуляюсь, — улыбнулась Белль и вошла в магазин.

Она решила приготовить на ужин пасту с грибным соусом, а у неё не было грибов и закончились сливки. Белль взяла всё необходимое, прихватив пачку мюсли на завтрак, и встала в очередь на кассу. Касса работала всего одна, поэтому очередь постепенно росла. Вдобавок ко всему одна из покупательниц начала спорить с кассиршей из-за четырёх пенни: мол, цены на полках не соответствуют тем, что ей пробили в чеке.

–…странная, при её внешности — и столько работать, — расслышала Белль позади себя. В тоне говорившей сквозило искреннее недоумение с оттенком осуждения.

Другая девушка пренебрежительно цыкнула:

— И что в её внешности прямо такого?

— Волосы шикарные! — в первом голосе прозвучали восхищение и зависть. — Я бы за такие кудри полжизни отдала! Зря она их в косу собирает…

— Обычные волосы, — фыркнула собеседница. — Была б она блондинкой или рыжей — другое дело. И глаза — карие. Пф.

— Нет, глаза красивые, — возразила первая девушка. — Такие большие!..

— Так у неё папаша наполовину итальянец, — ответила вторая. — Это просто генетика.

— Я б на её месте не работала, — мечтательно произнесла первая. — Вышла бы замуж за миллиардера и целыми днями отдыхала на яхте где-нибудь в Средиземном море.

Белль усмехнулась: чего-чего, а выйти замуж за богача и превратить свою жизнь в бесконечную сиесту она никогда не хотела. Можно отдохнуть, к примеру, год, целыми днями катаясь на яхте, загорая и попивая коктейли, но жить, ничего не делая, — это ведь ужасно скучно, к тому же будешь всё время чувствовать свою никчёмность и бесполезность. Жизнь фейри длинная, поэтому в поиске своего места в мире ты можешь чуть ли не бесконечно учиться новому, каждый раз начиная хоть с самого начала и оставаясь при этом молодой и полной сил. Дедушка, например, владел семью языками, виртуозно играл на скрипке и гитаре, а его старший сын, дядя Майкл, тоже фейри, с лёгкостью побеждал в международных соревнованиях по яхтингу, мотокроссу и скалолазанию.

Женщина с четырьмя пенни и кассирша, наконец, пришли к соглашению, и очередь вновь поползла вперёд.

Расплатившись, Белль убрала покупки в шопер и вышла из супермаркета. На улице было темно, зябко и вдобавок ко всему Аннабелль услышала голос Камиллы Вуд, разговаривающей по телефону. Прижав мобильник к уху, она говорила и одновременно рылась в сумке, стоя возле своего бордового «Ниссан Джука»:

— Фред?.. Да я тебя умоляю — у него на уме одни цифры.

«Вообще-то там есть ещё буквы и знаки препинания», — вспомнила Белль возражение Фредерика на эти слова Камиллы и улыбнулась. Аннабелль никогда не могла понять, отчего многие, включая Камиллу, обвиняли Фредерика в отстранённости, безэмоциональности и любви исключительно к строчкам программного кода. Фредерик может и казался таким, но в том-то и дело, что лишь казался.

Аннабелль была не в настроении разговаривать с Камиллой и хотела тихонько пройти мимо, но та уже заметила Белль.

— О, привет, Белль, — сказала Камилла, убирая телефон в сумочку и выправляя из-под бордового шарфа длинные чёрные волосы.

В неверном приглушённо-оранжевом свете фонарей Камилла выглядела немного младше своих двадцати семи лет, а её резкие черты лица казались более мягкими: и угловатая челюсть, и острая линия скул, и тонкие дуги бровей над обведёнными чёрной подводкой глазами, и длинноватый нос. Каждый раз глядя на Камиллу Белль искала в её чертах недостатки и, конечно же, находила их. Но легче ей от этого не становилось.

— Привет, Кам, — ответила Белль и, надеясь, что разговор исчерпан, свернула в сторону, но Камилла остановила её:

— Ты не к Вики сейчас?

— Нет, я домой.

— А я к ней. Могу тебя подбросить.

— Хочу пройтись, — вежливо отказалась Белль.

— Значит, увидимся завтра на пикнике, — сказала Камилла, надевая сумочку на плечо.

— Увидимся, — кивнула Белль.

Вернувшись домой, Аннабелль первым делом приняла душ. Память назойливо подбрасывала неприятные моменты дня: хриплый голос старой цыганки, произносящий странные слова о созданиях тьмы, и острые шипы красной розы; злые слова женщины, выговаривающей своей плачущей дочери; тяжёлый парфюм Гидеона — кедр и тубероза; сальные взгляды судьи Моргана, голоса глупых сплетниц из супермаркета и снисходительный тон Камиллы — пусть всё это смоет водой. «Надо было всё-таки сходить к сиренам», — подумала Белль, подставляя лицо струям тёплой воды.

Выйдя из душа, она почувствовала себя лучше. Однако для готовки уже не было ни сил, ни настроения. Белль заварила вербеновый чай и включила на виниловом проигрывателе «Остров Блаженных» Наннерль Моцарт в адаптации Рахманинова для фортепиано.

Возвращаясь с кухни с чашкой чая, Белль остановилась возле комода, на котором стояли фотографии, и улыбнулась. Когда она видела улыбку дедушки, пусть даже и на фото, ей тоже хотелось улыбнуться — как будто ему в ответ.

На одном из фото девятилетняя Белль, пятнадцатилетняя Вики и дедушка раскатывали присыпанное мукой тесто на кухне дедушкиного дома в Линденшире. А на другом фото Белль было пять, и она, весело хохоча, убегала от Мышки, совсем ещё жеребёнка, а дедушка стоял рядом с букетиком морковок и смеялся. На третьем фото Белль было одиннадцать: жмурясь и широко улыбаясь, она прижималась щекой к дедушкиной щеке. Аннабелль помнила, как сейчас, мягкое покалывание бороды, запах жимолости и можжевельника, сопровождавший дедушку повсюду; голос, такой мягкий, тёплый и густой как горячий шоколад зимним вечером; блеск голубых глаз, и каштановые волосы, плавными волнами падавшие на лоб и шею. Дедушке было сто восемьдесят два года, но выглядел он от силы лет на двадцать пять — и то из-за того, что носил бороду и усы: ему не хотелось казаться сильно младше бабушки, это её расстраивало, хотя в её шестьдесят девять Эмме Тэйлор не давали и сорока пяти лет. Так уж было устроено: фейри продлевали жизнь и молодость своим супругам.

Дедушка никогда не терял оптимизма и не стеснялся веселиться как мальчишка, и при этом Белль всегда чувствовала себя рядом с ним в полной безопасности. В детстве она никогда не допускала мысли, что когда-нибудь разлучится с дедушкой. Но четвёртого мая, спустя всего две недели после того, как было сделано третье фото, дедушка пропал в горах, и вскоре все стали считать: он погиб под лавиной, сошедшей в тот день в Долину Снов.

Белль не поверила в его гибель, и лишь мисс Уэлш все долгих семь лет поддерживала в ней надежду, что дедушка жив. Это очень много значило для Белль, хотя она и не знала наверняка, верила ли её крёстная в это на самом деле или просто хотела утешить крестницу. И какое облегчение Белль испытала пять месяцев назад, когда узнала, что дедушка жив, что он в Заповеднике!..

В тот день шестнадцатого июня в церкви во время заупокойной мессы, Белль чувствовала тихое спокойствие Фредерика. Порой она ощущала — его гложет вина за то, что выжил, а другие альпинисты погибли. Ей хотелось обернуться и сказать: «Твоей вины в этом нет!», подойти ближе, коснуться его руки. Но рядом с Фредериком стояла Камилла, и Белль сдерживала себя. Смотрела на фреску святого Элреда, его волчью голову, красно-зелёное одеяние, чашу с молоком в руке, босые ноги. Потом приподнимала голову и любовалась цветными отблесками витражей на стенах, шептала: «Спасибо, Лилит, что сберегла Фредерика». Десять человек погибло тринадцатого июня, когда в долину Китса, на базовый лагерь, сошла лавина. Среди них оказался и Капкейк. Но Фредерик с двумя друзьями заплутали в снегопаде и не спустились в лагерь — это их и спасло.

Когда служба закончилась, Белль услышала голос Фредерика:

— Аннабелль.

Она обернулась и увидела: он стоит совсем близко, а Камиллы рядом нет.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — сказал Фредерик и качнул головой в сторону выхода из церкви.

Белль кивнула и с замиранием сердца пошла за ним, гадая, о чём он хочет поговорить.

Выйдя из церкви, они отошли в сторону. Четыре катафалка уже стояли у дверей, а люди толпились рядом, ожидая, когда вынесут гробы. Сердце у Белль сжалось, в горле запершило от слёз.

В траве стрекотали кузнечики, а небо над головой было синее-синее — просто не верилось: сегодня город прощается с погибшими.

— Я видел Таунару, Аннабелль, — раздался голос Фредерика.

Она повернулась к нему, широко распахнув глаза. Таунару? Ореаду Загадочницы?…

— Я хотел сказать тебе вчера, но ты плохо себя чувствовала. Да и Камилла не отходила от меня ни на шаг. А Таунара… попросила никому не говорить, что я видел её. Никому, кроме тебя.

Аннабелль коротко кивнула, не отрывая взгляда от Фредерика.

— Мне кажется, она спасла нам жизнь только затем, чтобы я предал тебе послание, — произнёс Фредерик, и усмешка коснулась его губ.

— Не говори так! — запротестовала Белль.

— Она сказала… Тебе лучше сесть, — заметил он, и они прошли к свободной скамейке.

Едва они оба сели, он продолжил:

— Твой дедушка в Заповеднике.

— Что?.. — Белль подскочила. В голове было столько вопросов! — Но как..?

— Твой дедушка не хотел оставлять тебя и уходить в Заповедник. Но ему пришлось. Таунара сказала: время там течёт иначе, попросила не обижаться на него.

— Но я… — Аннабелль хотела сказать: она не сердится, но вспомнила обиду, боль и бессилие, терзавшие её вот уже семь лет, и промолчала.

Опустившись обратно на скамейку, она сказала:

— Спасибо тебе большое, Фредерик, — она сжала его прохладную руку пальцами в тонкой перчатке. — Это очень важно для меня. Было сплошным мучением ничего не знать…

Ощутив присутствие Камиллы, Белль отняла ладонь и встала со скамьи.

— Спасибо, — повторила она и под взглядом метающей молнии Камиллы быстро зашагала к Вики и Генри, которые стояли у дверей в церковь.

— Подожди! — крикнул ей вслед Фредерик и пошёл за ней.

Остановившись, Белль оглянулась.

Камилла повисла на его локте:

— Куда ты? Пусть она уходит! — зашептала она, но Аннабелль, конечно, её услышала.

— Кам, дай мне одну минуту, ладно? — негромко попросил Фредерик и, освободившись из хватки Камиллы, направился к ожидавшей его Аннабелль.

Камилла обиженно и потерянно замерла: казалось, она была готова расплакаться. Белль было почти жаль её.

Фредерик подошёл к Аннабелль и, вытащив из кармана своего пиджака небольшой свёрток, протянул ей. Она ахнула. Это был дедушкин шейный платок — серебряный с незабудками. Дрожащими руками она приняла его, прижалась лицом к прохладному шёлку: знакомый, до боли родной запах можжевельника и жимолости. Осознание, что дедушка на самом деле, взаправду, по-настоящему жив обрушилось на неё точно гром январским ясным днём. Она действительно поверила в это только сейчас, когда ощутила в своих руках нежность шёлка и вдохнула знакомый аромат. Она отняла платок от лица и прижала его к груди.

— Спасибо, — улыбнувшись, проговорила она. В сердце разлилось тепло, а по лицу покатились нежданные слёзы. — Спасибо! — повторила она, и от счастья ей захотелось обнять и Фредерика, и весь мир, но вместо этого она повернулась и побежала к Вики.

Белль потянулась к шкатулке, стоявшей тут же, на комоде, достала из неё дедушкин платок и прижалась лицом к прохладному незабудковому шёлку. Он пах жимолостью и можжевельником. Этот аромат всегда возвращал её в детство. Ей вспомнился голос дедушки, как он ласково звал её Оленёнком, Звёздочкой и Соколёнком и по-особенному произносил её имя «Белль». Именно дедушка начал сокращать её имя не так, как было принято в Англии — «Ана», а на французский манер — «Белль», и это быстро прижилось, так что даже её полное имя все вокруг стали произносить с ударением на последний слог.

Белль улыбнулась и коснулась нежного шёлка губами: теперь этот платок объединял в её сердце двух дорогих ей мужчин: дедушку и Фредерика. Белль вернула платок в шкатулку и, сев за стол, решительно открыла учебник по истории.

Аннабелль полюбила историю, когда в пятнадцать лет перевелась в Торнфилдскую старшую школу. Мистер Гибсон увлекательно рассказывал не только об истории Британского королевства и мира, но и очень глубоко разбирался в истории Элфина. Конечно, он не был, как дедушка, свидетелем многих значимых событий на острове, но иногда Белль об этом забывала. Когда мистер Гибсон с невероятным воодушевлением говорил о загадочном исчезновении (и вероятной гибели) драконов пятьсот лет назад, о засухе 1803-го, об Адаме Спенсере, о приезде Айрин Бёрд и её ковене, о гибели почти всех фейри в 1951-м, Белль казалось, будто он сам всё видел и слышал.

Но сейчас Аннабелль нужно было погрузиться во Всемирную историю. На очереди было становление французского абсолютизма и политика Ришелье.

— «Подчинив своему влиянию короля Людовика XIII, кардинал Ришелье фактически безраздельно управлял страной», — борясь с подступающим сном, прочитала Белль вслух. Весеннее солнышко нежно припекало, а зелёная лужайка в нескольких шагах манила сделать из травинки свистульку и сплести венок из клевера и фиалок. Пахло зеленью и цветущим шиповником, над кустом которого сонно жужжала пчела.

— Интересная книжка? — спросила рыжеволосая девочка, подошедшая к дереву, на корнях которого сидела Белль. По виду она была ровесницей — лет пять-шесть.

— Не очень, — призналась Белль. — Мне так хочется сейчас плести венок и играть!..

— Так пойдём, — улыбнулась девочка и протянула руку.

Они бегали по лужайке, собирая клевер, тимьян, лобелии, колокольчики, лютики, лесную герань, фиалки и львиные зевы, плели венки, примеряя их друг другу, и заливисто смеялись — Белль, кажется, никогда не было так радостно и легко.

— Давай сорвём? — предложила она новой подруге.

Обе остановились около раскидистого куста белого шиповника с нежными белоснежными цветами.

— Давай, — подруга радостно блеснула зелёными глазами.

Она подошла к кусту и, осторожно сорвав хрупкий цветок, вдруг ойкнула.

— Ты укололась?.. — Белль обеспокоенно взяла подругу за руку. На большом пальце выступила капелька крови. — Больно?.. — с сочувствием спросила она.

Рыжеволосая девочка подняла на Белль глаза и, вдруг посерьёзнев, сказала:

— Тебе будет больнее.

В её голосе прозвучала глубокая печаль — не о себе, хотя это она уколола палец, а о Белль. Алая капелька крови коснулась краешка белого цветка, и он окрасился в ярко-красный цвет.

— Выдержишь? — глядя в упор, спросила девочка, и её зелёные глаза наполнились слезами.

Аннабелль услышала треск доигравшей пластинки, подняла отяжелевшие веки и увидела корешки книг, страницу раскрытой тетради в клеточку с конспектом, на которой лежала щекой. Шея затекла от неудобной позы, пальцы рук покалывало. Белль встала с кресла и потянулась. На часах было за полночь.

Белль не верила в сны, хоть в этом всё было как наяву: пение птиц, запах сочной травы и цветов, дуновение ветра и тёплые лучи солнца. А ещё девочка. Белль чувствовала её любовь, такую огромную, какую не мог вместить разум — никто на свете никогда не любил её так.

«Сны — это небывалая комбинация бывалых впечатлений, — повторила себе Аннабелль заученную ещё со школьных уроков биологии формулировку. — Наверное, поэтому девочка показалась мне знакомой — будто я знаю её всю жизнь».

А ещё цветок шиповника, окрасившийся в красный. Роза.

«Это цыганское пророчество с ума меня сведёт», — подумала Белль, переодеваясь в пижаму и забираясь под одеяло.

Пикник

День выдался погожим и на редкость тёплым. У залива святого Элреда было полно отдыхающих, и Уайты поехали дальше на запад, к своему любимому месту для пикников.

Генри остановил машину у пляжа с видом на скалу Парус, вынес корзину с едой и пошёл с Марком и Алексом запускать воздушного змея, а Вики и Аннабелль в это время расстелили покрывала, достали бутылки с лимонадом и сидром, контейнеры с фруктами и разными закусками.

Море шипело, разбиваясь о галечный берег, солнце блестело на подвижных волнах, а вокруг Паруса с криками носились чайки. Ветер подхватывал воздушного змея в виде белого дракона, развевая его длинный хвост. Аннабелль вспомнила рассказ дедушки о белоснежной драконице Эйсузе, погибшей вместе со своим возлюбленным во чреве Драконьей горы почти пятьсот лет назад. Последние драконы Элфина… Они прожили вместе немногим больше века — ничтожно мало по меркам драконов.

«Каждый, кто отважится ответить взаимностью на любовь дракона, — услышала Белль певучий голос дедушки, — сам станет драконом…»

— Да, мы к Парусу поехали, — вставив наушник в ухо, сказала Вики, и Белль вернулась в реальность. — Да ничего не надо, Кам, мы всё взяли… Нет, довольно тепло, только ветер. Хорошо, ждём.

Вики стала расставлять стаканы на покрывале.

— О чём задумалась, Фиалка? — спросила она.

Белль улыбнулась: ярко-голубые глаза и каштановые волосы старшей сестры всегда напоминали Белль дедушку. Вики стригла волосы под каре, носила чёлку и очки. У неё было отличное зрение, и это были очки для работы на компьютере: за годы учёбы в колледже она так привыкла к ним, что они стали частью её имиджа.

— Как ты думаешь, — задумчиво проговорила Белль, глядя на извивающегося в небе белого дракона, — создатели этого воздушного змея вдохновились образом Эйсузы?

Вики обернулась и посмотрела на мужа, поднимающего в воздух змея, и сыновей, радостно бегающих вокруг, задрав головы. Двухлетний Алекс споткнулся, потерял равновесие и растеряно сел на гальку. К нему тотчас подбежал Марк. Он был старше брата на три года и всегда чувствовал ответственность за младшего.

— Не знаю, — ответила Вики, с любовью глядя на своих мужчин. — Но мне кажется, белый дракон давно стал негласным символом Элфина. Кстати, — она повернулась к сестре, — Фредерик не приедет. Нужно срочно доделать какие-то дела.

Аннабелль отвернулась к морю. Она не видела Фредерика полтора месяца, с десятого сентября — дня рождения Генри. Да и летом они почти не общались. После июньской поминальной мессы по погибшим альпинистам они встретились всего несколько раз — на семейных обедах у Генри и Вики. Фредерик много работал: взял несколько новых проектов, а Белль почти всё время была в походах.

«А весной я уеду в Нью-Йорк, и мы совсем перестанем общаться», — с грустью подумала Белль. Она не питала иллюзий, что они будут созваниваться и переписываться: два года назад, когда он уехал с Камиллой в Лондон, их общение практически прекратилось.

«Наверное, оно и к лучшему», — подумала Белль. Давно пора уже принять, что он любит Камиллу, и двигаться дальше.

— Крёстная! — подбежал Марк к Белль, вырвав её из задумчивости. — Смотри! — он указал на силуэт парящего в ста метрах от берега альбатроса. — Ты можешь его позвать?

— Марк! — одёрнула сына Вики. — Это большая и очень опасная птица. Не надо её сюда звать.

— Твоя мама права, — улыбнувшись племяннику, ответила Белль. — К тому же он слишком далеко и не услышит меня.

— Ладно, — расстроенно кивнул Марк и побежал обратно к отцу.

— А если между нами, — заговорщицки шепнула Вики, придвинувшись к сестре, — ты смогла бы его позвать?

— Позвать — да, — ответила Белль. — Но получилось бы у меня его прогнать — другой вопрос.

Сёстры рассмеялись. Некоторое время они просто сидели, прикрыв глаза и подставляя лица нежаркому октябрьскому солнышку. А потом Белль услышала далёкий рёв мотора.

— Кажется, Кам скоро будет здесь, — сказала она.

Вскоре Камилла в развевающемся на ветру бежевом тренче и с небольшой плетёной корзинкой в руке спустилась по тропинке на пляж. Вики и Белль пошли ей навстречу.

— Как доехала? — спросила Вики, забирая у Камиллы корзинку. — Какая тяжёлая! — удивилась она. — Я же попросила ничего не брать, — с мягким упрёком произнесла она.

— Фред в последнее время слишком много всего готовит, — ответила Камилла, повернув голову к морю и поправляя солнцезащитные очки.

— Так это же хорошо, — улыбнулась Вики. — Ты же сама только на прошлой неделе жаловалась, что он со своими проектами совсем забросил готовку.

Вики приоткрыла крышку корзинки и заглянула внутрь. Аннабелль уловила аромат шоколадного теста с вишнёвой пропиткой, ванильного творожного крема, миндального печенья: с малиной и фисташками.

— Ого, сколько тут всего! Круассаны, эклеры, сконы, маффины, макаруны… Когда он успевает?

— А он больше ничего и не делает, — раздражённо ответила Камилла. — Да, погода сегодня отличная, — произнесла она, видимо желая переключить тему, и сняла тренч.

Уайты, Белль и Камилла расселись на покрывалах с видом на скалу Парус. Алекс устроился возле матери, а Марк — около Белль. Некоторое время взрослые перебрасывались фразами вроде: «Попробуй вот этот макарун», или «Отличный лимонад, Генри. Это из новой линейки?», или «Сегодня тепло, как летом», или «Подай мне, пожалуйста, бутылку ежевичного сидра», или «Очень вкусный маффин». А дети торопливо ели положенный им на ланч суп и с завистью смотрели на старших, уплетающих сладости. Потом Вики выдала сыновьям по персиковому скону⁸ и разрешила поиграть у воды, после чего мальчики убежали.

— Какие у тебя планы на Хэллоуин? — спросила Вики у Камиллы. — Ты на бал идёшь?

— Пока ещё не знаю, — ответила та, забирая у Генри стакан с лимонадом «Яблоневый цвет» линейки «Легенды Элфина». — Фреда не будет, но я, наверное, схожу с Алиной и Кристиной.

— А почему его не будет? — спросила Вики.

— Двадцать восьмого он ненадолго уедет, — ответил Генри. — Но больше ничего не спрашивай, пожалуйста, — повернулся он к жене. — Я обещал ему, что никому не расскажу. Кажется, этот новый проект очень важен для него.

— Там ничего интересного, поверь, — сказала Камилла, доверительно коснувшись руки Вики.

«Странно, что из-за нового проекта нужно куда-то уезжать», — подумала Белль. Фредерик ведь работал в Data science, занимался разработкой мобильных приложений и иногда писал сайты, а это можно было делать откуда угодно. А ещё Белль подумала о своём дне рождения: вернётся ли Фредерик к пятому ноября?..

— А когда он вернётся хоть? — точно прочитав её мысли, спросила Вики.

— Ко дню рождения Аннабелль должен, — ответил Генри.

— Скорее всего, не получится, — сказала Кам, скривившись как от кислого. — Он может задержаться на две недели.

— Если всё пройдёт хорошо, он приедет, а потом снова уедет, — возразил Генри.

— Папа, папа! — позвал Марк. — Покажи, как кидать попрыгунчиков!

Девушки посмотрели на беспокойное море: по таким волнам вряд ли будет удобно запускать камешки. Тем не менее Генри пошёл к сыновьям. Вики улыбнулась, провожая мужа взглядом.

Белль тоже улыбнулась, подумав, что детская мечта сестры исполнилась. Вики всегда была любимицей отца, и они очень много времени проводили вместе. Со всеми неудачами и радостями маленькая Вики бежала к отцу, и он всегда принимал сторону старшей дочери. Родители даже ссорились из-за этого, и Белль много раз слышала, как мама упрекала отца в чрезмерной любви к старшей дочери и холодности к младшей. Однако пока был жив дедушка, Белль не чувствовала недостатка в любви, а когда он пропал без вести… Она отвернулась к морю, отгоняя грустные воспоминания. У самой кромки воды Генри, присев на корточки, пускал камешки по волнам неспокойного моря, а Марк с Алексом внимательно следили за процессом, наклонив головы вбок, и подскакивали, радуясь, когда камешек подпрыгивал хотя бы раза три.

…Да, мечта Вики сбылась: у её детей такие же тёплые отношения с отцом, как были у неё. Белль на миг стало ужасно обидно за себя — родись она человеком, отец бы тоже её любил.

Вики и Генри поженились рано — им было всего по девятнадцать. Вопреки расхожему мнению у них не было бурного романа. Они познакомились в Линденшире, куда Генри впервые привезли на лето к бабушке и дедушке. Вики и Генри было по десять, и они сразу нашли общий язык и подружились. Став подростками, они поняли, что у них одинаковые цели в жизни: иметь свой дом, детей, любимое дело, и решили, что однажды поженятся. Когда пятнадцатилетний Генри сказал об этом отцу, тот, подумав, согласился. Со стороны Тэйлоров тоже не было возражений. Тэйлоры и Уайты были одними из уважаемых семей Элфина и казалось вполне логичным, что однажды они породнятся.

— А на ужин к нам придёшь? — спросила Вики у Камиллы, вернув Белль в реальность.

— Возможно, — уклончиво ответила Кам.

— Я буду печь молчаливый пирог⁹, — сказала Вики. — Может, тебе снова выпадет колечко? — улыбнулась она Камилле.

Та нахмурилась. Белль почувствовала раздражение и обиду Камиллы. Это удивляло, ведь молчаливый пирог не предсказывал судьбу, это была просто традиционная хэллоуинская забава. К тому же, в позапрошлый канун Дня Всех Святых, Камилла вытащила кольцо, но, понятно, замуж из-за этого не вышла. А Генри как-то вытянул напёрсток, но, конечно, они с Вики не развелись из-за этого, только от души посмеялись. С другой стороны Фредерик из года в год вытаскивал монетку, и его и без того большие доходы росли, но, разумеется, вовсе не из-за монетки из пирога, а потому что он много работал.

— Это всё глупости, — с напускной небрежностью отмахнулась Камилла и вновь перевела тему: — Вы с Генри на бал идёте? — спросила она.

— Нет, — ответила Вики. — В Хэллоуин на Элфине неспокойно. Мы будем как всегда дома. Жаль, что ты, Белль, — она повернулась к сестре, — не можешь остаться с нами.

— Да, — кивнула та, взяв из корзинки очередной макарун. — И мне жаль.

Она вспомнила про три танца с Гидеоном, и грядущий бал окрасился совсем уж в тоскливые цвета.

— О чём говорите, девочки? — вернувшийся Генри уселся рядом с Вики.

— О Хэллоуинском бале, — ответила Вики.

Генри приобнял супругу за талию и, многозначительно улыбнувшись ей, спросил:

— Помнишь Хэллоуинский бал в выпускном классе?

— Ещё бы! — Вики хихикнула. — Мы, кажется, никогда так не веселились.

— Это тот бал, после которого вам дали две недели общественных работ? — уточнила Камилла.

— О да, директор Стокетт был в ярости! — ответила Вики. — Но это того стоило.

— Однозначно, — согласился Генри.

— И что же вы тогда сделали? — спросила Камилла, которая, насколько Белль знала, в своём выпускном классе была первой тусовщицей.

— Я же говорил, что Фредерик никому не расскажет, — повернулся Генри к жене. Та кивнула. — На самом деле ничего особенного, — уклончиво сказал он Камилле.

У Белль в кармане завибрировал телефон, и она отошла в сторону ответить на звонок. Краем уха она прислушивалась к разговору Вики и Генри, но те так ничего и не рассказали Камилле.

— Добрый день, мистер Хэмбли, — сказала Белль в трубку.

— Добрый, добрый, — ответил хозяин «Розы ветров». — Тут ребята с тридцатого на тридцать первое хотят экскурсию в Волчий Клык. Возьмёшь?

Аннабелль не поверила своим ушам: из той цыганки в чалме всё-таки получился пророк! Белль едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— Если их устроит выйти обратно часов в восемь утра, то возьму, — серьёзно ответила она.

— Обратно они закажут вертолёт, — ответил хозяин «Розы ветров». — Я предупредил их, что у тебя вечером бал, но они не хотят с утра спешить.

— Отлично.

— Договорились, — сказал мистер Хэмбли. — Они приедут утром двадцать восьмого. Скину тебе их контакт, договоришься о встрече.

— Начала ставить брони на конец февраля? — нахмурившись, спросила Вики, когда Белль вернулась, на ходу просматривая анкету своих туристов: Колдер и Сильвия Фрост, двадцать четыре года; дата рождения одна и та же — кажется, они двойняшки или близнецы.

— Нет, это мистер Хэмбли, — ответила Белль, усаживаясь рядом. — Заказ на экскурсию в Волчий Клык.

— Сезон разве не закончился? — Генри протянул ей бокал с сидром.

— Пока снег не лёг, ходить можно, — поблагодарив кивком, ответила Белль. — К тому же вернёмся вертолётом. Так что, расскажете, что вы такого сделали на Хэллоуин в выпускном классе? — спросила она, взглянув на сестру и зятя.

Те синхронно покачали головами и, переглянувшись, рассмеялись.

— Скорее всего просто напились, а Стокетт их застукал, — сказала Камилла, сделав глоток. — Но теперь им стыдно признаться, что они были не так круты, как им тогда казалось.

Белль усмехнулась: предположение Камиллы звучало правдоподобно. Вики и Генри никогда не были оторвами, особенно в старшей школе. Они постоянно учились, готовясь к поступлению; в свободное время Вики подрабатывала в сувенирной лавке, а Генри помогал отцу в винодельне, поэтому даже самая маленькая шалость могла показаться им грандиозным весельем.

— Ну до тебя нам было далеко, — Вики улыбнулась Камилле. — Помню, как вы с Крис в выпускном классе на день города подлили в контейнер с соком водку. Пятиклассники начали падать как подкошенные. Учителя были в ужасе.

— Признаться, до сих пор не могу понять, зачем вы это сделали, — сказал Генри.

— Вообще-то это было весело, — поджав губы, ответила Камилла. — Я скучаю по тем временам… — неожиданно добавила она, отвернувшись к морю.

— Если б мне тогда сказали, что мы с тобой станем подругами, — произнесла Вики с улыбкой, — я б ни за что не поверила. Вы с Крис и Алиной были самыми популярными девчонками в школе. Устраивали вечеринки в середине недели и регулярно не носили школьную форму. Помню, как ты красила волосы каждый месяц в разные цвета, и младшие девочки потом умоляли мам тоже покраситься как ты.

— Я и в университете так делала, — усмехнулась Камилла. — Фред каждый раз был в шоке. А когда я сделала первую татуировку, он чуть не плакал, — она засмеялась, будто в этом было что-то смешное.

— Кто был в шоке, — заметила Вики, — так это Генри, когда узнал, что вы начали встречаться.

— Это правда, — подтвердил Генри, отпив лимонада. — Фредерик ведь всегда был в команде ботанов.

— Противоположности притягиваются, — натянув улыбку, ответила Камилла.

Аннабелль не знала Камиллу-выпускницу и Камиллу-студентку, любительницу вечеринок и ярких волос. Всё-таки Фредерик повлиял на неё больше, чем Белль думала. Наверное, и Камилла повлияла на него, но Белль не знала Фредерика до Камиллы. По рассказам Генри в школе Фредерик любил математику, программирование, альпинизм и готовить по рецепту разные необычные блюда — вроде бы ничего не поменялось с тех пор. Даже машину он до сих пор не любит водить и не водит, хотя в шестнадцать лет получил права по настоянию старшего брата. Родители Фредерика занимались расширением бизнеса и активно налаживали международную торговлю, поэтому он с детства много времени проводил в семье своего старшего брата Виктора и рос вместе с Генри, которому хоть и приходился дядей, но был старше всего на полтора года, и поэтому оба ощущали себя скорее братьями.

Марк и Алекс уронили змея в море, и Генри ушёл вытаскивать из воды всех троих, после чего пикник пришлось спешно сворачивать. Вики переодела сыновей в сухое, закутала в пледы, и они с Генри, который тоже намочил ноги, заторопились домой.

— Белль, поедешь к нам? — спросила Вики.

Та заколебалась: сегодня нужно было дописывать эссе, а если поехать к Уайтам, то домой она вернётся поздно.

— Я могу тебя отвезти, — неожиданно предложила Камилла.

— Спасибо, — согласилась Белль. — У меня сегодня ещё дела, — сказала она сестре.

Аннабелль сначала опасалась, что Камилла снова начнёт говорить о Фредерике, но, к счастью, получилось продолжить тему Хэллоуина, и они всю дорогу обсуждали обстоятельства гибели четырёх выпускников в Хэллоуинскую ночь в готическом особняке Айрин Бёрд. Это случилось пять лет назад, и по городу до сих пор ходили самые разные слухи: от несчастного случая до жертвоприношения во славу Х’гивхаты, порождения дьявола и матери ведьм. Камилла, которой не было во время трагедии в Торнфилде, рассказала, что пыталась расспросить отца, но тот отмахивался. А Белль однажды подняла эту тему с мэром, но быстро поняла, что мистеру Куперу тяжело об этом говорить. В доме Айрин Бёрд люди гибли не только в канун Дня Всех Святых, а в сам праздник на Элфине смерти случались каждый год. Но как правило это были несчастные случаи: пьяным уснул в лодке у причала и замёрз, поскользнулся и разбил голову, упала из окна, когда снимала бельё — это смерти перед Хэллоуином за последние три года. Ничего загадочного или мистического. Подобное могло случится в любой другой день — считала Камилла. Но Белль, воспитанная на рассказах дедушки, придерживалась иного мнения. Джеймс Тэйлор говорил, что в 1863-м году, именно в предхэллоуинскую неделю, Айрин Бёрд, готовясь к особому ритуалу в Волчьем Клыке, сумела использовать огонь тыквенных фонарей как проводник для потусторонних сил. Так что теперь даже после её смерти злые духи по-прежнему летят на свет лампад Джека и забирают человеческие жизни по всему Элфину. Впрочем, гибель Верховной ведьмы и всего ковена Волчьей Звезды по-прежнему не доказана, ведь их тела так и не были найдены.

Белль тепло попрощалась с Камиллой возле своего дома, подумав, что они, кажется, впервые так увлечённо разговаривали на интересную обеим тему. Ведь когда пятнадцатилетняя Белль только переехала в Торнфилд к сестре, Камилла, в тот же год вернувшаяся вместе с Фредериком из Лондона, не замечала Белль, а потом стала ненавидеть.

— Спасибо, что подвезла, — сказала Белль, улыбнувшись. — И за разговор.

— И тебе, — ответила Камилла.

Зайдя к себе в квартиру, Аннабелль подумала, что при других обстоятельствах они с Камиллой могли бы даже подружиться. Это ещё может случиться, если Белль забудет Фредерика и полюбит кого-то другого.

Кладбище

Проснувшись утром двадцать седьмого октября, Аннабелль отдёрнула плотные светло-лавандовые портьеры и увидела сквозь белый тюль низкое серое небо и кренящиеся от ветра полуобнажённые деревья. Кое-где возле домов и вдоль улиц люди уже развесили праздничные гирлянды, паутину и тыквенных Джеков, которые как будто кивали, раскачиваясь на ветру.

Позавтракав ягодным чизкейком и неизменным в эти октябрьские дни вербеновым чаем, Аннабелль вернулась в спальню и долго стояла перед платяным шкафом, глядя на висящее среди светлой одежды единственное обсидианово-чёрное платье. Она надевала его лишь трижды: на похороны матери Генри, на Совет Основателей, на котором отменили Молочный бал, и на прощание с погибшими альпинистами на следующий день.

Ей вспомнился тот ясный вечер пятнадцатого июня, когда она вернулась после Совета Основателей и визита к принцу Эллиоту и неожиданно застала во дворе у дома Уайтов лучших друзей Фредерика — Джеймса Ли и Аарона Крейга. Все трое больше двух суток считались пропавшими без вести, и, возможно, погибшими под лавиной, сошедшей на базовый лагерь тринадцатого июня. Белль до саднящей боли в сердце боялась поверить и обмануться: значит, и Фредерик вернулся?..

— Знаешь, Аннабелль, ты выглядишь как всегда та-ак красиво, — заметил Аарон, взяв её под локоть. — Даже и не верится, что ты столько слёз пролила, беспокоясь о нас, — он хитро улыбнулся.

— Не слушай этого недостойного, Белль, — взяв её под другой локоть, доверительно произнёс Джеймс. — Лучше выходи за меня замуж — станешь прямо как героиня стихотворения Эдгара Алана По. Аннабелль Ли. Звучит ведь?

— А если ты выйдешь за меня, — подхватил их любимую шутку Аарон, — то я возьму твою фамилию, прямо как твой отец, когда женился на твоей маме.

— Так, парни, — усмехнулся Генри, открывая перед гостями дверь, пропуская Белль вперёд и проходя в дом за Аароном и Джеймсом, — если хотите жениться на Аннабелль, то становитесь в очередь: будете примерно двухсотыми.

— Если только ваши девушки вас раньше не убьют, — со смехом сказала Вики, вышедшая встретить гостей. — Привет, ребят, проходите, — она обняла обоих. — Аннабелль, не хочешь переодеться? — оглядев сестру, спросила Вики, едва они зашли в дом. — Сегодня у нас радостное событие. Горевать по погибшим будем завтра.

— Хорошо, — кивнула Белль.

«Только сначала я одним глазком взгляну на Фредерика. Мне надо знать: с ним точно всё в порядке», — подумала она, хотя уже отсюда слышала воркующий голос Камиллы и поняла: Фредерик вернулся. Однако Белль было важно увидеть его своими глазами.

Дождавшись, когда старшая сестра исчезнет за поворотом коридора, ведущего в кухню, Белль тихонько прошла к гостиной и остановилась в дверном проёме. Здесь собрались все, кроме Вики. Аарон и Джеймс, забавно перебивая друг друга, рассказывали про поход, Генри слушал их, покачивая Алекса на коленях; Марк бегал по ковру с игрушечным вертолётиком в руках. Фредерика Белль увидела не сразу: он сидел на диване в глубине гостиной, а у него коленях расположилась Камилла.

«Отчего каждый раз так больно?..» — подумала Белль и отступила назад, в коридор.

Но вдруг замерла, услышав своё имя.

— Аннабелль, — раздался негромкий голос Фредерика. Он заметил её?..

Она шагнула вперёд и остановилась.

— Неужели ты хотела уйти, не поздоровавшись? — спросил Фредерик, и в голосе его звучал мягкий упрёк. Взгляд Камиллы свирепо сверкнул, но Белль было всё равно.

— Я… — медленно начала она, — очень рада, что ты вернулся, — и быстро вышла из гостиной.

Прислонившись спиной к стене, она закрыла лицо ладонями. Щёки её пылали. «Как подросток!.. — думала она, стыдясь саму себя. — Сбежала как подросток!.. А что будет на ужине? Я просто не выдержу!..»

Вдруг в шуме голосов, доносившихся из гостиной, она услышала негромкий голос Фредерика:

— Почему Аннабелль в чёрном? У неё что-то случилось?..

— Она вроде помогала мэру в каком-то деле, — ответил Джеймс Ли.

— Её друг погиб, — сказал Генри. — Калеб Каппер.

— Капкейк? — переспросил Аарон.

— Да, — подтвердил Генри. — Он был в лагере вместе со своими туристами, когда сошла лавина.

— А мы с ним там не пересеклись… — растерянно проговорил Аарон. — Надо будет к его матери зайти…

— Они поднялись тринадцатого в полдень, когда вы были на восхождении, — ответил Генри.

— Ты никуда не пойдёшь! — раздался возмущённый голос Камиллы.

— Я всего лишь хочу выразить ей свои соболезнования, — возразил Фредерик.

— Это просто маскарад, они даже не дружили! Вот смотри! Это фотка из Мэрии. Это просто постановка!

Белль отогнала воспоминание и сняла платье с вешалки. Сегодня подходящий для него день. Для многих двадцать седьмое октября ничего не значит, но для неё это трагическая годовщина дня, когда она потеряла почти всех своих родственников-фейри, даже не успев познакомиться с ними.

Шёлковый лавандовый пеньюар упал к ногам, и, переступив через него, Белль надела траурное платье.

Спустя четверть часа Аннабелль, стояла в прихожей перед зеркалом в полный рост и закрепляла шпильками закрученные в тугой узел ниже затылка густые кудри. Потом надела фетровую шляпу с широкими полями. Несколько выбившихся из причёски прядок змейками вились вдоль лица, падая на обнажённые ключицы в квадратном вырезе платья. Белль поправила бархотку на шее, и, надевая тонкие кружевные перчатки, оглядела себя в зеркале и подумала: если бы она выбрала своими любимыми цветами чёрный и, к примеру, бордовый, то вполне могла бы пополнить ряды фейри, что плели придворные интриги и свергали королей, вдохновляли лучших поэтов и разбивали им сердца.

Когда Белль вышла из дома, белоснежный «Бентли Бентейга» Уайтов уже стоял внизу. Усевшись на заднее сидение, Аннабелль повернулась к окну. Сегодня она увидит Фредерика. Если он, конечно, придёт.

Машина развернулась и выехала на шоссе. Белль погрузилась в размышления. Так странно, она ведь почти никогда не знает, что Фредерик чувствует, о чём думает. За несколько лет общения с ним она к этому так и не привыкла, ведь большинство людей не умеет сдерживать всплески своих чувств. Но Фредерик… Сквозь густое облако его доброжелательного спокойствия редко пробивались иные эмоции. Разве что в день похорон… Тогда, на кладбище, он…

Белль ощутила, как к её щекам прилила кровь. Она зажмурилась, отгоняя возникшую перед глазами картину. Конечно, она тогда едва-едва не поцеловала его! Ещё бы он не отреагировал. Другой на его месте побежал бы ей навстречу. А он всего лишь не мог отвести взгляда. Но это было так волшебно!..

Аннабелль прижала ладонь к пылающей щеке и глубоко вдохнула, успокаиваясь. За окном мелькнул чёрный частокол высокой кладбищенской ограды. Возле распахнутых ворот уже стоял бордовый «Ниссан Джук» Камиллы.

Камилла и Фредерик уже стояли у ворот. Пока все здоровались, Аннабелль с удивлением отметила: Фредерик, как и она, пришёл в чёрном. Вики — в тёмно-синем платье и пальто, Генри — в костюме цвета графита, Камилла — в бордовом платье и бежевом пальто, а Фредерик — в чёрных костюме и пальто. Белль подумала, что в этом образе он похож на героя готического романа с загадочным прошлым. Ей было приятно, что он тоже надел траур сегодня. Странно, но Камилла будто не замечала, что лишь они двое, словно договорившись, выбрали один и тот же цвет. В этот момент к Белль как раз подошла Камилла, поздоровалась и, сочувствующе пожав руку, сказала:

— Соболезную тебе, Аннабелль.

— Спасибо, Кам, — немного растерявшись, ответила Белль.

Она даже не сразу ощутила, что Камилла говорила не вполне искренне. Хотя доля сочувствия в её словах всё-таки была.

«Конечно, — спустя минуту подумала Аннабелль, наблюдая, как Камилла идёт под руку с Фредериком чуть впереди, — легко быть великодушной, когда у тебя и так есть всё, о чём только можно мечтать». Белль вздохнула: «О, Лилит! Какая же я жалкая!..»

Аннабелль расправила плечи и ускорила шаг. Она последняя фейри Элфина и подойдёт к могилам своих убитых родственников первой.

Братья дедушки — Александр вместе с детьми и Дэниел, тётушки и дяди, троюродные бабушки и дедушки — покоились в глубине кладбища, в самой северной его части. Шестерых фейри-полукровок из рода Уильяма Тэйлора и первородной фейри Амирель отравили в 1951-м году. В тот день, двадцать седьмого октября, дедушка лишился всех своих родственников. Аннабелль было страшно представить, что он пережил, как смог сохранить рассудок и желание жить на острове, где люди устроили геноцид всей его расы.

Обогнав остальных, Белль шагала между старых пихт и могил, которые, несмотря на конец октября, утопали в цветущих левкоях и гиацинтах, анютиных глазках и львиных зевах, барвинках и флоксах, колхикумах и васильках, шток-розах и гвоздиках, их нежное благоухание неслось над кладбищем. Белль читала на потемневших от времени надгробьях имена и даты жизни погибших фейри: Коул Тэйлор (1873-1951), его дочь Джезабель (1909-1951), её дочь Кристин (1934-1951); дедушкин младший брат Александр, родившийся в 1849, был отравлен вместе с двадцатилетней дочерью-фейри Анной в 1951-м. А сыновья Александра, Кевин и Марк, были людьми и умерли позже, дожив свой человеческий век в Германии. Они не смогли остаться на Элфине после случившегося. В Мюнхене у них родились дети, а затем и внуки, и правнуки, но все они были просто людьми. Белль шагнула дальше, к могиле дедушкиного дяди, Стюарта Тэйлора (1805-1951), переехавшего из Линденшира в Торнфилд за три года до трагедии.

Аннабелль прошла к благоухающим цветами могилам Ламбертов и Льюисов: оба рода прервались в 1951-м. Возможно, лишь шестнадцатилетняя Аннабель Ламберт была всё ещё жива: летом 1951-го она уехала погостить к дяде в Лондон и, разумеется, не захотела возвращаться на Элфин после трагедии. Больше о ней ничего было неизвестно, но Белль хотелось верить: её тёзка из рода Ламбертов жива, хоть по официальным данным в мире не осталось больше фейри, кроме самой Белль. Даже Эмбер Найтингейл, знаменитая охотница на вампиров, которая часто исчезала и потом неожиданно возвращалась, уже четыре месяца считалась погибшей. Хотя в её смерть верили далеко не все.

Белль пошла к могиле Вероники Льюис. Ей было всего пятнадцать… Как же надо было ненавидеть фейри, чтобы холоднокровно убить ребёнка!

Люди так боялись подвергнуться внушению фейри, что легко поверили клеветническим речам чуть ли не первого встречного. Преподобный Джулиан Красовски был, конечно, превосходным оратором, но как ему удалось меньше чем за полгода настроить треть жителей Торнфилда против семей фейри?..

С какой лицемерной благожелательностью заговорщики относились к фейри, втайне обдумывая их убийство! Когда Блэки пригласили на свадьбу чуть ли полгорода, включая и все семьи фейри, последние, несмотря на свою магическую эмпатию, ничего не заподозрили. В детстве Белль не могла понять, как же так вышло?.. Дедушка полагал, что Красовский внушил своим последователям: убивая нелюдей-фейри, они делают благое дело, и те искренне в это поверили.

Белль было больно за своих погибших сородичей и брала злость, что их смерть осталась неотомщённой. Совершив массовое убийство, Джулиан Красовски, Блэки, Вильямсоны и другие покинули остров, избежав наказания: в последний раз их видели на берегу в ожидании утреннего парома.

Когда мэр (отец судьи Моргана) вместе с другими членами Совета, стал разбираться в произошедшем, никого из зачинщиков найти не удалось, и все обвинения повесили на Галлахеров: ведь именно в их винодельне приготовили вино «Сладкие мечты», которое убило фейри: его подмешали во все напитки на праздничном столе — для людей оно было безвредным. Галлахеры срочно покинули остров, а Уайты стали монополистами в торговле вином на Элфине. Некоторые тут же обвинили Уайтов: мол, они подставили Галлахеров, устраняя конкурентов. Белль, конечно, не знала дедушку Фредерика и Виктора, но ей не верилось, что он мог совершить такое. Или она просто не хотела верить в это. В конце концов правды уже не узнать.

— Аннабелль. — Негромкий голос преподобного Мэтью Ричардсона вырвал её из задумчивости. Для мужчины у него был на удивление высокий голос, но он отлично гармонировал с его обликом: священник был невысок и аскетически худощав, одет как всегда с безупречным вкусом в чёрное.

— Здравствуйте, преподобный, — Белль встретилась с его серо-голубыми глазами. — Спасибо, что пришли. Это очень важно для меня.

— Быть здесь, среди могил несправедливо убиенных фейри, важно и для меня, Аннабелль, — ответил преподобный. — Торнфилд до сих пор не искупил вину перед детьми Лилит и, увы, даже не пытается это сделать.

— Все, кто были ответственны за их смерть, наверное, уже давно мертвы, — задумчиво проговорила Белль.

— Вероятно, это так, — ответил тот.

Неподалёку послышался голос мэра. Вскоре мистер Купер, Вики, Генри и Фредерик с Камиллой появились из-за деревьев и подошли к стоящим у могил Белль и священнику.

Высокий голос преподобного Мэтью Ричардсона, читающий поминальные молитвы, одиноко звучал в тишине кладбища, лишь ветер в ветвях пихт вторил ему.

— Боже, Господь милосердный, — произнёс священник, — вспоминая годовщину смерти рабов Твоих… — он повернулся к Белль, чтобы она назвала имена погибших родных.

— Александра, Стюарта, — стала перечислять Аннабелль имена погибших фейри из рода Тэйлоров, — Коула, Джезабель, Кристины, Анны… — Затем она повернулась к могилам Льюисов и Ламбертов и назвала их имена тоже.

— Просим Тебя, — продолжил преподобный Мэтью Ричардсон, — удостой их места в Царствии Твоём, даруй благословенный покой и введи в сияние славы Твоей.

— Аминь, — произнесла Белль, а за ней и все остальные.

Уходить с кладбища не хотелось. Аннабелль с детства нравились тишина и спокойствие, царившие здесь. Раньше она часто приходила сюда с дедушкой.

Потемневшие от дождей и ветров скорбящие каменные ангелы, мраморные надгробья, тонущие в зарослях жухлой травы, и усыпанные листьями могилы в окружении тёмных пихт — всё это вызывало щемящее чувство грусти и странное ощущение уюта, особенно сейчас, в конце октября.

Аннабелль решила сходить на могилу друга, погибшего в горах полгода назад. Как бы ни злословила Камилла, они с Капкейком действительно дружили. Благодаря ему стала гидом и после его гибели всё лето на маршрутах вспоминала о нём. Как же часто бывает, пока человек жив, общение с ним кажется таким обыденным и будто вовсе не ценным, но стоит ему умереть…

Генри захотел навестить могилу матери. Вики, конечно, пошла с ним. Камилла сказала: они с Фредериком тоже присоединятся; мистера Купера срочно вызвали в Мэрию, и Аннабелль пошла к могиле Капкейка одна.

Вскоре Белль увидела большую мраморную плиту в окружении кустов роз: они цвели всё лето, а теперь засохли. «Калеб Эндрю Каппер. Сын, друг, гид» — было выбито на плите. И даты рождения и смерти. Жизнь отмерила ему всего-ничего — двадцать четыре года. Слишком мало.

Гроб Калеба был полон белых роз. Его лицо, всегда красное от безжалостного к белокожим людям горного солнца, сейчас напоминало светлую безжизненную маску; рыжие волосы, обычно торчащие из-под красно-чёрного баффа в разные стороны, сейчас были аккуратно расчёсаны на пробор. Чёрный смокинг смотрелся на его теле неуместно, чужеродно. Калеб был совершенно на себя не похож — совсем не тот весельчак Капкейк, который травил старые туристические байки, мешая их с пошловатыми анекдотами.

«Наверное, в морге заново нарисовали лицо, — подумала Белль. — После лавины он едва ли мог выглядеть нормально».

В руке Белль оказался стебель белой розы, и она аккуратно положила цветок в гроб, на грудь Калеба.

— Покойся с миром, — шепнула она и отступила.

Через некоторое время гробы с погибшими заколотили и опустили в могилы. В каждую преподобный Мэтью Ричардсон бросил по горсти земли; затем его сменили члены Совета Основателей. Аннабелль вынула из вазы ещё одну белую розу. Сжала стебель, вонзая в ладонь большой шип. Тонкий запах фиалок смешался с ароматом роз, кровь по капле заструилась по руке. Белль продолжала сжимать цветок, не давая ране зажить. Пульсирующая боль успокаивала, позволяла сосредоточиться на собственных ощущениях и не давала провалиться в глубокую безысходную тоску, разливавшуюся по кладбищу.

Мистер Купер, бросив на последний гроб горсть земли и розу, отошёл. Вскоре из всех членов Совета у могил остались лишь Аннабелль и мисс Уэлш. Белль удивилась, увидев крёстную на кладбище: та всегда их избегала. Стройная, с безукоризненной осанкой, в неизменном чёрном платье и в чёрной шляпке поверх густых серебристых волос, убранных в причёску, она, задумчиво глядела сквозь тёмную вуалетку. Зачерпнув земли, бросила на крышку гроба. Обернулась к Белль, пропуская вперёд. Белль вновь подумала: несмотря на седину мисс Уэлш нельзя было дать и сорока пяти, хотя по рассказам дедушки Белль знала: крёстная гораздо старше.

Неожиданно Белль вновь ощутила взгляд крёстной: крёстная смотрела на клатч. Белль опустила глаза: из него виднелся краешек дедушкиного шейного платка. Мисс Уэлш подняла глаза на крестницу. Белль не знала, что сказать, если крёстная спросит, не дедушкин ли это платок?..

Белль кинула на гроб Капкейка свою розу. Почувствовала, как рана на ладони стала медленно затягиваться. Потом подняла ком земли и тоже бросила: он со стуком ударился о крышку. Другой рукой Белль незаметно спрятала край платка поглубже в клатч и отступила от могил.

Мисс Уэлш встала рядом, заставив Белль напрячься, и спросила:

— Как ты себя чувствуешь, Фиалка? — в её голосе звучали лишь забота и лёгкое беспокойство. — Выглядишь бледной.

— Всё хорошо, крёстная, — улыбнувшись, ответила Аннабелль, у которой сразу отлегло от души.

Может, мисс Уэлш всё-таки не узнала платок дедушки? Конечно, он носил его почти всегда, но крёстная жила в Торнфилде, и с дедушкой они виделись нечасто. Может, она просто удивилась, зачем Белль взяла платок с собой на кладбище? А если и узнала, то все равно едва ли ей известно, что дедушка был в нем в тот роковой майский день.

Аннабелль немного успокоилась и стала наблюдать за людьми, подходящими к могилам проститься. Но едва от раны на ладони осталось лишь небольшое пятно засохшей крови, человеческое горе как цунами вновь подступило к сердцу. Белль казалась себе хрупкой лодочкой, которую бесконтрольно несёт по волнам шторма чужого отчаяния и тоски. Дышать стало трудно, в голове стучало, гортань свело от подступивших слёз. Хотелось закричать.

Шестеро мужчин взялись за лопаты — засыпать гробы. Люди продолжали подходить проститься. Среди них Белль увидела Фредерика и прильнувшую к нему Камиллу. Фредерик держал в руке розу и смотрел, как комья земли летят в зияющую пропасть могилы. Он был так задумчив и сосредоточен, что Белль позволила себе смотреть на него дольше обычного. Лишь один его облик усмирял внутри неё шквал чужих эмоций, позволяя сосредоточиться на собственных ощущениях: на разливающемся внутри океане тёплого спокойствия и распускающемся чувстве непостижимой нежности. И тогда людские боль и страдания, которые она ощущала каждой клеточкой своего тела, отступали. Как же ей хотелось, чтобы Фредерик просто был рядом и не нужно было думать о чувствах Камиллы и мнении окружающих!..

Фредерик высвободился из рук Камиллы, прошёл к почти засыпанной могиле Капкейка и опустил в неё розу. И вдруг поднял голову, встретившись взглядом с Аннабелль. У неё перехватило дыхание, но она не отвела глаз. Время будто замедлилось, и всё вокруг стало неважным для Аннабелль, словно на всём белом свете остались лишь Фредерик и она.

«Что, если я его поцелую? — мелькнула безумная, но сладостная мысль. — Когда все разойдутся, я окликну его, он обернётся… и я его поцелую. И он станет только мой, только я буду в его мыслях и желаниях…»

Но она тут же ужаснулась этой мысли, поспешно отвела взгляд, чувствуя, как кровь прилила к щекам: «Нет! Я никогда не поступлю так!..»

Белль не нужна одержимость Фредерика, вызванная магией. Ей нужна его любовь.

«Этим поцелуем я могла разрушить всё хорошее, что между нами было!..» — с ужасом осознала Белль. Лучше она будет довольствоваться дружбой, но настоящей. Из-за чар в её жизни и так немного подлинных чувств. А симпатия Фредерика к ней искренняя. Безрассудно пренебрегать таким даром. И, может быть, однажды эта симпатия станет чем-то бо́льшим.

Вдруг Аннабелль почувствовала присутствие мисс Уэлш. Повернула голову и увидела крёстную, наблюдавшую за Фредериком, который вместе с Камиллой отошёл в сторону от могил.

— Однажды ты встретишь того, кто будет достоин твоей любви, дочь Лилит, — голос мисс Уэлш прозвучал совсем тихо — эти слова предназначались лишь Белль.

Белль было горько слышать слова крёстной и хотелось возразить: ей не нужен никто другой! Но, помолчав, Белль спросила:

— А если я больше не смогу… полюбить?..

— Никто не властен над уготованной ему судьбой, — задумчиво проговорила мисс Уэлш. — Но в твоих руках судьба Элфина.

— Элфина? — переспросила Белль, заметив противоречие с первой фразой и получив весьма странный ответ на свой вопрос. Что, впрочем, было почти не удивительно. — Сегодня вы снова говорите загадками, крёстная, — улыбнулась она.

— Скоро ты будешь вспоминать всё это, — мисс Уэлш оглядела могилы, толпящихся возле них людей и Фредерика, обнимавшего одной рукой прижавшуюся к нему Камиллу, — как сон, — она смолкла.

Аннабелль повернулась к крёстной спросить, что значат её слова, но обнаружила: той больше нет рядом.

Люди продолжали расходиться. Ушёл и Фредерик, увлекаемый Камиллой, а Белль всё стояла в задумчивости у могильных холмов и смотрела, как сквозь них, разрывая рыхлую свежую землю, прорастают колючие стебли и распускаются ярко-алыми розами.

Вдруг ощущение дежавю заставило Белль прийти в себя. Она обернулась, почувствовав присутствие. Фредерик.

— Ты как? — негромко спросил он.

— Нормально, — ответила она, заставив себя улыбнуться.

— Точно?.. — он указал на могилу Капкейка.

Безжизненные сухие стебли выпрямились, зазеленели и распустились красными розами, которые чуть покачивали прелестными головами в такт порывам осеннего ветра.

Белль вздохнула.

— Может, однажды, — проговорила она, — я научусь выращивать что-то, кроме красных роз, — и невесело усмехнулась.

— Скоро за тобой начнут охотиться цветочники, — сказал Фредерик. — Ты, кажется, научилась генерировать розы из воздуха.

— Нет, на самом деле, в могиле Капейка изначально были розы, — возразила Белль. — Просто белые.

— Я про розовый куст в квартале Пророчеств, — ответил Фредерик.

Она быстро взглянула на него:

— Надеюсь, не все такие догадливые, как ты.

— Думаю, мы сможем отвадить назойливых торговцев, готовых отдать тебе все деньги за волшебные розы, — подмигнув, улыбнулся он.

— Вовсе они не волшебные… — возразила Белль и смущённо отвернулась.

Все попытки Белль отпустить Фредерика, забыть и жить дальше развеивались как утренний туман, стоило ему оказаться рядом. Может быть, она и жестока, что влюблена в него. Но тогда и ему не сто́ило приходить сегодня в чёрном и вновь дарить ей надежду, что она важна для него.

Через несколько минут они пошли к выходу. Ветер усиливался, пихты поскрипывали, раскачиваясь, а небо ещё сильнее потемнело: скоро начнётся ливень. Однако Белль совсем не хотелось уходить с кладбища. Она старалась не думать об этом, но рядом с Фредериком ей стало ещё уютнее, и она была готова бродить среди могил и надгробий хоть до самой темноты.

Они вышли с тропинки на дорогу, ведущую к воротам. Справа раскинулась лужайка клевера. Белль наклонилась, чтобы сорвать четырёхлистник — она всегда находила их, если хотела. В её руке поблёкший стебелёк вновь стал зелёным, душисто пахнущим июльским сенокосом.

— Держи, — она протянула клевер Фредерику.

— Оставь себе, — покачал головой тот. — Отдавать четырёхлистный клевер — дурная примета.

— С каких пор ты веришь в эти глупые суеверия? — рассмеялась Аннабелль. — К тому же, я фейри: удачливость — наша сильная сторона.

— Если бы это было так, — возразил Фредерик, — мы бы не собрались здесь сегодня.

К сожалению, он был прав, и Белль кивнула.

— Просто знаешь, — задумчиво произнесла она минуту спустя, — Генри сказал, ты работаешь над каким-то секретным проектом, который очень важен для тебя. Я хочу, чтобы у тебя всё получилось, — и, улыбнувшись, она вновь протянула четырёхлистник Фредерику.

— Спасибо, — ответил он и на этот раз взял подарок, едва коснувшись её пальцев.

До слуха Белль донеслись голоса Вики, Кам и Генри, и вскоре все трое показались на дороге, вынырнув из-за деревьев. Раздался раскат грома, и с неба сорвалось несколько капель. Пора было уезжать.

Золото Элфина

Аннабелль любила белый дом Уайтов, построенный в конце пятидесятых годов девятнадцатого века в стиле александрийского¹⁰ рококо. Хотя сам стиль ей был не близок: она предпочитала более простые формы, ей нравились классицизм и эклектика, а особую любовь Белль питала к колониальному стилю, с его лёгкими конструкциями из дерева и камня, этническими орнаментами и обилием света.

Снаружи особняк Уайтов (именно так он и обозначался в туристических путеводителях) выглядел, как и подобает дому своей эпохи: ассиметричная композиция и ломанная линия фронтонов с вазами и скульптурами, роскошная лепнина с мифологическими мотивами; полуциркульные окна, украшенные наличниками; опоясанная балюстрадами крыша, арочные проёмы дверей. По семейному преданию Герберт Уайт, активно занимавшийся тогда развитием винодельного бизнеса на Элфине, дал денег Жану Гийому, знаменитому французскому архитектору тех лет, чтобы тот построил ему дом. Гийом и построил самый модный на Элфине дом в стиле господствовавшего тогда рококо. Герберту дом не очень понравился, но его жена пришла в восторг, поэтому Уайты поселились там. Но уже сын Герберта избавился от роскошных фресок, тяжёлых люстр и громоздкой лепнины внутри дома. Сейчас интерьер особняка Уайтов совершенно не напоминал роскошество александрийского рококо — всё было минималистично, современно и практично.

Вернувшись с кладбища, Аннабелль пошла переодеться в комнату, в которой жила, когда переехала из Линденшира в Торнфилд. Да и теперь Белль нередко ночевала тут, когда засиживалась у Уайтов.

Игнорируя голоса из кухни, она расстегнула и сняла платье. Переодевшись в любимый сарафан из лавандового льна с белой батистовой рубашкой, Белль уже хотела выйти из комнаты, как вдруг услышала голос Камиллы:

— Я честно пыталась быть милой с ней, раз уж Фред попросил. И я правда сочувствую ей. Такой день… Но зачем он пошёл на могилу Калеба? С ней!

— Капкейк вообще-то был другом и Фредерику, — напомнила Вики. — Они вместе ходили на сборы.

— Всё равно, он мог бы пойти туда позже, а не вместе с ней! — раздражённо не согласилась Камилла. — И почему они оба пришли в чёрном? Как ты это объяснишь? Они как будто договорились! Фред не мог так поступить за моей спиной!

— Я уверена, что они на договаривались, Кам, — негромко возразила Вики. — Просто Фредерик решил её поддержать.

— Поддержать? — переспросила Камилла. — А почему мне не сказал? Я бы тоже поддержала, тоже надела чёрное платье!

— Или это случайность, — аккуратно предположила Вики.

— Какая случайность, если у Фреда и чёрной одежды-то почти нет, — возразила Камилла. — Рубашку он точно купил недавно.

— Прости, Кам, но я не понимаю, к чему ты клонишь.

— К тому, что… — Камилла смолкла на секунду. — Генри ведь так не поддерживает её?

— Кого? — послышался голос Генри.

— Белль, — ответила Вики.

— Почему это я не поддерживаю? — удивился Генри. — Семья ведь для этого и нужна.

— Но ты не пришёл сегодня в чёрном костюме, — сказала Камилла.

— Да, — расстроенно ответил Генри. — Мы с Вики что-то не догадались.

Белль вздохнула и, толкнув дверь, вышла из комнаты. Какой хороший вечер получился бы, если бы не Камилла…

Пока Вики и Камилла раскладывали тарелки в гостиной, Аннабелль зашла в кухню взять бокалы. Вдруг её внимание привлёк тонкий аромат яблок. Белль подошла к столу и увидела блюдо, наполненное канареечно-жёлтыми маленькими яблочками. Она взяла одно, вдыхая нежный медовый дух. Наверное, в этом году уже не удастся испечь пирог… Не успела она подумать об этом, как послышались шаги Фредерика.

— «Золото Элфина», — сказал он, подойдя ближе.

Белль кивнула.

— Можно приготовить пирог, — в задумчивости произнёс Фредерик, словно размышляя вслух.

— Пирог? — обрадованно переспросил Генри, входя в кухню. Он взял штопор из ящика стола. — Я б не отказался.

Фредерик и Аннабелль переглянулись.

— Давай, — улыбнувшись, сказала Белль.

Фредерик подал ей фартук, снял запонки и закатал рукава рубашки. Белль подумала, до чего же ей непривычно видеть его в чёрном, но как приятно знать: он оделся так, чтобы поддержать её — теперь она в этом не сомневалась. Пряча улыбку, Белль надела фартук и, завязав тесёмки, по привычке опустила руку в карман.

Когда ей было девять лет, она вместе с мамой сшила свой первый фартук. И для кармашка она выбрала ткань, гладкую с одной стороны и мягкую и пушистую — с другой. Мама считала, эта ткань не подходит для хлопкового фартука, но дедушка, как всегда, поддержал любимую внучку. Белль пришила кармашек пушистой стороной внутрь, и ей очень нравилось засовывать в него руку — зажмурившись, она представляла, будто гладит котёнка. Потом, конечно, Белль выросла из того фартука, но привычка осталась. Когда ей было шестнадцать, и она только начала готовить с Фредериком, он заметил эту привычку и стал прятать в кармашек её фартука конфеты. Белль каждый раз была в восторге и, нащупав конфету, пыталась угадать, с чем она будет.

В этот раз карман был, конечно, пуст, но Белль улыбнулась, вспоминая о беззаботном прошлом.

Фредерик ловко нарезал яблоки, а Белль смешала в кружке корицу с сахаром.

— La cannelle, s'il te plaît¹¹, — попросил Фредерик, по привычке переходя на французский и, не глядя, протянул ладонь.

— Tenez, chef¹², — с улыбкой ответила Аннабелль, вкладывая в его пальцы кружку с получившейся смесью.

— Спасибо. — Он высыпал корицу с сахаром в блюдо с нарезанными яблоками и стал перемешивать. — Ты знаешь, — произнёс он, взглянув на Белль, — когда мы начали вместе готовить, я не знал на английском многих слов, обозначающих пряности или даже кухонную утварь.

— Ты шутишь! — не поверила Аннабелль. — Я была уверена, что ты в основном называешь всё по-французски для моего полного погружения в язык. Когда дедушка пропал без вести, со мной никто толком не занимался, и мой французский был ужасен.

— Он никогда не был ужасен, — возразил Фредерик. — У тебя всегда было чистое произношение. Просто не хватало лексики, некоторых знаний грамматики и практики.

Белль улыбнулась. Учителя говорили, что у неё талант к языкам, но услышать от Фредерика комплимент её произношению было особенно приятно.

— Когда я понял в разговоре с тобой, что не знаю, как будет «поварёшка» по-английски, — продолжил Фредерик, ловко взбивая венчиком белки́ с сахаром, — то стал заранее переводить французские названия. До этого я готовил один и не задумывался, что не знаю многих английских слов.

— Откуда ты такой ответственный, Фредерик Уильям Уайт? — спросила Белль, шутливо толкнув его в бок.

— Должны же были когда-нибудь сбыться чаяния шефа Бомо́на, — усмехнувшись, ответил он.

Аннабелль замерла. Фредерик избегал упоминать своего наставника и вообще говорить том, как начал готовить, но, кажется, сейчас…

— Но ведь он не прогонял тебя с кухни, — осторожно произнесла Белль, зачерпывая ситом муку и протягивая Фредерику.

— Может, по началу и прогонял, — ответил тот, просеивая муку над тестом, и усмехнулся. — Я ведь ни слова не понимал по-французски, а шеф никогда не снисходил до пояснений на английском. Мне было шесть, когда родители наняли его.

Он смолк, и Белль уже решила, что на этом всё. Однако спустя минуту он продолжил в задумчивости:

— Однажды я забежал на кухню, чтобы взять для нас с Генри какой-нибудь еды, и увидел, как он готовит. Это выглядело увлекательно, и я стал регулярно наведываться на кухню. А спустя, наверное, полгода спросил, можно ли порезать морковку? Шеф так ловко резал её — мне захотелось попробовать. Он дал доску, морковь и нож. Конечно, у меня получилось плохо, и он долго ворчал, хотя, очевидно, заранее знал, что шестилетний ребёнок вряд ли справится хорошо. — Фредерик помолчал. — Я несколько лет думал, что моё имя на французском звучит как «morveux¹³», пока не посмотрел в интернете перевод. — Он усмехнулся.

— Ты ему сказал, что знаешь значение слова? — спросила Аннабелль.

— Сказал. Он посмотрел меня вот так, — Фредерик повернулся к Белль, поджал губы и свёл брови к переносице, — и сказал: «D'accord, gamin¹⁴». И с тех пор он называл меня только «gamin».

Аннабелль улыбнулась. Фредерик вытащил тесто из миски.

— Он постоянно ворчал и ругал меня за малейшую оплошность, — продолжил он, взяв у Белль скалку и начав раскатывать тесто. — Но я пропускал его ругань мимо ушей. Я всегда знал, что он незлой и привязан ко мне. К тому же я не понимал смысл его ругательств, — Фредерик усмехнулся. — Когда мне было двенадцать, отец услышал, как шеф ругает меня. Родители возмутились, хотели уволить его и нанять другого повара. Но мне было жаль расставаться с шефом, и я уговорил отца оставить его. С тех пор он перестал меня ругать.

Аннабелль поставила на стол, смазанный маслом противень. Фредерик аккуратно перенёс на него раскатанное тесто.

— Почему ты… — начала негромко Белль, — так редко говоришь о нём?..

Фредерик задумался.

— Не знаю, — произнёс он. — Не приходилось к слову, наверное. — Он взглянул на Белль. — А ты никогда не говоришь об отце, — заметил он.

Она кивнула.

— Да. Потому что… — Белль помолчала. — Мой отец… всегда избегал меня. Даже когда я была маленькой, — проговорила она, чувствуя, как тяжёлый камень старой обиды вновь болезненно сдавил ей сердце. — Я думаю, он всегда боялся меня.

Фредерик внимательно посмотрел на неё.

— Наверное, он просто тебя не понимал, — тихо произнёс он.

— Да, — ответила Белль. — Он так и не смог принять, что я не человек.

— Странно, что так произошло, — задумчиво проговорил Фредерик. — Он ведь был знаком с твоим дедушкой.

— Моему дедушке было много лет, и он умел жить среди людей, не привлекая к себе внимания, — возразила Белль. — А я…

Она подала Фредерику миску со смесью корицы, яблок и сахара. Он взял её и стал распределять яблоки по тесту. Подняв голову, он взглянул на Белль, точно ожидая продолжения. Ей захотелось поделиться с ним. Его ненавязчивое сочувствие было так приятно ощущать…

— Когда мне было полгода, — проговорила она, — дедушка с бабушкой ушли, маме с Вики надо было ненадолго уехать, и мама оставила меня под присмотром отца. Я спокойно спала в коляске под цветущей яблоней, но потом что-то разбудило меня, и я заплакала. Отец запаниковал, тряс коляску, пытаясь меня успокоить, но даже не подумал взять на руки. Я продолжала плакать, и когда вернулась мама, цветущая яблоня превратилась в высохший скелет, а отец был на грани сумасшествия. Вики боялась: мама с папой разведутся из-за этого.

— Откуда ты об этом узнала?.. — потрясённо спросил Фредерик. Исходящее от него сочувствие смешалось с негодованием по отношению к её отцу. — Кто тебе рассказал?..

— Я несколько раз слышала, как родители обсуждали эту историю, — ответила Белль.

— При тебе?..

— Нет, конечно. Просто я…

Аннабелль услышала шаги и смолкла. Обернувшись, она увидела Марка. Привстав на цыпочки, мальчик заглянул на стол, где стоял противень с пирогом.

— Это мы с папой собрали, — обернувшись, сказал Марк доверительно. — Я рад, что вы делаете пирог.

— Мы тоже, — ответил Фредерик.

Когда Марк вышел, Фредерик сказал:

— Спасибо, что поделилась.

— Спасибо, что выслушал, — Белль улыбнулась.

Фредерик помолчал, а потом сказал:

— Давай украшать.

Белль кивнула, наблюдая, как он растягивает тонкий жгут теста, немного сплющивает и делает ножом надрезы.

Работа дальше пошла в тишине. Фредерик и Аннабелль склонились над пирогом, сплетая поверх тонких яблочных ломтиков ниточки теста в прихотливый узор.

— Что вы делаете? — раздался раздражённый голос Камиллы.

Увлёкшись украшением пирога, Аннабелль не услышала, как Камилла вошла в кухню.

— Яблочный пирог, — в один голос ответили Фредерик и Аннабелль, подняв головы и обернувшись. Белль совсем забыла про Камиллу, и оттого её голос прозвучал немного растерянно, виновато, точно её застали за чем-то не совсем законным, голос Фредерика — спокойно.

— Мы же специально заказали торт. — Камилла скрестила руки на груди. — Куда теперь столько выпечки?

Из-за её спины показалась Вики.

— Отстань от них, Кам, — сказала она. — Пусть готовят. Марк и Генри обожают яблочные пироги и съедят всё с удовольствием.

— Можно тебе на минуточку, — прошипела Камилла Фредерику и потянула его за локоть.

— Конечно, — ответил тот, отряхивая руки. — Сейчас вернусь, — сказал он Белль.

Из смежной с кухней комнаты Аннабелль было слышно каждое слово, каждый интонационный оттенок.

— Ты и так каждый день готовишь! У тебя же скоро курсы, тебе мало? Сейчас уже мэр придёт и мисс Уэлш. Что вы тут устроили?

— Кам, — остановил её Фредерик, — это…

— Если ты сейчас скажешь, — перебила его Камилла, и голос её дрогнул, — что это просто пирог, я тебе…

— Это не просто пирог, — ответил Фредерик. — Это пирог с яблоками «Золото Элфина».

— Откуда вообще взялись эти яблоки?!

— Они растут на заднем дворе и как раз в это время созревают; Генри и Марк их принесли, — педантично пояснил Фредерик. — С ними получаются самые вкусные яблочные пироги. Вот увидишь, пирог будет не хуже торта.

— Да при чём тут это!.. — задохнулась от возмущения и обиды Камилла.

В коридоре раздались шаги и вскоре послышался голос мистера Купера. Белль вышла ему навстречу. Пока она здоровалась с мэром, пришла мисс Уэлш.

— Моя любимая крестница, — она мягко обняла Белль. — Сожалею, что не пришла сегодня на кладбище.

— Ничего страшного, крёстная, я понимаю, — ответила Аннабелль.

Раньше, когда маленькая Белль вместе с дедушкой приезжала в Торнфилд, мисс Уэлш иногда сопровождала их на прогулках по городу, но только не на кладбище. Крёстная не любила их. Лишь полгода назад она нарушила свою традицию и пришла проститься с погибшими альпинистами. Белль думалось: мисс Уэлш сделала это, чтобы поддержать её.

Провожая мистера Купера и мисс Уэлш в гостиную, Белль вдруг услышала обрывок фразы Фредерика:

–…пойти к Крис, когда я уеду. Мне важно поговорить с тобой до отъезда, Кам.

— Тогда говори сейчас, — ответила Камилла.

— Это, очевидно, будет нелёгкий разговор, — помолчав, проговорил Фредерик. — Поэтому…

— Тогда я и слышать ничего не хочу! — решительно перебила его Камилла. — В прошлый раз после такого нелёгкого, — передразнила она его, — разговора ты ни с того ни сего потащил меня в Лондон.

— Ты ведь знаешь, как эта поездка была важна для меня, — в голосе Фредерика прозвучала лёгкая обида.

— Ладно! Но сейчас… — она шумно выдохнула, — оставь свои нелёгкие разговоры на потом.

И Камилла с грохотом распахнула дверь.

— Кам! — крикнул ей вдогонку Фредерик.

Белль поняла, что протирает бокал уже в третий раз под внимательным взглядом крёстной и взяла из коробки следующий. О чём же Фредерик хочет поговорить с Камиллой? Почему Камилла так избегает этого разговора?.. Внутри зрела сладкая кружащая голову догадка, но Белль не дала ей оформиться в мысль: будет слишком больно обмануться. Лучше довольствоваться тем, что есть: Фредерик рядом, и можно снова печь пирог с ним как в старые добрые времена.

В этот момент в гостиную вошла Камилла. Поздоровалась с мистером Купером и мисс Уэлш и продолжила сервировать стол.

Вспомнив про пирог, Белль пошла на кухню. Фредерик и Марк расположились рядом с духовкой, и Марк, наблюдая за стрелкой температуры, комментировал изменения. Фредерик поднялся со стула, когда Белль вошла.

— Пришли мистер Купер и мисс Уэлш, — сказала Аннабелль. — Сходи поздоровайся, а мы с Марком последим за пирогом.

Фредерик кивнул и вышел из кухни. Он был взволнован. Аннабелль чувствовала, что разговор с Камиллой нарушил его душевное равновесие, а её приход совершенно не помог его вернуть.

— Крёстная, — неожиданный вопрос Марка вырвал Белль из задумчивости, — ты ведь помнишь прадедушку?

— Конечно, — улыбнулась племяннику она.

— Расскажи, где он сейчас.

Белль села на стул возле духовки, и племянник тут же забрался к ней на колени.

— Твой прадедушка Джеймс сейчас в Заповеднике, — с улыбкой начала она любимую историю обоих племянников. — Там всегда тепло и солнечно, деревья цветут и дают плоды в одно и то же время, а цветы не сминаются под ногами. Птицы там поют так красиво, что сердце замирает, а огромные бабочки садятся на плечи. А ещё в Заповеднике живут кентавры, единороги, фейри, варгисы и даже драконы.

— А я туда попаду? — спросил Марк.

Белль вздохнула. Она неоднократно отвечала на этот вопрос, но каждый раз было трудно, почти как в первый. Когда дедушка при Белль сказал Вики, что та никогда не сможет попасть в Заповедник, Белль плакала. Но её пятнадцатилетняя сестра весело ответила, что планирует умереть от старости в окружении внуков.

— Туда могут попасть только дети Лилит. А ты сын Адама и Евы.

— А ты можешь попасть? — Марк посмотрел на крёстную снизу вверх.

Помолчав, Белль ответила:

— Когда-нибудь… да. Если захочу.

— И ты бросишь нас? Как прадедушка? — А вот об этом Марк спросил впервые.

— Прадедушка не бросил нас, — твёрдо ответила Белль. — Он любил нашу семью: твою бабушку, прабабушку, твою маму и меня. Но ему пришлось уйти.

— Но почему?..

— Я не знаю, Марк, — грустно проговорила Белль. — Но я уверена: он не мог иначе. Когда я была маленькой… — медленно произнесла она, чувствуя, как воспоминания рёвом вертолётов, завыванием и сине-красными отсветами сирен уносят её в те жуткие майские дни, семь с половиной лет назад, — все считали, он погиб под лавиной. Так многие до сих пор считают. Ты знаешь, что такое лавина, крестник?

Марк, конечно, знал. В Торнфилде после июньской трагедии об этом знали все, включая детей.

— Его искали несколько дней, — продолжила Аннабелль. — Прочесали всю округу, а Долину Снов, где его следы обрывались, перекопали вдоль и поперёк. Но что один фейри мог сделать против лавины в двести-триста тысяч тонн? К счастью, дедушка, твой прадедушка, — улыбнулась Белль племяннику, — успел уйти в Заповедник.

— Может быть он спрятался от лавины в Заповеднике? — осенило Марка.

— Может быть, — ответила Аннабелль и наклонилась к духовке немного сбавить температуру.

— А как попасть в Заповедник?

— Этого я тоже не знаю, — ответила Белль и повернула голову, почувствовав присутствие Фредерика.

Тот остановился на пороге кухни, прислонившись плечом к дверному косяку.

— А прадедушка вернётся? — тихо спросил Марк.

— Мы можем только верить в это. Надеяться и ждать, — и Белль, почувствовав прилив нежности, улыбнулась и поцеловала племянника в макушку.

Марк погладил её руки, обнимающие его. Тут его окликнул Алекс, и он убежал к брату.

Белль боялась поднять голову и встретиться с Фредериком взглядом. Она почувствовала, словно он приоткрыл дверь в свою душу: с таким теплом, нежностью и (в эти секунды она это знала наверняка) любовью, он наблюдал за ней и Марком. Белль боялась: если она встретится с Фредериком взглядом, то бросится к нему в объятья, а он не захочет и не сможет сопротивляться. А позже не простит себе, что поступил так с Камиллой. И Белль не простит себе. Пусть он поскорее поговорит со своей девушкой и тогда…

— Ты последишь за пирогом? — Белль встала со стула, не поднимая глаз. — Я пойду спрошу не нужна ли Вики помощь.

— Хорошо, — ответил Фредерик едва слышно.

Ужин прошёл тихо. Камилла села на противоположном от Фредерика краю стола, точно боялась, что он попробует поговорить с ней прямо во время поминального застолья. Преподобный Ричардсон прочитал молитву, и Белль вновь перечислила по именам всех погибших фейри из рода Тэйлоров. За столом почти никто не говорил, Вики иногда обращалась к сыновьям, следя, чтобы они хорошо поели суп, и напоминая о награде за это в виде торта и пирога.

В этот вечер Белль снова вспомнила июньское утро, когда Торнфилд прощался с погибшими под лавиной альпинистами. Захотелось вновь коснуться незабудкового шёлка, почувствовать запах жимолости и можжевельника. Белль в который раз задумалась: а где был платок семь лет? У дедушки? Как он смог передать его из Заповедника? Или у Таунары? Тогда почему ореада не передала платок самой Белль гораздо раньше? Ведь Белль много раз приходила к Загадочнице, на склонах которой по легендам скрывался вход в Заповедник, но никогда не видела Таунару. Белль столько лет прожила в неведении, страдая от мысли, что тот, кто был дорог ей больше всех на свете, мёртв.

Может быть, однажды Заповедник откроется, и на Элфин вернётся не только дедушка, но и другие фейри, кентавры, единороги, драконы и Грегор Ришта. Возможно, прародитель варгисов найдёт способ снять проклятие со своего непутёвого потомка. Белль вспомнила пристальный взгляд голубых глаз Адама Спенсера на портрете девятнадцатого века, который в детстве втайне от всех часами рассматривала в «Энциклопедии Элфина», и подумала, что «непутёвым» называть его неправильно — от него так и веяло силой и властью. И неудивительно, ведь Адам Спенсер был альфой не только элфинских варгисов: его признали вожаком все варгисы мира.

Вот только как открыть Заповедник? Уж точно не так, как это сделала Адель Блан-Сек в фильме. Да и не было на склонах Загадочницы такой скалы с древними письменами и разными скрытыми рычажками — Белль облазала всю гору вдоль и поперёк, а позже узнала: ту скалу снимали в Альпах.

Когда Генри внёс пирог, по гостиной разнёсся дивный аромат сдобы и медовых яблок.

— «Золото Элфина», — тихо произнесла мисс Уэлш, вдыхая нежный горячий запах. — Любимый сорт твоего дедушки, — улыбнулась она крестнице.

— Правда? — выдохнула Белль. — Я не знала.

— В это время, накануне Хэллоуина, он тоже любил печь пироги с этими яблоками… — мисс Уэлш смолкла.

Какие же отношения связывали крёстную и дедушку? Этот вопрос мучил Белль уже пять месяцев, с того дня на кладбище, когда мисс Уэлш увидела в клатче Белль дедушкин платок. В детстве Белль не задумывалась об их отношениях, считая, что мисс Уэлш гораздо старше дедушки. Но ведь он был фейри и не старел, в отличие от людей. Возможно, дедушка и мисс Уэлш любили друг друга раньше, ещё до того, как дедушка и бабушка поженились. А возможно (Белль было горько это признавать), они были любовниками и после.

…Камилла пересела к Фредерику, когда Генри внёс пирог. В эту секунду Белль стало пронзительно жаль Камиллу: ей будет очень больно, когда разговор состоится.

После ужина преподобный Мэтью Ричардсон попрощался и ушёл. Белль помогала Вики расставить оставшуюся еду по холодильникам; Генри, Фредерик и Камилла собирали грязную посуду и загружали её в посудомойку. Марк и Алекс тихо как мышки складывали в гостиной на полу пазл с «Королём львом», а мистер Купер и мисс Уэлш негромко беседовали, сидя в креслах у камина. Белль чувствовала уютное домашнее тепло, и ей хотелось запечатлеть эти минуты, закупорить их как духи́ или вино в бутылку, чтобы в грустные тёмные дни вытаскивать пробку и слышать родные голоса, перестук посуды, ощущать всё ещё витающий в воздухе аромат яблочного пирога, вкус красного вина на языке, видеть ласковую улыбку Вики, чувствовать руки Марка, обхватившие за талию…

— Белль! — позвала Вики через полдома. Кажется, она была в гардеробной.

Аннабелль, очнувшись от задумчивости, пошла к сестре. Вики стояла перед распахнутым шкафом, в руках у неё было бордовое платье из тонкого бархата с плотными кружевными вставками и треугольным вырезом.

— Не хочешь забрать? — спросила Вики. — Можно дома носить.

— Для дома оно слишком нарядное, — возразила Белль, оглядывая платье. — К тому же я не ношу красное.

— Ну, это скорее бордовое, — возразила Вики.

— Камилле отдай, ей нравится бордовый.

— Я ей предложила уже. Она не любит длинные платья.

— А ты сама почему не носишь его? — спросила Белль.

— Не знаю вообще, зачем я его купила. — задумчиво проговорила Вики. — Так ни разу и не надела. Отдам в плимутский приют, — решила она.

Вскоре хозяева и гости вновь собрались в гостиной. Поговорили и выпили ещё по бокальчику вина (а Камилла снова сока), после чего мистер Купер предложил мисс Уэлш подвезти её до дома, и, когда приехал Энтони, они ушли. Затем Вики ушла купать мальчиков, а потом Белль читала им любимую сказку Марка, сидя на его кровати, пока Вики, Генри, Фредерик и Камилла негромко разговаривали в гостиной.

— «За морем царевна есть, — читала нараспев Белль, —

Что не можно глаз отвесть:

Днём свет божий затмевает,

Ночью землю освещает,

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит.

А сама-то величава,

Выступает, будто пава;

А как речь-то говорит,

Словно реченька журчит¹⁵».

Конечно, на английском языке пушкинские строки звучали не так музыкально, как на русском (дедушка читал Белль эту сказку на русском), но яркие образы и сюжет сказки завораживали. Это роскошное иллюстрированное издание, которое Белль держала сейчас в руках, она заказывала специально из Лондона в подарок Марку.

Тот обожал эту сказку и называл её не иначе как «Сказка про тебя». Хотя очевидно, Пушкин вдохновился образом вовсе не фейри, а нимф — те умели превращаться в птиц, зверей, рыб и растения. В русских сказках было немало описаний подобного оборончества, свойственного нимфам: в доэлфинскую эпоху много детей Лилит скрывалось от преследования людей именно в лесах современной Российской Империи.

Вскоре мальчики уснули, Аннабелль приглушила свет и вернулась в гостиную. К тому времени Генри и Фредерик вышли во двор, проверить теплицу, в которой из-за ветра опять отключалось электричество.

— Я еду на ночёвку к Кристине, — повернулась Камилла к Белль. — Могу подвести тебя домой, если хочешь. Крис живёт в твоём районе, — добавила она.

Белль почувствовала напряжение, с которым Камилла ждала ответа. Поколебавшись несколько секунд, Белль вспомнила вчерашнюю интересную беседу и согласилась. К тому же ей не хотелось расстраивать Камиллу отказом: та не так-то уж часто предлагала помощь. Но если бы Аннабелль знала, чем обернётся эта поездка, она бы осталась ночевать у Вики. Или, может быть, всё равно поехала бы с Камиллой. От правды ведь не убежишь. И чем раньше её узнаешь… Хотя был в этом какой-то мазохизм.

Когда машина отъехала от дома Уайтов, Камилла сказала, улыбнувшись Аннабелль:

— Какие чудесные малыши у Генри и Вики, правда?

— Да, замечательные, — улыбнулась в ответ Белль.

— Генри — прекрасный отец, — заметила Камилла. — Так любит мальчиков!.. И твоя сестра — она просто образцовая мама, я восхищаюсь ею… — в её голосе послышались печальные нотки.

Белль удивилась быстрой смене её настроения.

— Я всегда хотела иметь детей, — произнесла вдруг Камилла совсем тихо.

Сердце Белль тоскливо сжалось.

— Двоих, — продолжила между тем Камилла. — Мальчика и девочку, — она повернулась к Аннабелль и снова улыбнулась, только улыбка вышла грустной.

Белль молчала, глядя перед собой. Она чувствовала: Камилле нелегко говорить про свои мечты о детях, но при этом Аннабелль не могла не ощутить холодную расчётливость спутницы. Всё-таки Камилла не просто так предложила подвезти Белль именно сегодня. И очевидно Камилла ожидала: Белль, вспомнив вчерашний разговор во время поездки с пикника, согласится.

Камилла значительно сбавила скорость, и Белль с подбирающейся тоской взглянула на спидометр: двадцать миль в час. Разговор очевидно будет длинным.

— В последнее время мне часто снится дочка, — Камилла отвела чёрную прядь волос с лица. — Ей, наверное, годика два — как Алексу, — на лице Камиллы снова появилась улыбка. — Она бежит мне навстречу, я беру её на руки, и она обхватывает ручонками меня за шею. И глаза у неё зелёные, как у Фреда. Я целую её в щёчки и шейку, смотрю и не насмотрюсь… А потом… я просыпаюсь…

Голос у Камиллы задрожал, Белль, охваченная нарастающей лихорадкой чужих чувств, повернулась к ней и увидела, что по щекам у собеседницы текут слёзы. И в этот миг Белль с ног до головы окатило волной такого отчаяния, которого она никак ожидала ощутить от Камиллы. В глазах потемнело, воздух закончился, в голове стучало набатом. Белль попыталась нащупать в сумочке нож, но отчаявшись найти его быстро, вцепилась в дверную ручку, обжигая железом ладонь и пальцы. Боль яркой вспышкой вернула в реальность, и Белль смогла вдохнуть.

— Почему ты плачешь?.. — осторожно произнесла она, коснувшись пальцами руки Камиллы, сжимавшей руль. — Это ведь был просто сон… — Белль понимала, как неубедительно звучат её слова утешения, но на большее она была неспособна.

Камилла вытерла с обеих щёк слёзы и повернулась к Аннабелль.

— Я никогда не смогу иметь детей, Белль!.. — Чёрные глаза Камиллы блестели от вновь подступающих слёз. — Мне было восемнадцать, когда… — она отвернулась, — когда я потеряла ребёнка… Я не стала говорить родителям, а мой бойфренд сказал: нам ещё рано заводить детей… И я тогда была с ним согласна… Ну кто заводит детей в восемнадцать? Но…

Она сжала губы в тонкую линию и снова резким движением стёрла пальцами слёзы.

— Потом, когда я уже встретила Фреда, я прошла обследование, — Камилла всхлипнула, и на Белль вновь начала наступать волна чёрного отчаяния и разъедающей боли от разбережённой старой раны. — Врач сказал мне, тогда всё прошло не слишком удачно, и вероятно, у меня никогда не будет детей.

Белль вновь прижала пылающий ожог к железу и, стараясь не обращать внимания на бегущие по щекам слёзы: от собственной боли, от переживания чувств Камиллы, — осторожно проговорила:

— Он ведь сказал «вероятно». Может быть, надежда ещё есть…

— Ты думаешь это было единственное обследование? — Камилла взглянула на Белль, отчаянно и зло сощурив глаза. — Их было пять! Пять полноценных обследований за три года, пока мы вместе жили в Кембридже. Результат всегда был один и тот же, — мрачно закончила она и снова вытерла мокрые щёки. — Мы с Фредом учились в параллельных классах, — помолчав, в глубокой задумчивости проговорила Камилла, — иногда пересекались на школьных вечеринках, на которые его затаскивал Аарон… Я никогда не думала, что он мне будет так дорог!.. — Сердце Камиллы отчаянно стучало, из груди вырвалось несколько тихих рваных всхлипов. Она сделала несколько глубоких вдохов и продолжила: — В колледже у нас были общие пары по английской литературе. А спустя два года мы начали встречаться. Я уже тогда знала, что хочу от него детей, — Белль почувствовала намеренное желание Камиллы причинить ей страдание, но уже не могла вместить ещё больше эмоций. Она ощутила, как вслед за разлившейся по всему телу болью к горлу подкатывает тошнота, в ушах шумело, а голова кружилась, будто машина оказалась на карусели. Белль поняла: ей срочно нужен свежий воздух. И выйти из машины.

— Останови, пожалуйста, — выдохнула Белль.

–…И он хотел на мне жениться, — продолжила Камилла, то ли не услышав, то ли проигнорировав просьбу Белль, — даже когда узнал, что у нас, скорее всего, никогда не будет детей.

— Останови машину, — повторила Белль, взглянув на Камиллу.

— Что случилось? — та изменилась в лице и стала тормозить. — Ты вся бледная!

— Укачало, — соврала Белль и, как только машина остановилась, распахнула дверь и выбралась наружу, жадно вдыхая прохладный воздух осенней ночи.

Белль надеялась: её вырвет, и вместе с рвотой уйдут все скопившиеся в ней эмоции Камиллы. Но тошнота вскоре прошла, и остались только тихое шипенье в ушах, медленно сбавляющее обороты головокружение и пульсирующая боль в руке от ожога. Аннабелль медленно огляделась: до её дома оставалось всего три квартала, если идти через дворы. Но домой она, конечно, сейчас не пойдёт.

— Спасибо, что подвезла, Кам, — вымучила улыбку Белль. — Мне будет лучше дойти пешком. Тут уже недалеко.

— Может, тебе в больницу?.. — встревоженно спросила Камилла.

Как бы ни была Белль вымотана пережитыми эмоциями, она всё равно ощутила источаемое Камиллой чувство глубочайшего удовлетворения, пусть и смешанное с беспокойством и тревогой.

— Я ведь фейри, у нас всё само проходит, — ответила Белль, сохраняя на лице улыбку, застывшую словно маска. — Езжай. Тебя ведь подруга ждёт.

Подумав, Камилла кивнула, и скоро её красный «Ниссан Джук» с рёвом исчез в темноте, а Белль повернулась и пошла к морю, сначала медленно, а потом всё быстрее.

Залив святого Элреда мерцал отражёнными огоньками Торнфилда, и Белль направилась в темноту, подальше от причалов. Спустилась знакомой тропкой на берег, бросила одежду на гальку и, ёжась от октябрьского холодного ветра, вошла в солёную воду.

Когда Белль нырнула с головой, тело наконец окутало теплом. Нежное пение раздалось вокруг, невидимые руки подхватили и понесли Белль прочь от берега.

— Сестрица, сестрица, — раздались нечеловечески прекрасные голоса, — зачем калечишь себя? зачем изводишь? — невидимые губы коснулись ласковым поцелуем её ладони, пылающей болью. — Любимая наша сестрица, ни один из этих злых и глупых людишек не стоит не единой твоей слезинки!.. — невидимые руки скользнули по телу Белль, очерчивая изгибы её груди и талии, бёдер и икр, незримые губы целовали её лицо и шею, а пальцы нежно играли с волосами.

— Я сама виновата, — горько вздохнула Аннабелль, всплывая на поверхность и ложась на спину. — Влюбилась в чужого парня, а теперь мучаю и его, и себя, и девушку, которая… — она не договорила: ей не хотелось даже думать о Камилле. — А ведь сегодня я поверила, что всё может измениться… — она вспомнила Фредерика на кухне, его тепло, его любовь, когда он глядел на неё и Марка, и острая боль кольнула в самое сердце. Может, не всё ещё потеряно?.. «Ох, какая же я эгоистка!» — отругала себя Белль и сказала сиренам: — Спасибо, что вы всегда на моей стороне, — она нырнула и поплыла вниз, чувствуя нежные касания невидимых рук.

— Мы любим тебя, сестрица, — пропели нежные голоса. — И скоро всё изменится, вот увидишь.

Белль вынырнула. Да, скоро всё изменится. Не пройдёт и полгода, и она уедет в Нью-Йорк. Там всё будет иначе.

— Почему я не вижу вас? — спросила она, задав давно мучивший её вопрос. — В детстве, я помню…

— Джеймс питал нас, и наши тела были видимы, — ответили сирены.

— Так почему же вы мне не сказали? — Белль даже стало обидно. — Вы можете взять сколько хотите крови! — и она вытянула руки вперёд.

— Ты наша сестра! — море забурлило, в голосах послышался гнев. — Никогда не предлагай нам свою кровь!

— Но ведь дедушка… — Белль испугалась их ярости, но не понимала, почему они злились.

— Мы никогда не пили кровь Джеймса, ни других братьев и сестёр. Дети Лилит не должны пить кровь друг друга.

Белль прикусила губу. До неё начало доходить.

— Значит дедушка приводил вам людей… — внутри у неё всё похолодело.

Сирены рассмеялись, и морская волна окатила Белль белоснежной пеной.

— Когда-то давно — да, — пропели голоса. — Но мы никого не убивали. А потом Джеймс стал приносить нам пакетики с кровью.

«Банк крови», — поняла Белль. В детстве она несколько раз слышала, как мама спрашивала у дедушки, зачем он регулярно туда ходит.

— В следующий раз я тоже принесу вам кровь, — пообещала Белль, у которой сразу стало легче на душе.

— Мы будем тебе благодарны, сестрица, — пропели сирены, целуя её.

Когда Белль пришла домой, она чувствовала себя уже заметно лучше. Приняв душ, она щедро намазала ожог на пальцах и ладони мазью, остро пахнущей травами, сделанной по рецепту дедушки, и перемотала бинтом для верности, потом взяла учебник по философии и забралась с ним в постель.

Сначала чтение шло бодро. У Белль была хорошая память, и ей обычно хватало одного-двух прочтений, чтобы нужная информация запомнилась, особенно если тема была интересна ей. «Этический рационализм Сократа» был как раз одной из таких тем. Впрочем, Белль не была согласна в полной мере с древнегреческим философом: тот считал, будто всякий безнравственный поступок происходит от незнания истины, что есть добро, а что зло. А зная, что есть добро, человек не поступит дурно. Белль знала: целовать людей и подчинять себе их волю дурно, но всё равно иногда так делала. Конечно, потом она всегда раскаивалась в этом, но тем не менее… В последний раз она поцеловала судью Моргана — незадолго от отменённого Молочного бала. С тех пор прошло пять месяцев. Белль много раз сдерживалась, чтобы не использовать чары на Гидеоне или других навязчивых ухажёрах. Ей хотелось быть лучше — ради себя, той Аннабелль, которая сможет быть с Фредериком, не ломая его волю. И вот сегодня все её мечты снова превратились в пепел. «Это нечестно! — подумала Белль, чувствуя, как к горлу подступает обида. — Почему это Камилла решает за меня и за него!»

Аннабелль раздражённо заёрзала на постели, потом уселась поудобнее и углубилась в чтение.

…Она уснула, уронив учебник на грудь, и её сон наполнился дивным ароматом золотых яблок, пленительно сладких и сочных, точно они выросли в самом Заповеднике.

День с Кевином

Наутро ожог почти перестал болеть и опухоль спала. Белль заново смазала руку мазью и сменила повязку. На завтрак без аппетита съела полпорции овсянки, оделась и пошла пешком на работу. Прогулка на свежем воздухе взбодрила её, и боль от ожога совсем стихла.

Подходя к «Клеверу и фиалке», Белль издалека неожиданно услышала знакомый мужской голос:

— Здесь работает самая красивая девушка Элфина? Роскошные каштановые кудри до поясницы, большие карие глаза, ресницы на полщеки. Носит лавандовое — безупречный вкус! Не видели?

Белль вбежала в кафе и бросилась навстречу стоявшему у барной стойки парню в светло-голубом джемпере.

— Кевин! — радостно воскликнула она.

Тот сгрёб её в объятья и приподнял над полом.

— Прелестно выглядишь, Бэмби, — сказал он. — И пахнешь, — добавил он, утыкаясь носом ей в шею и вдыхая фиалковый аромат.

— Спасибо, — хихикнула Белль. — Когда ты приехал? Откуда узнал, что я буду здесь? — Она взъерошила его подстриженные ёжиком рыжие волосы.

— Час назад, — ответил тот, жмурясь от удовольствия как кот. — Вики мне сказала. Решил сделать тебе сюрприз.

— У тебя получилось, Мушу, — не переставая улыбаться, произнесла Белль и коснулась россыпи веснушек на его щеках и носу. — Я ужасно рада тебя видеть! Ты надолго в Торнфилд?

— Завтра утром уже паро́м, — погрустнев, ответил Кевин. — Я приехал забрать руку. Нашёлся покупатель, представляешь?

— Та, шестипалая? — вспомнила Белль с восторгом.

— Да, представь! Она ему так понравилась! Сказал, что она будет отлично смотреться у него в вестибюле.

— Как ты будешь её перевозить? Она же гигантская.

— Заказчик оплатил грузчиков.

— Я очень рада за тебя, Кевин! — Белль улыбнулась и вновь обняла друга. — Я всегда говорила, что ты талантливый скульптор и тебя обязательно оценят по достоинству.

— Твоя вера в меня оказалась ужасно заразительной, Бэмби, — стискивая Белль в объятьях, ответил Кевин. — Я даже сам в себя поверил!

Белль засмеялась. Потом, услышав голос Джозефа Льюиса, вспомнила, что пришла на работу, и сказала:

— У меня смена начинается. Ты пока садись за наш столик, я скоро подойду и принесу твой любимый латте макиато.

Смена в компании Кевина пролетела незаметно. Пользуясь любой свободной минуткой (которых на самом деле было немного), Белль подсаживалась к другу за стол, и бывшие одноклассники болтали обо всём на свете как раньше. Для начала Белль, конечно же, расспросила Кевина об Элвисе. Это был пушистый рыжий и весьма самодовольный кот, которого Кевин завёл в выпускном классе. Элвис обожал Белль и за год очень к ней привязался, поэтому Кевин перед отъездом в Лондон предлагал оставить кота Белль. Но та с сожалением отказалась, так как летом и зимой почти не жила дома, да и вдобавок ко всему собиралась переезжать в Нью-Йорк. Элвис тяжело пережил расставание с Белль, хандрил полгода, и она невольно чувствовала за это вину: ведь все животные быстро привязываются к фейри. Но теперь кот оправился и даже немного раздобрел, став ещё более мягким и пушистым.

Аннабелль любила животных и мечтала однажды завести кошку или собаку, а может, сразу обоих. Но пока что она довольствовалась тем, что помогала торнфилдскому приюту для животных: ежемесячно Белль перечисляла небольшую сумму на его содержание и помогала обрести кошкам и собакам новый дом: для неё было важно, чтобы каждое животное попало к хорошим людям.

Тем временем Кевин продолжил делиться новостями: он по-прежнему подрабатывал экскурсоводом для детей в «Лондонской галерее искусств», одна из его новых скульптур попала на крупную междугороднюю выставку в Лондоне, а Джош после десятка прослушиваний наконец устроился в оркестр при капелле. Виолончелисту найти место в оркестре всегда было трудно, и Джош немало времени и сил потратил на поиски, но теперь был совершенно счастлив.

— Я же на прошлой неделе был на модном показе в Лондоне, — вспомнил вдруг Кевин. — Roxanne's снова блистали, — он вытащил телефон и показал Белль фото моделей на подиуме. — Эстетствующие критики были довольны коллекцией.

— Ещё бы, — согласилась Белль, рассматривая снимки. — Очень красиво.

— Роксана передавала тебе привет. Всё повторяла, что ты спасла их.

— Она преувеличивает, — улыбнулась Белль. — Но я рада, что смогла помочь.

Кевин ещё в выпускных классах с восторгом рассказывал Белль о Roxanne's и их дизайнах начала десятых и всегда сетовал, что к середине двадцатых о них почти забыли. Дизайнеры и швеи уходили один за другим, больше не было никаких приглашений на недели моды даже внутри страны, кампания была разорена и увязла в долгах. Когда Кевин показал Белль старые работы Роксаны Уолт, основательницы бренда, Белль понравились природные мотивы коллекции, особенно тёмно-изумрудное платье, вдохновлённое урманом¹⁶. Позже друзья познакомились с Роксаной и даже созвонились с ней по видеосвязи. И вот год назад, в марте, Roxanne's приехали на Элфин за вдохновением, и Белль лично встретилась с Роксаной и её дочерью, которая тоже стала дизайнером одежды. Аннабелль так понравилась новая коллекция Roxanne's, созданная на Элфине, что она даже согласилась на фотосессию для продвижения бренда, чего никогда до этого не делала. В результате к Roxanne's вернулись слава и деньги (ещё бы — в их нарядах снялась последняя фейри!), и, конечно, миссис Уолт сполна заплатила Белль.

Некоторое время после выхода коллекции миссис Марч, чьи рабочие номер и почта были указаны для связи с последней фейри, отбивалась от звонков и писем с предложениями сотрудничества от разных модных домов. Это прекратилось только после того, как Белль сняла видео, в котором объяснила, что не планирует сотрудничать с дизайнерами и, если это изменится, её представители сами выйдут на связь. Белль тогда решила: если ей не будет хватать денег в Нью-Йорке, она сможет подработать моделью. Хотя этот вариант она оставляла на крайний случай: ей всегда претило повышенное внимание к её телу.

За окнами темнело, людей в кафе всё прибывало, и Белль больше не удавалось посидеть с Кевином.

— Значит, не хотите на основе кофе? — спросила Белль у девушки, которая никак не могла определиться с выбором напитка. — Тогда могу посоветовать грог или «Голубой блейзер».

— А что в «Голубом блейзере»?

— Шотландский виски, мёд, цедра, сок лимона и вода.

— Давайте. И фруктовую тарелку.

— Хорошо, приятного вечера.

Краем уха Белль услышала, как две молодые девушки, кажется, студентки, за столиком у окна в углу кафе негромко, но очень живо обсуждали так называемый «Исход» людей с Элфина весной и летом 1864 года. Тогда Торнфилд без видимых на то причин постепенно покинули три четверти человеческого населения.

— Ведьмам люди только мешали, — сказала первая девушка.

— Да, — поддакнула вторая. — У людей же нет магии, как у этих, — многозначительно добавила она, очевидно имея в виду фейри и, в частности, Белль.

— Даже не знаю, что было б, если бы не Адам… — произнесла первая. — Благодаря ему хотя бы никто не погиб.

— И как же он был горяч! — понизив голос, с придыханием произнесла вторая. — Ты читала «Притяжение тьмы»?

— Я не люблю пэйринг Адам-Айрин, — ответила первая. — Токсичные отношения — это не моё, и меня бесит Айрин. Ты слышала, что она превратила Адама в какого-то жуткого зверя за то, что он не захотел с ней быть?

— Не факт, никто же его не видел, — с некоторым раздражением возразила вторая.

— Так, наверное, он давно умер…

Аннабелль успела подумать, что девушки неплохо осведомлены об истории Элфина, хотя и черпают свои сведения из не слишком надёжных источников, прежде, чем её окликнула другая посетительница:

— Девушка!

Белль всегда немного смешило, когда люди к ней так обращались: ведь всем было прекрасно известно имя единственной в мире фейри. Аннабелль подошла ближе и улыбнулась:

— Я слушаю вас.

— Мне латте на миндальном молоке и безглютеновую брускетту с лососем, — сказала брюнетка с выразительным взглядом, очерченным безукоризненно ровными «стрелками».

— Сожалею, у нас нет растительного молока, — ответила Белль. Краем уха она продолжала прислушиваться к разговору про Адама Спенсера: девушки рассуждали, была ли он виноват в том, что Айрин потеряла их общего сына или нет?

— Я на коровьем не пью, — посетительница не то капризно, не то брезгливо оттопырила нижнюю губу. — Молоко коровы предназначено только для телёнка.

Аннабелль понимающе кивнула и сказала:

— Могу посоветовать вам чай, — она развернула на столе чайную карту, — или горячий шоколад.

Брюнетка досадливо цокнула языком и закатила глаза. Потом ответила:

— Ладно, давайте горный чай. А брускетта с лососем у вас хоть без глютена? — спросила она.

— Да, — с улыбкой успокоила её Белль. — Желаете что-нибудь ещё?

— Нет.

— Хорошего вечера.

«Надо будет всё-таки уговорить Джозефа купить пару пачек разного растительного молока, а то это уже четвёртый посетитель за неделю, — подумала Белль. — Уже даже интересно, какой вкус у кофе не на коровьем молоке».

— Мисс Тэйлор! — окликнули Белль.

Пропуская мимо ушей пошлые комплименты четырёх уже слегка подвыпивших друзей, Белль записала в блокнот их заказ: четыре бокала глинтвейна с острым перцем и мясная тарелка.

Направляясь к бару, Белль краем глаза увидела девочку лет десяти-двенадцати, жадно наблюдавшую за ней с улицы. У девочки были почти белые волосы, подстриженные под каре, и чёлка. Это была одна из учениц мисс Уэлш — Джо О’Лири. Отдав Робу барные заказы, Белль пошла позвать девочку внутрь, но той уже не было у кафе.

В этот момент у Белль в кармане фартука завибрировал мобильник.

— Добрый вечер, миссис Марч, — сказала она в трубку.

— Детка, сегодня у нас открытие «Аллеи тыкв» на площади и попозже открытие «Зимней сказки» для своих, — сказала старушка. — Мистер Купер попросил уточнить, ты будешь?

— Во сколько? — спросила Белль, проскользнув к столику Кевина.

— Тыквы в шесть вечера, открытие «Сказки» — в восемь.

— На тыквы я не успеваю, — ответила Белль, — да и не хочется: там будет слишком много людей, — добавила она. — А на открытие «Зимней сказки»… Подождите секундочку, — сказала она в мобильный и отключила микрофон. — Кевин, пойдёшь со мной на открытие «Зимней сказки»? Ненадолго.

— С удовольствием, Бэмби, — улыбнулся Кевин.

Белль кивнула и включила микрофон.

— Миссис Марч, я приду. И со мной будет Кевин Свон.

— Ох, Кеви приехал! — обрадовалась старушка. — Передавай ему привет. Ждём вас в восемь.

В шесть вечера, когда смена закончилась, Кевин проводил Белль до «Примуса», где она договорилась встретиться со своими туристами, обсудить детали похода и помочь им подобрать снаряжение. Условившись с Кевином, что тот заедет к ней домой на такси в половину восьмого, Белль вошла в «Примус».

В «Примусе» ожидаемо почти не было людей: только Крис, дедушка Пикман, рассматривающий у прилавка кошки¹⁷ с монозубьями, и двое подростков в другом зале, которые судя по разговору мерили треккинговые ботинки. Оставив коробку с карабинами¹⁸ и восьмёрками¹⁹, Крис вышел к Белль из-за стойки. Они обсудили начало грядущего сезона и скорую возможность сходить на сосульку²⁰ с северной стороны Джоэля. Дедушка Пикман, услышав про ледолазание, тут же присоединился к разговору. Втроём они обсудили Слёзы сирен — сосульку над морем недалеко от «Приюта альбатроса», где начинался траверс хребта Ружейников, который никто до сих пор так и не прошёл целиком. Крис, рисуясь перед Белль, заявил, что в следующем сезоне обязательно пройдёт его. Белль натянуто улыбнулась, а дедушка Пикман прямо сказал, что Крису траверс не под силу.

— А кому под силу? — набычился Крис.

Белль знала, что он подумал про Капкейка, которому дедушка Пикман всегда открыто благоволил. Ведь вдобавок к ловкости и тренированности Капкейк своей энергией и харизмой балагура вызывал симпатию у многих. Особенно это стало заметно после того, как он погиб.

— Из живых, — добавил Крис, подтвердив догадку Белль.

— Фред Уайт, — невозмутимо ответил дедушка Пикман.

Белль удивилась: обычно старый альпинист ворчал на Фредерика и говорил, что у него нет почерка и он ходит маршруты как бездушный андроид.

— Конечно, мастер спорта, — пробурчал Крис разочаровано.

Белль повернулась к дедушке Пикману и напомнила с улыбкой:

— А вы говорили, что у него нет стиля.

— Восемьдесят девять километров голых скал: тут не до стиля, девочка, — по-доброму усмехнулся дедушка Пикман.

Белль вновь улыбнулась: ей была приятна такая неожиданная вера в Фредерика всегда скептично к нему настроенного дедушки Пикмана. Потом она немного обеспокоенно глянула на часы: до назначенного времени оставалось всего минута, а её туристов по-прежнему не было видно. Белль не была суеверной, но непунктуальность клиентов её всегда настораживала.

Подростки вернулись в первый зал с коробкой и несколькими баффами²¹ и подошли к разговаривающим Крису и Белль.

— Добрый вечер, мисс Тэйлор, — поздоровался сначала молодой человек, а за ним и девушка.

Они были близнецами: оба рыжие, худощавые и невысокие, со светло-карими глазами, говорили с небольшим русским акцентом. На вид им было лет по шестнадцать.

— Добрый вечер, — ответила Белль.

— Это мы с вами договорились о встрече, — сказал молодой человек.

Аннабелль удивилась русскому акценту, ведь у её туристов были английские имена и фамилия, и отметила про себя, что на двадцатичетырёхлетних близнецы совершенно не похожи, но вежливо промолчала.

— Да, мы не выглядим на свой возраст, нам все это говорят, — улыбнулась девушка, точно угадав мысли Белль. — Меня зовут Сильви, а это мой брат — Колдер.

— Очень приятно познакомиться, Сильви, Колдер, — Белль пожала молодым людям руки. На секунду у неё вдруг промелькнула мысль, что они могут быть варгисами, но потом она отбросила эту идею: всё-таки близнецы вызывали несколько иные ощущения.

Аннабелль сначала обсудила с туристами снаряжение: у обоих всё было с собой, только Сильви купила себе новые треккинговые ботинки, а баффы с гербами Волчьего Клыка и логотипами курорта «Эдельвейс» они взяли на сувениры.

— Мы любим треккинг, — улыбнувшись, сказала Сильви. — Были и на Кавказе, на Памире, и в Кордельерах, и Андах. В сентябре ходили в недельный трек в Уайуаш.

Аннабелль слушала их с улыбкой, под которой скрывала зависть: она-то и на восхождении выше трёх тысяч никогда не была, а на маршруте в Уайуаш ночёвки на четырёх тысячах…

Утешив себя мыслью, что совсем скоро она поступит в Нью-Йоркский, выучится и потом тоже будет путешествовать где захочет, она перешла к обсуждению времени и места встречи.

В конце концов было решено встретиться у «Клевера и фиалки» в девять утра тридцатого октября. Потом Белль написала Энтони, чтобы тот завёз её домой переодеться, после чего она, пока ждала водителя, поговорила с туристами ещё с четверть часа о погоде и других маршрутах Элфина.

Когда Белль вышла из «Примуса», на улице уже совсем стемнело. Пахло влажной палой листвой, было зябко, лёгкий ветерок шевелил пожухлые стебли аконита. Белль удивилась, увидев его. Варгисы следили, чтобы аконит не разрастался в городе, а тут видимо не заметили.

Даже запах аконита был губителен для варгисов, его сок оставлял на их коже ожоги, и в больших дозах мог даже убить. Белль знала об этом от дедушки, а полтора года назад решила сама проверить свойства аконита. Она пришла встретиться с мэром после Совета Основателей с ладанкой, в которую был зашит аконит. Стоило шерифу Вольфгену подойти к Белль, как глаза у него покраснели, а от лица отхлынула кровь. Белль была поражена такому эффекту, ей стало ужасно стыдно, и она поспешно убрала ладанку.

Глядя на завядший аконит Белль вспомнила, как варгисы в начале шестидесятых девятнадцатого века стали убивать фейри. Чтобы защитить свои земли, фейри засадили аконитом и Долину Снов, и Линденшир. Вокруг дома родителей Белль до сих пор росли высоченные кусты аконита: дедушка настаивал, чтобы его выращивали в достаточном количестве, как и вербену.

Белль наконец услышала знакомый рёв мотора, и вскоре к «Примусу» подъехал серебристый роллс-ройс мэра.

В пути Белль заполнила заявку в Волчий Клык: ланч тридцатого октября на три персоны к двум часам дня.

— Я отвезу мистера Купера в начале восьмого и вернусь за тобой, — сказал Энтони, распахивая перед Белль дверцу авто.

— Благодарю, в этом нет нужды, — улыбнулась она. — За мной заедет Кевин.

— Хорошо, — сдержанно ответил мистер Чейз.

Белль стояла перед зеркалом, застёгивая серёжки с аметистами. Вечеринка была полуофициальная, поэтому она надела брючный светло-лавандовый костюм с белым вышитым корсетом. Скрутив часть волос чуть ниже затылка, Белль закрепила серебряными шпильками, остальные локоны оставила спадать на спину.

Раздался звонок в дверь. Убедившись, что за ней Кевин, Белль щёлкнула замком.

— Ты, кажется, единственная красивая девушка, которая всегда готова к назначенному времени, — сказал Кевин, целуя её в щёку.

Белль рассмеялась и, взяв своё пальто, вышла за другом из квартиры.

В «Зимней сказке» было уже полно людей. Аннабелль и Кевин поздоровались с мистером Вудом и мистером Джонсоном, которые беседовали, попивая виски со льдом. Кевин взял у официанта два бокала розе́. Белль пригубила игристое вино, незаметно оглядывая гостей и опасаясь увидеть среди них Гидеона.

— Прошлогодний сезон, с нотками земляники и розы, — сказала она другу.

— И я чувствую землянику! — сделав ещё глоток, обрадованно сообщил Кевин подруге. — Очень вкусно.

Аннабелль кивнула и отпила из бокала. Игристое вино искрами рассыпалось у неё внутри, даруя чувство лёгкости и расслабленности. Генри определённо унаследовал уайтовский талант к магии вкуса. И Фредерик. Вспомнив о нём, Белль ощутила укол совести, будто теперь даже такие мысли стали запретными.

Тут Белль увидела мистера Свона, спешащего к ним навстречу.

— Сынок, вот так сюрприз! — воскликнул он, подойдя. — Белль, рад тебя видеть. Только ты могла затянуть моего шалопая на праздник, где будет его отец.

— Неправда, дядя Дэвид, — засмеялась Белль.

— Не защищай его. Он ведь даже не сказал мне, что приехал.

Кевин молчал, нахмурившись.

— Надеюсь, ты приехал один? — строго спросил мистер Свон.

— Да, папа, — сдерживая раздражение, ответил Свон-младший. — Пойдём, Бэмби. — И он увёл Белль прочь.

Аннабелль была рада уйти. Она знала: мистер Свон по-прежнему надеется, что она исправит его сына, ведь её поцелуи однажды избавили его от наркотической зависимости. Но поцелуи фейри имеют временный эффект, они не могут перекроить человека и его желания навсегда.

— Он всё равно тебя любит, — тихо сказала Белль другу.

— Если бы любил, то принимал меня таким, какой я есть, — хмуро ответил Кевин.

— Он пытается, правда, — произнесла Белль, коснувшись его руки. — Он любит тебя. По-своему.

Кевин залпом допил розе.

— Спасибо, Бэмби, — сказал он. — Ты хороший друг.

— Я сейчас тебе это говорю не как друг, — с лукавой улыбкой ответила Аннабелль, вновь пригубив вино, — а как фейри.

— Правда?.. — расцвёл в улыбке Кевин.

— Конечно, — ответила Белль. — Пойдём возьмём тебе ещё вина, а то сюда судья Морган идёт.

— О, так ты не поцеловала его ещё раз? — удивился Кевин.

— Держусь из последних сил, — ответила Аннабелль. — Но с ним ладно, — она небрежно махнула рукой. — А вот Гидеон… Как мне пережить Хэллоуинский бал: я танцую с ним три танца!

Кевин помолчал.

— А ты хоть раз целовалась… для удовольствия? — он серьёзно взглянул на Белль и взял бокал с ежевичным вином.

— Удовольствия? — фыркнула она. — Поцелуи переоценены.

— Ты не права, — покачал головой Кевин. — Поцелуй для начала своего Фредерика и посмотрим, что ты тогда скажешь, — он подмигнул.

— Он не мой, — Белль сделала глоток розе, пытаясь усмирить учащённо бьющееся сердце.

— Да брось, Бэмби, — сказал Кевин, слегка толкнув её в бок. — Он наверняка только и мечтает, когда ты его поцелуешь. Просто считает, что недостоин тебя.

— Кевин, не надо, — остановила Белль друга чуть более резко, чем хотела.

Ей было обидно, что, каждый раз, видя Фредерика, она точно заглядывала в параллельную реальность: там она была с Фредериком, и эта жизнь была гораздо счастливее, чем без него. А теперь Камилла лишила её даже возможности тешить себя подобными фантазиями.

К счастью, Белль увидела входящего в ресторан мэра с женой и отогнала безрадостные мысли.

— Пойдём поздороваемся с мистером Купером, — сказала она.

— Белль, Кевин! — обрадованно воскликнул мэр, подходя.

— Добрый вечер, мистер Купер, — почти в один голос поздоровались те. — Добрый вечер, миссис Купер.

— Добрый вечер, ребята, — улыбнулась миссис Купер.

— Кира! — окликнула жену мэра миссис Вуд.

Миссис Купер кивнула мужу и Белль с Кевином и ушла к подруге.

Мэр поздоровался с Кевином за руку и обнял Белль.

— Ты надолго к нам? — спросил он у Кевина, взяв у подошедшего официанта стакан бурбона.

— Завтра уезжаю, — ответил Кевин.

— Жаль, что на бал не останешься, — сказал мистер Купер.

— Да. Но я приеду к Белль на день рождения.

Вдруг что-то заставило Аннабелль оглянуться. В ресторан вошёл молодой человек среднего роста в красном пиджаке, мерцающем в свете неярких светильников. Большинство присутствующих обернулись.

Вошедший приковывал взгляды уверенностью и элегантностью движений, и он действительно был хорош собой: зачёсанные назад чёрные кудри подчёркивали светлую кожу, а ярко-голубые глаза блестели любопытством и восторгом. Он заметил Белль и подошёл ближе.

— Мадемуазель Тэйлор! — произнёс он с лёгким французским акцентом, окинув её жадным взглядом с ног до головы.

— Мы знакомы? — вежливо спросила Белль, мысленно порадовавшись, что незнакомец умеет держать свои эмоции в узде, хоть и позволяет себе столь недвусмысленные взгляды.

— Это месье Моро́, — представил гостя мэр. — Он приехал из Парижа и мечтает потанцевать с тобой на Хэллоуинском балу, Белль.

— Боюсь, это невозможно, месье Моро, — с улыбкой ответила Белль. — У меня не осталось свободных танцев.

— Ещё в августе все разобрали, — пояснил Кевин.

Месье Моро посмотрел на мэра, и тот, подумав, сказал:

— Возможно, мистер Джонсон сможет отдать один танец, — мистер Купер взглянул на Белль: — Если ты не против.

— Почему нет? — ответила она. — Вы танцуете мазурку, месье Моро? — повернулась Белль к новому знакомцу.

— Да, и, говорят, весьма недурно, — самодовольно улыбнулся тот.

Белль тоже улыбнулась: самоуверенность этого парижанина выглядела почти очаровательно.

— Я поговорю с Гидеоном, — пообещал мэр и подозвал официанта.

Месье Моро взял бокал себе и Белль, которая к тому времени выпила розе. Кевин тоже взял бокал и отошёл поздороваться с Филом Морганом.

— Вы надолго в Торнфилд, месье Моро? — спросила Аннабелль у нового знакомого.

— О, зовите меня Гастон, — попросил тот.

— Хорошо, — улыбнулась Белль. — Гастон.

— Вероятно, я уеду на следующий день после бала. Но кто знает… — он многозначительно взглянул на неё. — Au fait²², кто этот рыжий молодой человек, мистер Свон? — Гастон понизил голос и кивнул в сторону Кевина, разговаривающего с сыном судьи.

— C'est mon meilleur ami²³, — ответила Белль.

— Oh, quel soulagement!²⁴ — с утрированным облегчением выдохнул Моро. — У вас отличное произношение, мадемуазель Тэйлор, — заметил он.

— Благодарю, — она улыбнулась и добавила: — Можете звать меня Белль.

— Ce nom a été créé pour toi, Belle²⁵, — произнёс Гастон, понизив голос.

— Merci²⁶, — улыбнулась она. — À propos²⁷, ваш английский просто великолепен.

Гастон приосанился.

— Я рад, что вы это заметили, — самодовольно ответил он.

Белль улыбнулась. Потом она бросила взгляд на скучающего Кевина и сказала:

— Прошу меня простить. Я пойду к другу. Мы давно не виделись.

— Oh, je suis désolé!²⁸ — расстроился Гастон. — Я надеялся пообщаться с вами подольше.

— Думаю, мы видимся не в последний раз, — улыбнулась Белль и подала ему руку.

Он с нескрываемым удовольствием вдохнул аромат её кожи и поцеловал тыльную сторону ладони. У него были прохладные руки и губы.

— Я в этом уверен, Белль, — негромко произнёс он, не сразу отпустив её руку.

Она кивнула и пошла к Кевину.

— И как он тебе? — заговорщицки шепнул Кевин. — Скажи же — та-акой горячий! — друг оглянулся на Гастона, провожающего взглядом Белль.

— Если он избавит меня от мазурки с Гидеоном, то да, — усмехнулась Белль.

Затем началась официальная часть с речами и тостами. Весь вечер Белль постоянно чувствовала на себе взгляд нового знакомца. Девушки вились вокруг него роем, но он, разговаривая с ними, не терял Белль из поля зрения, впрочем, не подходя к ней и не вмешиваясь в беседу с Кевином. Белль была приятна его тактичность.

Среди шума приёма Белль расслышала голоса Камиллы и Крис. Найдя глазами официанта, снующего между гостями, Белль пошла к нему. После вчерашнего разговора ей не хотелось даже здороваться с Камиллой.

— Бэмби, ты куда? — крикнул ей в спину Кевин.

— Сейчас вернусь, — ответила она и взяла с подноса бокал игристого.

Белль сделала несколько глотков, ожидая, пока Камилла с подружкой пройдут мимо, и только потом вернулась к Кевину. Тот провожал Камиллу почти влюблённым взглядом.

— Яхмес-Нефертари²⁹… — восхищённо проговорил он. — Представь, как её голова будет смотреться из цейлонского эбена³⁰! Какой у неё профиль… — глядя в сторону уже ушедшей Камиллы мечтательно произнёс Кевин. — Её нос с горбинкой заставляет меня растекаться лужицей…

— Ты же не работаешь по дереву, — сделав глоток, сказала Белль. Кевин уже несколько лет чуть ли не умолял Камиллу попозировать ему, но та считала, он издевается.

— Как только она согласиться, начну, — ответил Кевин. — Я бы попросил тебя помочь, но… — он быстро взглянул на подругу и, всё поняв по лицу, закончил: — но не стану.

Белль кивнула. Кевин знал, что пять месяцев назад Белль уже целовала Камиллу, чтобы успокоить, когда та чуть с ума не сошла, беспокоясь за Фредерика, который был тогда в горах во время схода лавины. И хоть это был всего лишь поцелуй в щёку, Камилла потом ещё долго злилась на Белль.

— Ты справишься, Мушу, — сказала Белль с улыбкой. — Можешь ей сказать, что мы поссорились, потому что я тебя достала. Тогда она сразу согласится, — добавила Белль, усмехнувшись.

— Нет, это слишком большая жертва, — ответил Кевин и обнял подругу за талию.

Вскоре длинные тосты и шум начали утомлять Аннабелль, и после пятой (к слову сказать очень длинной) речи, она шепнула Кевину:

— Ужасно хочется переодеться в пижаму, заказать пиццу и включить какое-нибудь сто раз пересмотренное кино.

— Просто мысли мои читаешь, Бэмби! — горячо поддержал тот.

Они попрощались с мистером Купером и мистером Смитом, хозяином «Зимней сказки», вызвали такси и по дороге заказали в «Королевской пристани» пиццу.

Кевин вынул из холодильника бутылку белого.

— В холодильнике ещё есть красное, — сказал он, усаживаясь рядом с Белль на ворсистый бледно-голубой ковёр и начиная вкручивать штопор.

— Дай сюда, — Белль отобрала у друга бутылку и штопор, пока он не успел испортить пробку: поразительно, как Кевин умудрялся быть таким криворуким при его профессии. — Неси лучше бокалы.

Раздался звонок в домофон.

— Сейчас, — Кевин встал, заботливо прикрыл дверь в зал, где была Белль, и пошёл встречать курьера.

Аннабелль вдохнула аромат горячей пиццы, принесённый сквозняком из прихожей; пробка, негромко хлопнув, вышла из горлышка.

— Ещё тёпленькая, — приоткрыв коробку с пиццей, довольно сообщил Кевин.

— Давай сначала переоденемся, — сказала Белль.

— Сейчас достану тебе пижаму, — сказал Кевин и полез в шкаф.

Переодевшись в пижаму, Белль словно окунулась в школьные дни, когда оставалась у Кевина с ночёвкой, не хватало только ласкового мурчащего Элвиса и обсуждений домашки.

Кевин сказал тост за встречу, они пригубили вино и принялись за пиццу.

— В Италии совсем невкусная пицца, — заметил Кевин, беря из коробки предпоследний кусок с ананасом. — Они пиццей называют сухую пресную лепёшку с невразумительным соусом, представляешь?

— Ужас какой, — сказала Белль с набитым ртом: рядом с Кевином можно было себе позволить такое. — Вики и Генри тоже сказали, что элфинская пицца гораздо вкуснее итальянской или испанской.

— И лондонской, — добавил Кевин, растягивая нитки расплавленного сыра. — Наша вкуснее всего. На то у нас и волшебный остров, — улыбнулся он. — Что будем смотреть?

Оба решили, что хотят посмотреть лёгкое, развлекательное кино, и Белль предложила свою любимую приключенческую комедию про Адель Блан-Сек на Элфине в антураже начала двадцатого века. Адель приезжает на остров, чтобы найти лекарство для умирающей сестры, наводит шороху в Торнфилде и открывает Заповедник. А Кевин, конечно, захотел пересмотреть старый американский фильм ужасов «Иной», который он считал очень романтичным, а самого пришельца невозможно милым. А тот вообще-то был слизистой серой массой со множеством щупалец и семью глазами и в течение фильма весьма кроваво выпотрошил больше полсотни человек. Кевин в принципе любил монстр-хорроры и слэшеры, в то время как Белль в жанре ужасов предпочитала психологические и мистические хорроры-триллеры. Ещё Аннабелль нравился сай-фай, с которым три года назад её познакомил Фредерик. Белль вспомнила, как они смотрели вместе «Светлячка» — культовый сериал нулевых про приключения команды космического корабля «Серенити». Её сердце тоскливо сжалось, и захотелось вновь окунуться в те беззаботные дни.

Было решено начать с «Иного», чтобы потом прийти в себя с «Невероятными приключениями Адель на Элфине».

Кевин принёс сырную и фруктовые тарелки, и они включили фильм.

— Ну глянь, какой он одинокий… — повернулся Кевин к Белль, указывая на экран бокалом вина.

Там пришелец, только что выбравшийся из разбившегося космического корабля, брёл по выжженному полю, шевеля щупальцами и оставляя на земле влажный слизистый след, а на фоне виднелись небоскрёбы большого города.

— Я лучше послушаю, — ответила Белль и прикрыла глаза, наслаждаясь хрупким минорным саундтреком — замирающие голоса скрипок и ксилофона, тихое завывание ветра и шелест травы. — Музыка Уильямсона божественная. Композитор явно на стороне пришельца.

— Как и все, — заметил Кевин. — Ты глаза открой, сейчас самое интересное начнётся, — он слегка пихнул Белль в бок.

Под «самым интересным» Кевин, разумеется, подразумевал кровавое месиво, которое «милый пришелец» устроил после того, как с ним пытались наладить контакт военные. Они, конечно, делали это верёвками и электрошокерами и, откровенно говоря, сами нарвались на мучительную смерть.

Но потом пришелец пустился во все тяжкие и принялся убивать всех подряд.

— Ну это же просто бессмысленная жестокость! — сказала Белль, указывая в экран ломтиком яблока. — Все люди разбегаются при виде его, зачем он их убивает? Просто потому что может? Или это вроде курения — начал и не можешь бросить?

— Люди как вид его разочаровали, — ответил Кевин, отпив вина.

— Это ж не повод убивать всех подряд!

— Ну не всех… — Кевин многозначительно улыбнулся.

— Ах точно, последняя девушка³¹, — вспомнила Белль и тут же вцепилась в руку друга, вскрикнув: пришелец пронзил заострившимся щупальцем грудь парня Кэти, последней девушки, и вытащил его раздавленное, но ещё агонизирующее сердце.

— Как красиво всё поставлено, да? — восхищённо спросил Кевин. — Ты глянь какой свет!

— Ага, — кивнула Белль. — Пусть её парень и не самый приятный персонаж, я всё равно не понимаю, как она прониклась симпатией к этому мерзкому слизистому убийце. Только не говори, что он лапочка, — быстро добавила она, предупредив комментарий Кевина, умильно наблюдавшего за отрыванием голов «лапочкой».

— Как же всё отрисовано! — сказал спустя несколько минут Кевин. — И это же было тридцать лет назад, когда ещё не было технологии захвата движения и современной графики…

— Да, просто потрясающе! — не могла не согласиться Белль. — Особенно слизь — её как будто ощущаешь на коже, — она дёрнулась от отвращения. — А эти поры на его мерзком теле и хлюпающие движения щупалец — бр-р!

— Скажи? — Кевин не отрывал восхищённого взгляда от экрана. — Всё-таки Горских — гений. И как режиссёр, и как сценарист.

— Но сиквелы явно были лишними, — заметила Белль.

— Не поспоришь. Хотя вторая часть ещё ничего, а вот третья… — Кевин грустно вздохнул.

Когда на чёрном фоне поползли похожие на щупальца серые строчки титров, зазвучала песня, которая и вдохновила Горских снять свой фильм.

— «Но я всего лишь слизняк, я странный,

Какого чёрта я делаю здесь?

Мне здесь не место». — Тенор Тома Йорка³² с вибрато пробирал до мурашек.

— Всё-таки «Иной» подарил этой песне новую жизнь, — заметил Кевин.

— Ага, о ней узнало ещё больше людей, чтобы страдать под неё от одиночества, — усмехнулась Белль.

— Она для этого идеально подходит, — подтвердил Кевин. — Сам проверял.

— Надо будет попробовать, — сказала Белль.

— Не думаю, что у тебя получится, — с сомнением произнёс Кевин. — Тяжело мучиться от осознания своего ничтожества и обычности, когда ты последняя фейри и самая красивая девушка на Земле.

Белль рассмеялась, а потом, помолчав, спросила:

— А если бы Луис не умер, как ты думаешь, что бы было? Он бы вернулся на свою планету?

— Наверное, они с Кэти дождались бы его соплеменников и, думаю, да, полетели бы на Вирраниум.

— Не думаю, что Кэти осталась бы с ним, — сказала Белль с сомнением.

— Ты чего?.. — обиделся за Луиса Кевин. — Они же полюбили друг друга!.. Она так плакала, когда он умирал!..

— Она сказала, что любит его, потому что знала: он умрёт и ей не придётся с ним жить, — ответила Белль. — Вот представь: он не умер. Что дальше? Она — человеческая девушка, а он — мерзкий слизистый монстр с щупальцами. Какое у них будущее?

— Прекрасное, — сказал Кевин, блеснув глазами. — Можно было бы хентай с тентаклями³³ снять.

— Судя по блеску в твоих глазах, я не хочу знать, что это такое, — усмехнулась Белль. — Вино закончилось, — заметила она, подняв с ковра пустую бутылку. — Будем ещё?

— Конечно, — бодро ответил Кевин. Он хоть и не был фейри, толерантностью к алкоголю обладал довольно высокой. — О, я совсем забыл: я же попкорн купил. Твой любимый, мандариновый.

— Давай приготовим! — обрадовалась Аннабелль.

Душистый цитрусовый запах горячего попкорна навеял Белль воспоминания о первом сеансе в кинотеатре, на который её привёл дедушка. Они приехали в Торнфилд, пообедали в кафе «У Джорджа» и пошли в кинотеатр «Соловей». Там пахло карамельным попкорном и апельсиновой газировкой, которую разливали из больших контейнеров в пластиковые стаканы. Вдыхая новые запахи, восьмилетняя Белль смотрела во все глаза: на деревянные панели кассы, обклеенные афишами фильмов, чья премьера состоялась много лет назад; на большие билборды, где без звука крутили по кругу трейлеры новых фильмов; на хрустальную люстру, свисавшую из-под высокого потолка; на устланную красной ковровой дорожкой лестницу, ведущую на второй этаж, где находились кинозалы; на деревянные перила, отполированные сотнями рук.

Дедушка купил два билета на новый мультфильм «Синяя птица», большую коробку попкорна и два стакана апельсиновой газировки.

Правда про попкорн и газировку Белль забыла стоило мультфильму начаться. Происходящее на экране завораживало! Всё было будто взаправду: такое живое и близкое, а объёмный звук раздавался словно отовсюду. Белль полтора часа почти не шевелилась, боясь пропустить хоть малейшую деталь.

— Ну что, запускаем? — Кевин вырвал Белль из задумчивости.

— Да, конечно, — ответила та, и под открывающие титры они сдвинули бокалы.

Торнфилд начала двадцатого века в фильме выглядел довольно узнаваемо: площадь Перемирия, Мэрия и Дом правосудия почти не изменились за сто лет. Только вместо каменного храма святого Элреда стояла деревянная церковь святого Николая, сгоревшая в 1927 году. Неутомимая Адель где только не побывала: и в Архиве (куда ей пришлось прокрасться ночью через окно, но это того стоило, потому что она нашла там записи единственного человека, побывавшего в Заповеднике); и в квартале Пророчеств — там она встретила старую банши, сделавшую ей таинственное, но обнадёживающее предсказание; и в подвалах под церковью, где Адель взяла посох святого, который и помог ей открыть Заповедник.

В фильме мэр Джозеф Вуд (прапрадедушка Камиллы к слову) отговаривал Адель искать Заповедник, ведь он боялся, что прекрасная авантюристка погибнет, как и другие люди. Поэтому её даже посадили под стражу, чтобы не лезла куда не следует. Но потом вмешались варгисы и помогли ей сбежать. Пользуясь найденными записями и схемами, Адель нашла вход в Заповедник на юго-восточной стороне Загадочницы. Затем Адель расшифровала таинственную надпись на скале и использовала посох святого Элреда как ключ. Заповедник оказался раем на земле: цветущие и одновременно плодоносящие сады, сверкающие водопады, яркие птицы и ручные звери… Адель встретила там единорогов, и один из них, услышав историю Адель и её сестры Агаты, обронил бриллиантовую слезу. Эту слезу Адель удалось сберечь и привезти в Париж. Магия единорога исцелила парализованную Агату, и сёстры наконец воссоединились. Фильм закончился намёком, что Адель обязательно вернётся на Элфин и найдёт способ снять проклятие с Адама Спенсера. Однако фильм провалился в прокате, и сиквел так и не сняли. Но спустя десять лет «Невероятные приключения Адель на Элфине» стали культовыми и по ним даже сделали видео-игру.

— Ты бы хотела побывать в Заповеднике? — спросил Кевин, глядя на Аннабелль снизу вверх (он лежал, положив голову на её колени).

— Может быть, и побываю, — задумчиво ответила она. — Но я совершенно не представляю, как туда попасть. В двенадцать лет, когда я посмотрела этот фильм, я облазила Загадочницу со всех сторон. Но нашла только пещеру Таунары, а она заканчивается тупиком. Скорее всего вход в Заповедник открывается иначе и просто так его не увидеть. И посоха у святого Элреда никогда не было… — добавила она. — Да и люди не могут войти в Заповедник, даже если они Адель Блан-Сек, — усмехнулась Белль. — А вот про слёзы единорога правда. Дедушка говорил, что единороги могут исцелить любую болезнь. Поэтому люди за ними охотились. К сожалению, слезу получить труднее, чем кровь…

Аннабелль вздохнула. Она взяла за горлышко пустую бутылку из-под вина.

— Будем спать или откроем красное? — спросила она у друга.

— Сейчас принесу, — ответил он, поднимаясь с пола.

Уснули они только под утро. Едва-едва заставили себе переползти с пола на кровать и почти сразу отключились. А через два часа встали, чтобы успеть к семичасовому парому.

Два свидания

Смена у Аннабелль начиналась в десять утра, так что, проводив Кевина, она пошла пешком к сестре. Вики пообещала много кофе, свежие круассаны из пекарни и шоколадные шарики с молоком.

Тёмное осеннее утро ещё горело фонарями вдоль дорог, низкое небо нависало над домами, а холодный ветер срывал одинокие листы с деревьев. Улицы, украшенные к Хэллоуину, зловеще и таинственно улыбались зубастыми ртами тыквенных Джеков, мерцали огоньками гирлянд, махали простынями приведений и паучьими тенётами. Сердце у Белль ёкнуло от сладостного и жуткого чувства предвкушения, как бывало в детстве, когда дедушка читал страшную сказку и главного героя ждала встреча с ужасным злом или пугающим чудовищем: ты боишься за героя, но одновременно очень хочешь узнать, что же дальше, и второе желание пересиливает страх. Белль улыбнулась и зашагала быстрее, а вскоре показался белый дом Уайтов.

Сестра сидела с чашкой чая у окна, Алекс играл с паровозиком у её ног, Марк вероятно ещё спал. В кухне стоял запах вербены и мяты, крови и земли: Белль увидела взрыхлённую почву в горшках с фиалками и фикусом.

— Доброе утро, Вики, — поздоровалась Белль и, присев на колени рядом с сестрой, положила ей руку на живот. — Сегодня первый день?

— Да, — ответила Вики, взглянув на младшую сестру. — Я бы не выжила с таким острым обонянием.

— Я привыкла, — ответила Белль. Несколько лет назад она научилась фильтровать звуки и запахи, иногда вообще будто бы выключая обоняние и слух. Это было гораздо легче, чем перестать считывать людские эмоции.

— Я всегда говорила маме, что не завидую тебе, и это правда, — сказала Вики, улыбнувшись. — Но всё-таки в кое-чём тебе повезло больше чем мне. Лунные дни.

Белль кивнула. У первородных фейри их вообще не было, а у полукровок они наступали раз в полгода и продолжались всего один или два дня. И живот никогда не болел.

— Зато у тебя может быть много детей, — улыбнулась Белль, вставая с колен.

Вики кивнула. Раньше они с Генри мечтали о пятерых детях, но потом решили остановиться на троих — Вики очень хотела девочку.

Белль ощутила ладонью: тянущая боль внизу живота сестры отступила, и отняла руку.

— Спасибо, — сказала Вики, поднявшись с кресла. — Что бы я без тебя делала, сестрёнка, — улыбнулась она.

Сёстры выпили в гостиной кофе под стук начинающегося дождя, обсудили подарки на Хэллоуин для мальчиков и основные блюда, решив бо́льшую часть еды заказать в «Королевской пристани», а потом посмотрели новую серию сериала. Это была историческая драма от ВВС про возвращение Артура Пендрагона из Авалона. Когда серия закончилась, Вики вышла на кухню, а Белль осталась сидеть, глядя, как под знакомую песню плывут строчки титров среди шпилей Камелота, развевающихся стягов бесконечного войска и пиков заснеженных гор. Старинная английская баллада «Герой вернётся домой» была написана много веков назад как предсказание о возвращении короля Артура, но на Элфине уже полтора века её пели об Адаме Спенсере.

Из старых легенд и забытых историй

Он возвратится вновь.

Сквозь шторм и туман — его путь не скорый,

Но ты жди, храня в сердце любовь.

Белль часто спрашивала дедушку, а где Адам Спенсер сейчас? Дедушка предпочитал уклоняться от ответа, и Белль боялась, вдруг альфа варгисов давно умер, и злые чары Айрин Бёрд никогда не будут разрушены?.. Но маленькая Белль не верила в это. Она часами рассматривала в «Энциклопедии Элфина для детей» знаменитый портрет герцога Спенсера 1862 года и с замиранием сердца представляла: Адам скрывается ото всех в своём замке и ждёт, когда найдётся тот, кто снимет проклятие.

На Элфине говорили, что Верховная ковена Волчьей Звезды совсем помешалась после смерти Уолтера, их общего с Адамом сына, и превратила своего бывшего возлюбленного в уродливое чудовище. Другие говорили: она сделала это в отместку за то, что Адам отверг её. Кто-то время от времени распространял слухи, будто видел в замке или неподалёку от него страшного зверя, огромного, косматого, клыкастого, и слышал жуткий оглушительный рёв, разносящийся по долине Ришты. Показания очевидцев сильно разнились: одни говорили, будто чудовище размером с дом, другие, что не больше быка; третьи твердили о когтистых лапах, четвёртые утверждали, что видели копыта. В детстве Белль думала: страшный монстр умеет менять внешность, желая сильнее напугать нежеланных гостей. Сейчас же она полагала: никто из рассказчиков, вероятно, не рассмотрел толком проклятого герцога или вовсе не видел его. Аннабелль всегда было до жути любопытно, как на самом деле выглядел лорд Спенсер в про́клятом облике. Когда она стала постарше, ей нравилось мечтать, что именно она рассеет тёмное колдовство. Это была её единственная тайна от старшей сестры — Вики считала Адама Спенсера главным виновником всех бед на острове и неоднократно повторяла: освобождать его от проклятия не нужно — заслужил.

Когда Белль стала работать гидом, она много раз бывала в Волчьем Клыке и ни разу не заметила ничего, что могло бы намекать на пребывание в замке монстра. Возможно, конечно, он прятался в обветшавшем Восточном крыле, много лет назад закрытом на реставрацию и выглядевшем совершенно нежилым. Насколько Белль знала, в Волчьем Клыке жило лишь трое варгисов и трое слуг — они поддерживали порядок в замке.

Вернулась Вики и предложила включить трейлер «Кентервильского приведения», нового фильма, который должен был выйти перед Рождеством. В интернете давно гремели споры, правильно ли писать «основано на реальных событиях», если существование призрака сэра Саймона до сих пор не было доказано. Встречи с привидениями были редки и чаще всего заканчивались смертью или сумасшествием того, кто видел призрак. Церковь и Королевская академия и в двадцать первом веке продолжали отрицать существование материальных воплощений неприкаянных душ, ведь призрак предпочитал показываться лишь выбранной жертве, игнорируя всех остальных, а камеры или другие технические приспособления были не способны зафиксировать паранормальную активность. Поэтому тот, кому не посчастливилось увидеть призрака, в глазах общественности выглядел всего лишь безумцем, а его смерть легко объяснялась самоубийством, неудачным падением или естественными причинами вроде остановки сердца.

Вскоре трейлер «Кентервильского приведения» закончился, и сёстры некоторое время сидели в тишине. Вики заварила чай и в задумчивости наблюдала, как из чайника струится струйка ароматного пара.

— Знаешь, кого я недавно встретила? — спросила сестра, разливая по кружкам чай. — Синтию Уоллес.

Аннабелль очнулась от задумчивости, услышав знакомое имя. Когда ей было пятнадцать, она ненавидела Синтию. Та возглавляла банду самых злобных девчонок в торнфилдской школе, и все они, кажется, хотели, чтобы Белль не дожила до конца года в здравом уме. Белль вспомнила унитазы женской уборной, в которые её регулярно окунали головой, изрезанные кроссовки, неоднократно порванное школьное платье, облепленные жвачкой и грубо искромсанные волосы, мёртвого грача в портфеле… Ох, этот список она могла бы пополнять долго.

— И что с ней? — Белль заставила себя говорить спокойно, но нахлынувшие воспоминания не хотели уходить, будоража кровь проснувшейся ненавистью.

— Родила недавно, скоро замуж выйдет, — ответила Вики. — Она сильно изменилась с тех пор. Стала спокойнее. Кажется, ей стыдно за то, что она с тобой тогда делала.

— Я надеюсь, — процедила Белль.

— Ох, Фиалка, когда ты пришла с обстриженными и испачканными жвачкой волосами, я была готова её убить! — призналась Вики. — Ты так плакала!.. А потом выдирала жвачку прямо с клочьями волос и не давала мне помочь распутать. Я пошла к её родителям, но они и слушать меня не захотели, обзывали тебя и всю нашу семью ужасными словами. Потом я позвонила мисс Уэлш: она так испугалась, что сразу пришла. Я думала, она испугалась за тебя, а она испугалась за тех девочек.

— Да, — сделав глоток чая, сказала Белль. — Она убеждала меня, что они глупые и не стоит на них обижаться. Я так на неё тогда разозлилась!.. Думала, она поддержит меня!.. Помню, как лежала в постели и желала, чтобы Синтия и её припевалы стали лысыми. Но потом подумала: дедушка не одобрил бы. Мне стало так стыдно, Вики… — Белль взглянула на сестру, — и я снова заплакала. Да так в слезах и уснула. Я плакала, что подвела дедушку, и плакала из-за волос: мне всегда они нравились, я любила свои длинные кудри, меня так злило, что какие-то девчонки решают, как мне выглядеть…

— Бедная моя, — Вики обняла младшую сестру и поцеловала в висок. — …А наутро волосы отросли.

— Да, — Белль улыбнулась, вспоминая. — Видела бы ты лицо Синтии в тот момент, когда я вошла в кабинет математики на первый урок. Этот день был моим триумфом. Правда, триумф был недолгим, — горько усмехнулась Белль и, взглянув на часы на экране телефона, сказала: — Спасибо за завтрак, Вики. Мне пора, не хочу на работу опоздать.

У «Клевера и фиалки» её уже ждал Гидеон. Выглядел он как всегда великолепно и абсолютно неуместно для рабочего утра: изумрудный бархатный сюртук с лацканами, расшитыми бисером, чёрные брюки с идеальными стрелками, и шляпа. Тёмный тренч он перекинул через руку, в которой держал зонт-трость.

— Аннабелль, — заспешил Гидеон навстречу выходящей из такси Белль и раскрыл над её головой зонт. — Мэр сообщил мне ужасную новость! — в голосе звучало возмущение.

«Очевидно, это он про танцы», — подумала Белль.

— Насколько ужасную? — спросила она, заметив, что собеседник ждёт её реакции.

— Он решил отдать один наш танец приезжему французу!

— Да, я знаю, — ответила Белль.

— Так ты правда… не против?! — Гидеон так расстроился, что, казалось, был готов расплакаться.

— Правда, — ответила Белль и решительно шагнула к двери «Клевера и фиалки».

— Но он забрал мазурку!..

Аннабелль кивнула и улыбнулась:

— Но у нас всё равно остаётся два танца, — утешила она его, собираясь войти в любезно распахнутую перед ней одним из посетителей кафе дверь. — Франсез и вальс.

— Да, но я так хотел… я думал…

Белль всерьёз забеспокоилась, а не расплачется ли он.

— Гидеон, пожалуйста…

— Я хочу компенсацию, — решительно сказал он, неожиданно схватил Белль за руку, потянул к себе и неловко клюнул в губы.

Аннабелль могла бы увернуться, но она совершенно не ожидала такого поведения от Гидеона: он же умел только ныть, умолять и предлагать деньги.

— Гидеон, это лишнее, — сдерживая раздражение, Белль высвободила руку. Дверь в кафе закрылась, звякнув колокольчиками. За стеклом показалось встревоженное лицо Роберта. Белль отрицательно покачала головой: она сумеет справиться сама.

— Я столько лет мечтаю о тебе!.. — выдохнул Гидеон, вновь вцепившись в её запястье. — Когда я остаюсь один…

«О нет-нет-нет, — подумала Белль, отключая слух. — Только этого мне не хватало!» Ей и так рассказывали чуть ли не каждую смену, кто как себя удовлетворяет, думая о ней. У неё мелькнула мысль, а не поцеловать ли Гидеона прямо сейчас и дело с концом? Но она тут же отбросила эту идею.

— Гидеон, мне нужно работать, — решительно сказала Белль и вновь попыталась высвободить руку, но навязчивый ухажёр вцепился намертво.

— Я люблю тебя! — в отчаянии выкрикнул Гидеон.

— Тогда, пожалуйста, отпусти меня, — мягко произнесла Белль.

— Нет!

— Эй, приятель! — раздался голос Гастона Моро.

Гидеон недовольно обернулся.

— Я тебе не приятель, — раздражённо и высокомерно огрызнулся он, повернулся к Белль и ещё сильнее стиснул её запястье.

— Значит, ты не глухой, — насмешливо резюмировал Гастон, подходя ближе. На нём был красный удлинённый бомбер и чёрные джинсы. — Может, ты тогда тупой? — вкрадчиво спросил он, заставив Гидеона повернуться к себе.

— Что?.. — от гнева лицо Гидеона покрылось красными пятнами.

— Немедленно отпусти руку Белль, извинись и исчезни, — глядя Гидеону в глаза и понизив голос, произнёс Гастон.

— Извини, Белль, — шепнул вмиг побледневший Гидеон и бросился в сторону.

— Благодарю, Гастон, — улыбнулась Белль.

Тот улыбнулся в ответ и галантно распахнул перед ней дверь. Навстречу вошедшим Белль и Гастону вышел Джозеф Льюис.

— Доброе утро, Джозеф, — поздоровалась она и пошла в подсобку.

— Доброе утро, Белль, — откликнулся хозяин «Клевера и фиалки».

Надевая фартук и завязывая волосы, Белль услышала, как Джозеф говорит Гастону:

— Позвольте угостить вас завтраком за счёт заведения в благодарность за то, что вы заступились за Аннабелль.

— О, пустяки! — возразил Гастон. — Улыбка мадемуазель Тэйлор — лучшая награда для меня.

— И всё-таки я настаиваю.

— В таком случае… я бы выпил игристого.

— Вам итальянское, французское или местное, элфинское?

— Местное, — ответил Гастон.

— Отличный выбор. Между прочим, весь алкоголь на Элфине делает зять мисс Тэйлор, — доверительно добавил Джозеф.

— О, я знаю, — ответил Гастон, и Белль услышала в его голосе улыбку.

Утро Гастон провёл в «Клевере и фиалке», выпив бутылку розового игристого, смакуя каждый глоток, но не притронувшись ни к фруктам, ни к сыру. Аннабелль постоянно чувствовала на себе его взгляд, Гастон буквально пожирал её глазами. Вокруг него, как и вчера, собрались девушки, которые тоже заказали себе выпить и набросились на фруктовую и сырную тарелки. Гастон разговаривал с ними и шутил, не отводя глаз от Белль.

Когда все три девушки отошли, Аннабелль подошла убрать со стола смятые грязные салфетки и шкурки от апельсинов.

— Что ты делаешь вечером, Белль? — спросил Гастон, встретившись с ней взглядом. — Поужинаешь со мной в «Королевской пристани»?

— У меня смена до восьми.

— А завтра?

— Завтра я веду туристов в замок Спенсера.

— Ты много работаешь, — заметил Гастон.

— Я хочу переехать, для этого нужны деньги.

— Ты ведь фейри, — понизив голос, сказал Гастон. — Говорят, один ваш поцелуй может заставить сделать всё, что угодно.

— Да, — кивнула Белль. — Но это неправильно — лишать людей воли.

Приподнявшись с кресла, Гастон приблизил своё лицо к Белль вплотную и неожиданно, совсем тихо попросил:

— Поцелуй меня. У меня железная воля.

— Железная? — усмехнувшись, переспросила Белль и отошла от его столика, услышав голоса возвращающихся из уборной девушек.

— В смысле несгибаемая, — пояснил ей вслед Гастон. — Я приехал сюда ради тебя, — едва слышно произнёс он, но Белль, конечно, его услышала. — Сегодня в «Королевской пристани». С твоим начальником я договорюсь.

«Почему нет?» — подумала Аннабелль и так же тихо и не оборачиваясь, ответила:

— Хорошо.

— Будь готова к семи, — шепнул он и громко поприветствовал вернувшихся девушек.

Гастон и впрямь договорился с Джозефом, и тот отпустил Белль в шесть без лишних вопросов. У Гастона был прямо-таки редкий дар убеждения, хотя не сказать, что он был красноречив или умел найти особый подход к человеку. Зато обаяния у него было хоть отбавляй.

Белль достала из шкафа белую блузу с жемчужными пуговицами и фиолетовую юбку А-силуэта до середины икры. Затем обула украшенные полумесяцами и звёздами замшевые полусапожки на шнуровке. Подумала: почему же она так легко согласилась на ужин с едва знакомым парнем? Заплела волосы в косу и перекинула её на грудь, отчего стала похожей на школьницу, надела лавандовое пальто и вышла из дома, вызывая такси к дому в двух кварталах от своего и на ходу написав сообщение мистеру Куперу, что поехала на ужин с Гастоном Моро в «Королевскую пристань». Когда она села в такси, в котором пахло жвачкой «Зелёное яблоко», от мэра пришёл ответ: «Держи меня в курсе. После ужина Энтони отвезёт тебя домой».

Потом ей написал Кевин, и, увлёкшись перепиской с ним, Белль не сразу заметила, что таксист свернул не в ту сторону. Должно быть, решил объехать улицу с дорожными работами, успокоила себя Белль, но вскоре с подступающим беспокойством убедилась: такси продолжает отдаляться от «Королевской пристани» и от побережья вообще.

— Мне в «Королевскую пристань», не в «Зимнюю сказку», — сказала Белль ровным голосом, стараясь не поддаваться подступающей панике.

Таксист взглянул на неё в зеркало заднего вида, не спеша жуя жвачку, но никак не отреагировал и продолжил ехать прочь от моря, в сторону курорта.

— Остановите машину.

И снова — ноль реакции.

Белль сглотнула и достала телефон, чтобы позвонить мэру. Но тут её ждал неприятный сюрприз: связи не было. Кажется, все страхи решили сбыться именно сегодня. Но она взяла себя в руки и холодно произнесла:

— Возможно, вы не знаете, кто я. В таком случае, сообщаю, что я под протекцией правительства Торнфилда, а также короля.

— Я знаю, кто вы, — продолжая раздражающе жевать жвачку, ответил таксист и улыбнулся в зеркало заднего вида.

— Вам светит штраф и тюремный срок от пятнадцати суток, — произнесла Аннабелль, вскинув подбородок.

— Я знаю.

«О, Лилит!..» — мысленно взмолилась Белль, отгоняя подступающую волной панику.

— Зачем вы это делаете? — ровным тоном спросила она, нервно сжимая подол юбки.

Вместо ответа таксист снова улыбнулся, глядя на неё в зеркало и продолжая смаковать жвачку. Чтобы немного успокоиться, Белль сказала себе: «Рано или поздно он остановит машину, и мы выйдем. Я просто его поцелую и дело с концом».

Ей стало легче, а водитель вскоре свернул влево, удаляясь от «Эдельвейса».

«Съездила поужинать, отлично», — закрыв глаза, подумала Белль. Некоторое время машина ехала вверх по серпантину, иногда подёргиваясь на выбоинах, но вскоре остановилась. Белль открыла глаза. Таксист привёз её на любимый туристами Турий уступ, откуда открывался великолепный вид на Торнфилд и залив святого Элреда. Почти у самого края уступа раскинулся подсвеченный жёлтыми огоньками прозрачный купол, внутри которого стоял столик, сервированный на двоих. Дверь перед Белль распахнулась, и она сразу ощутила парфюм Гидеона. Она была в такой ярости, что готова была придушить Джонсона-младшего на месте. И как она сразу не догадалась! Конечно, он наверняка заплатил водителю столько, что ему штраф нипочём!

Но Белль не сказала ни слова. Оперлась на предложенную руку и вышла из машины. И лишь потом, когда Гидеон захлопнул дверцу, одним движением прижала его к чёрному боку машины и впилась злым поцелуем в его губы, пахнущие ликёром амаретто.

«Ты откажешься от обоих танцев со мной, продашь их на аукционе в пользу бездомных животных. Ты никогда больше не взглянешь на меня, не подойдёшь ко мне, не произнесёшь моё имя, и не заговоришь ни с кем из моей семьи. Вообще забудь, что я существую», — она разомкнула губы и отстранилась, вытирая рот тыльной стороной ладони. Гидеон, обмякнув, остался стоять с приоткрытым ртом у машины.

Таксист открыл дверь и тоже вылез из машины. Аннабелль оттолкнула его к дверце и прижалась к его рту губами, на вкус — жвачка «Зелёное яблоко».

«Будете говорить правду».

— Он вам уже заплатил? — спросила она.

— Да, — вид у мужчины был потерянный и заторможённый.

— У вас больные жена или дети?

— Нет… — ответил водитель.

— Зачем тогда вам столько денег? — строго спросила Белль.

Тот неуверенно пожал плечом, и Белль вновь приникла к его губам.

«После того, как отвезёте меня в «Королевскую пристань», вы пожертвуете всю сумму в церковь святого Элреда и больше никогда не будете брать взятки и похищать людей. И фейри. И варгисов. Вообще никого. И забудете про этот поцелуй».

Она отстранилась. Таксист медленно хлопал глазами с приоткрытым ртом, кажется, не вполне понимая, что происходит.

— Что стои́те? — не очень вежливо спросила Белль. — Поехали.

Кинув взгляд на отвернувшегося к морю Гидеона, она села в машину и написала мэру: «Гидеон на Турьем уступе. Он немного не в себе и может ночью замёрзнуть. Скажите его отцу. Только меня по возможности не упоминайте». Сеть ловила неважно, но через пару минут сообщение ушло. А когда такси спустилось к курорту, мэр дозвонился до Белль.

— Ты ведь должна была быть в «Королевской пристани»!

— Да, — ответила она. — Только вот Гидеон решил устроить мне сюрприз, поэтому я оказалась на Турьем уступе.

— Как?!

— Один жадный таксист отвёз.

— Номер и марка его машины, живо! — мистер Купер был очень-очень зол, потому что ужасно переживал за неё.

— Я уже разобралась, — мягко ответила Белль. — Своими методами.

— Этого недостаточно!

— Я уверена, он так больше не сделает, — сказала Аннабелль, встретившись взглядом с таксисом: глаза его бегали, а лицо блестело от испарины. — Но знаете, я всё-таки скажу вам его номер, — и она назвала.

— Я думаю, два месяца лишения свободы и штраф пойдут ему на пользу, — произнёс мэр. — А где ты сейчас?

— Возле «Эдельвейса». Задерживаюсь уже на час, а у меня даже нет телефона Гастона.

— Впредь я запрещаю тебе ездить на такси, — строго произнёс мистер Купер. — Будешь ездить только с Энтони.

— Согласна, — ответила Белль. Это сегодня всё обошлось, но лучше больше так не рисковать. К тому же всех не перецелуешь. Она вытащила из сумочки носовой платок и вытерла им губы.

…А Кевин ещё говорил про поцелуи для удовольствия.

Гастон всё ещё ждал её, сидя за столиком у панорамного окна с видом на залив святого Элреда. Увидев Белль, он тотчас пошёл ей навстречу.

— Благодарю, что подождал, — произнесла Белль.

— Я подождал бы ещё столько же, — улыбнулся Гастон, подставляя ей локоть. — Tu es charmante, — добавил он, — comme d'habitude³⁴.

— Так что случилось? — спросил Гастон, когда они заняли свои места, а услужливый официант, приняв у них заказ, ушёл.

— В целом, я уже решила проблему, — ответила Белль уклончиво. — И даже пожаловалась мэру.

— Даже? — в голубых глазах Гастона заискрилась насмешливость.

— Да, — невозмутимо подтвердила Аннабелль. — Так что оба злоумышленника будут наказаны со всей строгостью, — и поднялась из-за стола: ей отчётливо захотелось прополоскать рот. — Я вернусь через минуту.

Когда Белль привела себя в порядок, избавившись от фантомного привкуса амаретто и жвачки и умывшись, пришло сообщение от мэра: «Белль, как у тебя дела? Позвони, как будет удобно». Она тут же набрала номер мистера Купера и заверила его: всё в порядке. Мэр рассказал, что за Гидеоном послали машину, и попросил быть на связи. Попрощавшись и убрав телефон, Белль хотела вернуться к Гастону и вдруг расплакалась. Она пять месяцев решала свои проблемы без поцелуев, и вот в один день из-за двух придурков всё рухнуло!.. Ну где справедливость?..

«А чтобы сделала человеческая девушка в такой ситуации?» — подумала Белль. Возможно, попыталась бы уговорить похитителей, подкупить, обмануть, заставить их поверить, что она, к примеру, прыгнет со скалы, если они от неё не отстанут. Даже если бы какой-то план и сработал, то это бы заняло у дочерей Евы значительно больше времени, чем у неё.

Когда Белль вернулась в зал, Гастон любезничал с официанткой. Но, увидев Аннабелль, перестал обращать внимание на собеседницу. Вскоре официантка заметила это и, поджав губы, ушла.

Аннабелль села за столик и, увидев налитый бокал, сделала небольшой глоток дорогущего игристого вина из уникального розового винограда «элфинский турмалин», потом ещё один. С трудом заставив себя поставить бокал на место (ей хотелось осушить его до дна и попросить добавки), она медленно проговорила:

— Не лучший день в моей жизни.

— Тогда выпей ещё, — понизив голос, произнёс Гастон и придвинул к ней бокал.

Белль улыбнулась и с удовольствием воспользовалась предложением. Розовое вино искорками отражённого закатного неба разливалось внутри, даря ласковое тепло и приятное чувство расслабления. «Генри по праву может гордиться этим вином», — подумала она.

За вечер Белль и Гастон выпили две бутылки розового игристого и почти ничего не ели (то есть Гастон совсем ничего не ел, а Белль съела порцию салата), разговаривая о современном искусстве.

— Я не люблю кэмп, — призналась Аннабелль в ответ на рассказ Гастона о новом арабском районе в Париже, построенном в этом стиле. — За исключением, может быть, работ Ги Гюсто. Его фотографии, несмотря на сюрреализм, сдержанно театральны и пронизаны нежной чувственностью.

— Знаешь его фотографию девушки в бассейне в платье в форме синих губ? — спросил Гастон.

— Да, знаю, — ответила Белль. — Фотография похожа на головоломку, потому что непонятно, откуда сделан кадр: сверху или сбоку. А Кевину нравится, как девушка натягивает свои синие блестящие чулки, — вспомнила она с улыбкой. Именно Кевин показал ей работы Гюсто.

Гастон улыбнулся.

— На фото — моя мама.

— Кристе́ Эри́, супермодель девяностых, — твоя мама? — не поверила своим ушам Белль.

— Да, — ответил Гастон. — Я всё детство провёл в разъездах. И научился отлично выглядеть в кадре, — самодовольно улыбнулся он.

— Ещё бы, — согласилась Белль. — А твой отец?

— Я не знал его, — ответил Гастон. — Может быть даже Ги Гюсто, — он выразительно приподнял смоляную бровь.

Белль и Гастон поговорили ещё о кэмпе, потом о китче и поп-арте, а ещё о гиперреальности и в целом о постмодернизме, в котором Гастон неплохо разбирался. Но стоило Белль затронуть искусство эпохи Возрождения, и оказалось, Гастон о нём почти ничего не знал, высокомерно считая скучным. А ещё Гастон, двадцатитрехлетний парень с экономическим (пусть и неоконченным) образованием, вообще не разбирался в литературе. Даже во французской.

— Ты не читал Гюго? — не поверила она. — Ладно, Рабле. Но Виктор Гюго — это же лицо французской литературы. Это же почти как у нас Шекспир, а у русских — Пушкин!

— Пушкин? — лениво переспросил Гастон, приподняв бровь и сделав глоток просекко. — Впервые слышу.

— Я не удивлена, — усмехнулась Белль. — Это величайший русский поэт, писатель и драматург девятнадцатого века. В России его называют «наше всё» и «солнцем русской поэзии».

Гастон сморщил лоб и непонимающе взглянул на неё:

— Зачем тебе это? — спросил он.

— Что — это?

— Ну вот это вот: Пушкин, Гюго, «солнце поэзии». Это же скучно et tout ça³⁵.

— Скучно? — удивлённо переспросила Белль. — Вот ты разбираешься в искусстве конца двадцатого века. Разве это скучно?

— Я ничего для этого не делал, — широко улыбнулся Гастон. — А ты apparemment³⁶ всё это, — он сделал неопределённый жест с бокалом в руке, — специально изучала.

— Да, — Белль сделала глоток. — Потому что мне интересна русская литература. К тому же в ней нередко описываются дети Лилит. А я собираюсь изучать пребывание детей Лилит на Земле в доэлфинскую эпоху. В русских народных сказках есть много описаний общения с нимфами и варгисами. А ещё с драконами. Только последним не повезло — русские богатыри в былинах их постоянно убивали.

— Eh bien³⁷, — помолчав, согласился Гастон и допил вино. — Это вроде и правда интересно. А про фейри в русских сказках ничего не говорится? — спросил он, и его глаза, скользнув вниз, остановились на губах Белль.

— Про фейри больше всего рассказывается в ирландских и валлийских сказках, — ответила Аннабелль. — Но прежние фейри мало похожи на элфинских фейри. Первые фейри, например, не могли лгать, но при этом постоянно дурачили людей, заключая всякие сомнительные сделки, и иногда даже заманивали их к себе, под Холмы. Тех фейри истребили ведьмы и колдуны. Служители Х’гивхаты использовали их кровь в ритуалах.

— Каких? — с интересом спросил Гастон, оторвав взгляд от губ Белль.

— Молодость и долголетие — этого всегда хотели служители Х’гивхаты, — ответила Белль. — Кровь фейри была идеальной основой для подобных ритуалов. А ещё… — Аннабелль задумчиво взглянула сквозь панорамное окно вниз, на пенные волны, разбивающиеся о скалистый берег, — именно с помощью крови фейри ведьмы создали вампиров. Некоторые считают: вампирам нужно постоянно пить кровь фейри, иначе они умрут во второй раз.

— Non³⁸, — возразил Гастон. — Вампиры не умирают без крови фейри. Без неё они перестают чувствовать вкусы и запахи, видят всё в чёрно-белых цветах и не испытывают никаких желаний. И хотят только одного — крови фейри.

— Впервые об этом слышу, — в изумлении призналась Белль. Дедушка не любил рассказывать о вампирах, поэтому у Белль о них были весьма поверхностные представления. — Откуда ты об этом знаешь?

Гастон самодовольно улыбнулся.

— В университетские годы я тащился по всей этой вампирской теме. Много чего изучал. Помню, когда я учился на втором курсе, вышел фильм «Интервью с вампиром». Так я его раз десять пересмотрел в кинотеатре.

— Но ведь фильм «Интервью с вампиром» вышел в начале девяностых, — удивилась Белль.

— В честь тридцатилетней годовщины его повторно пустили в кинотеатры, — ответил Гастон.

— А, — поняла Белль. — У нас такого, к сожалению, не бывает, — вздохнув, сказала она.

— Кстати, ты знала, что Клодия на самом деле не была человеком? — спросил Гастон. Кажется, он был рад поговорить на свою любимую тему.

— До того, как стала вампиршей? — удивилась Белль. — А кем она была?

— Она и вампиршей не была, — самодовольно улыбнулся Гастон, явно наслаждаясь изумлением собеседницы. — Она была фейри. Луи и Лестат питались её кровью, поэтому она перестала взрослеть.

— Откуда ты… — изумлённый вздох сорвался с губ Белль, и её сердце наполнилось ужасом и болью за малышку-фейри, оказавшуюся в лапах двух вампиров.

— Начал искать материалы, на которых был основана книга, — Гастон победно улыбнулся. — Много всякого нарыл.

— Но почему в книгах и фильмах Клодия не была фейри?.. — тихо спросила Белль.

— Вампиры не любят рассказывать о своих слабостях, — ответил Гастон. — А кровь фейри — их самая большая слабость.

Белль кивнула в задумчивости.

— Представляешь, — мечтательно продолжил Гастон, — Клодия так привязалась к Луи, что не захотела оставлять его. Когда их всё-таки разлучили, она умерла от тоски.

— От тоски? — скептически изогнув бровь, спросила Белль. — Может, Луи и Лестат однажды сорвались и выпили её?

Гастон задумался. И резко перевёл тему:

— Ты, кстати, не думаешь переехать в большой город?

— Да, в Нью-Йорк, — рассеянно ответила Белль, всё ещё думая о несчастной судьбе маленькой фейри.

— Отличный город, — ответил Гастон. — Хотя я больше люблю Новый Орлеан. — Его голос потеплел, и Белль посмотрела на него: он оживился, и его глаза заблестели. — Vieux Carré³⁹ сияет огнями, с Бурбон-стрит раздаются звуки джаза и голоса бесчисленных туристов, из Galatoire’s⁴⁰ доносятся аппетитные запахи…

Аннабелль обожала такие моменты: ей нравилось наблюдать, когда человек говорит о том, что действительно любит. Даже обычная самовлюблённость Гастона исчезла. Правда, как оказалось, ненадолго.

— Я так тебе завидую, — призналась Белль. — Ты так много, где был…

— Да, я побывал на всех континентах, — заявил Гастон, самодовольно приосанившись.

— Даже в Антарктиде?.. — поразилась Белль.

Гастон задумался.

— А нет, там не был, — ответил он спустя пару секунд. — Что там делать? Там только лёд и снег.

— И пингвины, — добавила Белль.

— А я думал, они в другой стороне, — сказал Гастон.

— В Арктике?..

— Bien sûr⁴¹, — пожал плечом тот. — Арктика-Антарктика — слишком похоже звучит.

Белль улыбнулась: Гастон с такой детской непосредственностью признавался в своём невежестве, это даже было очаровательно.

В половину двенадцатого Белль пришло сообщение от мэра. Он спрашивал, всё ли в порядке и не нужна ли помощь? Аннабелль поняла, что засиделась, а ведь ей завтра в поход, и написала мэру, что всё ещё в «Королевской пристани», но уже собирается домой. «Энтони приедет через десять минут», — написал мистер Купер.

После ужина Гастон проводил Белль до машины. Он задержал её руку в своей, с наслаждением вдохнув фиалковый аромат её кожи и поцеловал тыльную сторону ладони. Его руки и губы были прохладными.

— Спасибо за чудесный ужин, Гастон, — улыбнулась Белль, отнимая руку. — Увидимся на балу.

— Увидимся на балу, — эхом повторил тот, широко улыбаясь.

Пока Энтони вёл машину, Белль пыталась понять, какое впечатление она произвела на нового знакомого. Она часто ловила его взгляд на своих губах: он хотел её поцеловать, но она не чувствовала его желания. Сказать откровенно, она вообще не чувствовала никаких его эмоций, лишь наблюдала их проявление в словах, жестах и мимике. И хоть этого немного насторожило её, но тем не менее понравилось. Как бы легко ей жилось, если все умели бы так же держать эмоции под контролем, как Гастон!

Приехав домой, Белль написала мистеру Куперу, что дома, сходила в душ и легла спать. «Завтра я буду в Волчьем Клыке, — подсчитала она в уме, лёжа в кровати, — послезавтра — Хэллоуинский бал. Значит, вернусь к учебникам первого ноября. А второго ноября ехать к родителям на День Всех Душ… — на сердце сразу стало тоскливо. — Надо постараться вернуться в тот же день», — решила она и вскоре уснула.

Волчий Клык

Когда в девять утра Аннабелль подошла к «Клеверу и фиалке», Колдер и Сильви уже ждали её.

Осеннее солнце медленно поднималось из-за вершины Джоэля; украшенный к Хэллоуину Торнфилд потихоньку просыпался. Лёгкий ветерок шевелил длинные простыни приведений и широкие сети паучьих паутин, раскачивал гирлянды, задувал в зубастые улыбки тыквенных Джеков. Белль могла бы любить канун Дня Всех Святых, если бы не чувство тревоги и ощущение подкрадывающейся беды, которые поселялись в душе незадолго перед каждым Хэллоуином. Вместе с весельем горожан Белль будто ощущала злую ухмылку Х’гивхаты, наблюдавшей за нарядившимся Торнфилдом.

Аннабелль, Сильви и Колдер шагали по улице Кентавров, огибающей справа квартал Пророчеств и ведущей к подножию Маунт-Белл.

— Скажите, вы уже знаете что-нибудь об истории Элфина? — спросила Белль, повернувшись к близнецам.

— Что-то знаем, — ответил Колдер с сомнением.

— Но лучше расскажите нам всё с самого начала, — улыбнулась Сильви.

Белль тоже улыбнулась:

— Значит, с самого начала?

Близнецы синхронно, как это умеют делать близнецы, кивнули.

И Аннабелль начала свой рассказ:

— В день шестой сотворил Господь Адама из глины, а Лилит — из сияния звёзд, дуновения ветра, аромата цветов и лёгкости полёта бабочки. Невесомая, светлая, нежная, она была весёлой, любознательной и немного капризной как ребёнок. Адама она едва заметила и улетела исследовать райский сад. Тогда сотворил Господь Еву из ребра Адама, чтобы та понимала мужчину. Как бы ни была любознательна Лилит, а к древу познания добра и зла она даже не приближалась: ведь повсюду и без этого было столько всего интересного! Вскоре соблазнённые Змеем и нарушившие Господень запрет Адам и Ева были изгнаны из райского сада. Лилит с болью в сердце наблюдала за наполненной страданиями земной жизнью детей Адама и Евы. Особенно она сочувствовала тяжёлой женской доле.

Земные столетия сменяли друг друга, и однажды настала пора Лилит узнать радость творения. Сошла она на Землю и создала морских дев с прекрасными голосами, лукавых детей цветов, хранительниц лесов, озёр и полей, мудрых и могучих полулюдей-полуконей, сильных и яростных людей-волков и извергающих пламя летающих ящеров. Вернулась Лилит в райский сад отдохнуть от трудов. Но время на Земле летело так быстро, и когда взглянула Лилит на детей своих, то увидела, что люди убили почти их всех, принеся в жертву во славу своим богам или чтобы забрать у них магическую силу.

Надолго тогда отвернулась от Земли Лилит. И лишь спустя тысячу лет после наступления эры христианства решилась вновь творить. В этот раз она поступила мудрее. Создала остров, защищённый от людских взглядов, а вместо Авалона, куда могли попасть не только её создания, но и люди, сотворила место, куда не сможет войти ни один человек. Так появились Элфин и Лэите́ль, который люди называют Заповедником. Лет через двести человечество всё-таки узнало о магическом острове, но сирены — морские девы с прелестными голосами и острыми зубами — подпускали к берегам земли Лилит лишь чистых помыслами людей. На суше варгисы и драконы всегда были готовы защитить своих братьев и сестёр, а единороги могли исцелить любые раны и даже смертельную болезнь. Фейри и нимфы заботились о том, чтобы на острове всё цвело и плодоносило. Банши предсказывали будущее, кентавры толковали их пророчества и читали о судьбах вселенной на языке звёзд и планет.

Люди никогда не задерживались на острове дольше нескольких лет. Если одному из варгисов или фейри случалось полюбить человека, то влюблённые уезжали на большую землю вместе. Другие дети Лилит не решались на подобное, да и к людям относились более настороженно.

Близнецы слушали с большим вниманием и искренним увлечением, хоть Белль и ощущала их тревожное напряжение, причину которого она не могла пока понять.

— В конце восемнадцатого века, — продолжила Белль, — на остров приехал Уильям Тэйлор. Он и первородная фейри Амире́ль полюбили друг друга. Но вместо того, чтоб увезти возлюбленную с острова, Уильям попросил у остальных фейри позволения остаться на острове, и те, видя счастье сестры, разрешили.

— Уильям Тэйлор — ваш предок? — спросил Колдер.

— Да, — ответила Белль. — Поэтому в том, что люди вытеснили детей Лилит с Элфина, есть вина моего предка. Думаю, если бы он знал, что почти всех его потомков люди отравят спустя двести лет, он бы хорошо подумал прежде чем основывать Линденшир.

— А Торнфилд появился позже, — задумчиво произнёс Колдер.

— Да, в 1801 году. Сначала это была рыбацкая деревушка. У неё не было даже названия. К 1803 году в деревне уже жило девять семей. Люди сдружились с варгисами, ведь территория нынешнего Торнфилда — это охотничьи угодья потомков Грегора Ришты.

— Вы знаете про Грегора Ришту? — искренне восхитилась Сильви.

Брат незаметно пихнул её локтем в бок, хотя сам (Белль это почувствовала) был удивлён не меньше.

— Я удивлена, что вы знаете о нём, — улыбнулась Белль. — Мне кажется, за пределами Элфина мало кто помнит о прародителе варгисов. Сейчас даже святого Элреда не все знают, — с грустью добавила она. — А ведь благодаря ему люди выжили на острове. В конце весны 1803 года нимфы устроили на Элфине засуху, в начале июня вся скотина полегла от рутовой лихорадки, а сирены отозвали всех рыб в море, сломали лодки и устроили такой шторм, что с острова было невозможно уехать. Людям было нечего есть, и они приготовились к смерти. Тогда святой Элред вышел к деревне с чашей молока. Вы видели когда-нибудь его изображение? — спросила Белль.

Близнецы кивнули.

— Святой Элред выглядел на первый взгляд пугающе, — продолжила Белль. — У него была волчья голова и человеческое тело. Он был высокий, больше семи футов⁴² ростом, худой, ходил босиком и носил красно-зелёные одежды. Когда он принёс в деревню молоко, мужчины были у моря, снова и снова забрасывая сети в воду; женщины с детьми попрятались по домам. И только миссис Купер со своими ослабевшими от голода трёхлетним сынишкой и пятилетней дочерью никуда не убежала. Святой поднёс им молока, и они утолили голод. Вскоре убедившись, что с миссис Купер и её детьми всё в порядке, из домов вышли и другие семьи. С того дня святой Элред приносил молоко трижды в день. Он кормил семьи, пока не договорился с сиренами, чтобы они успокоили море, и с нимфами, чтобы те прекратили засуху вокруг человеческой деревни.

— Святому Элреду служили три оленихи, — сказала Сильви, улыбаясь. — Они давали молоко, которое не заканчивалось.

Белль в изумлении взглянула на девушку: об оленихах ей в детстве рассказывал дедушка, но она и подумать не могла, что об этом знает кто-то за пределами Элфина. Сильви сразу смутилась, будто сказала лишнее.

— Вы так много знаете об Элфине — это так здорово!.. — проговорила Белль. — Легенду об оленихах я слышала от дедушки, когда была маленькой. — Ей хотелось спросить, откуда близнецам известно об этой истории, но она попросила: — Я была бы рада услышать, как эту историю рассказывали вам.

Сильви расцвела в улыбке:

— Конечно!.. Первая олениха была золотой как мёд. Она приходила утром. Другая — белая как снег. Она приходила в полдень. А третья — серая, цвета сумерек, и приходила вечером. Говорят, оленихи паслись в Лэителе и приходили на зов святого.

Близнецы явно что-то скрывали: они знали об Элфине куда больше, чем должны, будучи обычными туристами. Кроме того, в сердце Белль продолжало зреть ощущение, что Сильви и Колдер не люди.

Во время всего разговора Белль чувствовала напряжение Колдера: кажется, он считал, что сестра говорит много лишнего.

— Это правда, что Драконья гора — спящий вулкан? — нарушил тишину Колдер, очевидно желая перевести тему.

Все трое взглянули на припорошённую снегом вершину Драконьей горы.

— Да, — ответила Белль. — Но никакой сейсмической активности нет уже лет пятьсот.

— А летом лавина сошла не из-за вулкана? — быстро спросил парень.

— Может быть, — не стала отрицать Белль. — Вулканологи так пока до нас не доехали. Элфин — заповедная зона, чтобы проводить какие-то исследования, нужно разрешение от короля.

— Что будет, если Драконья гора начнёт извергаться? — спросил Колдер, глядя на Белль. От этого взгляда у неё вновь промелькнула мысль, что он может быть варгисом.

— По пророчествам банши есть два исхода, — ответила Белль, — либо на Элфин вернётся магия и драконы, спящие в Драконьей горе, либо, — она помолчала, глядя на снежную вершину Драконьей горы, — Торнфилд зальёт лавой, а затем весь остров после сильных землетрясений уйдёт под воду.

Брат и сестра синхронно переглянулись.

— Я слышал, что магия ушла с острова из-за проклятия, — осторожно произнёс Колдер.

Белль подумала, что, кажется, он прекрасно осведомлён о проклятии, но почему-то скрывает это.

— Да, — ответила она. — Айрин Бёрд прокляла не только герцога Спенсера и варгисов, но и весь остров. Мой дедушка говорил: раньше на Элфине сам воздух был пропитан магией. Люди медленнее старели и почти не болели. Дети Лилит возвращались из Заповедника, когда хотели, а ещё, говорят, — она помолчала и улыбнулась, — на Элфине можно было встретить саму Лилит.

Брат и сестра слушали Белль, затаив дыхание. Когда она вновь и вновь упоминала имя Лилит, то ощущала, как её окутывает их радостью, и от этого на душе разливались тепло и свет, точно Сильви и Колдер были не двумя незнакомцами, а вновь обретёнными любимыми родственниками.

— Мы хотели вам сказать… — тихо произнесла Сильви, — мы с братом варгисы. Родились на Элфине, ещё до проклятия.

Сердце Белль подпрыгнуло от восторга и радости. Они и правда варгисы! А ощущает она их так необычно, потому что…

— Вы никогда не оборачивались?.. — тихо спросила Аннабелль.

Близнецы кивнули.

— Нам было по одиннадцать, — сказал Колдер.

— После проклятия наш папа, — продолжила Сильви, — он был человек, — пояснила она, — увёз нас в Лондон, а затем в Уорикшир, к Арденскому лесу.

Белль кивнула и осторожно спросила, уже зная ответ, который разбивал ей сердце:

— А ваша мама..?

— По-прежнему где-то здесь, — ответил Колдер.

— Мы чувствуем её с тех пор, как приехали на остров, — добавила Сильви.

— Или нам кажется, что чувствуем, — поправил её брат.

Белль окутало вуалью грусти. Печаль близнецов по матери была приглушённая, тихая, точно туман над рекой, который вот-вот рассеется с восходом солнца.

Остановившись, Аннабелль повернулась к близнецам и убеждённо произнесла:

— Вы обязательно встретитесь с вашей мамой и расскажите обо всём, что она пропустила за эти полтора века, — Белль улыбнулась. — А она научит вас охотиться.

— Правда?.. — тихо проговорила Сильви. В её янтарных глазах стояли слёзы.

— Правда, — ответила Белль, ощутив, как её мягко подхватила волна надежды и счастья. — И может быть, даже раньше, чем вы думаете.

— Можно вас обнять, мисс Тэйлор? — спросила Сильви. Голос её дрожал, а щёки блестели от слёз.

— Конечно, можно! — ответила Белль, и Сильви крепко обняла её. — Зовите меня Белль, — добавила она, чувствуя, как щекам стало горячо и влажно от слёз.

— Почему вы раньше не сказали, что вы варгисы? — спросила Белль немного позже.

Они к тому времени покинули Торнфилд, и идущая траверсом грунтовая дорога стала круче взбираться вверх по склону Маунт-Белл.

— Мы ведь… ненастоящие варгисы, — тихо ответила Сильви.

— А я ненастоящая фейри, — с горечью произнесла Белль. Потом она бодро улыбнулась близнецам: — Будем держаться вместе.

Сильви улыбнулась в ответ и кивнула, а Колдер серьёзно сказал:

— Вы — последняя фейри, Белль. Более настоящей нет.

Аннабелль нечего было возразить.

Вскоре они поднялись ещё выше и остановились, глядя на раскинувшийся внизу Торнфилд.

— Значит, вы не взрослеете из-за проклятия? — тихо спросила Белль, вспомнив шерифа Вольфгена, сержанта МакЭлвина и других варгисов из полиции. Получается, им всем уже почти по двести лет?..

— Да, — ответил Колдер. — Мы очень медленно изменяемся физически, это почти незаметно. Наш отец состарился и умер спустя тридцать восемь лет после того, как мы покинули Элфин. А мы по-прежнему выглядели как одиннадцатилетки, — в его голосе прозвучала досада.

— Как думаешь, — спросила Сильви у брата, — Сьюзи сильно изменилась за эти годы?

— Сьюзи? — переспросила Белль. — Она тоже варгис?

— Да, — ответила Сильви. — Ей было пятнадцать, все ждали её первого оборота. Но наступило проклятие, и она не успела… Варгисы всегда празднуют… праздновали, — быстро поправилась она, — первое обращение нового члена стаи, — она улыбнулась. — Жгли костры, готовили еду, пели и танцевали всю ночь. Поздравляли семью нового варгиса и его самого, конечно.

— Это ещё что… — подхватил Колдер с завистью и грустью. — На свою первую охоту новообращённый шёл вслед за сэром Адамом…

Белль знала, что праздновать первое обращение стали именно при Адаме Спенсере. Именно тогда быть варгисом стало значить принадлежать к элите. Почти каждый ребёнок в Торнфилде тогда мечтал стать варгисом. Но варгисом можно было только родиться.

— А где сейчас Сьюзи? — спросила Белль, чтобы отвлечь близнецов. — Вы её видели после того, как уехали с Элфина?

— Нет, — покачала головой Сильви. — У неё мама была человеком. Они уехали ещё раньше, чем мы. Вроде бы в Америку. Но я искала Сьюзен Мейр в интернете, но так и не нашла. Наверное, она сменила фамилию или… — Сильви не договорила, но Белль поняла её опасения. Столько лет прошло: конечно, Сьюзен могла быть давно мертва.

— А её отец?.. — спросила Белль.

— Он был варгисом. Больше ничего о нём не известно, — ответила Сильви. — Может, он умер, а, может, у него была другая семья, — предположила она и улыбнулась, что-то вспомнив. — Когда Сьюзи была младше, она всем говорила, что её папа — сэр Адам.

— Ага, — хмыкнул Колдер. — Помнишь, мы сначала ей верили и жутко завидовали? — повернулся он к сестре.

Та кивнула.

— Хотя это технически было невозможно, — продолжил Колдер. — Слишком маленькая разница в возрасте.

Белль посчитала в уме: когда Сьюзи родилась, Адаму было одиннадцать, и спросила:

— А другие варгисы, не элфинские, — осторожно начала Белль. — Вы встречали их?

— Да, — ответила Сильви. — На них проклятие повлияло не так сильно.

— Но всё-таки повлияло? — удивилась Аннабелль.

— Они умирают, не доживая даже до пятидесяти, — проговорил Колдер. — И у них почти не рождаются дети.

— Может быть, это происходит в целом из-за угасания магии в мире? — осторожно предположила Белль. Ей не верилось, что ошибка одного варгиса так серьёзно повлияла на всех ему подобных.

— А из-за чего магия угасает? — спросил Колдер.

— Думаете, из-за проклятия?..

— Другого объяснения нет. — Колдер остановился и огляделся. — На какой мы сейчас высоте?

— Примерно восемьсот метров, — ответила Аннабелль и подумала, можно ли снять проклятие с того, кто неизвестно где? Впрочем, не стоило списывать со счетов Восточное крыло, которое постоянно реставрируют.

Был почти полдень, когда путники поднялись на Волчий перевал, откуда на северо-западе открывался вид на тёмные шпили Волчьего Клыка, а на юго-востоке, внизу, пестрел Торнфилд. По блакитным пастбищам небес пронеслась длинная вереница белоснежных барашков, и Белль с грустью вспомнила Линденшир, детство и — Мышку, свою серую в яблоках кобылу с ласковым и весёлым нравом.

— Какой ветер! — запрокинув голову и придерживая капюшон, сказала Сильви.

— Да, — ответил Колдер и повернулся в сторону замка. — Кажется, там идёт дождь.

Белль взглянула на чёрные тучи над Волчьим Клыком и серую завесу дождя вокруг.

— Да, — ответила она. — Из-за проклятия над замком всегда пасмурно и всегда осадки — дождь или снег.

— И как же замок не сгнил и не рухнул от такой влажности? — Колдер взглянул на Белль в упор, будто подозревал, что она обладает какой-то секретной информацией.

— Наверное, чары не дают замку разрушиться, — ответила Белль. Ведь законам физики может противостоять только магия. — Давайте немного перекусим и пойдём вниз, — предложила она.

Тропа была широкой, вытоптанной тысячами ног, и идти по ней можно было втроём в один ряд.

Белль глядела на простиравшуюся внизу долину Ришты. Сколько же всего повидали эти места! Суровые горы в седых шапках снега, тёмный массив Орлиных скал, укутанный пеленой тумана, и облетевший остов рощи Праотцов казались молчаливыми свидетелями былого величия Элфина. Глядя на этот пейзаж, было так легко представить и самого Грегора Ришту в ипостаси гигантского чёрного волка, ведущего за собой стаю на охоту, и драконов, танцующих над скалистыми горами, и скачущих во весь опор кентавров и мирно пасущихся у озера Лионелля единорогов. Мрачный пейзаж сразу окрасился в воображении Белль в светлые тона, стоило ей вспомнить о единорогах. Сейчас они в Лэителе. Как и кентавры. И первородные фейри. И дедушка. И святой Элред. Хотя насчёт последнего у Белль были сомнения. Не мог же тот, кто так радел за дружбу людей и детей Лилит, бросить Адама, своего давнего подопечного, на растерзание служительницам Х’гивхаты и позволить ему убивать фейри?

— Вы помните святого Элреда? — спросила Аннабелль у близнецов. — Я вам таким поучающим тоном про него рассказывала, а ведь вы, наверное, знали его лично, — произнесла она, улыбнувшись.

— Знали, — ответила Сильви, и лицо её озарилось задумчивой улыбкой. — Мы его называли дядюшка Элред, — немного смутившись, призналась она и, задумчиво улыбнувшись, повернулась к брату: — Помнишь, как мы собирали орехи возле рощи Праотцов, и он вынес нам в подоле несколько горстей орехов?

Тот кивнул.

— Он был такой грустный… — проговорила Сильви. — А мы так невежливо схватили у него орехи и начали колоть…

— Ты додумываешь, — грубовато возразил Колдер. — Потому что знаешь — это была наша последняя встреча.

— Ничего я не додумываю! — горячо и с обидой в голосе запротестовала Сильви. — Я помню!

Колдер нахмурился:

— Верь, если тебе так хочется, — пробормотал он себе под нос.

— Как вы думаете, где он сейчас? — спросила Аннабелль.

— В Лэителе — где же ещё, — мрачно ответил Колдер. — Если бы он не бросил Элфин, ведьмы бы не сделали то… — он смолк на секунду, — что сделали.

— Неужели он оставил Адама Спенсера на растерзание ведьмам?.. — Белль не хотелось в это верить.

— Когда он внезапно объявил, что уходит в Лэитель, — грустно произнесла Сильви, — многие решили: это сэр Адам заставил его уйти.

— Но как?.. — вырвалось у Белль.

— Никто не знает, — хмуро ответил Колдер. — Нас вообще на то собрание не пустили.

— Нам было по десять! — возразила его сестра.

Аннабелль помолчала, размышляя. Значит, святой Элред ушёл в Заповедник за год до проклятия, и дальше всё пошло не так. Может, Адам и правда его заставил уйти, а может, он ушёл сам, решив, что Адама уже не спасти.

— В Торнфилде до сих пор точно не знают, где святой Элред, — задумчиво проговорила Белль. — Считается, что он в Заповеднике, — она помолчала. — Варгисы после проклятия стали неразговорчивыми. Шериф Вольфген ни разу ничего не сказал про святого Элреда, всегда уходил от темы.

— Он и до проклятия был такой, — хмыкнул Колдер.

— Ну нет, — уверенно возразила его сестра. — Раньше он даже смеялся, хоть и редко, а в этот раз едва улыбнулся, когда мы зашли к нему поздороваться.

— Ему было весело, только когда он порол нас с Гаем, — мрачно ответил Колдер.

— Потому что вы воровали с кухни еду, — заметила Сильви. — И Гаю всегда доставалось больше, — добавила она.

— Почему? — спросила Белль.

— Гай был сыном дяди Коула.

— И сейчас он… — Аннабелль неопределённо кивнула куда-то в сторону рощи Праотцов.

— Нет, он был человеком, — ответила Сильви. — Наверное, умер много лет назад.

Белль вспомнила суровый взгляд шерифа Вольфгена, от которого ей всегда было не по себе, и ей второй раз (после того злополучного эксперимента с аконитом) стало жаль старого варгиса: многие годы ему приходилось наблюдать, как родной сын сначала взрослел, а потом начал стареть и наконец умер… Нелегко пережить такое.

— А у мистера Вольфгена были ещё дети? — спросила Аннабелль.

— Нет, — ответила Сильви, покачав головой.

Когда они спустились в долину Ришты, начал накрапывать мелкий дождь, и вскоре Аннабелль распорядилась надеть дождевики. Через четверть часа дождь усилился и по небу пронеслись раскаты грома. Поднялся ветер, и мелкие капли дождя заставляли всех щуриться и натягивать капюшоны пониже.

В начале второго путники подошли к расположенному на возвышении тёмному бастиону Волчьего Клыка, окружённому давно высохшим и поросшим ивняком рвом, и ступили на длинный каменный мост, ведущий к высоким воротам замка. Над башнями с острыми шпилями сверкнула молния и вскоре раздался оглушительный раскат грома, точно ударило совсем рядом.

Когда они пересекли мост, тяжёлые ворота распахнулись перед ними, впуская во внутренний двор замка, поросшего побуревшей травой. С правой стороны, возле башен Восточного крыла раскинул ветви гигантский мёртвый дуб, который в 1856 году посадил Адам Спенсер. Дуб вырос в огромное дерево за несколько лет и высох тридцать первого октября 1864 года — в день, когда Айрин Бёрд прокляла остров. Говорят, рядом с дубом расположена крипта, построенная более пятисот лет назад. Белль давно мечтала побывать в крипте, но туда не пускали даже гидов, так что многие считали существование крипты мифом, а другие предполагали, что она давно разрушена.

Навстречу им вышел Когвилл — дворецкий замка, высокий и худой как жердь, одетый в неизменный коричневый фрак с галстуком-бабочкой.

— Добро пожаловать в Волчий Клык, — сдержанно поприветствовал он. — Прошу следовать за мной, — и повёл гостей через двор в Западное крыло, которое делилось на две части: жилая часть с номерами для гостей, где было электричество и все удобства, и музейная часть с комнатами, в которых был воссоздан облик внутреннего убранства замка шестидесятых годов девятнадцатого века.

Два года назад замок в очередной раз отремонтировали и снаружи, и внутри. В Западном крыле помимо нескольких стандартных современных номеров появилось шесть апартаментов, обставленных в соответствии с эпохами правления шести монархов: уолтерианская спальня в средневековом стиле, как дань уважения первому Пендрагону, прибывшему прямиком из мира замков и турниров; александрийская — в стиле французского рококо, обрётшего вторую жизнь в 1860-х годах, эдгарианская — в японском стиле, популярном в восьмидесятые годы XIX века; уильямианская — в стиле немецкой эклектики, господствовавшей в архитектуре на рубеже XIX-XX веков; питерианская — в русском, а гарольдианская — в испанском стилях. Пендрагоны, женясь на принцессах из других стран, привносили в английскую культуру элементы культуры, родной для их жён, и больше всего это отразилось именно в архитектуре и интерьерах.

В Торнфилде тоже был дом эдгарианской эпохи, больше напоминающий японскую пагоду; уолторианский особняк, массивный с высокими стенами, точь-в-точь средневековый замок, хоть и поменьше размером; несколько не очень практичных с холодными элфинскими зимами гасиенд эпохи короля Гарольда и восхитительный светлый дом в колониальном стиле этого же периода. А уж в Лондоне некоторые улицы представляли из себя невероятный ансамбль стилей на любой вкус, который на удивление смотрелся гармонично.

Сильви и Колдер заняли роскошные апартаменты в русском стиле с великолепной изразцовой печью вместо камина, расписными потолками, кроватями с семью перинами на каждой и гигантским настенным панно: на нём шёлком и бисером была вышита сказочная жар-птица. Белль же как всегда пошла в номер для гидов: небольшую комнатку с уголком для душа, низеньким старинным комодом, двумя двухъярусными узкими кроватями и маленьким окном, выходящем на хребет Ружейников. Аннабелль нравилась эта комната, в которой под кроватями лежали свёрнутые карематы⁴³ и верёвки, а в нижнем ящике комода кто-то постоянно забывал что-то из снаряжения: то жумар⁴⁴, то связку карабинов, то кроки⁴⁵ маршрута. Сегодня Белль нашла там стёсанный на носке скальник⁴⁶ и почти пустой газовый баллон для горелки. Туристов в Волчий Клык в минувшем сезоне водила одна Белль, но ребята-гиды, когда проводили скальные занятия на Орлиных скалах, время от времени приходили в замок принять в душ, а иногда даже ночевали, расстелив карематы и спальники прямо на полу, если не хватало мест на кроватях. Когвилл пускал гидов за умеренную плату, многих это устраивало.

Белль разобрала рюкзак, разложила вещи, приняла душ и переоделась в чистое. Потом встала у окошка, слушая, как стучат по подоконнику крупные тяжёлые капли.

Стоило ей включить интернет, на телефон пришло оповещение из «Торнфилд ньюз»: «Таксисту грозит штраф и депортация с Элфина без права возвращения». Белль перелистнула статью, подумав, а не слишком ли круто мистер Купер обошёлся с бедолагой? «Хэллоуинский бал посетит принц Элиот» — гласил следующий заголовок. «Вот уж так новость», — Белль перелистнула и эту статью. «Аллея из лампад Джека на площади Перемирия продолжает набирать популярность» — Белль не стала открывать статью, ей хотелось увидеть всё своими глазами, а не на фото. Она знала, что аллею торжественно открыли двадцать восьмого октября перед вип-открытием «Зимней сказки», и что аллея насчитывает больше пятисот тыкв — впервые украшение к Хэллоуину было настолько масштабным. «Танец за восемь тысяч фунтов» — эту статью Белль пробежала глазами по диагонали, задаваясь вопросом: почему Гидеон продал только один танец? Она же велела ему продать оба! Покупателя танца Белль не знала — некто Г.Корби.

«Особняк Мартинеса выставлен на продажу» — прочитала Белль. К статье было прикреплено фото знакомого двухэтажного белого дома в колониальном стиле. Он стоял в конце Тьюлип-стрит, у самого подножия Драконьей горы. Особняк был построен Мартинесами, одной из богатейших семей Мексики, в конце 1980-х годах, когда мода на испанский стиль докатилась и до Элфина. Говорят, в этом доме гостила королева Кристина, жена короля Гарольда Пендрагона и дочь испанского короля Альфоса XIII Бурбона. Особняк уже лет двадцать стоял в запустении, немного обветшал и посерел, но Белль всё равно он нравился, ей в целом был близок колониальный стиль с его минимализмом в цветах, этническими орнаментами, обилием воздуха и света, использованием натуральных материалов. А ещё особняк Мартинесов стоял на возвышении с видом на море и знаменитую эдгарианскую пагоду. Белль казалось ироничным, что дом в колониальном стиле построили на английской земле. Впрочем, иногда она думала, будто Элфин — тоже колония Британского королевства.

Когда Аннабелль постучала в номер близнецов, те были уже готовы идти обедать.

Стены длинного и широкого коридора Западного крыла, ведущего на север, были увешаны картинами и портретами семьи Спенсер. Обычно по дороге в столовую Аннабелль рассказывала туристам о том, как сэр Говард Нантаниэль Марк Спенсер, герцог Ланкаширский, по настоянию жены, Мэри Аланнис Калиды Глэдис, леди Спенсер, которая была варгисом, начал постройку замка на Элфине в 1833 году. Замок обошёлся сэру Говарду дорого: после поспешного переезда в недостроенный Волчий Клык в 1847 году и без того натянутые отношения между супругами ухудшились, денег на быстрое завершение строительства не хватало, у сэра Говарда обострилась подагра, но самое худшее — из-за убийства старшего сына, шестнадцатилетнего Артура, леди Мэри погрузилась в глубочайшую депрессию. Аннабелль сочувствовала маленькому Адаму, которому на момент смерти брата и переезда на Элфин было всего девять лет. Наверное, ему было очень одиноко в стенах этого огромного замка без друзей и внимания матери, погружённой в себя. Об отношениях Адама и сэра Говарда было известно мало, но, кажется, они не были близки. Аннабелль вгляделась в прекрасные и аристократические черты леди Мэри: алебастровая кожа, тонкие губы, небольшой нос, синие глаза, очерченные густыми ресницами. Артур и Адам были похожи на мать: голубоглазые и светлокожие, с русыми волосами. От темноволосого, смуглого и кареглазого отца Адам унаследовал длинноватый нос с горбинкой и острый взгляд исподлобья, пронизывающий до костей, а ещё рост: оба были высокими, Адам — почти шесть с половиной футов⁴⁷. Беззаботно улыбающийся с портрета Артур вовсе не был похож на отца — недаром до сих пор ходили слухи о романе леди Мэри с младшим братом короля Уолтера Пендрагона, Мэтью, который был вдвое старше её. Пендрагонам было строго запрещено вступать в связь с детьми Лилит: ведь в стране людей власть должна была принадлежать людям. Многие считали, что в 1847 году Артура убили, узнав, что леди Мэри и Мэтью Пендрагон нарушили этот запрет. Хотя, возможно, Артура и правда просто растерзал на охоте дикий кабан — иногда всё проще, чем может показаться.

Аннабелль молча шла впереди близнецов: было бы странно рассказывать им историю, которую они и так знают, пусть и родились несколько позже, в 1853, спустя год после смерти леди Мэри.

— Вы, наверное, не помните сэра Говарда? — спросила Белль у близнецов, останавливаясь возле портрета, на котором герцог Спенсер был изображён в светло-сером рединготе и с хлыстом в руке на ступенях Спенсер-манора в Ланкашире. Портрет был написан в 1829 году, за год до свадьбы с мисс Мэри Мур.

— Мы его даже ни разу не видели, — ответила Сильви, останавливаясь рядом с Белль. — Он сильно болел, а потом умер. Сэр Адам занимался всеми делами.

— А каким был сэр Адам? — спросила Аннабелль, подходя к знаменитому портрету Адама Спенсера 1862 года, который печатали во всех учебниках и энциклопедиях. Хозяин замка был изображён в тонко расшитом золотой нитью бархатном сюртуке глубокого синего цвета. Русые волосы падали на плечи, синие глаза исподлобья и чуть насмешливо смотрели на зрителя. Двадцатичетырёхлетний герцог Спенсер стоял в проёме двери, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди. На мизинце поблёскивала печатка Спенсеров — геральдическая роза и крепость.

— Он… — Сильви задумалась, глядя на портрет, — был сильным. И добрым. И знал всех варгисов Элфина. Даже детей.

— Да, — откликнулся Колдер. — Он помнил, как нас зовут. Какие игры мы любим и даже мой любимый десерт запомнил — яблочный сорбет, — по его лицу пробежала тень улыбки, будто ему вспомнился вкус любимого в детстве мороженого.

— Он ведь был альфой, — произнесла Белль. — Мне кажется, так и должно быть.

— Наверное, — согласилась Сильви.

Аннабелль вновь взглянула на портрет Адама и поспешно отвернулась: благодаря таланту художника возникало ощущение, будто альфа варгисов видел её насквозь со всеми тайными мыслями. В детстве эта особенность взгляда Адама завораживала Белль, а сейчас — скорее вызывала неприятное беспокойство.

— Как думаете, почему ведьмы его прокляли? — спросила она.

На Элфине считали: Адам отверг Верховную, и она за это прокляла, но Белль было интересно, что думают об этом очевидцы тех событий, хоть они тогда и были совсем детьми.

Белль прошла немного вперёд и остановилась перед висящим на стене огромным тяжёлым щитом с древним гербом Спенсеров: на чёрном фоне, символизирующем скромность, постоянство и покой, была изображена жёлтая крепость, указывающая на личное благородство одного из предков; опрокинуто-стропильная фигура⁴⁸ голубого цвета, обозначала верность и честь, а кровяная роза на этом фоне символизировала любовь к отечеству и указывала на прямую связь Спенсеров с Ланкастерами времён войны Алой и Белой Роз. Девиз Спенсеров гласил: «Vincit qui se vincit», в переводе означая: «Побеждает тот, кто побеждает себя». Иронично, что, составляя свой герб, Адам оставил этот девиз, хотя, кажется, никогда даже не пытался ему следовать.

— Они хотели захватить власть на Элфине, — сказала Сильви не очень уверенно. — А сэр Адам был против.

— Ещё бы, — поддакнул Колдер.

— Но почему он подпустил ведьм так близко к себе? — спросила Белль. Этот вопрос беспокоил её очень давно.

— Я не уверена, — сказала Сильви, — но, кажется, сэр Адам хотел, чтобы варгисы могли сколько угодно проводить в обличие волка и не терять связь с собой…

— Не растворяться в зверином разуме? — уточнила Аннабелль.

— Да, насколько я помню, — ответила Сильви. — Все варгисы этого хотели. Мама рассказывала, — пояснила она и помолчала. — Сэр Адам не стал бы просто так связываться с ведьмами, — убеждённо добавила Сильви.

Колдер согласно кивнул.

Разумеется, в желании Адама был смысл. Но связываться с ведьмами! Слишком безрассудно. Интересно, помогли в итоги ведьмы или нет?

Белль подошла к тяжёлому щиту с гербом Адама Спенсера. На червлёном⁴⁹ фоне — оскалившийся белый волк, обозначающий семейные ценности, преданность роду, ярость. Также белый волк — вторая ипостась Адама, поэтому неудивительно, что именно он венчал герб. По бокам от волка — золотая крепость на чёрном фоне и зеленеющий дуб — на синем. Стропильное пересечение жёлтого цвета с линией в форме драконьих зубов точно намекало на связь леди Мэри с Мэтью Пендрагоном — только Адам мог себе позволить себе такую смелую и дерзкую выходку. Ниже, на золотом фоне стропильного пересечения расположилась червлёная роза, перешедшая на герб Адама вместе с крепостью с древнего герба Спенсеров. А под гербом, раскинулась лента с латинским девизом.

Белль задумалась: каков же был Адам Спенсер на самом деле? В детстве она была очарована его образом, хотя всегда знала, сколько горя альфа варгисов принёс на остров: он позволял ведьмам убивать фейри, внеся таким образом разлад между фейри и варгисами, и навлёк на Элфин проклятие. Но магнетический взгляд синих глаз Адама, их насмешливый прищур завораживали маленькую Белль. Девочкой она ненавидела Айрин Бёрд и весь её ковен, виня во всех бедах, обрушившихся на Элфин, и, лишь став старше, поняла, что бо́льшая часть вины за произошедшее лежала на Адаме. Ведьмы — служительницы Х’гивхаты, чего он ждал от них?

Столовая была светлым просторным помещением с высокими потолками и большими окнами. На устланном узорчатым ковром каменном полу в окружении тяжёлых стульев с высокими спинками стоял старинный дубовый стол, сервированный к обеду. У противоположной от двери стены располагался разожжённый камин, чуть дальше — шкаф, за стеклом которого хранилось родовое столовое серебро Спенсеров и уцелевшая часть знаменитого бело-голубого сервиза, подаренного королевской семьёй сэру Говарду и леди Мэри на свадьбу в 1830 году. Говорили, что в мае 1854 года четырнадцатилетний Адам, узнав о смерти матери, разбил больше половины королевского фарфора на глазах у отца, а тот не смог или не захотел остановить сына.

— Здесь как будто ничего не изменилось… — проговорила Сильви, вырвав Белль из задумчивости.

— Да, — кивнул Колдер и, подойдя к столу, пощупал плотную ткань дамасской скатерти. — И сервировка как раньше, — он оглядел уставленный посудой стол.

— Как будто сейчас войдёт сэр Адам, дядюшка Элред, дядюшка Вольф и остальные и начнётся обед как тогда, — с ностальгией произнесла Сильви. — А потом нам дадут десерт, если будем хорошо себя вести…

Аннабелль вдруг словила себя на мысли, что святой Элред в её мыслях мог обитать лишь в Лэителе или на фреске в церкви, названной в его честь. А близнецы, стоящие сейчас рядом с ней, делили с ним трапезу. Эта мысль поразила Белль.

— А как он ел? — спросила Белль, подумав о волчьей голове.

— Как и все, — ответил Колдер.

— Столовыми приборами? — уточнила она.

— Да. И он ел очень аккуратно и безупречно соблюдал все правила этикета, — добавила Сильви.

— А какую пищу он ел? — спросила Белль.

— В основном овощи, фрукты, ягоды и хлеб, — ответила Сильви. — А пил только воду.

— Сильв, помнишь, как мама в последний год хотела увезти нас с Элфина? — неожиданно спросил у сестры Колдер. — Чуть ли не через день… Я так не хотел уезжать!

— Да, — кивнула Сильви. — Она то говорила, что нужно срочно уезжать, то утверждала, что лучше места нет. Они с папой спорили из-за этого, он тоже хотел уехать и увезти нас…

В залу вошёл сияющий улыбкой и золотистым костюмом Лантерн, неизменный официант замка.

— Добро пожаловать, дорогие гости! — радостно поприветствовал он. — Меня зовут Лантерн, и я буду вашим официантом. Обращайтесь ко мне по любому поводу. Мисс Тэйлор, — ответил он глубокий поклон Белль, — счастлив вновь видеть вас.

— И я рада видеть тебя, Лантерн, — улыбнулась та.

Когда близнецы и Белль заняли свои места за столом, Лантерн стал разливать суп:

— Сегодня у нас в меню суп из зайчатины, треска и сырное фондю. А на десерт бланманже и пудинг из пунша.

— Прямо как в детстве! — Сильви, не сдержав восторга, захлопала в ладоши.

— Ваши родители предпочитали кухню девятнадцатого века? — спросил Лантерн, весело подмигнув.

— Мы росли здесь, в замке, — ответила Сильви. — Много лет назад, ещё до проклятия.

Лантерн изменился в лице.

— Вы варгисы? Вернулись на Родину! — радостно воскликнул он. — Какое событие! — приложив руки к груди и счастливо улыбаясь, повторил официант. — Я за вином. Это нужно отпраздновать!

Белль почувствовала лёгкий укол ревности: близнецы скрывали от неё полдороги, что они варгисы, а Лантерну Сильви призналась сразу.

С вином трапеза стала ещё приятнее и непринуждённее. Лантерн делал всё, чтобы угодить гостям. Чуть позже пришли поздороваться трое варгисов, живших в замке: Нил, Дэвид и мистер Холт. С последним Белль иногда общалась: он был начальником службы безопасности Волчьего Клыка и, пожалуй, самым приятным из всех варгисов, кого Белль знала.

А после ланча Аннабелль и Лантерн провели гостей по Западному крылу замка: зашли в спальню сэра Говарда, будуар леди Мэри, небольшую комнату Адама времён его детства, гостиные, бильярдную, зал с оружием, где хранилась внушительная коллекция арбалетов, кинжалов и ружей, прошли по скрытым коридорам для прислуги и, наконец, оказались большой бальной зале: паркетные полы, сияние хрустальных люстр, тяжёлые бархатные занавеси на окнах, витиеватая лепнина по всему потолку и небольшое возвышение для оркестра.

— Я так мечтала потанцевать здесь! — проговорила Сильви. — Сколько лет прошло, а будто ничего не поменялось…

— На самом деле, — с улыбкой возразила Белль, — вы видите результат кропотливой работы по воссозданию облика бальной залы, какой она была при сэре Адаме. Ведь к середине двадцатого века полы прогнили, а занавеси истлели. Так что, когда в восьмидесятых годах Западное крыло стало музейным, тут всё начали восстанавливать.

А после экскурсии по Западному крылу, Лантерн проводил близнецов и Белль в библиотеку, расположенную в Восточном крыле, куда предоставляли доступ далеко не всем группам.

Аннабелль обожала библиотеку Волчьего Клыка! Её завораживали длинные ряды стеллажей, таких высоких, что нужна была полутораметровая лестница, чтобы дотянуться до верхних полок. Белль любила запах истёртых кожаных обложек и ветхих страниц; едва заметный запах отдающей хвоей мастики, которой были натёрты паркетные полы. Ей нравились высокие стрельчатые окна с витражами, из-за которых свет в библиотеке был приглушённым, отбрасывающим цветные отблески на пол и ряды книг. Как жаль, что ничего нельзя было трогать!.. А ей так хотелось прикоснуться к полуистёршимся золотым надписями на корешках, вытащить тяжёлые фолианты, полистать хрусткие пожелтевшие страницы. Она знала, что в библиотеке очень много старых книг об Элфине и детях Лилит, в том числе оригиналы таких известных книг, как «Слово о последних драконах Элфина» знаменитого натуралиста шестнадцатого века Карло Дюбуа и «Острова блаженных» учёного и святого Себастьяна Уэльского, посетившего Элфин в 1248 году. Говорят, раньше эти книги хранились в королевской библиотеке Тюдоров, а затем Пендрагонов. Как они оказались в Волчьем Клыке, Белль могла только догадываться.

Из библиотеки Лантерн свернул в зал с белым роялем. Белль бывала здесь всего несколько раз: обычно сюда туристов не водили.

— А это наша гордость, — сказал Лантерн. — Рояль Fazioli, его изготовили и привезли в 1925 для господина Рахманинова.

Белль не подала вида, но она не знала, что знаменитый русский маэстро давал в замке концерты и что этот рояль был сделан именно для него.

— Он тут жил? — восхитилась Сильви. — Я обожаю Рахманинова! Мы с Колдером были на его концерте в Петербурге в 1931 году. Это было потрясающе!.. Я плакала, когда услышала «Колокола» и его фортепианную адаптацию «Острова Блаженных» вживую…

— Над адаптацией «Острова Блаженных» для фортепиано Рахманинов работал именно на Элфине, — заметил Лантерн с нотками гордости в голосе, будто он лично был причастен к созданию знаменитой симфонической поэмы.

Белль всем сердцем любила «Остров Блаженных» и вновь ощутила ревность, будто Лантерну её любимое произведение принадлежит чуть больше, чем ей самой: ведь она не знала, что это произведение было написано на Элфине. Белль мысленно утешила себя, что всё равно адаптация «Острова Блаженных» для струнного оркестра в исполнении «Fratres in spiritu⁵⁰» звучит во сто крат прекраснее фортепианного варианта Рахманинова.

— А почему он остановился именно в замке? — спросила Белль. — Он не давал в Торнфилде концертов, насколько я помню.

— Да, верно, — ответил Лантерн, выходя из зала с роялем и делая знак следовать за ним. — Это были концерты для узкого круга. — Он провёл их в глубину библиотеки, где в цветных отсветах витражей в тяжёлой золочёной раме висело знаменитое зеркало в полтора человеческих роста. — А здесь зеркало работы Александра Дэвиса, — перевёл тему официант. — Зеркало в Мэрии — его точная копия…

Белль стояла перед зеркалом, но думала о рояле. С одной стороны, ей было приятно узнавать о замке новое, но с другой — она ощущала себя невежей, а это было крайне неприятно. Белль перевела взгляд на зеркало. Хоть про него она знает: было сделано в 1902 году знаменитым учёным-фейри Александром Дэвисом. Под его руководством стеклодувы изготовили стекло метр на два. Зеркальная поверхность сделана серебряным напылением, а резная рама выполнена из дуба и покрыта сусальным золотом. Точно такое же зеркало для Мэрии заказал и оплатил Совет Основателей на столетний юбилей избавления от голода. Когда Белль была малышкой, она любила рассматривать узор рамы зеркала в Мэрии: резные волки, единороги и драконы, вьющиеся стебли роз и виноградных лоз, в которые были вплетены дубовые листы, а сверху зеркало венчали солнце и месяц с человеческими лицами. Белль вспомнила, как дедушка сажал её на плечи, чтоб она могла рассмотреть все детали.

Из библиотеки Белль, уже без Лантерна, провела близнецов через широкий замковый двор в Розарий леди Мэри. Бледный свет пасмурного дня лился сквозь стеклянный купол, увитый плетями роз и плюща. Здесь были розы всех возможных оттенков и сортов. Розарий сэр Говард устроил для жены, тоскующей по погибшему сыну. Леди Мэри любила цветы, особенно красные розы, поэтому даже столетия спустя алых роз в Розарии было больше всего. Аннабелль провела близнецов между отощавших и высохших за осень кустов, медленно расправляющих клейкие листочки и тянущихся к ней набухающими бутонами словно к солнцу. Белль знала, что многие туристы предпочитали ходить на маршрут к Волчьему Клыку именно с ней, потому что с фейри замок немного оживал. Хотя другим нравилась мрачная атмосфера упадка с увядшими розами и пожелтевшей травой.

Вскоре гроза немного стихла, и из Розария Белль повела варгисов прогуляться под мелким дождиком вокруг Волчьего Клыка, у самого края рва.

— Помнишь, как мы ловили здесь лягушек? — спросила Сильви у брата.

Тот кивнул.

— И змей, — добавил он. — А когда спустили воду? — спросил он у Белль.

— Ещё в конце девятнадцатого века, — ответила она, — после того, как тут утонула фейри-полукровка в 1893 году. Говорят, она потеряла ребёнка и сбросилась в воду вон оттуда, — Белль показала на небольшое окошко в стене на высоте трёх метров от края рва.

Аннабелль ощутила волну сочувствия Сильви и Колдера — хоть у последнего оно ощущалось приглушённо.

— Бедняжка… — проговорила Сильви. — Как же её звали?

— Аннабель Льюис, — ответила Белль. — Она жила в Торнфилде, а её возлюбленный обещал жениться на ней и пропал. Когда она уже умерла, оказалось, что он утонул в море.

— Какая трагичная история… — произнесла Сильви, не отрывая взгляда от окошка в стене.

— Да, — кивнула Аннабелль. Ей тоже было жаль тёзку, о судьбе которой она узнала, когда начала водить экскурсии в замок. А ещё очень странно, что та, будучи фейри, смогла утонуть, упав с такой маленькой высоты. Наверное, дело было в том, что Аннабель Льюис не хотела больше жить…

После ужина близнецы и Белль долго разговаривали в гостиной Спенсеров у камина, глядя на пляску пламени, и только ближе к одиннадцати вспомнили, что надо бы пораньше лечь спать: ведь завтра им предстояло встать за час до рассвета.

Было ещё совсем темно, когда Аннабелль, как всегда без будильника, открыла глаза. Одевшись и сбрызнув лицо холодной водой, она пошла будить Сильви и Колдера. Через четверть часа все трое вышли из замка.

Тьма потихоньку стала сереть и стало видно клочья тумана, цепляющиеся за шпили Восточной и Западной башен. Дождь моросил, шурша по мембране плащей; тропа была скользкой, но это не было проблемой. Когда они отошли от замка примерно на полторы мили, дождь прекратился, а вскоре на востоке, над пиком Барлоу небо посветлело.

Белль повела близнецов к юго-восточной части Орлиных скал. Чтобы подняться на смотровую площадку с этой стороны требовалась минимальная работа с верёвкой. Можно было бы обойтись без перил, но Белль не любила пренебрегать правилами безопасности, даже несмотря на то, что вся команда обладала быстрой реакцией, нечеловеческой ловкостью и вдобавок — отличной регенерацией.

Небо на востоке постепенно розовело, контрастно очерчивая тёмные силуэты шпилей замка, когда они расположились на каремате, завернувшись в пледы. Белль варила кофе на горелке, и в воздухе витал аромат кофейных зёрен и карамели.

— Как же хорошо… — проговорила Сильви, грея руки о походную кружку с надписью: «Горы зовут тех, чья душа им по росту». — Очень вкусный кофе, спасибо, — с улыбкой повернулась она к Белль.

— Пожалуйста, — ответила та и сняла турку с горелки, ловко опрокинув её содержимое в кружку Колдера.

— Благодарю, — отозвался тот.

Себе Аннабелль тоже сварила кофе, щедро плеснув туда сливок и добавив сахара (близнецы от того и другого отказались), и стала глядеть на восток, где за пиком Барлоу уже появился краешек сияющего персиково-оранжевого солнца. Белль вновь вспомнились те полные болезненного ожидания дни, когда она не могла отвести взгляда от самой высокой вершины Элфина, всё гадая, где же там Фредерик?..

Аннабелль ещё дважды сварила всем кофе, прежде чем солнце поднялось над горами и осветило Орлиные скалы. С восходом солнца у близнецов проснулся аппетит, и все трое принялись завтракать. Лантерн положил в контейнеры сэндвичи, орехи, сухофрукты, шоколад, и всё это было съедено в ожидании, когда солнце подсушит скалы и можно будет навесить страховку и пройтись по паре маршрутов на северо-западе. Белль настояла, чтобы близнецы сначала прошли маршрут попроще с верхней страховкой и только когда она убедится, что всё в порядке, можно будет попробовать и с нижней.

Отойдя в сторону, Белль наблюдала, как Сильви, стоя под первой оттяжкой, страховала брата. Тот лез вверх так быстро, встёгивая оттяжки в шлямбуры⁵¹, что Сильви только и успевала выдавать верёвку.

Аннабелль вспомнила, как впервые попала на скальные занятия перед инструкторскими курсами по альпинизму и горному туризму. Над ней взял шефство Капкейк, который объяснял и показывал толково, но слишком много болтал и постоянно отпускал сальные шуточки, вгоняя шестнадцатилетнюю Белль, ещё не привыкшую к такому поведению парней, в краску. Поэтому в тот день на Драконьих скалах Белль научилась так быстро работать с верхней страховкой, чтобы сбегать от скабрезностей Капкейка. А вот о нюансах техники скалолазания Белль узнала уже от Фредерика. Он говорил только по существу, был всегда доброжелателен, источая мягкое спокойствие и ненавязчивую уверенность, что у неё всё получится. Поэтому Белль с лёгкостью запоминала и усваивала всё, что Фредерик ей говорил и показывал. К сожалению, им удалось поработать вместе всего дважды, и не на скалах, а на небольшом скалодроме в турклубе «На маршруте».

После того, как Колдер и Сильви полазали, Белль тоже прошла один из маршрутов с нижней страховкой. Было так приятно ощутить напряжение в мышцах, пьянящее чувство силы и радости движения, лёгкий выброс адреналина от осознания высоты, и даже слегка раздражающая кожу рук текстура белого порошка магнезии⁵² заставляла вспомнить лишь хорошие моменты прошедших сезонов.

Солнце было почти в зените, когда они, собрав снаряжение, пошли обратно к замку.

В воротах их встретил сияющий улыбкой Лантерн и сообщил, что обед готов. В этот раз шеф-повар Буше расстарался на славу и приготовил пять перемен блюд, и все трое наелись, кажется, на несколько дней вперёд. Белль подумала, что такой плотный ланч был для неё кстати, ведь в следующий раз она сможет перекусить только на балу после восьми вечера.

Хэллоуинский бал

Приземлившись на вертолётной площадке «Эдельвейса», Белль сердечно распрощалась с Сильви и Колдером, пообещавшими не теряться, отдала мистеру Чейзу свой рюкзак, и пока водитель грузил его в багажник, забралась на заднее сидение, обдумывая список дел, которые нужно успеть сделать до бала.

Когда Аннабелль почти досушила волосы, приехала миссис Марч с платьем — помочь одеться и сделать причёску. Заодно она захватила с собой воодушевление по поводу бала и хорошее настроение, поэтому Белль, всегда нервничающая из-за необходимости быть среди большого скопления людей, заметно повеселела с приездом старушки.

Миссис Марч ловко плела косички и скручивала пряди в жгуты, составляя из них сложную причёску в стиле эпохи Ренессанса и украшая её нитями из мелкого жемчуга. Ей действительно удавалось делать красивые причёски, и старушка испытывала огромное удовольствие, возясь с волосами Белль.

— Ничего нигде не тянет? — спросила миссис Марч, поправляя тёмные прядки, которые волнистыми завитками обрамляли лицо Аннабелль.

— Нет, всё чудесно! — ответила Белль. И, встав с кресла, чмокнула старушку в щёку. — Спасибо вам большое, что помогаете, миссис Марч.

— Мне только в радость, детка, — расцвела в улыбке та и, взяв с трюмо свой телефон, набрала номер Энтони.

Когда роллс-ройс подъехал к Мэрии, Белль ахнула от восхищения: огромная арка высотой больше шести с половиной и длиной около тридцати футов⁵³ сияла оранжевыми огоньками тыкв самых разных размеров.

— У нас есть несколько минут? — спросила Белль у миссис Марч. — Я хочу посмотреть инсталляцию.

— Думаю, есть, — улыбнулась старушка.

— Я провожу, — взглянув на пассажирок в зеркало дальнего вида, сказал мистер Чейз.

Едва машина остановилась, Белль выпорхнула на улицу, не обращая внимания на холодный ветер и шумную толпу людей, любовавшихся инсталляцией, а теперь переключивших внимание на Белль. Она и последовавший за ней мистер Чейз оказались под аркой, украшенной со всех сторон тыквами, внутри которых мерцали живые огоньки. Тыквы зубасто улыбались, горели буквами, составляющими фразы: «Счастливого Хэллоуина», «Сладость или гадость!», «Упыри просто хотят повеселиться», «Ведьм можно попробовать подкупить шоколадом» и «Сохраняйте спокойствие и пугайте дальше!». Надписи чередовались с вырезанными на тыквах силуэтами приведений, вампиров, ведьм в шляпах, летучих мышей, кошек и осенних листьев. И всё это составляло пёстрый и яркий ансамбль, который хотелось рассматривать и рассматривать.

Аннабелль очнулась, когда её плотно обступила толпа. «Мисс Тэйлор, можно фото?», «Белль, сними пальто», «Дайте автограф», «Как записаться к вам на экскурсию?» — понеслось со всех сторон. К счастью, мистер Чейз сумел немного оттеснить толпу и, сказав: «Мисс Тэйлор пора на бал, прошу её извинить», увёл Белль в Мэрию.

Едва они ушли с площади, Белль ощутила облегчение мистера Чейза и подумала, что, пойдя смотреть инсталляцию, когда там столько людей, поступила безрассудно. Ведь многие в толпе успели немного выпить и неизвестно, чем могла обернуться её прогулка под тыквами. Но аллея была прекрасна, несмотря на то, что Белль знала: живые огоньки лампад Джека могут провести на Элфин зло. От этой мысли ей стало немного не по себе.

Мэрия сияла огнями, шумела голосами всё прибывающих гостей, издалека доносилось, как в разнобой настраивается оркестр. Миссис Марч, мистер Чейз и Белль поднялись на второй этаж, чтобы оставить вещи, и затем спустились в бальную залу. Там царила суета последних приготовлений: официанты сновали туда-сюда, заполняя фуршетные столы закусками и бутылками игристого, а музыканты разыгрывались. С хрустальных люстр свисали крохотные чёрные летучие мышки и белые приведения; вся зала была оплетена гирляндами в форме маленьких тыковок, а резные рамы зеркал были опутаны вуалью паутины. Гостей пока не пускали, и это радовало Белль. Она прислушалась и огляделась: мэра ещё не было, зато был мистер Джонсон, который стоял возле камер в глубине залы, наблюдая, как штатный фотограф «Торнфилд ньюз» настраивал свет.

«Пусть сегодня всё пройдёт благополучно», — подумала Белль с лёгким волнением и, услышав голос мистера Купера, пошла к выходу, чтобы вместе с ним встречать гостей.

Ровно в восемь вечера начался бал. Первым танцевали полонез, и Белль уже в третий раз открывала Хэллоуинский бал вместе с мэром. Мужчины были в тёмных фраках, а женщины — в светлых платьях пастельных оттенков осени. Белль увидела Гастона, выделяющегося среди других джентльменов вишнёво-красным фраком и особенной элегантностью движений. Гастон танцевал с дочерью судьи Моргана. Заметив Белль, он подмигнул, а она улыбнулась в ответ.

В перерывах между танцами Белль разговаривала с гостями, давала автографы и фотографировалась со всеми желающими, несколько раз разговаривала с Гастоном, вокруг которого собрались поклонницы, которые ахали и смеялись над каждой его шуткой. Гастон расточал обаяние, улыбался и обнимал льнущих к нему девушек — кажется, он давно привык к такому вниманию и наслаждался им. Аннабелль отошла к миссис Марч обсудить незнакомые имена двух её будущих партнёров в списке танцев. Белль не знала ни господина Корби, который купил у Гидеона франсез, ни господина Вильсона, чьё имя значилось напротив вальса.

— Господин Корби как раз просил, чтобы тебе его представили, детка, — улыбнувшись, ответила миссис Марч. — И я только что его видела, — она огляделась. — А вот и он.

Белль обернулась. Мистер Габриэль Корби казался на вид лет двадцати пяти, невысокий, стройный, даже хрупкий; лишь благодаря туфлям с каблуком и небольшой платформой он выглядел одного роста с Белль. Золотистые волосы свободно падали вдоль его лица, чуть касаясь плеч, а яркие зелёные глаза смотрели доброжелательно и с вежливым интересом. Белль невольно пришло на память, что у Фредерика тоже русые волосы и зелёные глаза. Только у Фредерика глаза были цвета молодой буковой листвы, а у нового знакомого — ярко-изумрудные. А ещё они оба — и мистер Корби, и Фредерик — источали ровное спокойствие. Это сходство поразило Белль.

— Я давно мечтал потанцевать с вами, — после того, как миссис Марч представила его Белль, признался мистер Корби, улыбнувшись. — Но у вас никогда не было свободных танцев. Я очень обрадовался, когда увидел объявление об аукционе.

— Я рада, что вы здесь, — улыбнулась Аннабелль. И она правда была рада. Ей казалось, будто новый знакомый ограждал её своей невозмутимостью от окружающего её бурлящего моря эмоций.

— Не желаете ли выпить, мисс Тэйлор? — спросил мистер Корби.

— С удовольствием, — ответила Белль.

Мистер Корби взял два бокала белого вина у проходящего мимо официанта. Аннабелль рассказала новому знакомому о традициях Торнфилдских праздников — о Молочном бале, дне города и о рождественской ярмарке Дэвиса, а мистер Корби слушал с неподдельным интересом, иногда задавая вопросы. Вскоре они уже называли друг друга по имени, и Белль казалось, будто она знает Габриэля много лет. Когда к Аннабелль подошёл её партнёр, с которым она должна была танцевать галоп, она с сожалением покинула общество Корби и пошла в центр залы. Оркестр уже заиграл вступление. Белль словила себя на мысли, что ей понравился Габриэль Корби, с ним было легко и приятно общаться, и теперь она ждала франсез почти так же, как мазурку с Гастоном.

После галопа секретарь принца Элиота позвал Белль к креслу, на котором развалилась грузная и рыхлая фигура его высочества с бокалом игристого.

— Тебе понравится, сладкая, — произнёс принц, растягивая слова, и сделал манерное движение пальцами, унизанными кольцами. — Это лучший люкс в вашем… — он с недовольно-презрительным видом выдохнул, точно не умея подобрать слов для описания, — городишке, — нашёлся он.

— Благодарю, ваше высочество, но у нас с вами встреча назначена на завтра, — стараясь не смотреть на принца и борясь с отвращением, возразила Белль и прислушалась: оркестр уже заиграл мазурку. Она хотела сказать, что ей пора идти, но принц не позволил.

— Я подумал, — он отставил бокал и лениво поднялся, став рядом, — почему бы не продлить удовольствие? — понизив голос, двусмысленно произнёс он и уже было схватил Белль за запястье, но её ладонь мягко перехватил Гастон.

— Пойдём, Белль, мазурку уже играют, — сказал он и, повернувшись к принцу, лучезарно улыбнулся: — Здрасте, ваше величество, — и увёл Белль раньше, чем принц пришёл в себя от такой вопиющей наглости и фамильярности.

— Он высочество, а не величество, — машинально поправила Гастона Белль, размышляя, чем может обернуться эта выходка, и при этом испытывая облегчение, что избавилась от компании принца.

— Да какая разница? — беспечно улыбнулся Гастон, выводя Белль вперёд.

Она сделала ещё несколько шагов, корректируя положение их пары среди танцоров, замерших в ожидании. «Хорошо, что у этой мазурки такое длинное вступление», — подумала Белль.

Ещё один такт, и танец начался. Непринуждённость, быстрый темп и подпрыгивающие шаги мазурки вскоре увлекли Белль, заставив забыть о принце.

Гастон отлично танцевал, а учитывая непопулярность в современной Европе мазурки и прочих бальных танцев (кроме вальса), его знание фигур и умелое ведение и вовсе восхищали. Когда танец закончился, Белль заметила тощую фигуру секретаря принца, семенящую навстречу, и тихонько потянула Гастона прочь, к фуршетным столам, возле которых стоял мэр с женой.

Белль взяла канапе с креветкой и едва успела съесть его, как к ней подошёл секретарь принца.

— Мисс Тэйлор, — начал тот, немного робея и избегая глядеть ей в глаза, — принц настаивает на том, чтобы вы… э… пришли сегодня вечером… э… к нему в номер.

Мистер Купер обернулся.

— Это исключено, мистер Роу, — категорично возразил мэр. — У мисс Тэйлор назначена встреча с его высочеством на завтра, а сегодня Хэллоуин, все проводят его с семьями.

— Но его высочество…

— Пойдём, я сам объясню всё его высочеству, — и мэр, сделав жест жене подождать и улыбнувшись Белль, увёл секретаря, взяв того под локоть.

Четыре года назад, как раз накануне Хэллоуина, когда Белль только стала символом Элфина, мэр в обмен на королевскую гарантию безопасности фейри дал согласие на её ужины с членами королевской семьи. Тогда это условие показалось Белль необременительным. Но кто ж мог предполагать, что принцем Элфинским вскоре станет неисправимый развратник и пьяница? К счастью, в конце февраля истечёт срок договора, и Белль, хоть и лишится королевского покровительства, заодно будет избавлена от обязанности регулярно встречаться с принцем Элиотом. Юристы королевской семьи предлагали Аннабелль продлить контракт, но она вежливо отказывалась, объясняя это своим скорым отъездом.

Белль знала: мистер Купер по-прежнему чувствовал себя виноватым, что ей приходится общаться с принцем Элиотом, и по мере возможности старался оградить её от взаимодействия с ним, и за это Белль была благодарна.

— Мисс Тэйлор, — окликнул Белль Габриель Корби, и обернувшись, она улыбнулась ему. — Скоро заиграют франсез. Позвольте вашу руку.

Мистер Корби танцевал даже лучше Гастона, изящнее, техничнее. Оказывается, в детстве он занимался бальными танцами. «Правда, я тогда не знал, что это мне пригодится спустя много лет таким волшебным образом», — с улыбкой признался он. Белль была очень довольна и танцем, и беседой с новым знакомым и искреннее поблагодарила того за предоставленное удовольствие, когда он проводил её к фуршетному столу, около которого стояли мистер Купер с женой и миссис Марч.

Бал продолжился. Танцы и партнёры менялись, вечер потихоньку двигался к финалу. Настал черёд второго вальса, который Белль должна была танцевать с неким Вильямсом, но тот так и не удосужился подойти к ней и познакомиться. Заиграла музыка, все пары встали на позиции, а Белль, которая должна была начинать первый тур, была всё ещё без партнёра. Она огляделась в поисках хоть одного свободного знакомого мужчины, но повсюду были только незнакомцы. И вдруг за спиной раздались шаги. О, эти шаги Белль хорошо знала — радости, впрочем, ей это не доставило.

— Судья Морган, — обернувшись, сказала она.

— Позвольте ангажировать вас на вальс, мисс Тэйлор, — церемонно поклонился он.

Белль всем своим существом чувствовала его омерзительную, ничем не прикрытую похоть, ощущала кожей липкий взгляд, скользящий по её шее, губам и будто оставлявший горячие влажные поцелуи. Белль стоило труда сбросить чувства судьи как паутину, сосредоточившись на собственных ощущениях.

Весь зал наблюдал за судьёй, стоявшим с протянутой рукой, и фейри, замершей перед ним точно каменное изваяние. Оркестр, проиграв вступление, смолк, потому что никто из танцующих не шевельнулся. Белль точно сквозь толщу воды волнами ощущала отголоски чужих эмоций: злорадство, сочувствие и сожаление, но она старалась не обращать на них внимания.

Аннабелль подала руку судье Моргану и кивнула оркестру. Несколько человек в зале зааплодировали, как будто произошло нечто заслуживающее такой реакции, а музыканты заиграли вальс сначала.

— Значит, вот кто купил у Гидеона танец, — не скрывая своего недовольства, мрачно произнесла Аннабелль, когда судья Морган повёл её по кругу. — Не прижимайте меня так сильно, — нахмурившись, немного отстранилась Белль. — На нас ваша жена смотрит, — солгала она: сегодня на балу миссис Морган, кажется, не было.

— Врёшь, — привлекая к себе, шепнул судья ей на ухо. — Она осталась дома.

— С вашим новорождённым ребёнком, — напомнила Аннабелль, отстраняясь. — Вам не стыдно?

Тот улыбнулся с совершенно довольным видом, в который раз убеждая Белль, что чувство стыда ему не знакомо.

— Вы ведь не холостой, — сказала Белль с осуждением в голосе. — Вы не должны танцевать со мной этот вальс.

— Правила созданы, чтобы их нарушать.

— Это очень глупое оправдание, — заметила Белль.

— Может быть, — мистер Морган поднял кисть, любуясь Белль, кружащейся под его рукой.

После вальса Белль вновь окружили люди, желавшие с фотографироваться или получить автограф. Она улыбалась в камеры, расписывалась в блокнотах, на полароидных фотокарточках и футболках, позволяла обнять себя, рассеянно пропускала мимо ушей двусмысленные комплементы. И вдруг знакомое имя, произнесённое незнакомым женским голосом, заставило Белль прислушаться.

–…Кристе Эри на весеннем показе Диор в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, — сказала незнакомая девушка. — Сине-золотое, в стиле Эрте.

— Прямо то самое платье? Не реплика? — с сомнением уточнила другая девушка.

— То самое, представляешь? Это было её любимое платье. Она даже надела на свой день рождения, после которого она… ну ты понимаешь.

— Зачем носить платье, в котором умер человек — я не понимаю, — сказала вторая девушка.

— Она не прямо в нём умерла, — возразила первая. — Но я согласна.

Странное чувство кольнуло Белль. Она машинально расписалась на форзаце книги и, решив, что открыть поисковик удобнее будет в уборной, извинилась и пошла по направлению к выходу, на ходу доставая телефон.

Первая же строчка, выплывшая по запросу, едва не заставила Белль выронить телефон: «Кристе Ариана Эри — парижская супермодель, лицо Диор, муза Ги Гюсто (1960-1992)». Потом Белль успокоилась. Да, Эри не могла родить Гастона, потому что к моменту его рождения была уже десять лет как мертва, но ничто не мешало ему придумать себе звёздную маму. Аннабелль открыла статью: в графе «супруг» значилось имя неизвестного ей парижского банкира, а в графе дети: Гастон Этьен Эри. Но это по-прежнему ничего не доказывало. Ссылки на статью о Гастоне не было. Но Белль вспомнила его рассказ, что он во время учёбы в академии много раз ходил в кино на «Интервью с вампиром», и забила в поисковую строку новый запрос: «гастон этьен парижская академия экономики и права 1994». Гастон Этьен Эри обнаружился в списках второкурсников Академии. Был отчислен из Академии в 1997 году. Больше сведений о нём не было, как и, увы, фотографий.

Белль спрятала телефон в ридикюль и пошла обратно. Либо Гастон придумал, что его мамой была парижская супермодель, умершая за десять лет до его рождения, либо… Он прекрасно разбирался в кэмпе и китче, которые захватили искусство в восьмидесятые годы, он обожал бомберы, ставшие популярными на рубеже восьмидесятых-девяностых, он десять раз пересматривал «Интервью с вампиром», вышедшее в 1994 году и шокировавшее общественность. Взяв с подноса у официанта бокал розового игристого, Аннабелль медленно пошла к зеркалу Дэвиса. Глядя на себя в отражении, она сделала хороший глоток вина и с силой прикусила губу, чтобы выступила кровь.

Гастон через несколько секунд оказался рядом, прямо за спиной у Белль. Слизнув с губы капельку крови и глядя в зеркале на безголовую фигуру в вишнёво-красном фраке, Белль спокойно спросила:

— Сколько, говоришь, тебе лет?

— Двадцать три, — ответил Гастон, ничуть не смутившись.

— И давно тебе двадцать три? — Белль повернула голову и взглянула на вампира.

Тот отпил из бокала, потом посмотрел вверх, очевидно посчитывая в уме, и, взглянув на Белль, ответил:

— Примерно двадцать пять, нет, двадцать шесть лет.

Аннабелль кивнула и тоже отпила игристого.

Почему-то она была совершенно спокойна, отстранённо думая, кому лучше сказать про вампира на балу: мэру или шерифу? И как сказать, чтобы не началась паника? В этот момент подошла миссис Марч:

— Милая, кое-что произошло. Мэр просит тебя подняться к нему в кабинет.

«Может, мистер Купер уже знает о Гастоне?» — подумала Белль и, сказав Гастону, что скоро вернётся, пошла вслед за миссис Марч.

Поднявшись на второй этаж, Белль вошла в кабинет мэра, а миссис Марч замешкалась.

— Мистер Купер? — окинув взглядом пустой кабинет, позвала Белль.

— Привет, — раздался совсем рядом мягкий голос Габриэля Корби.

Белль обернулась: новый знакомый стоял прямо у неё за спиной и улыбался. Ей стало не по себе.

— Я ищу мистера Купера, — сказала Белль и отступила к двери.

— Его тут нет, — понизив голос и приблизившись, прошептал Габриель. — Всё в порядке, милая, — ласково заверил он. — Я решил, что нам будет приятнее пообщаться без лишних глаз.

— Но мне нужно… — попыталась возразить Белль, но её голос прозвучал так тихо, что она едва слышала саму себя. А потом мысли разбежались, и она смолкла, забыв, что хотела сказать. Тело сковало мягкой истомой, веки отяжелели. Хотелось закрыть глаза и погрузиться в сладкую уютную дрёму.

Габриэль ласково взял Белль за руку и усадил в кресло мэра. Затем встал напротив и не спеша снял белые перчатки.

— Вот ты какая, последняя фейри, — глядя сверху вниз, произнёс он и нежно провёл прохладными пальцами по щеке Белль. Потом с почти кошачьей грацией обошёл кресло, встал позади и, склонившись к шее Белль, вдохнул аромат. — М-м-м… — протянул с наслаждением, — фиалка.

Затем язык Габриеля коснулся кожи Белль над сонной артерией и скользнул вверх, оставляя влажную дорожку. Аннабелль, всё больше теряя связь с реальностью, сидела в мягких тенётах оцепенения, её мысли будто потяжелели, стали медленными, вязкими. Губы Габриеля коснулись шеи Белль ласковым поцелуем, а затем она ощутила нежную, такую сладкую и желанную боль, что даже прикрыла глаза от удовольствия.

Вдалеке послышались шаги, нарушившие тягучую точно мёд и пьянящую словно вино тишину. Белль недовольно открыла глаза. В распахнувшуюся дверь вошёл Гастон.

— Que faites-vous?⁵⁴ — спросил он возмущённо у Габриэля.

Гастон был бледен, а зрачки у него стали огромными, поглотив голубую радужку.

«Они знакомы?..» — медленно проплыло в голове Белль. Ей не понравилось, что Гастон отвлёк Габриэля.

— То, ради чего мы здесь, — ответил Корби, подняв голову.

Белль увидела на его улыбающихся губах кровь и вдруг поняла: это её кровь. «Вампиры, — осознала она и ощутила совершенную беспомощность. — Габриэль тоже вампир».

Белль попыталась встать, что-то сказать, но не смогла пошевелить и пальцем, издать и звука. Через миг Гастон оказался рядом с креслом Белль и, грубо оттолкнув Габриэля, жадно прижался губами к ещё не успевшей затянуться ране на шее Белль.

— Полегче, малыш, — усмехнулся Габриэль Моро. — И не увлекайся. Она несколько дней назад принимала вербену.

Белль вспомнила, что последний раз пила вербеновый чай позавчера вечером. И надо ж было ей нарушить дедушкин завет именно в этом году, когда в город нагрянули вампиры… Как глупо, как нелепо!..

«Неужели фейри так беззащитны перед вампирами?.. — подумала она. — Что же мне делать?..»

В расшитом бисером ридикюле у неё лежал телефон, и ей всего лишь нужно было нажать пару кнопок, чтобы сообщить о проблеме, но она не могла даже двинуть пальцем.

«О, Лилит! — в отчаянии мысленно взмолилась Белль. — Помоги!»

Гастон отпустил Белль резко, заставив кресло покачнуться; дверь распахнулась и закрылась — и Аннабелль осталась в кабинете одна. Лишь через секунду она услышала шаги в конце коридора: шериф Вольфген, сержант МакЭлвин и несколько людей.

Белль попробовала поднять руку, чтобы ощупать саднящую рану на шее. Это отняло у неё последние силы, и через миг её поглотила густая и вязкая точно нефть тьма.

Белль очнулась от прохладного аромата леса: еловая хвоя, влажный мох и песок. С трудом разлепив веки, она смутно различила перед самыми глазами нашивку на одежде: «Полиция Торнфилда», и почувствовала, что её несут сильные руки. Она вспомнила запах: так пах шериф Вольфген. Он всегда настораживал и даже пугал Белль, но сейчас она чувствовала себя в безопасности и, наверное, оттого позволила себе вновь провалиться в манящую темноту.

— С ней всё в порядке, Дэниел, — произнёс спокойный голос шерифа где-то рядом, вырвав Белль из небытия. Открыв глаза, она обнаружила себя лежащей на диванчике в приёмной мэра. — Мои ребята уже ищут их… Нет, начнётся паника. Людям лучше быть здесь, чем разбегаться в темноте по домам, — шериф перевёл взгляд на Белль и сказал в трубку: — Она очнулась, — потом подошёл и подал ей телефон. — Это мэр.

— Мистер Купер, — сказала в трубку Белль.

— Как ты, Белль?.. — в голосе слышалась тревога.

— Хорошо, — ответила она. — Мне гораздо лучше. Я не знаю, почему не поняла, что они вампиры…

— Тебе нужно в безопасное место, — сказал мэр. — Я скажу, чтоб шериф отвёз тебя…

— У меня ещё танец с выпускниками, — возразила Белль.

Шериф жестом попросил телефон и, когда она вернула мобильник, включил громкую связь и сказал:

— Аннабелль права, ей лучше не исчезать сейчас. Люди и так начали беспокоиться, куда она делась, ты и сам это заметил.

— Но как она будет танцевать?! — запротестовал мистер Купер. — А вдруг вампиры снова нападут?

— Я хорошо себя чувствую, — ответила Белль, и это было правдой: она ощущала себя полной сил, хотя ещё совсем недавно не могла даже пошевелиться.

— Она справится, — подтвердил шериф. — А вампиры сюда больше не сунутся.

— Белль, почему ты вообще ушла из залы? — сокрушённо спросил мэр.

— Эдвина завела её к тебе в кабинет, — ответил за Белль шериф.

— Не может быть! — не поверил мистер Купер.

— Твоя секретарша была под воздействием внушения и ничего не вспомнит, — ответил шериф. — Крис увидел, как Белль входит в твоей кабинет, по камере, которая висит над входом. К сожалению, он поздно решил мне об этом сообщить, — добавил он, и Белль услышала в его голосе глухие нотки раздражения.

— Белль, ты уверена, что хочешь остаться и танцевать? — спросил мэр.

— Да, — твёрдо ответила она. — Только приведу себя в порядок.

Шериф проводил Белль в умывальную, где она поправила чуть растрепавшуюся причёску, сняла жемчужное ожерелье и смыла с него капли крови. Потом оглядела себя в зеркале, нет ли пятен на платье.

— Пойдём, — сказал шериф, пропуская вперёд.

Навстречу им, отделившись от остальных выпускников, вышел робко улыбающийся Патрик.

— Мисс Тэйлор… Аннабелль, — быстро поправился он, вспомнив, что она просила называть её по имени.

— Всё в порядке, Патрик? — спросила она, оглядывая залу.

— Да, — заверил её парень.

— Мне пришлось отлучиться по важному делу, — сказала Белль. — Сколько танцев я пропустила?

— Три, — ответил Патрик. — И наш танец сместили.

Белль кивнула и пошла к музыкантам.

— «Вальс листопада», пожалуйста, — сказала она оркестру и вложила свою ладонь в руку Патрика.

Кружась с Патриком среди выпускников, Белль не верила, что произошедшее с ней в кабинете мэра было правдой. Она смотрела вокруг, и всё было таким обычным и нормальным…

Как она могла проникнуться симпатией к этим кровососам?! Белль не могла простить себе, что была настолько слепа и не разглядела за их приятным отношением к себе тьму Х’гивхаты. Раздражение и злость на саму себя вскипели в ней с такой силой, что захотелось срочно разбить что-нибудь со всего размаху. Желательно о вампирскую голову.

«Пусть полиция об этом думает, — сказала себе Белль, чувствуя мягкие пальцы Патрика в перчатке на своей спине и его горячее дыхание на шее. — А я буду танцевать и потом поеду к Вики на ужин. Я и так достаточно уже сегодня пережила».

Эти мысли тут же показались ей малодушными и эгоистичными, и ей стало стыдно.

«Нет, правда, что я могу сделать? — точно оправдывая себя, думала Белль. — Я бессильна против вампиров. Ещё бы понять, это только со мной так или со всеми фейри?..»

Когда вальс доиграл, Белль подошла к мэру, наблюдавшему за ней с тревогой весь танец.

— Как ты, Белль? — спросил он.

— Со мной всё хорошо, — улыбнулась она. — Шериф пришёл вовремя.

От мысли, как далеко могли зайти вампиры, если б не вмешались варгисы, у Белль по спине пробежала ледяная волна мурашек.

— Я предупредил Генри о вампирах, он сказал, что проверит сигнализацию и камеры, — сказал мэр.

Белль подумала, может, ей лучше поехать домой, чтобы не подвергать Уайтов риску?.. Но ей так не хотелось остаться одной в тишине своей квартиры на всю ночь, что она промолчала. К тому же, раз мистер Купер решил, что лучше отвезти её к Уайтам, значит, всё будет хорошо.

— Я отвезу тебя, — сказал подошедший шериф Вольфген.

— Пусть пара ребят останутся у дома Уайтов для безопасности, — повернулся к нему мэр.

— Разумеется, — кивнул тот.

Генри и Вики вышли навстречу Белль, идущей в сопровождении шерифа. Белль бросилась к сестре, и та крепко обняла её.

— Добрый вечер, — поздоровался шериф. — Заприте ворота и никого не впускайте. Вампиры не смогут войти в частный дом без приглашения, но могут выманить Белль. Присматривайте за ней.

Генри кивнул. Вики покрепче прижала сестру к себе, и сердце у Белль болезненно защемило: если из-за неё пострадает кто-то из Уайтов, она никогда себе этого не простит. Шериф Вольфген обернулся на звук подъезжающей машины, из которой вскоре вышли два варгиса.

— Это Ольсен и Стюарт, — представил их шериф. — Они варгисы и не подвержены вампирскому внушению. Они останутся здесь для безопасности. А наутро мы решим, что делать.

Когда шериф уехал, Сюарт и Ольсен остались снаружи, а Уайты и Аннабелль вошли в дом.

Дети уже спали, в гостиной была одна Камилла, листавшая соцсети.

— Как ты, Белль? — спросила она, вставая с кресла.

— Хорошо, спасибо, — ответила Аннабелль.

Вики усадила её на диван, и сама расположилась рядом.

— Скажи, — с любопытством и почему-то шёпотом, начала она, — как это, когда тебя кусает вампир?

— Вики! — одёрнул жену Генри, но Белль почувствовала, что ему тоже интересно, а уж Камилла и вовсе сгорала от любопытства.

— Это очень странные ощущения, — ответила Белль, подумав. — Ты цепенеешь, не можешь пошевелиться, всё вокруг замедляется, плывёт. И от укуса приятно, — добавила она.

— Приятно? — удивилась Вики. — Совсем не больно?

— Больно, — ответила Белль. — Но это приятная боль. И хочется ещё.

Генри нахмурился.

— Давайте лучше ужинать, — проговорил он и вышел на кухню.

Вики тоже встала.

— Пойду предложу еды Ольсену и Стюарту, — сказала она.

Варгисы заходить в дом отказались, а вот поесть были рады. Вики вынесла им термос с чёрным кофе и ещё тёплый мясной рулет.

У Аннабелль зазвонил телефон. Это была мисс Уэлш:

— Белль, как ты? Мистер Купер рассказал, что произошло на балу.

— Я в порядке, — ответила Белль. — Сейчас у Вики и Генри.

— Хорошо. Я не смогу сегодня приехать, к сожалению. Пусть Вики закроет тебя на ночь.

— Я скажу ей, — сказала Белль и, помолчав, негромко спросила: — Крёстная, а вампиры могут выманить из дома кого-то ещё, кроме меня?

Аннабелль не была уверена, что мисс Уэлш знает ответ на этот вопрос, но та, к счастью, знала:

— Нет, — твёрдо ответила она. — Им нужно выпить кровь, иначе зов не сработает. А для внушения необходим зрительный контакт. Не беспокойся, милая, — мягко добавила крёстная, — твоя семья в безопасности. И варгисы защитят вас. Они остановят тебя, если ты попробуешь выйти из дома. Но за ужином обязательно выпейте вербенового чая.

После разговора с крёстной с плеч Белль будто сняли тяжёлый рюкзак. Она повеселела и стала помогать Вики накрывать на стол, Камилла в это время расставила подсвечники между бокалами и тарелками, Генри, разливая вино, пошутил, раз Фредерика нет, ему может наконец-то повезти вытащить из пирога монетку. Аннабелль улыбалась: ей было так уютно в гостиной при потушенных лампах, с живыми огоньками свечей, что произошедшее на балу точно отступило в тень. А когда приготовления были окончены, в торжественной тишине Вики внесла Молчаливый пирог.

Генри разрезал его на шесть частей, и каждый взял себе по ароматному, пахнущему сдобой и вишней кусочку. Вики первая расковыряла свою порцию: ей попался напёрсток. Они с Генри переглянулись и синхронно прыснули, стараясь не расхохотаться в голос. Потом, сдерживая смех, Генри показал жене кулак. Затем Камилла, делая вид, что ей всё равно, разделила вилкой свой кусок пополам, и серебряный прибор стукнул о фарфор и металл: ей попалось кольцо, и, судя по заговорщицким лицам Вики и Генри, вовсе не случайно. Камилла не подавала вида, но Белль чувствовала её торжество. Тем временем Генри успел съесть свою порцию, обнаружив спрятанную в тесте пуговицу. Весело продемонстрировав находку всем, он вдруг задумался и вопросительно взглянул на жену. Та, давясь смехом, помотала головой, а потом вдруг посерьёзнела и, чуть нахмурившись, посмотрела на мужа, а потом улыбнулась и махнула рукой: мол, нет, вряд ли. Белль могла только догадываться о чём они. Задумчиво расковыряв начинку и не найдя в ней ничего, Белль разделила кусочек вилкой пополам. Серебро стукнуло о металл, и Белль увидела спрятанный в тесте маленький ключик. «Надеюсь, этот ключ означает, что я спокойно уеду учиться в Нью-Йорк, а не подамся в бега, спасаясь от вампиров», — мрачно подумала она.

Монетка обнаружилась в пятом куске, который разделили Вики и Генри, а в шестом, доставшемся Белль и Камилле, была пуговица.

Когда пирог был съеден, все вновь заговорили, весело обсуждая гадание и уготованное им будущее.

Было начало второго, когда было решено лечь спать. Камилла ушла первой. Вики и Генри проверили комнату Белль. Все трое обнялись и пожелав друг другу доброй ночи, после чего Генри и Вики ушли, заперев на ключ дверь комнаты Белль. Она же пошла в душ и долго стояла под струями тёплой воды, смывая с себя прошедший день. Забравшись в постель, она удивительно быстро уснула.

Последняя фейри

Аннабелль проснулась от телефонного звонка. Приняла вызов, не разлепляя век.

— Алло.

— Доброе утро, Белль, — услышала она в трубке голос мистера Хэмбли.

Она потёрла глаза, пытаясь сообразить с чего бы это боссу звонить ей в такую рань?

— Доброе, мистер Хэмбли, — приподнявшись на локте, ответила Белль.

— Срочно приходи в офис.

— Хорошо… — немного растерявшись, ответила она.

— И побыстрее. Тебя ждут. — И мистер Хэмбли нажал отбой.

«Что за срочность? — подумала Белль, садясь в постели. — И объяснить сразу в чём дело и кто ждёт, конечно, нельзя». Она потянулась к стоящему на тумбочке стакану с водой и сделала несколько глотков. Вздохнула. Воспоминания о вчерашнем вечере медленно наползли на неё тенью грозовой тучи.

Небрежно брошенный после отбоя телефон вновь завибрировал в одеяле.

— Доброе утро, шериф, — сказала Белль в трубку.

— Ольсен и Стюарт отвезут тебя в «Розу ветров», — сказал он. — Они ждут во дворе.

Белль хотела спросить, зачем и насколько это срочно, но шериф уже отсоединился. Аннабелль подошла к окну: на улице было серо и шёл мелкий дождик, отчего выходить из дома не хотелось вдвойне. «Ну, здравствуй, ноябрь», — с грустью подумала Белль, натягивая светлые джинсы и ныряя в лавандовое облако свитера оверсайз.

Вики на кухне готовила завтрак, в воздухе витал аппетитный запах свежеиспечённых блинчиков и варящегося кофе.

— Доброе утро, Фиалка, — поздоровалась она.

— Доброе утро, Вики, — ответила Белль и, чмокнув сестру в щёку, пошла в коридор. — Я в офис. Варгисы меня отвезут.

— А завтрак? — крикнула ей вдогонку Вики.

— Там что-то срочное, — оглянувшись, ответила Белль.

Когда Аннабелль вышла из дома, ей навстречу вышли варгисы. Оба светловолосые и голубоглазые, одеты в штатское.

— Доброе утро, мисс Тэйлор, — поздоровался Ольсен, и раскрыл над Белль зонт.

— Доброе утро, — ответила она, шагая к машине.

— В этой машине железные ручки, мы не успели их обмотать тканью, будьте осторожны, — предупредил Ольсен, распахивая перед Белль дверцу автомобиля.

Стюарт сел за руль, а Ольсен уселся на пассажирское сиденье спереди. Когда машина тронулась, Белль спросила:

— Вампиров удалось остановить? Никто не пострадал?

— Двое полицейских, трое гражданских, — ответил Стюарт, глядя перед собой. — Люди.

Ольсен осуждающе посмотрел на напарника. Может, им нельзя было рассказывать об этом?

— Ранены?.. — переспросила Белль, почти не надеясь на положительный ответ.

Стюарт отрицательно покачал головой. У Белль перехватило дыхание, а в груди стало тяжело. Из-за неё погибло пять человек!

— Я не хотела… — прошептала она, сама не понимая, что говорит и почти не слыша своего голоса. — Я бы не пошла на бал… — В горле встал ком, и Белль смолкла: только бы не расплакаться.

Ольсен вскинулся на друга, одними губами прошептав:

— Ну что ты наделал?! — а потом повернулся к Белль и твёрдо сказал: — Твоей вины в этом нет. Правда.

Белль постаралась взять себя в руки. Но ужас и чувство вины не желали покидать её: надрез серебряным ножом тут не поможет. Тогда Белль потянулась к ручке автомобиля и коснулась её подушечками пальцев. Боль ослепительной вспышкой вытеснила из сознания все иные ощущения, и в голове прояснилось.

Ольсен и Стюарт с тревогой обернулись, взглянув на неё. Но теперь её лицо было спокойно.

— Я в порядке, — сказала Белль.

В «Розе ветров» почти никого не было. У кофейного аппарата Белль встретила мистера Хэмбли. Он ждал, пока сварится кофе, нервно постукивая ногой.

— А, Белль. — Он обернулся на её приветствие и промокнул испарину на лбу носовым платком. — Иди в офис, тебя уже ждут. — Он достал из кофейного аппарата свой стаканчик. — А я попью кофе и приду попозже.

Аннабелль хотела спросить кто ждёт, но тут у её начальника зазвонил телефон и, доставая его из кармана, он облился кофе: испачкал рубашку и обжёгся, и Белль решила, что пойдёт и всё узнает сама.

Секретарь открыл перед Белль стеклянную дверь, и она прошла в маленький кабинет мистера Хэмбли. За столом она с удивлением увидела начальника службы безопасности Волчьего Клыка. Ей казалось, мистер Холт не существовал отдельно от стен замка.

— Доброе утро, мисс Тэйлор, — поздоровался мистер Холт, поднявшись с кресла.

Это был худой и высокий мужчина лет тридцати пяти с лицом аскета и длинными, до плеч, черными с сединой волосами. Белль всегда нравился мистер Холт, с которым была знакома около трёх лет. Он отличался от других варгисов. Его сила была тихой, мощь леса и лунной ночи ощущалась мягко, словно успокаивающе. Белль подошла ближе.

— Доброе утро, мистер Холт, — произнесла она, пытаясь понять, почему он приехал в Торнфилд, и стала снимать чуть влажное от дождя пальто.

— Позвольте вам помочь, — произнёс мистер Холт.

Он принял пальто и повесил его на вешалку. Затем отодвинул для Белль кресло, и она села. После этого мистер Холт тоже занял своё место.

— Боюсь, в Торнфилде сейчас небезопасно, — начал мистер Холт, сцепив пальцы. — Кровь фейри — наркотик для вампиров и их единственный способ полноценно ощущать эту жизнь. Они заманят вас и выпьют досуха.

Белль нахмурилась, вспомнив, как Гастон сказал ей, что без крови фейри вампиры не чувствуют запахов и вкусов и не различают цвета.

— И, боюсь, вашим близким сейчас тоже рискованно находиться рядом с вами, — добавил мистер Холт будто бы извиняясь. — Вампиры выпили вашей крови и теперь вы представляете угрозу для людей.

— Что?.. — Белль надеялась, что неправильно расслышала.

— Вампиры с вашей кровью могут заставить вас сделать что угодно, — пояснил мистер Холт, опустив глаза, — а вы можете заставить людей.

— Нет… — Белль всё ещё не хотелось в это верить. — Но… — она смолкла, не найдя слов для возражения. — Значит, мне придётся уехать с Элфина? — после короткого размышления, спросила она.

— Вампиры последуют за вами, куда бы вы не отправились. И вне Элфина вы будете в бо́льшей опасности, чем здесь. Варгисы не смогут покинуть остров вслед за вами и защитить вас.

Помолчав, Белль спросила:

— В таком случае, что же мне делать?

Начальник службы безопасности ответил:

— Герцог Спенсер полагает, и я с ним согласен, что безопаснее всего вам будет в Волчьем Клыке.

— Герцог Спенсер? — недоумённо переспросила Белль. — Родственник Адама Спенсера? Он сейчас в замке?

— Не родственник, — ответил мистер Холт, покачав головой. — Это сам Адам Спенсер. Он никогда не покидал замка.

У Белль перехватило дыхание: значит, Адам Спенсер жив, и всё это время, пока она водила в его замок туристов, был там?.. Наверное, все эти годы Адам жил в Восточном крыле, которое якобы реставрируется. И Лантерн, и Когвил врали ей в лицо, что его нет в замке. От этой мысли стало неприятно. Интересно, если бы она спросила у мистера Холта, он бы тоже ей солгал? Хотя, может, дворецкий и управляющий действительно не знали: они ведь просто слуги в замке. Но пора вернуться к разговору.

— Сколько мне нужно будет пожить в замке? — деловито поинтересовалась Белль. — Несколько дней?

— Думаю, около недели, максимум двух, — ответил мистер Холт. — Мы сделаем всё возможное, чтобы как можно скорее ликвидировать вампиров или хотя бы заставить их уехать с острова. Однако точных сроков я назвать не могу.

Белль задумалась.

— А разве вампиры не уедут сами после того, как Хэллоуин закончится? — спросила она.

— Мы в этом полностью не уверены и не хотим рисковать, — ответил мистер Холт. — Аллею тыкв разобрали ещё ночью, но мы не знаем, помогло ли это.

Белль кивнула, отвернулась к окну и задумалась. Если она уедет, то Вики, Марк с Алексом, Генри и Фредерик останутся в одном городе с этими кровожадными монстрами. Белль вновь повернулась к собеседнику:

— А мои близкие? Вампиры не навредят им? Ведь в моей сестре и племянниках тоже течёт кровь фейри.

— Ваши близкие — люди, — ответил мистер Холт. — И, насколько мне известно, пьют вербену. Вампиры чувствуют запах вербены в крови издалека и не нападут ни на кого из людей, принимающих её. Но я бы посоветовал повесить над дверями и окнами пучки вербены и всегда иметь под рукой флакончик вербеновой эссенции.

— Хорошо, — ответила Белль. Она чувствовала себя потерянно и испытывала чувство вины, что её увезут из города, а людям, в том числе и самым дорогим для неё, возможно, придётся соседствовать с вампирами.

— Не беспокойтесь за торнфилдцев. С ними всё будет в порядке, — точно прочитав её мысли, произнёс мистер Холт. — Сегодня в одиннадцать утра будет пресс-конференция с шерифом Вольфгеном. Он расскажет о мерах предосторожности и раздаст людям вербену. Но вам нужно уехать в Волчий Клык. Из-за вас вампиры здесь. Вербена в вашей крови не остановила их вчера, не остановит и позже. А на территорию варгисов вампиры не посмеют сунуться даже после проклятия. Особенно в замок. Он хорошо защищён от вампиров.

Белль кивнула:

— У меня есть время попрощаться с сестрой и собрать вещи?

— Конечно, — ответил мистер Холт. — Надеюсь, часа вам хватит. Я сопровожу вас, куда нужно. — Он остановил взгляд на пальцах Белль. — Ваша рука, мисс Тэйлор, — произнёс он с беспокойством.

Белль поняла, что бессознательно повернула руку ладонью вверх, чтобы не касаться одежды пульсирующими болью кончиками пальцев, и мистер Холт увидел ожоги.

— Не стоит беспокойства, — улыбнулась она, мягко согнув пальцы и пряча ожоги в ладони. — Пройдёт.

Отвернувшись, мистер Холт вскоре достал небольшую баночку.

— Мазь уменьшит воспаление и боль, — сказал он, глядя на Белль почти с мольбой.

Она заколебалась. Подсознательно Белль всегда ожидала от варгисов подвоха, но мистер Холт вызывал у неё симпатию, хоть сейчас её и удивило, что у него так кстати нашлось нужное лекарство. И Белль согласилась. Протянула обожжённую руку.

Мазь терпко пахла смолой и травами, была прохладной и чуть щипала кожу. Затем мистер Холт ловко обмотал каждый палец Белль кусочком бинта.

— Спасибо, — улыбнулась она.

В коридоре послышался далёкий голос мистера Купера:

— Пусть она сама решит, как будет лучше! — возмущённо говорил он. — Почему вы не даёте ей выбора?!

— Она знает, что представляет угрозу для людей, — отвечал спокойный голос шерифа Вольфгена, — поэтому…

— Да откуда вы знаете? Вы увозите её от семьи, непонятно насколько и из-за чего? У вас даже нет доказательств, что она опасна!!

Мистер Холт быстро взглянул на Белль: конечно, он слышал разговор и знал, что она тоже слышит.

— Ты хочешь рискнуть? — сухо спросил шериф, затем тон его едва заметно смягчился: — Дэниел, я знаю, что ты волнуешься. Но это ненадолго. Всего пара недель…

— Пара недель? Нет, Коул, она никуда не поедет! Мы сможем защитить её здесь!

— Её нужно увезти, потому что вампиры знают, что она здесь, и…

— Белль под моей защитой, она дорога мне как дочь, — горячо перебил мэр шерифа. — Я сумею о ней позаботиться. И полиция Торнфилда поможет мне в этом, — закончил он с нотками стали в голосе.

— Ни ты, ни полиция не помогут ей, если вампиры используют зов, — возразил шериф. — А они обязательно используют, ведь они уже пили её кровь и придут за добавкой. Так что если ты действительно хочешь помочь ей…

— Я пойду к ней, — вновь перебил шерифа мэр, и его шаги раздались ближе.

Вскоре он распахнул дверь. Белль встала с кресла ему навстречу и крепко обняла его.

— Спасибо вам, — сказала она, улыбаясь. — Но я поеду в замок. Так будет безопаснее для всех.

— Ты уверена? — негромко спросил мэр, всё ещё не разжимая объятий.

— Да, — твёрдо ответила Белль.

Сестре Белль сказала, что поживёт недельку в Волчьем Клыке, пока вампиры не покинут остров. Попросила трижды в день пить вербеновый чай, повсюду развесить пучки вербены и заказать бутылочки вербеновой эссенции, а также не выходить из дома с наступлением сумерек, ведь у вампиров зрение куда лучше, чем у людей, плохо ориентирующихся в темноте.

Новость о внезапном переезде Белль в Волчий Клык Вики не понравилась. «Тебе не кажется, что это странно?» — несколько раз спросила она у младшей сестры. На третий раз Эллиас Холт решил вмешаться и ответил Вики:

— Миссис Уайт, ваша сестра — последняя фейри. Её жизнь бесценна, и мы сделаем всё, чтобы защитить её. — Его голос звучал спокойно и уверенно. — Боюсь, вы не сможете помочь ей, когда вампиры придут за ней. К тому же, рядом с вашей сестрой вы тоже в опасности. А ведь у вас дети.

Вики промолчала. Поцеловала Белль на прощание в щёку и долго смотрела вслед чёрному «Рэндж Роверу», пока тот не скрылся за поворотом.

Когда мистер Холт и Аннабелль подъехали к южной вертолётной площадке горнолыжного курорта, частый моросящий дождь превратился в ливень, и над Драконьей горой засверкали молнии. Шквалистый ветер вырывал из рук водителя зонт, пока мистер Холт и Белль шли к вертолёту.

Сорок минут полёта, и они уже были на вертолётной площадке Волчьего Клыка. Шагая рядом с мистером Холтом, Белль вскоре нарушила тишину:

— Мистер Холт, почему я не поняла, что Гастон и Габриэль — вампиры? — она вспомнила свои ощущения рядом с Габриэлем: умиротворение, спокойствие, уют — именно то, что она обычно чувствовала рядом с Фредериком, и в её сердце вновь вскипела злость и обида — как она могла так обмануться?!.

— Вампиры — создания чёрной магии высочайшего уровня, — ответил мистер Холт. — Они тёмное отражение фейри и созданы из вашей крови. Вампиры передают вам те чувства, которые вы хотите ощущать. Они мимикрируют на эмоциональном уровне и поэтому так опасны. Варгисы, к сожалению, тоже не могут учуять вампира, пока тот не нападёт. Мне жаль, — мистер Холт взглянул на Белль, и она ощутила: ему правда жаль, что она пострадала, а варгисы запоздали с помощью.

На входе в замок Аннабелль и мистера Холта встретили Когвил и Лантерн. Первый поклонился с чопорностью, приличествующей дворецким начала прошлого столетия, второй же отвесил галантный реверанс родом из вычурных менуэтов эпохи рококо.

— Приветствуем вас в замке Волчий Клык, — с почтением произнёс Когвил. Его коричневый костюм был безупречен, а напомаженные усы торчали в разные стороны, точно стрелки, показывающие двадцать минут восьмого.

— Мисс Тэйлор, — вновь поклонился лучезарно улыбающийся Лантерн, одетый в изысканный смокинг приглушённого золотого цвета, — позвольте сопроводить вас в ваши покои, чтобы вы отдохнули с дороги, — он сделал приглашающий жест рукой, обтянутой белой перчаткой.

— Мне обязательно отдыхать? — спросила Белль, повернувшись к мистеру Холту. — Я чувствую себя хорошо и готова встретиться с герцогом Спенсером.

— К сожалению, он сможет принять вас не раньше, чем через два часа, — ответил Когвил. — К тому же, мисс Тэйлор, — добавил он, — прошу прощения, но я вынужден сказать, что вам сто́ит переодеться.

Белль недоумённо взглянула на дворецкого.

— Почему?

— Хозяин воспитан в иное время, и вид, подобный вашему, недопустим, — ответил Когвил. Ни одна линия не дрогнула на его чопорном лице.

Белль нахмурилась. «Неужели герцог до сих пор не научился пользоваться интернетом?» — с лёгким раздражением подумала она. Его желание видеть даму исключительно в платье было похоже на глупый каприз, а Аннабелль терпеть не могла капризных мужчин. «Интересно, как часто он общается с женщинами, и все ли соглашаются надевать платье», — подумала Белль вдогонку.

— Прошу прощения за это, — сказал мистер Холт извиняющимся тоном. — В некоторых вопросах герцог очень упрям.

Белль кивнула и, распрощавшись с мистером Холтом, пошла за Когвилом. Тот вскоре свернул не налево, а направо.

— А мне нельзя пожить в комнате для гидов? — спросила Аннабелль. — Я привыкла к ней.

— Никак нет, мисс Тэйлор, — возразил Когвил. — Распоряжение хозяина.

Коридор петлял, щерясь дверями комнат. На стенах не было ни картин, не гобеленов, свет был желтоватый и тусклый.

— Значит, Восточное крыло не на реконструкции? — язвительно спросила Белль.

— Нет, мисс, — сухо ответил Когвил, распахивая перед ней высокие резные двери.

Ещё несколько минут Когвил вёл Белль по лабиринту коридоров и ведущих наверх лестниц. Аннабелль подумала, что, кажется, туристическое Западное крыло устроено гораздо проще, чем Восточное.

— Прошу. — Дворецкий остановился перед дверью из драгоценного красного дерева и выверенным движением распахнул её перед Белль.

Она прошла в комнату и огляделась.

— Ох… — вырвалось у неё.

Белль всегда тяготела к минимализму в интерьере, а тут всё кричало о роскоши и было выполнено в бордово-золотых тонах: узорчатая лепнина, колонны, фрески на потолке, громоздкая резная мебель, обитая парчой; огромная хрустальная люстра под потолком, а на окнах — тяжёлые гобелены, изображающие прогулки в саду одетых в роскошные платья дам с собачками на руках.

Белль стало душно, едва она взглянула на всё это великолепие, и она невольно отступила назад, к двери. У неё за спиной возник Лантерн.

— Вам не нравится барокко? — расстроенно спросил он.

— Не очень, — призналась Белль.

— Мне очень жаль, мисс, что не удалось вам угодить…

— Ничего страшного, Лантерн, — улыбнувшись, успокоила его она. Когвил стоял поодаль, замерев как каменное изваяние. — Я привыкну. Это ведь ненадолго.

Белль прошла в центр комнаты. Здесь всё было как во дворце: лепнина, фрески, хрусталь, позолота и багрянец. Тут сложно было расслабиться и почувствовать себя уютно. Но привыкнуть можно ко всему.

В дальнем конце зала она заметила комод, на котором стояли в ряд около дюжины книг. Среди роскошных томиков Диккенса, Вальтера Скотта, Джейн Остин и Гаскелл Белль с приятным удивлением обнаружила коллекционное издание «Капитанской дочки» Пушкина с иллюстрациями и «Преступление и наказание» Достоевского в кожаной обложке и с золотым тиснением. Романы русских авторов можно было встретить далеко не в каждой библиотеке, и Белль невольно прониклась уважением вкусу лорда Спенсера, если эту подборку книг сделал он.

— Позвольте показать вам ванную, мисс, — сказал Лантерн, когда Белль закончила рассматривать книги и вернулась к своему сопровождающему.

Просторная ванная комната была выполнена в бело-золотой цветовой гамме, потолок прихотливым цветочным узором украшала лепнина, а посередине висела небольшая хрустальная люстра. У центральной части стены стояла белоснежная ванна на золотых ножках, перед которой лежал белый коврик. Над ванной был душ, а вокруг струились полупрозрачные плотные занавески. Перед большим зеркалом над светлым комодом со множеством ящичков стоял букет сухоцветов.

Белль ванная комната понравилась, в ней было светло, просторно и не слишком много вещей.

— Вот здесь можно включить музыку. — Лантерн открыл верхний ящик комода и достал пульт. Из почти невидимых светлых колонок, расположенных в углах комнаты, полилась негромкая инструментальная музыка.

— Чудесно, — улыбнулась Белль.

— Вы пока отдыхайте, мисс, — сказал Лантерн. — Вот здесь полотенце, халат, — он открыл один из ящиков комода. — А я сейчас пришлю вам Фе́зер, чтобы помогла с платьем.

Белль сначала хотела отказаться от помощи горничной, но потом передумала: неизвестно, какое там платье.

— Спасибо, Лантерн.

Белль вернулась в комнату и написала сообщение сестре, что она уже в замке и что у неё всё хорошо. Затем взяла первую попавшуюся книгу и села на диван. Роман «Север и юг» Аннабелль, конечно, уже читала. Противостояние северного города и южной деревни было любопытным, но больше всего Белль нравилась линия взаимодействия Маргарет с фейри Эмбер. Это было не менее интересно, чем развитие отношений Маргарет и мистера Торнтона. Ведь когда мисс Хейли раскрыла своё сердце любви и обрела счастье с мистером Торнтом, то перестала ненавидеть и фейри. Жаль, что Эмбер — всего лишь третьестепенная героиня в романе и так мало известно об этой весёлой и гордой красавице с волосами цвета заката, которая много лет скрывалась от своего прошлого и мечтала обрести в Милтоне дом и друзей. Большинство исследователей творчества Гаскелл считали, что прообразом для Эмбер в романе послужила фейри Эмбер Найтингейл, отважная охотница на ведьм и вампиров, которая много путешествовала и была знакома с писательницей.

Белль увлеклась перечитыванием любимых сцен и не заметила, как прошёл целый час. В реальность её вернул стук в дверь. Это была Фезер. Чёрное платье с белыми манжетами, воротничком и фартуком, белоснежные перчатки, чёрные туфли без каблука. В тёмно-русых, собранных на затылке волосах покачивались три небольших белых павлиньих пера.

— Мисс Тэйлор, — Фезер сделала книксен и развернула перед Белль платье. — Вам нравится?

Аннабелль взглянула: это было нежно-голубое сияющее платье с лифом в виде корсета, с короткими рукавами и пышной юбкой до середины икры. Пожалуй, слишком нарядное для простого ужина.

— Красивое, — ответила Белль. Сама бы она выбрала платье попроще и не голубого, а лавандового цвета.

Фезер просияла:

— Сам хозяин для вас его выбрал!

Белль удивило это, но она промолчала и позволила горничной помочь с платьем.

Белль оглядела себя в зеркале. Платье изящно подчёркивало фигуру, точно было сшито специально на неё, а голубая ткань, переливаясь, нежно оттеняла загар лица, открытых ключиц и рук. Фезер помогла застегнуть замочек жемчужного колье, а потом усадила Белль в кресло перед трюмо и стала расчёсывать и укладывать ей волосы. Аккуратные прикосновения к голове заставили Белль расслабиться и в какой-то момент она едва не задремала.

Послышался стук в дверь, заставивший Белль очнуться, и затем голос Лантерна:

— Вы готовы, мисс Тэйлор?

— Одну секунду, Лантерн, — вместо ещё не вполне проснувшейся Белль ответила Фезер. И, закрепив шпильками оставшиеся пряди в причёску, сказала: — Вот теперь всё.

Хозяин замка

Преодолев длинный лабиринт лестниц и коридоров, Белль прошла вслед за Лантерном к высоким резным дверям. За ними была просторная столовая с высокими потолками, в которой царил тёплый полумрак. Все портьеры на окнах были задёрнуты, и тьму рассеивали лишь несколько факелов на стенах и два канделябра по пять свечей, поставленных на длинный, застеленный дамасской скатертью стол. Отблески свечей играли на хрустале, фарфоре и стекле высоких графинов, бутылок, бокалов и блюд с разнообразной едой. Внимание Белль привлёк огромный жареный золотисто-коричневый кабан с красным яблоком во рту и большая хрустальная ваза со свежей клубникой. Эти два аппетитных запаха — жареного мяса и свежих ягод — раздразнили обоняние не евшей с вечера Белль, и у неё потекли слюнки. Стол, противоположный конец которого растворялся во тьме, был так плотно уставлен едой и напитками, точно прямо сейчас здесь начнётся пир человек на тридцать. Но все кресла были пусты.

— Приветствую тебя в моём замке, Аннабелль Грейс, — раздался из тьмы бархатный низкий голос, от которого у Белль по спине побежали мурашки и перехватило дыхание.

Она выдохнула, успокаивая себя, и поискала глазами говорившего. Но звук исходил с дальнего конца стола, где в темноте было ничего не разглядеть даже с острым зрением фейри.

— Здравствуйте, ваша светлость, — произнесла Белль.

— Прошу тебя, садись, — пригласил голос.

Лантерн скользнул к столу и отодвинул для Белль кресло.

— Ты желанная гостья в замке, Аннабелль Грейс, — проговорил бархатный голос. — Я буду счастлив, если ты разделишь со мною эту скромную трапезу.

Взгляд Белль алчно скользнул по поджаристому боку кабана, вазе с клубникой, виноградом, огромной тарелке с разнообразными пирожными… «А вот в этой кастрюльке наверняка суп…» — подумала она. Салаты, гарниры, жаркое… И всё так аппетитно, так соблазнительно пахнет!.. Белль невольно сглотнула. Приближалось время ланча, и ей очень хотелось есть. Мысль, что она сидит за одним столом с легендарным Адамом Спенсером вдруг острой иглой пронзила её сознание, на миг заглушив голод.

— Благодарю, — ответила Белль и потянулась было за вилкой, но тут же бессознательно отдёрнула руку, невольно вспомнив о десятках фейри, сгубленных её собеседником.

— Все столовые приборы — серебряные, — заметив её движение, произнёс лорд Спенсер. — Я не хочу тебе навредить, — он понизил голос, и Белль вновь ощутила мурашки на спине. — Напротив, моя цель — уберечь тебя.

Не в силах ответить, Аннабелль кивнула и взяла вилку, на конце рукояти которой был маленький рельефный вензель Спенсеров — буква «С» в середине геральдической розы. Видимо, не всё родовое серебро было выставлено в столовой Западного крыла: таких вилок Белль там не видела.

Лантерн отрезал сочный кусок кабана, положил его в тарелку, полив соусом, и Белль начала есть, вспоминая, не нарушила ли она какое-нибудь правило этикета: ей не хотелось опозориться перед почти двухсотлетним лордом. Тот ждал, пока она утолит голод и лишь время от времени предлагал попробовать то или иное блюдо.

— Благодарю за обед, ваша светлость, — произнесла Белль, закончив и промокнув губы салфеткой.

Лантерн поставил перед ней вазу со свежей клубникой, и Белль, взяв одну, обмакнула её во взбитые сливки.

— Я рад, что угодил тебе, — ответил лорд Спенсер, и в его бархатном голосе прозвучала улыбка. — Тебе всё понравилось?

— Да, всё было очень вкусно, — кивнула она и спросила: — Могу ли я задать вопрос, ваша светлость?

— Конечно, Аннабелль Грейс. Буду счастлив на него ответить.

— Почему вы не показываетесь на свету?

Лорд Спенсер рассмеялся глухим низким смехом, в котором тонкий слух фейри уловил горечь.

— Поверь, это ради твоего же блага, — ответил герцог. — Моя внешность… отталкивающая. Омерзительная, — в его голосе прозвучали брезгливость и отвращение, смешанные с глухой застарелой болью. — Увы, тебе придётся смириться с этим неудобством. Смотреть в темноту значительно приятнее, чем видеть то, каким я стал.

«Значит, Верховная и впрямь превратила его в чудовище, — подумала Белль. — Иногда в слухах есть доля правды», — и ответила:

— Благодарю за объяснение. Я не буду настаивать. Однако вы можете не беспокоиться за меня: я отнюдь не изнежена, потому что выросла на ферме. А ещё мой лучший друг очень любит смотреть фильмы ужасов. Поэтому едва ли меня можно шокировать внешним видом, — Белль улыбнулась.

Лорд Спенсер усмехнулся:

— Уверен, извращённая фантазия ведьмы сможет тебя удивить.

Белль едва сдержалась от вопроса, за что же на самом деле Айрин Бёрд его прокляла. Неужели за то, что он отверг её?..

— Что ж, тогда я пока сама представлю, — обмакнув клубничину во взбитые сливки, ответила Белль. — А потом сравню с оригиналом. Возможно, вы выглядите значительно лучше, чем я могу вообразить.

Герцог усмехнулся:

— Я бы предпочёл, — он понизил голос, — чтобы ты думала обо мне, вспоминая моё изображение на одном из портретов.

— Раньше я так и делала, — улыбнувшись, ответила Белль и, незаметно потянувшись к серебряному ножу, надавила большим пальцем на лезвие, прогоняя острой болью волну сладкой истомы, охватившей её тело от низких вибраций голоса лорда Спенсера. — Лет до пятнадцати я была в вас немножко влюблена, — с лукавой улыбкой добавила Белль чуть позже. Признание легко соскользнуло с губ, одновременно дразняще и невинно. Аннабелль откусила от клубничины, наслаждаясь сочной сладкой с лёгкой кислинкой мякотью и нежностью взбитых сливок.

— Неужели? — произнёс лорд Спенсер с лёгкой усмешкой.

— Я думаю, многие девушки Элфина… — Белль вытянула из вазочки ещё одну ягоду, — и не только Элфина переживают эту стадию, — закончила она, вспомнив разговор двух девушек, обсуждавших «Притяжение тьмы» в «Клевере и фиалке». Она отправила вторую клубничину в рот, и та оказалась ещё слаще первой.

— А что же случилось потом? — спросил лорд Спенсер.

— Когда? — не сразу поняла Белль.

— После того, как тебе исполнилось пятнадцать.

«Случился Фредерик», — подумала Белль, и рука её замерла над вазочкой с клубникой.

— Наверное, я выросла, — ответила она и не взяла ягоду.

Влюбилась ли она во Фредерика в тот самый день, на свадьбе Вики и Генри, когда познакомилась с ним? Конечно же, нет. Ей было тринадцать, и он казался ей слишком взрослым. Да и позже… Она всегда знала, что у него есть девушка, и никогда не думала влюбляться в него. Но ей было хорошо с ним, уютно и спокойно. Наверное, поэтому, когда он два с половиной года назад внезапно уехал в Лондон, она так затосковала по нему, что невольно влюбилась. Ей было шестнадцать — идеальный возраст для первой любви.

И вот сейчас она сидит за одним столом с самим Адамом Спенсером, живой легендой Элфина, и думает о человеке, который всегда выбирал другую. Может быть, права мисс Уэлш: пора отпустить Фредерика и двигаться дальше.

— Мистер Холт давно на вас работает? — спросила Белль.

— Эллиас в первую очередь мой друг, — мягко ответил лорд Спенсер. — Мы знакомы много лет.

— Он мне показался очень порядочным человеком. То есть варгисом, — тут же поправилась она. — Вам повезло, что у вас есть такой друг.

— Ты права, Аннабелль Грейс. Только ему я мог доверить привезти тебя в замок, — произнёс герцог, понизив голос.

Белль опустила глаза, смутившись от того, каким тоном и с какой многозначительностью он сказал последнюю фразу.

— Сколько мне нужно будет здесь пожить? — спросила она минуту спустя.

— Не будем загадывать, Аннабелль Грейс, — ответил лорд Спенсер. — Вампиры коварны и будут искать любую возможность добраться до тебя. Нужно проявить осторожность и терпение.

— Хорошо. А мне можно выходить из замка?

— Не дальше мили. И брать с собой сопровождающих.

— Думаю, это лишнее.

— Лантерн будет держаться на расстоянии, но сможет быстро прийти на помощь, если понадобиться.

— Если вы считаете это необходимым… — подумав, ответила Белль.

— Мне так будет спокойнее, — ответил герцог.

Повисло напряжённое молчание. Белль стало неловко. Ещё бы! Едва ли она может быть интересной собеседницей для лорда, прожившего почти два столетия.

— В комнате, которую вы для меня определили, чудесная подборка книг, — произнесла Белль, в очередной раз прибегнув к своему главному принципу: если не знаешь, о чём говорить, говори о литературе.

— Надеюсь, они помогут тебе почувствовать себя здесь как дома, — ответил лорд Спенсер с улыбкой в голосе.

— Спасибо, — улыбнулась Белль. — Вы угадали: это помогло. Особенно приятно было увидеть на полках русскую классику, — добавила она.

— Пожалуй, её по-прежнему несколько недооценивают в нашей стране, не так ли? — спросил герцог.

Белль согласилась с ним.

Лантерн золотой тенью скользнул к столу и снял щипцами нагар со свечей.

— В годы моего детства, — задумчиво продолжил лорд Спенсер, — русская литература была очень модной в дворянских кругах. Мама читала нам с братом «Капитанскую дочку» и «Дубровского». Артур даже мечтал сбежать в Российскую империю… — он усмехнулся. — Или в крайнем случае уговорить родителей туда съездить. Но тогда это было опасно, там недолюбливали детей Лилит и могли даже убить.

Белль вспомнила, что это изменилось лишь к десятым годам двадцатого века, когда наследник престола Питер Пендрагон обручился с дочерью русского царя, а позже младшая сестра Питера вышла замуж за одного из русских царевичей.

— Сейчас всё уже не так… — проговорила Белль. Ей было приятно, что лорд Спенсер поделился с ней воспоминанием из детства. — Очень много варгисов живёт теперь именно в Российской империи.

— Да, я знаю.

— В замке недавно были Колдер и Сильви, — произнесла Белль, помолчав. — Жаль, что вы не встретились.

— Мы встретились, — возразил герцог. — Это я пригласил их на Элфин.

Белль стало обидно, она чувствовала себя обманутой.

— Не сердись на них, — примирительно произнёс лорд Спенсер. — Мы стараемся держать в тайне моё присутствие в замке.

— Но почему? — в недоумении вырвалось у Белль.

— Я не хочу становиться объектом праздного любопытства туристов, — произнёс лорд Спенсер.

Белль почувствовала себя уязвлённой, потому что сама она была именно таким объектом.

— Не сравнивай нас, — точно прочитав её мысли, произнёс герцог. — Ты прекрасна, а я… могу разве что стать экспонатом Паноптикума, — он невесело усмехнулся.

Аннабелль не знала, что ответить на его слова. В зале повисло неловкое молчание.

— Я хочу, — вновь нарушил тишину герцог, — чтобы ты чувствовала себя в Волчьем Клыке как дома. Если тебе что-то понадобиться, ты всегда можешь обратиться ко мне.

— Вы очень любезны, Ваша светлость.

— Я рад, что ты здесь, Аннабелль Грейс, — помолчав, произнёс он. — Жизнь возвращалась в замок каждый раз, когда ты приходила сюда. И несмотря на все обстоятельства, я рад, что теперь ты погостишь подольше.

Белль кивнула.

— А сейчас тебе нужно отдохнуть с дороги, — сменив тон, произнёс герцог. — Увидимся за ужином.

— Хорошо, — ответила Белль, поднимаясь с кресла. — До вечера, лорд Спенсер.

Фезер уговорила Белль сначала принять ванну с ароматной солью, и за то время, пока Аннабелль нежилась в тёплой душистой воде под композиции любимых инди-рок-групп, горничная разобрала чемоданы, развесила и разложила вещи в шкафы и расставила книги.

Когда Белль, распаренная и разомлевшая от тёплой воды, вышла из ванной, её ждала прибранная комната и горячий вербеново-мятный чай с вином, лимоном и мёдом. Аннабелль по глоточку потягивала ароматный напиток, сидя в кресле перед трюмо, пока Фезер сушила и расчёсывала ей волосы, и в голове Белль навязчиво вертелась мысль, что иметь слуг — очень удобно.

Когда волосы Белль были расчёсаны и высушены, она пересела на диван и вернулась к ожидавшему её роману Гаскелл. На мягком диване среди подушек, прочитав всего пару страниц, незаметно для себя Белль задремала.

Проснулась она от негромкого голоса Фезер, звавшей её:

— Проснитесь, мисс.

Белль открыла глаза и села на диване.

— Что случилось? — протерев глаза, встревоженно спросила она.

— Хозяин хочет вас видеть, — ответила горничная.

Белль кивнула, припомнив: точно, ужин.

— Позвольте, я сделаю вам причёску, — сказала Фезер. — И я принесла вам платье.

— Может быть, я могу надеть что-то из своего гардероба? — спросила Белль, пока Фезер ловко укладывала ей волосы.

— Боюсь, это расстроит хозяина, — ответила та, погрустнев.

— Ладно, — кивнула Белль и, взглянув на нежный шёлк изумрудного платья, улыбнулась: зелёный был её третьим любимым цветом — после лавандового и белого.

Аннабелль оглядела себя в зеркале: ей понравился лиф, расшитый чёрным узором с бледно-золотыми цветами, и тонкие складочки изумрудной ткани, струящейся до самого пола. Но широкий V-образный вырез открывал ключицы и даже часть груди, а короткие рукава закрывали лишь верхнюю часть плеча, оставляя руки обнажёнными.

— Боюсь, я замёрзну в этом красивом платье, — произнесла Белль.

— Не беспокойтесь, мисс, в зале будет тепло! — заверила её Фезер и вытащила из коробки туфельки в тон платью на средней шпильке.

«Надо будет спросить у лорда Спенсера, действительно ли ему важно, чтобы я приходила на ужин в платье», — подумала Белль и вышла из своих роскошных апартаментов в коридор, где её ждал Лантерн.

Столовая встретила Аннабелль полумраком и тьмой на противоположном конце стола.

— Добрый вечер, ваша светлость, — произнесла Белль, садясь в кресло, услужливо отодвинутое Лантерном.

— Добрый вечер, Аннабелль Грейс, — раздался низкий голос хозяина замка, рокочущий точно далёкая гроза. — Ты очень красивая. Изумрудный тебе к лицу.

— Благодарю, — улыбнулась Белль.

— Ты здесь меньше дня, а я уже с грустью думаю о времени, когда ты покинешь замок и я не смогу больше тебя увидеть… — в голосе лорда Спенсера прозвучала печаль.

Аннабелль смутили его слова, а от тона и самого звука его голоса её спина покрылась россыпью мурашек. Белль напряглась: вот чего ей не хватало, так это подпасть под обаяние некогда главного ловеласа Элфина.

Чтобы прийти в себя, она заставила себя рассмеяться и, украдкой ущипнув кожу на запястье, заметила:

— На варгисов ведь не действует магия фейри. Или это побочный эффект от проклятия?

— Не действует, — ответил герцог чуть уязвлённо. — Но отрицать твою красоту стал бы только слепой. И я правда желал бы, чтобы ты осталась в замке подольше.

Аннабелль не ответила: она планировала в новом сезоне заработать побольше денег и в конце февраля-начале марта уехать в Нью-Йорк. Но ей не хотелось обижать гостеприимного хозяина. И вместо этого она сказала, проведя руками по голым плечам:

— У вас довольно холодно.

— Лантерн, подбрось дров в камин, — велел хозяин замка.

Белль отпила вина. На самом деле она раньше никогда не мёрзла, но сейчас ей и правда было заметно зябко.

— Ваша светлость, — произнесла Белль, наколов вилкой жаркое.

— Да, Аннабелль Грейс? — откликнулся из тьмы хозяин замка.

— Можно ли мне самой выбирать одежду для ужина с вами? — спросила она, глядя в темноту. — Я не привыкла носить такие открытые платья.

— Жаль, тебе они очень идут, — заметил лорд Спенсер.

— Мне всё идёт, хоть мешок из-под картошки, — возразила Аннабелль. — Я же фейри.

Герцог усмехнулся и спросил:

— Отчего же тебе не нравятся открытые платья?

— В них я привлекаю слишком много внимания к себе. Люди так…

— Здесь нет людей, — остановил её лорд Спенсер.

— Но как же Лантерн, Фезер и…

— Они в первую очередь слуги. Весьма хорошие, смею заметить. Лучшие.

Белль подумала, что он прав: Лантерн, Когвил и Фезер были вышколены на славу, одновременно услужливые и сдержанные в проявлении чувств, — жаловаться не на что.

— Так что хватит думать о чувствах людей, — продолжил герцог. — Здесь ты можешь быть самой собой.

— Я не уверена, что… — Белль взглянула вниз, на глубокое декольте. Вряд ли носить подобные открытые платья — это быть самой собой для неё. Впрочем, можно попробовать. Она ведь уже подзабыла каково это — жить, не ощущая гнёта чужих чувств и желаний.

Она отпила вина.

— Завтра День Всех Душ, — медленно проговорила она и подцепила вилкой лист салата. — Я всегда езжу в этот день к родителям, мы вместе ходим на кладбище.

— В этот раз придётся отменить поездку, — ответил лорд Спенсер. — Это небезопасно.

Белль молча кивнула: она не особенно надеялась на другой ответ, даже обрадовалась, что не придётся ехать домой. «Напишу маме позже», — решила она, глядя, как Лантерн наливает ей чай.

Белль знала: отец тоже вздохнёт с облегчением, когда узнает, что младшая дочь не приедет. Для него эта встреча в День Всех Душ был таким же испытанием, как и для неё. К тому же теперь Аннабелль точно знала: дедушка не умер, а значит не нужно пытаться искать успокоение на семейном кладбище, возле посаженного в память о нём дубе. Белль вдруг остро захотелось коснуться пальцами незабудкового шёлка дедушкиного платка, вдохнуть родной запах можжевельника и жимолости…

— Надеюсь, ты приятно проведёшь время в замке, — нарушил тишину лорд Спенсер. — Если что-то понадобится, ты всегда можешь обратиться ко мне, — повторил он.

— Благодарю, — ответила Белль и допила чай. — С вашего позволения я пойду спать: сегодня был длинный день.

— Доброй ночи, Аннабелль Грейс. Надеюсь завтра вновь увидеть тебя за ужином.

— Разумеется, ваша светлость, — улыбнулась она и поднялась с кресла. — Доброй ночи.

Крипта

Белль проснулась довольно поздно — почти в одиннадцать утра. Сладко потянувшись на постели, она подумала, что ей уже очень давно не удавалось поспать так долго. С гобеленов на неё осуждающе смотрели гуляющие в саду дамы с собачками, а из-под потолка — белые барельефы античных лиц. Белль скинула одеяло, чтобы пойти умыться, но в огромной комнате было прохладно, и она отправилась в ванную в одеяле.

Утро Белль решила тоже продолжить в постели: сначала позавтракала круассанами с чаем, затем поговорила с мистером Купером — успокоила его рассказом о том, как хорошо устроилась в замке. Потом пришло сообщение от мамы: та выражала сожаление, что дочери не будет с ними на кладбище сегодня. «День Всех Душ — это семейный день. Нужно проводить его с самыми близкими», — любила повторять София Тэйлор. Для Аннабелль не было людей ближе Вики и её семьи, а мистера Купера она любила гораздо сильнее, чем своего родного отца. Они да мисс Уэлш и были её семьёй. И Фредерик. Белль вздохнула и открыла «Север и юг».

К ланчу Аннабелль решила всё-таки одеться и побродить по замку: Восточное крыло она не знала — видела лишь старые схемы замка.

Большинство комнат были заперты, а в тех, что были открыты, не было ничего интересного: они были похожи на её роскошные апартаменты, только в других цветовых гаммах.

Поэтому вскоре Аннабелль вернулась в свою комнату и, заняв себя чтением, стала ждать вечера: она решила попросить у лорда Спенсера доступ к его библиотеке, чтобы больше узнать об Элфине.

Смеркалось, Белль перечитала все любимые эпизоды и отложила «Север и юг», размышляя, чем бы себя занять в оставшееся до ужина время, как пришла Фезер.

— Лорд Спенсер просит вас одеться потеплее, мисс, — сказала горничная и достала из гардероба серую норковую шубку.

— Зачем? — удивилась Белль и расстроилась, взглянув на шубку: мех был натуральный, а она считала неоправданной жестокостью убивать зверей ради одежды в двадцать первом веке.

— Хозяин сам вам расскажет при встрече, — ответила Фезер. — Позвольте я вам помогу, мисс.

— Я надену своё пальто, — решительно возразила Аннабелль.

Фезер не стала спорить. Она помогла Белль надеть её светло-лавандовое пальто и красиво повязала ей на голову белый пуховой платок, в котором Белль стала похожа на героиню русских романов девятнадцатого века. С удовлетворением оглядев себя в зеркале, она надела перчатки и вышла из комнаты вслед за Фезер.

Они спустились во двор, где было уже совсем темно и моросил мелкий дождь. Минув несколько арочных пролётов, остановились возле широких ступеней, ведущих вниз.

— Дальше я сам, Фезер, — раздался из темноты голос лорда Спенсера.

Сердце Белль заколотилось сильнее: ей стало не по себе от перспективы остаться в темноте один на один с едва знакомым герцогом сомнительной репутации, который вдобавок был под ведьминским проклятием. Аннабелль хотела окликнуть служанку, но той уже и след простыл.

— Не бойся, Аннабелль Грейс, — услышала она голос лорда Спенсера. — Мы всего лишь спустимся в крипту. Сегодня ведь День Всех Душ.

У Белль перехватило дыхание. Она давно мечтала побывать в крипте. И вот теперь это желание так причудливо исполняется: сам лорд Спенсер приглашает её посетить вместе с ним место упокоения всей его семьи. Да ещё и в День Всех Душ!

Однако чувство восторга быстро прошло, и вернулась тревожность: Белль всё-таки не хотелось спускаться один на один с про́клятым герцогом.

— Ваша светлость, — произнесла она.

— Да, Аннабелль Грейс, — мягко отозвался тот.

— Вы не могли бы позвать Фезер? — немного робея, попросила Белль. — Мне было бы с ней спокойнее.

— Боюсь, она уже вернулась в замок, — с сожалением ответил лорд Спенсер. — И… — он смолк на несколько секунд, — я не хотел бы, чтобы в склеп спускались посторонние.

Слова герцога польстили Белль, но чувство тревоги не покинуло её.

— Мы ведь едва знакомы, сэр, — аккуратно напомнила она.

— Я давно наблюдаю за тобой, Аннабелль Грейс, — возразил лорд Спенсер. — Я бы не пригласил к могилам своей семьи первого встречного.

— Но ведь я совсем не знаю вас, — осторожно возразила Белль.

— Мы здесь, чтобы это исправить, — поставил точку в разговоре герцог. — Прошу.

Поколебавшись миг, Белль шагнула к широким каменным ступеням, ведущим вниз. В конце концов, она давно хотела побывать в склепе Волчьего Клыка, а если лорду Спенсеру и придёт на ум сделать с ней что-то дурное, то Фезер вряд ли ему помешает. Да и с какой стати ему вредить ей? Разве что, он надеется с её помощью снять проклятие, и в этом замешан какой-нибудь кровавый ритуал с ней в качестве жертвы. Крипта идеально подходит для таких целей. Белль вновь ощутила беспокойство, и голос лорда Спенсера у неё из-за спины застал её врасплох:

— Ты можешь взять факел, Аннабелль Грейс.

Острое зрение фейри помогало Белль хорошо ориентироваться в темноте, однако идея взять факел ей понравилась: с живым огнём она будет чувствовать себя спокойнее.

Аннабелль аккуратно вытащила факел из держателя и немного растерялась, не зная, как его зажечь. Заметив это, лорд Спенсер, сказал:

— Нажми внизу.

Факел вспыхнул в руках Белль, и она пошла вперёд под низкими каменными сводами, украшенными тяжёлыми барельефами, на которых были изображены сцены битв и молитвы. Аннабелль аккуратно обходила тяжёлые могильные плиты, почерневшие от сырости, разглядывая тёмные почти нечитаемые надписи. Крипта была длинной, широкой и очень древней, значительно старше замка.

Холодный воздух пах глиной и мхом. А ещё тут было очень-очень тихо, так тихо, что Белль с её острым слухом кроме собственного сердцебиения, слышала лишь мягкие, почти беззвучные движения идущего за ней герцога. Всё-таки очень любопытно, во что же превратила его Айрин Бёрд?..

— Направо, — сказал герцог.

И Белль, обогнув ещё одну могилу свернула направо.

— Здесь, — произнёс за её спиной лорд Спенсер.

Аннабелль остановилась возле могильной плиты с мраморной эффигией⁵⁵, изображавшей спящую молодую женщину. Подойдя ближе, Белль узнала в изящных чертах каменного изваяния леди Мэри Аланнис Калиду Глэдис Спенсер.

— Какая красивая… — тихо произнесла Белль. — Да упокоится душа её в мире…

Помолчав, лорд Спенсер с горечью произнёс:

— Думаю, сейчас она счастлива.

— Наверное, все мы будем счастливее там, в ином мире, — согласилась Белль.

— Последние пять лет жизни она провела здесь, — задумчиво проговорил герцог, точно не слышав слов Белль. — Мечтала, когда её тело окажется рядом с… — он смолк.

Аннабелль огляделась и увидела другую плиту: «Артур Чарльз Валентайн Спенсер (1831-1847)». Старший брат Адама.

— Мама так и не оправилась после его смерти, — продолжил герцог.

Слово «мама» из его уст прозвучало горько, болезненно, и сердце у Белль сжалось от сочувствия.

— Ему было всего шестнадцать… — шепнула она. — Я не представляю, что она пережила…

— Она так переживала, что забыла, что у неё есть ещё один сын, — пряча за насмешливостью боль и обиду, произнёс лорд Спенсер.

— Вам было тогда девять?

— Да.

— А ваш отец?

— Мучился подагрой и целыми днями курил в своём кабинете, — лорд Спенсер усмехнулся. — Не думаю, что родители когда-нибудь действительно любили друг друга. Но до смерти Артура они успешно это изображали, — он вновь усмехнулся, и в этот раз в его усмешке прозвучала горечь.

— Но почему они поженились?.. — Белль было странно, что он так цинично говорит о своих родителях.

— Как заключаются подобные браки, Аннабелль Грейс? — ответил герцог. — Выгода и связи. Правда мои родители просчитались. О моей матери шептались, что у неё роман с сэром Мэтью Пендрагоном, младшим братом короля, — по его насмешливому тону было понятно, какого он мнения о сплетниках. — Её брак с моим отцом, потомком Ланкастеров и родственником Ганноверов, должен был спасти её репутацию, но свет посчитал этот союз мезальянсом несмотря на то, что род Муров тоже был знатным. Так что свадьба родителей ничуть не помогла заткнуть сплетникам рты. Потом родился Артур, который был совсем не похож на отца, и с возрастом это становилось всё очевиднее. Вдобавок Артур был крайне беспечен и самонадеян. По глупости он попался в ловушку придворных, и через неделю его убили. — В голосе герцога не было сожаления, лишь горечь и лёгкое презрение.

— Они думали, что он может претендовать на трон?..

— Да.

— Но вы похожи на отца, — произнесла Белль и тут же добавила: — По крайней мере, внешне, если судить по портретам.

— Да, это так, — согласился лорд Спенсер. — Я похож на него и характером. Пожалуй, я пошёл в него недостатками. Вспыльчивость, упрямство, стремление всё контролировать. — Он усмехнулся. — Неудивительно, что мы терпеть друг друга не могли.

— Вы были ребёнком, — мягко напомнила Белль. — Если бы он любил вас, вы бы научились любить его.

Лорд Спенсер помолчал.

— Пожалуй, — согласился он. — Но я рад, что всё осталось в прошлом. Мы не выбираем себе родителей, а детство порой нужно просто пережить.

— Да, — согласилась Белль. — Зато мы выбираем себе друзей и любимых, — она улыбнулась, вспомнив о Вики, Генри, племянниках, мистере Купере, Кевине, мисс Уэлш и Фредерике. — Я знаю, именно при вас варгисы стали семьёй, — Белль посмотрела во тьму, точно надеясь встретиться в ней с глазами собеседника. — Они любили вас и, я думаю, любят до сих пор, несмотря на проклятие.

Герцог не ответил. Аннабелль в молчании стояла над белой эффигией леди Мэри, глядя на даты её жизни.

— Ваша мама умерла совсем молодой, — заметила она. — Остановка сердца в сорок три у варгиса — это ведь так странно.

Горькая усмешка раздалась из тьмы.

— Она сделала себе аконитовую инъекцию, — произнёс лорд Спенсер, и в голосе его прозвучали боль и обида, которые он напрасно пытался скрыть под насмешливостью. — В день моего первого обращения. Мне было четырнадцать.

Белль не хотела верить в услышанное, ей вдруг стало так тоскливо и холодно, точно тонкие ледяные пальцы обхватили её сердце.

— Она убила себя?.. — шепнула она. — В такой важный для вас день?..

— Её последние слова были: «Арти первый раз обернулся в тринадцать. А ты…», — лорд Спенсер помолчал. — Потом она отвернулась к стене и не проронила больше ни слова, что бы я ни говорил.

Перед глазами у Белль встала прозрачная пелена, и губы задрожали. Она постаралась выровнять дыхание и успокоиться, но горячие слёзы пролились на щёки.

— Я вам так сочувствую… — произнесла Белль, поспешно вытирая со щёк влажные дорожки и изо всех сил стараясь не всхлипнуть. — Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такое…

Она вспомнила свадебный сервиз, который четырнадцатилетний Адам почти целиком разбил в день смерти матери, и сердце её будто пронзило раскалённой иглой.

— Жизнь несправедлива, Аннабелль Грейс, — задумчиво проговорил лорд Спенсер.

— Ужасно несправедлива, — эхом отозвалась Белль.

Вскоре они вернулись в замок. Ужин прошёл тихо. Хозяин замка и его гостья почти не разговаривали, погружённые каждый в свои мысли. Белль думала о матери Адама: как бы сложилась его судьба, будь леди Мэри немного добрее и внимательнее к сыну?..

Белль вспомнила и о своём отце, который почти всю её жизнь притворялся, будто её не существует. Но он по крайней мере не убил себя, назвав её разочарованием.

На следующее утро после завтрака Белль оделась потеплее и вышла во двор. Ноги сами вынесли её к широкой лестнице, спускающейся в склеп. Решётчатая калитка оказалась незапертой, и Белль, взяв факел, прошла под низкие своды крипты.

В крипте было влажно, прохладно и тихо-тихо. Аннабелль, освещая себе путь факелом, рассматривала барельефы и могильные плиты, пыталась прочесть поросшие мхом и местами сколотые надписи. Она нашла могилу сэра Говарда Нантаниэля Марка Спенсера. Он пережил свою супругу на шесть лет. Могильная плита лорда Спенсера-старшего была простой: на базальтовом камне выбита надпись — лишь имя и даты жизни. Аннабелль пошла дальше. Вскоре ей стали встречаться покосившиеся, а то и вовсе поваленные надгробья, надписи на них иногда были совершенно нечитаемыми из-за мха. Белль пожалела, что не взяла с собой нож. Её внимание привлекла ещё одна могила. На старой потрескавшейся плите, очищенной от мха, лежал свежий венок, сплетённый из веток можжевельника. Надпись гласила: «Грегор Ришта (ок. 1011–1518)». У Белль перехватило дыхание: неужели здесь покоятся останки легендарного предка варгисов? Она была уверена, Ришта ушёл в Заповедник вместе с остальными первыми варгисами. Так и оказалось. Ниже на староанглийском было написано, что тела праотца в могиле нет, он ждёт своих потомков в Лэителе. Белль коснулась рукой холодного камня. А ведь за могилой ухаживают, не позволяют надписям зарасти мхом. И этот венок… Вдруг острое зрение фейри уловило неясное движение сбоку. Белль повернула голову и увидела бледный силуэт ребёнка. Девочка лет пяти в бледно-розовом платье и в полосатых чулочках. Белль сначала растерялась от неожиданности, а потом улыбнулась незнакомке и сделала шаг навстречу.

— Привет, — ласково произнесла Белль.

Девочка молча смотрела на неё своими огромными тёмными глазами, а светлые кудряшки сияли вокруг её бледного, даже болезненного личика как нимб. Малышке было не место в сырой и тёмной крипте, к тому же в замке не должно было быть детей. Откуда этот ребёнок здесь?

— Что ты тут делаешь? — приветливо спросила Белль и сделала навстречу девочке ещё один шаг. Резкий звук заставил Белль обернуться, а когда, ничего не увидев, она вновь взглянула вперёд, девочки в крипте уже не было.

«То ли я схожу с ума, то ли в крипте был призрак», — подумала Белль и пошла к выходу: хватит с неё на сегодня сырых подземелий и странных видений.

Вечером, за ужином, Белль, конечно, спросила у лорда Спенсера не живёт ли в замке девочка лет пяти? На что получила ожидаемый ответ: в замке нет никого, кроме трёх слуг и трёх варгисов, среди которых, разумеется, нет детей.

День рождения

Третье и четвёртое ноября Белль провела в тревожном предвкушении поездки в Торнфилд. Шериф Вольфген сказал: если всё будет спокойно, она сможет поехать на полдня к родным. Аннабелль боялась, вдруг поездка в последний момент сорвётся из-за вампиров или чего-то ещё; беспокоилась, успеет ли вернуться к её дню рождению Фредерик?..

Несколько раз Белль разговаривала по телефону с мистером Купером о происходящем в городе: о поисках вампиров (по уверениям полиции они покинули остров), о похоронах погибших после бала, о нападении Гастона во время бала на Патрика Хилла в спортзале (никто из присутствующих учеников — в том числе и сам Патрик — не мог ничего толком объяснить) и о негодовании принца Элиота из-за отменившегося ужина (и возможных последствиях его гнева). И в одном из этих разговоров мэр упомянул, что миссис Марч ужасно сожалеет по поводу произошедшего на балу, и, поскольку она ровным счётом ничего не помнит, уже вообразила себя ужасной злодейкой. Белль решила позвонить старушке и успокоить её. Ведь её вины не было — разве только в том, что она не пила вербену в тот день. Аргументы Белль и её обаяние фейри подействовали на миссис Марч благотворно, немного успокоив. А когда Аннабелль пригласила старушку к себе на день рождения (если он всё-таки состоится), миссис Марч растрогалась до слёз, и перестала себя изводить.

Иногда Белль разговаривала с Кевином по видеосвязи. Она рассказала ему про нападение вампиров и о том, что временно живёт в Волчьем Клыке, умолчав, однако, по просьбе мистера Холта, о знакомстве с герцогом Спенсером.

С Вики Аннабелль созванивалась по несколько раз в день, обсуждая приготовления к празднику. А перед сном Вики звала Марка и Алекса, и Белль читала им сказки.

Вечером четвёртого ноября после ужина с лордом Спенсером и разговора с племянниками по видеосвязи Белль сидела с телефоном у камина и смотрела на задумчиво замолчавшую сестру в прямоугольнике экрана.

— Не верится, что мы не виделись всего четыре дня, — произнесла Вики. — И хорошо, что ты приезжаешь уже завтра. Мне как-то неспокойно, что ты там, а не здесь, с нами. Может, приедешь и останешься? — спросила она.

— Не знаю, — ответила Белль.

— Если была бы угроза вампиров, тебя бы, наверное, не отпустили в Торнфилд? — резонно предположила старшая сестра.

— Наверное. — Аннабелль помолчала, задумчиво глядя на пляску огня. — Надеюсь, я не навлеку на город проблемы, когда приеду… — проговорила она, и сердце её вновь налилось тяжестью вины.

— Даже и не смей так думать, — резко возразила Вики. — Вампиры напали на людей не из-за тебя. А потому что они монстры.

Перед сном Белль долго лежала в постели, глядя в темноту за длинными прямоугольниками незанавешенных окон и слушая, как шуршит по подоконнику дождь. Ей было тревожно, внутри ворочалось беспокойство, от которого то и дело перехватывало дыхание. Сколько хорошего может произойти завтра, и сколько плохого!.. В день рождения всегда хочется, чтобы он стал особенным, лучше, чем другие дни, лучше, чем можно себе вообразить, и от того этот день так часто оборачивается разочарованием. Но Белль мечтала лишь о двух вещах: чтобы завтра никто не умер, а Фредерик успел вернуться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Эпоха правления британского короля Уолтера Пендрагона (1807-1850)

2

День поминовения всех усопших верующих и День мёртвых, ежегодно отмечается римско-католиками и другими христианскими конфессиями 2 ноября.

3

бирмингемский диалект, на котором говорят многие жители английского города Бирмингема и некоторых его окрестностей.

4

Основатель династии Пендрагонов, король Британии Артур Пендрагон (1784-1807)

5

Лондонская газета, в которой печатались сплетни, скандалы, слухи.

6

ботинки без шнуровки, но с одной, двумя или тремя пряжками.

7

Драгон-касл — официальная лондонская резиденция британских монархов династии Пендрагон с 1789 года.

8

общее название разных видов британской сладкой выпечки.

9

Молчаливый пирог — традиционное блюдо для хэллоуинских гаданий. На Элфин традиция готовить его пришла в конце 50-х годов 19 века. Этот пирог готовили молча, нельзя было проронить и слова. Перед тем как поместить его в печь, внутрь пирога прятали всякие мелочи: монетку, ключ, кольцо, пуговицу, напёрсток. Разрезали пирог тоже молча, и счастливчик находил в пироге какой-то предмет, который символизировал будущее: монетку — к богатству, кольцо — к замужеству, ключ — к новому дому или странствиям, пуговицу — к любви, а напёрсток — к холостой жизни.

10

Эпоха правления Александра I Пендрагона (1850-1879)

11

Корицу, пожалуйста (фр.)

12

Держите, шеф (фр.)

13

Сопляк (фр.)

14

Ладно, мальчишка (фр.)

15

А.С.Пушкин «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне лебеди»

16

Пихтовый лес

17

Кошки (кошки альпинистские) — металлические приспособления для увеличения противоскольжения, обычно, при передвижении по снежно-ледовому рельефу.

18

Карабин имеет форму скобы с пружинной защёлкой. Может соединять две петли двух отдельных альпинистских верёвок и т.д. Является составным элементом страховки наряду с альпинистской верёвкой, страховочной системой.

19

Восьмёрка — приспособление для организации страховки и спуска в альпинизме, скалолазании и т.д.

20

Сосулька в ледолазании — замёрзший водопад, покрытая льдом скала.

21

Бафф — одёжный аксессуар, способен легко трансформироваться в разные предметы гардероба: в шапочку, бандану, обычную повязку, воротник и т. д. Он представляет собой длинную трубу из ткани.

22

Кстати (фр.)

23

Это мой лучший друг (фр.)

24

О, какое облегчение! (фр.)

25

Это имя было создано для тебя, Белль (фр.)

26

Благодарю (фр.)

27

К слову (фр.)

28

О, как жаль! (фр.)

29

Одна из самых могущественных и известных женщин в истории Египта (1562 до н.э. — 1495 г. до н.э.)

30

Цейлонский эбен — древесина вида Цейлонское эбеновое дерево, или Чёрное эбеновое дерево имеет самое лучшее качество: очень твёрдая (в два раза твёрже дуба), хорошо полируется (после полировки становится идеально ровной), практически без видимых пор, устойчива к повреждению термитами и к воздействию воды. (википедия)

31

Последняя девушка — традиционный персонаж фильмов ужасов, где эта героиня является главным персонажем, а часто и последним выжившим в фильме.

32

Солист британской рок-группы «Radiohead»

33

Жанр аниме и манги, основным элементом которых являются содержащиеся в них эротические или порнографические сцены с использованием анатомически неправдоподобных фаллообразных щупальцев.

34

Ты выглядишь очаровательно, как всегда (фр.)

35

И всё такое (фр.)

36

Судя по всему (фр.)

37

Ну ладно (фр.)

38

Нет (фр.)

39

Старая площадь (фр.) — одно из названий Французского квартала в Новом Орлеане.

40

Один из известных ресторанов Буброн-стрит, представляющий традиционную кухню Нового Орлеана.

41

Ну да (фр.)

42

2.13 метра

43

Карематы — туристические коврики, обеспечивают наиболее комфортные условия путешественников на стоянках за счёт своих теплоизоляционных качеств.

44

Жумар — элемент снаряжения альпинистов, применяемый в верёвочной технике для подъёма по вертикальным перилам.

45

Кроки — чертёж участка местности, выполненный глазомерной съёмкой, с обозначенными важнейшими объектами

46

Скальники — обувь для скалолазания

47

1,97 метра

48

Стропило — почётная геральдическая фигура, образованная двумя полосами шириной 2/7 ширины щита, выходящими из нижних углов щита и соединяющимися у середины верхней кромки щита.

Опрокинутое стропило — перевёрнутое.

49

Червлёный — красный в геральдике

50

Братья по духу (лат.)

51

Шлямбур — альпинистское снаряжение, предназначенное для организации точек страховки на скалах.

52

Спортивная магнезия — белый порошок, предназначенный для подсушивания рук и, как следствие, увеличения надёжности хвата.

53

2 метра и около 10 метров

54

Что ты делаешь? (фр.)

55

Эффи́гия — скульптурное изображение умершего, выполненное из камня или дерева.