Старое новое предприятие. 1988 год. Телефонный начальник

Виктор Ааб

Книга из серии «Телефонный начальник». Предприятие реорганизуется и пока непонятно – на пользу или во вред. С одной стороны, стало легче – повысилось качество работы сети. С другой стороны, новых людей надо вовлекать в управление производством. Добавляется проблем, но жизнь продолжается.«Больше демократии» – очередной лозунг будоражит общество. И первые сомнения – а все ли начинания перестройки полезны для страны? Что-то не так…Книга написана предельно честно и основана на реальных событиях.

Простым людям, сынам Отечества, бесследно растворившимся в пучине перестройки…

Совпадение имён, фамилий и названий местности носит случайный характер.

© Виктор Ааб, 2018

ISBN 978-5-4490-6280-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. СВЕЖИЕ ВЕТРЫ

Глава 1. Из тех — кто остался

Не могу разобраться сам с собой. Не могу разобраться — чего же всё-таки хочу, и чего мне не хватает? А получается, что не хватает мне того очерченного, очень хлопотного круга проблем, к которым с таким трудом, наконец, привык. Привык к сопровождавшему меня, эти два года, самоощущению, которое выражается буквально двумя словами — постоянный стресс.

Стресс даже глубокими ночами, когда, вдруг, подкидывает трель телефонного звонка, и ты, в потёмках, по выверенному маршруту, пробираешься к телефонному аппарату, установленному в прихожей, стремишься, побыстрее заглушить его. Как бы детей не разбудил! И из трубки, откуда-то из глубины ночи, слышишь хрипловатый от недосыпа, голос бодрствующей, сменной телеграфистки

— Виктор Васильевич, прошёл сигнал «Ракета».

Так, минимум, один раз в неделю, военные ведомства проверяют бдительность оборонительных звеньев государства. И хоть уже давно знаешь — сигнал — учебный, всё равно, тревожный холодок навевают кодовые слова.

И уснуть, после каждой такой побудки, сразу не удаётся. Полная разрядка наступит утром, после доклада начальника телеграфа о том, что учебная телеграмма обработана успешно, и без нарушения установленных сроков, доставлена всем адресатам. Таков «крест» начальника ТТС. Он обязан, одним из первых, «быть в курсе», и в случае чего, нести полную ответственность за сбой в работе оповещения.

Всё, телеграф теперь не твой! Так стоит ли переживать о такой потере? Может быть, по ночам теперь, будешь спать спокойно.

А внутренний голос подначивает самого себя

— Но ведь, с уходом двух цехов и фигура ты уже не та, Виктор Васильевич! Уменьшился твой вес в иерархии начальствующего состава областных связистов…

— Ну и что, что уменьшился? Вроде бы, в ближайшее время, начальником управления связи быть ты не стремишься. А в глазах регионального, местного руководства ты как был начальником городской связи так им и останешься. Зато, может быть, поспокойнее будешь.

Ох, буду ли… Ведь спокойствие — это не должность, это — характер…

В духе времени формулировка приказа:

— «…в целях упорядочения структуры управления, и в связи с подготовкой к переводу отрасли, с 1 января 1988 года на полный хозрасчёт, самофинансирование, и двухзвенную систему управления… передать трудовые книжки и личные дела следующих работников…».

В списках, фамилии — 120 человек, составляющих цех междугородной связи, 55 — из цеха телеграфа, 6 — из службы электропитания, 12 — из прочих служб. На 193 человека полегчало моё предприятие. Может быть, действительно, полегче станет…

— «… В связи с реорганизацией Синегорской телеграфно-телефонной станции в Городскую телефонную станцию — сделать соответствующие записи в трудовые книжки работников».

Сколько их у меня осталось — этих работников? Вместе со мной — 170 человек. Обыкновенное, среднее предприятие.

Подписаны соответствующие приказы и на руководящий состав ГТС. Вот только, с экономистом — проблемы. Всё не покидают Мурносову иллюзии, что всё-таки, управление связи заберёт её к себе. Я по складу характера очень трудно расстаюсь с людьми, и по большому счету, как экономист, Валентина Васильевна меня устраивает. Поторапливаю

— Решайтесь поскорее, Валентина Васильевна! Большое предприятие… маленькое… Какая разница? На любое предприятие, в начале года, новые проблемы наваливаются как снежный ком.

Мне нужна определённость с экономистом ГТС.

Знаю, что по-своему, обрабатывают Мурносову и Макарычев и Пильникова. А её всё не устраивает что-то, и что именно, понять невозможно. Сомнения её неопределённы, загадочны. Что она хочет выгадать? — непонятно, но с каждым днём её сомнения, из-за зависшей неопределённости, приобретают форму страха.

Фенин, по-прежнему, непреклонен. Даёт понять, что ещё немного времени и должность экономиста ГТС может занять свежий человек. А просто рядовым экономистом Мурносова быть не хочет. Только 25 января развеет она, наконец, свои колебания, и приказ о её назначении на ГТС будет подписан.

А пока утрясает она проблему с работниками участка электропитания. Инженер электропитания Яровая Надежда Дмитриевна, наоборот, категорически не желает переходить в областное предприятие.

— Найдите мне какую-нибудь работу на ГТС — умоляет она.

Надежда Дмитриевна почему-то презирает управление связи. У неё «зуб» на управление ещё с тех времён, когда ТТС, «с их помощью», неуклонно тонула в своих проблемах.

Легко сказать — найдите! Возможности по манёвру кадрами, на вдвое уменьшившемся предприятии, значительно сузились.

— Но ведь в цехе АТС остаётся достаточно собственного оборудования электропитания! Оно по циклу своему автономно работает, и не зависит от той части, что передано управлению связи. Его ведь, тоже, надо обслуживать — резонно замечает Яровая.

— И действительно, — почему бы нам не иметь собственную группу электропитания? Ведь и АТС-7, и АТС-9, и АТС-66, и нарождающаяся АТС Васильковского микрорайона, имеют собственные энергоисточники, включая старенький дизель «семёрки», включая собственные энерговводы, до которых отделившейся управлению связи службе электропитания, точно, дела не будет. Стоит подумать о собственной группе!

Мурносова, Надежду Яровую держит в подругах. Хорошо знает и учитывает Валентина Васильевна её строптивый характер. А потому понятна ей «упёртость» подруги в неприятии управления, и не пойти навстречу Яровой, бросить её на произвол судьбы, Мурносова не может.

Тщательные проведённые расчёты на штат, требуемый для обслуживания, оставшегося на ГТС электропитания, определяют твёрдую потребность в трёх работниках.

Фенин, с расчётами и изложенными резонными замечаниями, не спорит.

Так, на ГТС рождается самостоятельная энергогруппа, в составе цеха АТС. Яровая её, тут же, укомплектовывает людьми. Вместе с ней остаются на ГТС два толковых монтёра-энергетика.

Инженер первого отдела и по совместительству — парторг, Мелонская Раиса Федоровна мучительно ищет выход из создавшейся ситуации. Не остаётся на ГТС такого объёма секретной работы, ради которого, необходимо держать отдельного работника, а в управлении связи имеется свой, полностью укомплектованный, первый отдел. Конкретной специальности связиста Раиса Фёдоровна не имеет и ей грозит реальное сокращение.

— Кем, всё-таки, может остаться на ГТС парторг Мелонская?..

— Уборщицей?.. — ну как-то совсем не солидно! А что, если секретарём-машинисткой?.. Уже теплее!.. Сейчас, важно удержаться на работе, а дальше, жизнь сама всё расставит по местам. Вот только, куда деть существующую машинистку Иру Лосеву?

Раиса Фёдоровна по роду своих, теперь, к сожалению, упраздняемых обязанностей, тесно контактирует с инспектором по кадрам Парк Светланой Григорьевной. После недолгих раздумываний, совместно с ней, решение найдено! Лосеву надо переместить в телефонистки.

Я не могу прослеживать все внутренние мотивы, предлагаемых моими специалистами, решений, а тут, даже без их предложений, как будто бы, всё само собой происходит.

В один из дней, Ирина протягивает мне заявление с просьбой, перевести её телефонисткой справочной службы. У неё обиженное лицо. Лицо, явно не гармонирует с проявленной добровольностью. Но я вряд ли узнаю, как её обрабатывали. Не придаю этому особого значения. Молодая девушка! Может быть, ей просто хочется сбежать от так опостылевших, вечно недовольных и шумных посетителей приёмной!

Подписываю заявление на перевод с сожалением. Я уже привык к сложившемуся ритму работы приёмной, и сбои этого ритма сейчас, мне не нужны. А их и не происходит. Все решается как бы само собой.

Следом за заявлением Лосевой, Парк Светлана приносит согласие Мелонской — поработать в приёмной секретарём-машинисткой, и это гарантия, что режим работы приёмной не изменится.

Меня это устраивает, да и парторг Городской телефонной станции ещё понадобится, ведь закрыть партийную организацию предприятия, даже, если она и уменьшилась более чем в два раза, никто не позволит.

***

Двухзвенная система управления, что же это такое? В чем её преимущества? Оказывается то, что Областное производственно-техническое управление связи, являясь координирующим центром организации работы многочисленных производственных предприятий области, что само по себе очень важно, ещё, разрабатывает и решает стратегические вопросы развития связи на подведомственной территории, наконец, контролирует в целом работу связи области — производством не считается!?

Да, и очень уж портит статистику, что в управлении связи одни чиновники работают. Слишком уж раздут в стране чиновничий аппарат.

А вот, взяли они под своё крылышко парочку производственных цехов — все! Чиновниками они уже не являются, вернее, не так явно выглядит их количество, на фоне многочисленных телефонисток, телеграфисток и ИТР межгорода и телеграфа.

Странно, что никто не обращает внимания на явную нелепость, даже, названия теперь, головного предприятия связистов — ПО ОПТУС. Производственное объединение областного производственно-технического управления связи. Масло — масляное…

Зато, министерство связи, теперь, непосредственно управляет производством! Двухзвенная схема…

А то, что теперь, управление связи, явно озабоченное своими прямыми производственными обязанностями, конечно же, меньше станет уделять внимания нуждам и проблемам, почти таких же теперь, как оно само, но — не головных предприятий, — над этим, похоже, никто не задумывается…

Глава 2. Неудобные вопросы

По вечерам, решаю проблемки, соскучившихся по мне, дочурок. Потом, дождавшись, когда они, одолеваемые сном, наконец, угомонятся, уютно расположатся, — одна на коленях, прижавшись к груди; вторая, — просто, к тёплому, папиному боку, — расслабившись в углу дивана, смотрю телевизор.

Свежие ветры веют по моей стране. К ставшим уже привычными, таким словам, как «гласность, перестройка» — добавляются всё новые и новые. Самофинансирование и хозрасчёт, Закон о государственном предприятии, госзаказ…

Слова, рисующие неизведанные перспективы. Они пьянят, они прогнозируют мощный рывок в развитии страны, они сулят скорое, очень скорое, реальное улучшение жизни своих граждан.

Ошеломлённые, вылившейся как вода из ушата, Гласностью, критически оценивая свою собственную жизнь, все мы начинаем с удивлением и некоторой растерянностью, задавать сами себе вопросы.

И действительно, — почему проживая в самой мощной и богатой ресурсами стране, стране ставшей победительницей в самой тяжёлой из случившихся войн на земле, стране — лидере по многим экономическим и научным достижениям, — мы унизительно отстаём, по условиям жизни, от загнивающих в алчном и бесчеловечном капитализме — западных стран?

Да что там! Если бы, только, западных…

Вот и недавно, побывавший по путёвке профсоюза в Германской Демократической Республике монтёр радиоузла Шершнев Валера с упоением рассказывает, что он побывал в стране, в которой, по его словам, практически построен коммунизм.

Но ведь это тоже, социалистическая страна! Страна, ставшая социалистической гораздо позже нас! Страна, не меньше нас пострадавшая в той, проклятой войне. Там — коммунизм, а здесь — застой… Нет, не умеем мы работать!

Но почему, же сейчас, когда многие причины своей, «плохой» жизни мы узнали — устранить нормально эти причины мы не можем?

Вот и бич моей страны — пьянство! Так рьяно с ним боролись, буквально, год назад, что, оказывается, повырубали все виноградники! И теперь, просто не из чего делать даже хорошее вино. Вот уж воистину — заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт…

Да что там — вино! Сахар как будто корова языком слизала с прилавков. Теперь его продают по талонам. Говорят, что теперь, весь сахар в стране несознательными гражданами переводится на производство самогона. Ведь водка в стране — теперь, тоже, по талонам! Ну, а коли по талонам — то, полагается она и моей семье.

Мне не нужна водка, я просто не испытываю потребности её пить, но коли она мне положена — надо её выкупить. Не пропадать же добру… Складываю бутылки в ящики — может быть, пригодится на какое-нибудь большое торжество.

Но, коли этот, пресловутый литр в месяц, полагается по талону и, упорно перебарывающему тягу к пьянству, кабельщику Вите Чурсину, то он, получив её, теперь, уже навязанную ему государством, непременно её, проклятую, выпьет. Вот он — результат бездумной кампанейщины! Вот и доборолось государство с пьянством, до непредвиденного финала…

Но, тем не менее, Витя Чурсин, а с ним и вся бригада кабельщиков-спайщиков на работе нетрезвыми, пока, не замечены. И одна из причин этого — страх лишиться складывающихся сейчас в приличные суммы их заработков. Как долго такое положение удастся сохранить…

Глава 3. Новый профорг

Веют свежие ветры над государством. Моему новому старому предприятию тоже, вот-вот, придётся начинать осваивать хозрасчёт.

А пока, надо провести собрание по итогам года. И одна из причин поторопиться с этим — необходимость выбрать Председателя профсоюзного комитета ГТС.

Не может жизнь предприятия нормально протекать без профсоюзного комитета. Организация соцсоревнования, согласование и утверждение бесчисленных социальных решений, разработка и утверждение коллективного договора, наконец, — куда от этого деться.

И хотя итоги прошедшего года разошлись, разделились, по двум разным коллективам, — работников обновившегося предприятия собрать — самое время. Люди должны быть уверены — вновь образовавшийся коллектив ждёт прекрасное будущее, и хоть задачи у этого коллектива, в принципе, остались прежними и чётко сформулированы — напомнить о них совсем не помешает.

Кандидат на вакантную должность Председателя профкома — один. Это инженер по технике безопасности Аликина Лидия Ивановна. На занимаемой ею не хлопотной должности, дополнительно исполнять общественные обязанности будет не накладно.

По складу характера, Лидия Ивановна совсем не профсоюзный лидер. Незаметна и скромна, но послушна и исполнительна. Макарычев знает её гораздо лучше, чем я и считает, что в переломное для ГТС время, она с важной общественной нагрузкой, справится. А там — видно будет.

Впрочем, это не совсем общественная работа. Председателю профкома полагается надбавка к окладу. Для Аликиной эти деньги лишними не являются и она, в принципе, не против своего избрания.

Людей в зале — добрая половина коллектива. Но впервые, нет здесь крикливых и заполошных телефонисток, обычно создающих своими нарядными блузками праздничную обстановку. И если ранее на собраниях ТТС превалировали женщины, то теперь, явно ощущается весомое присутствие мужчин.

Сосредоточенные, от осознания своей важности, кабельщики. С любопытством озирающиеся по сторонам и здоровающиеся со своими многочисленными знакомыми, линейные монтёры.

Выглядят несколько отчуждёнными и настороженными радиоузловцы, оккупировавшие отдалённые ряды Красного уголка. Скромно прячутся за спины своих товарищей водители, совсем не привыкшие к вниманию.

Синим, единым пятном, жидко разбавленным свободной одеждой телефонисток справочной службы, выделяется, своими рабочими халатами, цех АТС.

Дух грубой рабочей силы витает в зале. В зале явно ощущается присутствие настоящего рабочего класса. Именно он, неуклюжий и немногословный, теперь, составляет основной стержень ГТС.

Оказывается, я совсем не знаю своих людей. На моё сообщение о том, что правопреемница Телеграфно-телефонной станции — Городская телефонная станция, как узко профильное, специализированное предприятие, отныне, полностью сосредотачивает свои усилия на решении конкретных вопросов, а именно эксплуатации и развития, собственно, телефонной сети и радиофикации областного центра — присутствующие в зале, реагируют шумным, одобрительным гулом.

Особенно заметна радость на лицах работников линейно-кабельного цеха. Ещё бы! Теперь, их труд не будет сравниваться с трудом цехов межгорода и телеграфа, явно по специфике и условиям, несоизмеримым с их «приземлённым» а поэтому, тяжёлым трудом, с тяжестью, имеющей свойство, многократно усиливаться под воздействием сурового климата.

Они рады, что ушли с пути два цеха, которые при подведении любых итогов соцсоревнования, своими, гораздо легче добытыми результатами, непроизвольно складывающимся укором, невольно подчёркивали «никчёмность и ущербность» ИХ работы.

Пусть работают сами по себе междугородчики под крылышком управления связи. Мы завидовать им, по примеру радиоузла, не будем.

Радуются гэтээсники. Они же видят как довольно их конкретное начальство — и Бугаенко, и Висящев, успевшее уже разъяснить, что теперь, у администрации ИХ предприятия иных, более важных, чем их, линейщиков, забот — нет. А славу свою они заработают сами. Только оценивать её надо справедливо. И прокормить себя новое предприятие, они уверены, сумеет.

Оригинальничает в своём выступлении Висящев:

— Виктор Васильевич, цех ЛКЦ поздравляет вас с новым назначением, — и поясняет, — теперь вам, как кучеру, ещё вчера управляющему конём и трепетной ланью в одной упряжке, не придётся выбирать — кто из них лучший? Осталась в упряжке одна рабочая лошадь…

Для меня становится совершенно неожиданной обида, откровенно выплёскиваемая оставшимся мне коллективом, на канувшую в лету Телеграфно-телефонную станцию. Я воспринимаю её уже спокойно и понимаю — эта обида не за последние два года возникла. Это обида, скопившаяся тогда, раньше, до моего правления. Но как оказывается глубоко она сидит в сердцах линейщиков! Хотя, была в сложившейся ситуации, безусловно, и вина их самих.

По большому счету, эмоции, особенно кабельщиков, мне близки. Анализируя наедине с собой работу на ТТС — я задавал сам себе вопрос. Почему, именно под моим руководством, удалось, практически за год, вырваться предприятию из глубочайшего кризиса, почему этого не произошло ни под руководством Мирославцева, Мартьянова, Макарычева, Ковалёва, наконец?

И приходил к убеждению, — они, конечно, понимали ключевое значение линейно-кабельного цеха в функционировании всей связи. Но они не прочувствовали на своей шкуре, на личной практике, всей тяжести этой работы и ответственности за её результаты, на себе. Так, как это прочувствовал я во времена своего становления как связиста в Эксплуатационно-техническом узле связи, когда вынужден был, несмотря на высокую занимаемую должность, с лопатой в руках, наравне с рядовыми монтёрами и кабельщиками, их работу выполнять.

В силу склада своего характера и опыта, на ТТС я просто не мог давать оценку их труду, прежде, не пропустив ход действий работников линейно-кабельного цеха через себя, через своё восприятие. Именно это обстоятельство дало мне возможность холодным рассудком, руками Висящева и Бугаенко, справедливо, и распределить, и оценить их труд. И именно это, и привело ТТС к выходу из кризиса.

И хоть я междугородчик по профессии, оказалось, что сердце моё принадлежит кабельщикам. А люди это тонко чувствуют… Хотя междугородчики на меня, думаю, тоже, обидеться не успели.

Дуются только радиоузловцы, и причина этого для меня, пока, непонятна окончательно. Всё им кажется, что я ущемляю их радиоузел.

Присутствовавшие на собрании и Фенин, и председатель Областного профсоюзного комитета Ситникова в один голос уверяют радистов:

— Как работали, — так и будете работать…

Кандидатура в Председатели профкома ГТС — Аликиной Лидии, одобряется единодушно. Может она теперь формировать свои комиссии…

Глава 4. Первые ласточки

И всё-таки, самый главный вопрос, вписанный в повестку собрания — обсуждение и принятие нового Коллективного договора между профсоюзом и администрацией.

И, конечно же, особое место в пунктах договора занимает новая сетка премирования кабельной бригады за снижение повреждений. Она ужесточается, но происходит это эволюционным путём.

Весь летне-осенний период бригада проработала строго в рамках того первого, не меняющегося с 1986 года соглашения, которое позволило вырвать предприятие из кризиса, существенно снизить кабельные повреждения, и более того, позволило свести их к приемлемому на прошедший период времени, количеству. Но сделать так, чтобы на конец дня, этих повреждений было — ноль, — нам всё-таки, не удалось.

Заложенное действующей, до настоящего времени, сеткой, количество повреждений между 150 и 50 позволило кабельщикам иметь максимальные восемьдесят процентов премии к окладу и без «нуля» — на конец дня. И никакая идеологическая обработка их, начальником цеха, никак не приводила к заветной для меня и Макарычева, цели.

Да, на начало этого года мы имели лучший, просто невероятный, в том числе и для управления связи, результат в двадцать восемь повреждений! Но это не был НОЛЬ.

И сейчас, когда повреждения медленно, но продолжают снижаться — снижаться руками кабельщиков, которым в душе, по-прежнему, совсем не хочется окончательно избавиться от них, — потихоньку, к нулю они приближаются. Только сейчас, заставляет их сделать это не сетка премирования, не Штольц, не Макарычев и не Висящев.

Сделать это их заставляет — мороз. Это он усиленно работает над повышением изоляции кабельных жил. Это он не даёт возможности строителям рыть землю и рвать кабели. Это он оберегает сейчас сети от всяких непредвиденных ЧП.

Куда деваться кабельщикам? Хоть и короток зимой световой день, но его достаточно, чтобы основательно заняться оставшимся, немногочисленным количеством одиночных повреждений, и наконец, устранять их, что они, вольно или невольно, делают.

С одной стороны, структурные изменения, происходившие с предприятием, мучают душу. А с другой, вот уже полтора месяца нового года, разжигают во мне нешуточный азарт игрока, положительные эмоции, от предвкушения достижения заветной цели. И азарт этот распространяется на моих надёжных союзников Висящева и Макарычева.

Против нас, по-прежнему, играют всё ещё сохранившиеся в душах и монтёров, и кабельщиков, ностальгические страсти по временам хаоса и коллективной безответственности. Но они, после изнурительной двухлетней борьбы, всё теряют и теряют свои силы. В их руках, и весной, и летом, и осенью были природные козыри, негативно воздействующие на сеть, но впервые за многие годы, кабельщики не сумели их грамотно применить.

Не сумели, или не захотели? Этого мы не знаем точно. И вот сейчас, пусть на короткий зимний срок, эти козыри, зимой, обернулись плюсом, для нас. И пользуемся ими мы сейчас, на полную катушку.

Разгул метелей укорачивают усиливающиеся морозы, и давят они всех и вся. Съёжившись от холода, люди ходят по улицам, а нам с Висящевым и Макарычевым всё нипочём. Мы высматриваем, считаем и наслаждаемся «ласточками». Этими летними птицами, доставляющими нам, «прилётом своим», среди разгула зимы, неописуемое удовольствие.

Первая «ласточка» появилась и промелькнула перед нами 7 января. Именно в этот день на АТС-7, на конец дня, не осталось ни одного кабельного повреждения! Она вновь полетала над этой станцией 13 января, потом — пятнадцатого, двадцатого и совсем не улетала оттуда с двадцать второго по двадцать пятое января.

Я не удержался и приехал на АТС. Я никогда не видел такого счастливого лица кроссового работника. Это была Таня Белоногова. Её окружала тишина. Тишина на кроссе — когда такое было?! Нет повреждений!!!

Вслед за первой «ласточкой» прилетела и вторая. На этот раз, уже — на АТС-4. На самой крупной АТС города, в которую включено более пяти тысяч номеров — 15 января, тоже, не нашлось места кабельному повреждению. И тоже — неописуемая тишина на кроссе. Как она, оказывается, радует слух!

Хоть и молодые, но уже очень опытные, работницы кросса Зоя Байорис, Шура Калугина, оглушённые тишиной, твердят в голос

— Виктор Васильевич, неужели такое, может быть?! Нет, это случайность…

— Случайность… не случайность… — но, хронических завалов на вашей АТС больше не будет. В этом можете быть твёрдо уверенными, — успокаиваю я их, — но конечно, это может быть обеспечено только слаженной работой ВСЕХ членов коллектива, имеющих к повреждениям отношение, в том числе и вашей.

— Мы не подведём, Виктор Васильевич, — бубнит скороговоркой эмоциональная Зоя. Уж теперь-то, ни одно, появившееся вновь повреждение, мы не упустим из вида, пока не убедимся, что оно надёжно устранено.

«Ласточка» сделала только разведывательный облёт. Буквально в этот же день, на АТС-4 возникли и держались не устранёнными — целых три дня, два кабельных повреждения. 19 января — осталось одно, и двадцатого января «ласточка» посетила АТС-4 вновь.

Всё чаще и чаще АТС-7, АТС-4, а новой АТС-9 Северной промзоны и сам Бог велел, выходили, на конец дня, с нулевым количеством кабельных повреждений!

Такого никогда не было на памяти городского предприятия связи. Результат января по работе с кабельными повреждениями был ошеломляющий — целый месяц в среднем, в день было всего 5 кабельных повреждений!

И как-то, очень быстро, такое положение стало привычным и обыденным. Конечно, так и должно было быть! Но я-то помнил, — ещё полтора года назад, на людей, утверждавших, что так может быть, скептики из управления связи смотрели как на свихнувшихся мечтателей.

На собрании не возникло ни одного оппонента, оспаривающего целесообразность ужесточения сетки премирования за количество кабельных повреждений, а правильнее — приведения её в соответствие с достигнутыми результатами работы.

Новая, более жёсткая сетка, кабельщикам оказалась не страшна. Они сами на практике убедились, что она реальна для исполнения. Они сами увидели, что у них появился реальный запас времени, позволяющий до предстоящего периода паводков, существенно упрочить состояние линейно кабельной сети.

И они не возражали против того, что теперь 80 процентов премии они смогут получить при количестве повреждений, на конец месяца, не превышающем — 25. И как крайняя мера, при количестве повреждений превышающем — 200 — действие сетки отменяется.

Фенин Андрей Алексеевич, очень заинтересованно следивший за реакцией коллектива, на ход обсуждения сетки, удовлетворённо хмыкал, перебрасывался репликами с сидевшей рядом Ситниковой Полиной Ивановной, и по его лицу было понятно, что сегодня ему, тоже, ничего не жалко для ГТС ради отсутствия повреждений на сети.

Глава 5. Заместитель как подарок

Быстро пролетают дни февраля, а обещанный, в эйфории собрания, самими кабельщиками НОЛЬ кабельных повреждений на конец дня, в целом по предприятию — по-прежнему, оказывается недостижим. Самая старая станция города — АТС-6, упорно не желает очиститься полностью от своих застарелых и закоренелых болячек. Вот уже середина месяца, а два последних повреждения отодрать от неё всё ещё не удаётся.

И всё-таки — 19 февраля, она поддаётся напору кабельщиков — и «сдаёт» ещё одно повреждение.

Я уже не знаю — чья это заслуга — кабельщиков, или, беснующегося в городе лютого мороза. По большому счету — это не важно. А вот то — что 23 января, наконец-то, влетела «ласточка» в кросс АТС-6 и с её прилётом, в Синегорске, на всей сети ГТС, не нашлось места ни одному кабельному повреждению — этот факт, моей душе — невозможно было переоценить!

Городская телефонная станция преодолела важнейший психологический рубеж в истории своего развития. Самому упёртому защитнику теории неизбежного наличия бардака на телефонной сети — в этот день, наконец, наглядно было продемонстрировано — эта теория потерпела крах.

Успех ещё предстояло закрепить, но отныне администрация Городской телефонной сети, по вопросам качества работы сети, получила долгожданную возможность со своими работниками вести диалог на понятном всеми сторонами — языке.

Как это ни странно — достигнутый НОЛЬ был отмечен людьми, лишь некоторым всплеском оживления, и в целом, был воспринят коллективом как обыденный результат. 23 февраля он просто стал маленьким придатком к традиционным поздравлениям в день Советской армии — мужчин, своими коллегами — женщинами.

Опасения, что на гребне реорганизации Городская телефонная станция может потерять наработанные Телеграфно-телефонной станцией темпы работы — постепенно, рассеиваются. И всё-таки нет-нет, а периодически болью отдаются в душе ощущения, сходные с теми, которые я испытывал в начале 1986 года, при назначении на ТТС.

Чувство горечи, что опять, меня вынудили принять, даже не спросив моего мнения, новое предприятие — Городскую телефонную сеть. Мне опять, просто не дали выбора. А нравится это или не нравится — поручили работу и — исполняй!

И мешать тебе особо не будем и помогать — тоже. Не жди кабеля и материалов — их по-прежнему нет на эксплуатацию. И обстановка со снабжением области будет только ухудшаться. Не жди квалифицированных специалистов. По-прежнему, ГТС не привлекает молодёжь, а это значит, — будешь крутиться в собственном соку.

Струнки моего внутреннего — Я, струнки состоявшегося инженера, тяготеющего к электронной технике, а не к голым проводам, тоже, протестуют против рутинной, руководящей работы на ГТС.

Я понимаю, — в настоящее время — нет у Фенина альтернативы для моей замены. Да и не разумно менять руководителя на только-только начавшем стабильно работать, вечно проблемном, предприятии. Фенин в обычной своей манере всё делает жёстко и без сантиментов, но я понимаю, — его решения — правильны. Я гоню прочь неприятные ощущения, ожесточённо давлю пытающегося пробудиться внутри — «жалельщика» самого себя.

Собственная самооценка — что я уже давно не просто инженер, — я состоявшийся руководитель, человек, на виду у большого количества людей и поэтому, просто не имеющий права проявлять собственные слабости, наконец, пересиливает сомнения. Непосредственные повседневные заботы, нестандартные проблемы реорганизации плотно держат в своих тисках. Вот, даже такой долгожданный, долго-долго недосягаемый НОЛЬ промелькнул стаей «ласточек» среди зимы и практически сразу же, заслонился рутиной повседневных реакций на обычные события. Дни летят с неимоверной быстротой. Я постепенно привыкаю и свыкаюсь со своим новым положением.

Не так уж и на произвол судьбы бросил меня Фенин в омут городских проблем. В последние годы я очень редко встречаюсь со своими соратниками по моей предыдущей работе в области. Разве что, раз-два в год, на общих областных собраниях.

И вот, совершенно неожиданно, на приём ко мне приходит Журба Владимир Яковлевич. С ним я знаком с 1975 года. Все годы, когда мы неоднократно сталкивались по работе, он был бессменным начальником районного узла связи пригородного Синегорского района. Он был дельным начальником. Но, где-то с год назад, после перенесённого серьёзного сердечного заболевания, Журба вынужден был, по рекомендации врачей, оставить тяжёлую работу, требующую постоянных физических и нервных нагрузок. Подлечившись, он перебрался на постоянное место жительства в город.

Андрей Алексеевич определил ему работу, в Государственной инспекции электросвязи занимающуюся контролем над использованием радиочастот, а коммунисты Управления связи — чтобы не особенно расслаблялся, избрали его секретарём партийной организации.

Казалось — сиди и работай потихоньку. Но не таков был Владимир Яковлевич. Все годы, крутившийся на живом производственном предприятии, не достигший по возрасту, ещё и пятидесяти лет, он стал буквально задыхаться в атмосфере управленческого аппарата ОПТУС. В атмосфере — густо размешанной обильными внутренними склоками, интригами и непонятными многоходовыми комбинациями, по отношению к подчинённым, производственным предприятиям связи. Взращённый производственным предприятием он просто не мог приспособиться к проявлениям управленческого высокомерия, источаемым многими сотрудниками вновь обретённого им коллектива, по отношению к таким же, как он связистам, но остававшимся работать на этих самых производственных предприятиях. Он мучительно искал выхода, его по-прежнему, тянуло на производство и вот, кажется, этот выход нашёлся. С этим он ко мне и пришёл.

— Виктор Васильевич, у вас освободилась должность вашего заместителя, и я хотел бы с вами поработать.

Моя реакция была сдержанной. Я уже свыкся с тем, что должность заместителя с уходом Белявской и осуществлённой реорганизацией, Управлением связи автоматически будет сокращена, как излишняя.

— Владимир Яковлевич, да кто же мне позволит иметь Зама? Масштаб нынешней ГТС вряд ли к этому располагает.

— Виктор Васильевич, а что Фенин по этому вопросу с вами не разговаривал? — Журба несколько смутился, — ведь он мне эту должность и предложил…

И он рассказал о своей неудовлетворённости работой, о том, что беседовал на эту тему с Фениным и что Фенин предложил ему — перейти на ГТС, ко мне, в качестве помощника.

Нет, Фенин не бросил меня на произвол судьбы! Я не просил его о сохранении должности зама, и то, что Андрей Алексеевич, самостоятельно, посчитал её не излишней — дорогого стоило. Да ещё и достойного человека на эту должность подобрал!

Наверное, я всё-таки, выглядел растерянным. Почувствовав это, Владимир Яковлевич со свойственной его характеру эмоциональностью произнёс

— Виктор Васильевич, я накушался хлеба начальника, первого руководителя. А вот, навыки руководителя теперь, у меня в крови. И я хотел бы иметь достойный моего опыта участок работы, участок, не связанный с необходимостью ходить по райкомам, горкомам. Я не боюсь ответственности. Но ответственность — первого руководителя, для меня, тяжела. Поручите мне хозяйственные вопросы, вопросы транспорта и поверьте, я буду для вас очень хорошим помощником. Думаю, вряд ли, в вашем окружении найдётся человек, так хорошо понимающий проблемы руководителя — как я. И, исходя из этого понимания — в связке с вами, я и буду работать.

Впервые, за много лет, ко мне пришёл человек искренне желавший работать на руководящей должности. Очень дельно рассуждающий человек. Человек, предложивший мне помощь в решении, именно тех вопросов, которые так и не смогла взвалить на себя, и так и не осилившая ноши Зама, Белявская. Человек, чей опыт предыдущей работы мне хорошо был известен, не равнодушный человек. Разве мог я отказаться от возможности работать с ним. Я просто всё ещё не мог поверить своей удаче.

— Владимир Яковлевич, я с удовольствием приму вас к себе. Уж точно, — скучать на ГТС вам не придётся. Но, ваше назначение полностью зависит от Фенина.

— Ну, значит, мы с вами поработаем, облегчённо вздохнул Журба, пойду оформляться…

И действительно, спустя некоторое время, позвонил Андрей Алексеевич и о как свершившемся факте, уведомил меня о том, что заместителем начальника ГТС назначен Журба Владимир Яковлевич.

— С самого начала вновь созданное предприятие надо укреплять, — изрёк он.

В этом вопросе я с Фениным был полностью согласен.

Не ушло много времени на распределение обязанностей между мною, Журбой и Макарычевым. Родился приказ, строго разграничивший полномочия, ответственность и взаимодействие. Всё идёт к тому, что в должности начальника ГТС мне действительно работать будет легче…

Глава 6. Кем заменить дезертира?

Всё варится в едином котле. Не успел я порадоваться перспективе обретения дельного помощника — тут же, возникла серьёзная кадровая проблема в цехе АТС. В середине февраля, робко приоткрыв дверь в кабинет, протиснулся, заметно припадая на больную ногу, начальник цеха АТС Нурахметов Аскар. Бросилось в глаза напряжённое выражение на его лице, и глаза, излучавшие решительные намерения.

Нет, совсем не робко открыл он дверь кабинета. Сейчас он не был похож на того скромного, старающегося быть незаметным, человека — каковым он и был в обыденности. Как бы заранее одетый в броню, защищавшую его от возможных нападок с моей стороны он, даже не поздоровавшись, наверное, от волнения, вялой походкой совсем не гармонировавшей с решительностью, написанной на его лице, проковылял к моему столу и молча, протянул мне лист бумаги. Это было заявление об увольнении.

Для меня этот шаг со стороны Нурахметова оказался совсем неожиданным. Переживаемое предприятием время совсем не располагало к тому, чтобы разбрасываться кадрами, тем более — руководящими. Потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить преподнесённый работником сюрприз.

Я пригласил Аскара присесть, что он, нехотя и сделал. В голове стремительно прокручивалась история взаимоотношений с ним. Не дал ли я личного повода для предпринятого им шага?

Ещё до моего прихода на ТТС, руководством был дан шанс Нурахмтову, поработать в должности заместителя начальника. Осознав свою неспособность нести эту, очень тяжёлую ношу, он через некоторое время, добровольно от неё отказался. Получивший в институте основательное базовое образование, постоянно наращивал опыт инженера-практика, с обязанностями начальника цеха АТС, в принципе, справлялся.

Да, старался не выделяться. Да — очень трудно вытягивать из него слова и мысли. Да, — явно не лидер и не общественный человек, но как специалист — свой вес активно набирает, безусловно, честный и ответственный человек, — старается, хотя и без особого желания, без особых инициатив, свои обязанности исполнять. Средний руководитель. Сейчас таких — большинство.

Нет, не давал я ему повода усомниться в его способностях как руководителя цеха. Правда, года полтора назад, во время ликвидации последствий пожара на вверенной ему — АТС-66, он оказался «никаким» и продемонстрировал полную беспомощность, в решении вопросов, связанных с чрезвычайными обстоятельствами.

Но это продемонстрировал не только он, и вполне возможно, тогда, он просто не успел пробудить необходимые качества. А уже потом, просто не смог подстроиться под инициативы своего непосредственного руководителя. Неглупый человек, чётко осознающий свою личную ответственность за возникший пожар, он тогда сильно перепугался, не смог совладать собой, сжался до полной незаметности и безучастно положился на судьбу.

В процессе восстановления станции я отметил для себя и запомнил действия многих людей, и героические, и прямо скажем, нехорошие действия. А вот Аскар Накишевич в те, очень непростые, тревожные и напряжённые часы и дни, просто выпал из моего поля зрения. Выпал и исчез.

Слава богу, тогда, всё закончилось хорошо. Виновных искать не пришлось. Но Нурахметов после пожара стал ещё более тихим и более незаметным.

Первое время, тогда, явственно ощущая его напуганность, я ждал от него заявление об уходе. Но он, тогда этого, казалось бы, так логичного шага — так предпринять и не смог. В душе я его понимал — с искалеченной ногой не так-то просто найти мужчине подходящую работу. Место начальника цеха на очень солидном предприятии — несомненная удача. Это и утверждение собственного «Я», и размер заработной платы, и возможность в тепле, в нормальных и даже комфортных условиях выполнять непосредственно любимую инженерную работу в соответствии с избранной профессией. Наконец, работа начальника такого цеха, как цех АТС — это, безусловно, творческая работа. Что ещё надо?..

Особых упрёков за случившееся Нурахметов не получил и постепенно всё уладилось само собой. И вот — демарш.

Трудно вытягивать слова из Нурахметова. Взвинченный и накрученный сам собой — он цедит слова сквозь зубы, напряжённость на лице причудливо сочетается с маской странной отрешённости.

У меня такое ощущение, что это я виноват в том, что он покидает коллектив. Внутри меня закипает злость — мне хочется высказать всё, что я о нем думаю, но мне нельзя этого делать, я сдерживаю эмоции. Мои попытки докопаться до его души до истинных мотивов предпринятого им шага разбиваются о возведённую им броню. Наш разговор неуклонно скатывается в рамки банальной казёнщины.

— Что не устраивает вас в вашей работе…

— Я просто САМ не хочу здесь работать…

— Так может быть, останетесь работать просто, инженером…

— Нет, я увольняюсь совсем…

— И куда же вы пойдёте работать, если не секрет?..

— Я ухожу в строительную организацию, в СМУ Телефонстрой.

— Но там же командировки, там неустроенность быта…

— Ну и что, другие работают…

Нурахметов откровенно тяготится разговором, его раздражение нарастает. Нет у меня шанса, взломать его оборону. Становится очевидным, — решение им продумано основательно и принято окончательно. Струсивший полтора года назад Нурахметов так и не сумел преодолеть страх ответственности, всё время сопровождавшей его на АТС.

— Хорошо, я подпишу ваше заявление, готовьтесь передавать дела Гаврилюк Флёре… Но имейте ввиду, когда вы надумаете вернуться назад, если это будет от меня зависеть, я вас обратно на работу не приму.

Нурахметов знает, что я сдерживаю данные обещания, но и это предупреждение его не останавливает.

Досадно, на совершенно непредвиденном месте, возникла серьёзная кадровая прореха. Конечно, некоторое время Гаврилюк Флёра поруководит цехом, но на постоянную работу начальником она точно не согласится…

***

Несколько дней мы тщательно взвешиваем и обсуждаем с главным инженером способности потенциальных претендентов на руководство цехом. Совсем невелик выбор, а если говорить прямо — его просто нет.

У Макарычева что-то зреет… Знающий на предприятии «подноготные» всех и вся, он предлагает, на первый взгляд, ну совсем парадоксальный вариант:

— А что, если возглавить цех мы предложим Шмидту?

Я недоуменно вскидываю брови:

— Что ещё за Шмидт?.. Мне эта фамилия ни о чем не говорит.

— Ну как же, Виктор Васильевич! Он, сейчас, работает, в должности инженера, на новой АТС Северной промзоны. Вы с ним встречались.

У меня перед глазами выплывает серенький мужичишка с бесцветными глазами, какой-то неухоженный с виду, но очень внимательно слушавший указания, которые я давал ему при посещении новой станции.

— Александр Николаевич, ну какой же из него начальник — из него же так и выпирает необразованность, он же, по-моему, даже несколько слов связать не может, а только, при разговоре, мычит что-то невнятное…

— Э-э… не говорите так, Виктор Васильевич! Этот парень, с амбициями и характером, и специальное образование у него есть. Он, кажется, окончил техникум связи.

Да, действительно, в одном из тех, мимолётных разговоров, Шмидт успел сообщить мне, что мы с ним почти земляки. Он учился в техникуме во Фрунзе, в трёхстах километрах от Джамбула — моей родины, и там же, в Киргизии, несколько лет работал кабельщиком-спайщиком… Прямо так и выразил радость:

— Виктор Васильевич, а мы ведь земляки…

А Макарычев продолжает:

— Я считаю, что начальником цеха АТС должен быть, всё-таки, мужчина, а Шмидт уже достаточно поработал в цехе и хорошо его знает. Он достаточно твёрдый мужик и я имел возможность, на практике, проверить в процессе монтажа телефонной станции на УМР, как он может организовать людей и добиться от них исполнения порученной работы. В одном из разговоров со мной, он как-то выразился, что ему скучно просто работать на АТС. У него, Виктор Васильевич, есть стремление к росту, — он этого не скрывает…

Макарычев раскрывает своё видение на Шмидта со всех сторон и в его предложении просматривается явный резон. Ну а то, что на вид он невзрачненький — так, с лица же воду не пить…

Я не очень согласен с Макарычевым, что руководить цехом АТС должен, обязательно, мужчина, но и из женщин, работающих на АТС, лидера, пока, не просматривается, а если вообще, из мужчин выбирать, то их там, раз-два и обчёлся.

— Ладно, приглашайте Шмидта, посмотрим, чем он дышит.

С интересом рассматриваю сидящего передо мной человека. Из его личного дела знаю, — он всего на год старше меня, а вот выглядит гораздо старше. Этот вид придаёт ему рано начавшая лысеть голова, жёсткие, ещё непокорные, редкие, пегие волосы разрозненными пучками разбросаны по ней. Отсюда — и неряшливый вид, и невзрачность…

Но то, как он держится — мне нравится. Он, конечно же, знает, с какой целью его пригласили, безусловно, волнуется, но это волнение проскальзывает, если только тщательно присмотреться. Немногословный, он растягивает речь, подбирая слова, но мысли свои формулирует чётко. Приятная неожиданность — в общем-то, из тщедушного вида, с лица выбивается открытый смелый взгляд. Чувствуется внутренняя уверенность этого человека в своих силах и продуманная осознанность согласия на предлагаемую ему работу.

Задаю ему прямые открытые вопросы:

— Александр Семёнович, коллектив женский, требует особенных подходов к управлению, — не боитесь?..

Несмотря на тот опыт, который у вас имеется, вам придётся, очень многому учится вновь, и на ходу, — сможете?..

И вообще, как вы ощущаете себя внутри, — нагрузку ведь взвалите серьёзную, — справитесь?..

— Не боюсь!.. Смогу!.. Справлюсь…

Много дел у цеха АТС. Есть надежда, что Шмидт Александр Семёнович, действительно, сам поработавший и кабельщиком и монтёром, уверенно впишется во взаимоотношения с линейно-кабельным цехом, усовершенствует взаимодействие подчинённого ему кросса с бригадами линейщиков, найдёт общий язык с Висящевым.

И всё-таки, самой главной тактической задачей поставленной перед этим цехом остаётся, поставленная ещё в прошлом году, задача — нарастить монтированную ёмкость АТС-4.

Но и этого мало, для выполнения плана по установкам телефонов на первый квартал. Для этого, даже при появлении на АТС-4 свободной ёмкости, не хватит линий.

Поступившего оборудования по объектам развития достаточно и надо срочно форсировать монтаж стоек для включения спаренных телефонов на АТС-7 в Юбилейном микрорайоне. Очень уж там большой спрос на установку телефонов и возможности по спариванию телефонов, установленных у абонентов в многоэтажных домах, велики.

Ход выполнения этой работы и будет пробным камнем для вновь испечённого начальника цеха АТС — Шмидта Александра Семёновича.

Глава 7. Избирательная чёрствость экономиста

Случился казус. Фенин Андрей Алексеевич досадливо морщится и чертыхается на своих помощников. Оказывается, городскому предприятию дали неправильное название. Помню, при образовании Телеграфно-телефонной станции среди связистов тоже шли споры, — как же правильно?..

— Телефонно-телеграфная, — ведь количество телефонов на предприятии значительно превышает число телеграфных установок, или, всё-таки — Телеграфно-телефонная?

Сошлись — на последнем. Ведь, начало развитию электрической связи положил телеграф. Значит, этому слову, по праву и принадлежит первое место.

— Городская телефонная станция… — Нет, неправильно! Всё-таки, проводная линия начала использоваться гораздо раньше коммутатора. Да и основу городской связи составляют линии, — воздушные и кабельные, а ещё — всё более разветвляющаяся, телефонная канализация. Всё это, в целом — телефонная сеть. Значит и предприятие должно называться — Городская телефонная сеть.

Андрей Алексеевич сокрушённо вздыхает:

— Надо всё привести в соответствие. Придётся вашему кадровику вписать изменение по названию предприятия в трудовые книжки работников. Будет дополнительная запись.

— Ну что же, раз надо Андрей Алексеевич, — сделаем…

***

Несмотря на явственно ощущаемые, лежавшие на поверхности, видимые невооружённым взглядом, серьёзные успехи, достигнутые линейно-кабельным цехом, взаимоотношения Висящева с экономическим отделом, по-прежнему, напряжены. Не обходится без трений. Вот и сейчас, он возмущается бездушным отношением экономиста Мурносовой к работникам цеха.

— Ну как же так, Виктор Васильевич, — всем выплатили тринадцатую зарплату, а вот, кабельщику Муметжанову она не положена. А ведь он добросовестно, полный год, у нас отработал. Работал старательно и с желанием. Мурносова категорически против выплаты ему годового вознаграждения.

Я понимаю, что формально Курносова права — работающий у нас Муметжанов по особому договору с исправительным учреждением, где он отбывает наказание — конечно же, не входит в списочный состав коллектива. Личный вклад кабельщика Муметжанова весом в достигнутом успехе — это неоспоримо. Я тоже, на месте Висящева, не смог бы внятно объяснить — почему ему, за равный с нынешними товарищами труд, лишь на том основании, что он находится в чрезвычайных жизненных обстоятельствах — положено платить более низкую зарплату?

Ему и так, выплачиваются крохи — ибо, большая часть его заработка отчуждается исправительным учреждением. Большой срок отбывания наказания у Муметжанова. Как минимум, год он ещё может работать на телефонной сети и, безусловно, будет ей полезен. И очень немаловажно, чтобы и так наказанный судьбой, работал он в нашем коллективе с ощущением полноправного человека.

— Александр Дмитриевич, принесите мне представление, я подпишу.

Моя, положительная резолюция на документе — не является для Мурносовой достаточным основанием для исполнения. Она сбивчиво, ссылаясь на Коллективный договор, пытается доказать мне неправомочность принятого решения. И это, в отношении оценки труда достойно работающего человека с дефицитной и так нужной предприятию, профессией!.. Но она уже научилась чувствовать рамки, за пределы которых во взаимоотношениях со мной, переступать не следует. Случай с Муметжановым — не тот случай, из-за которого нужно идти на рожон.

— Хорошо, Виктор Васильевич, — под вашу ответственность… — многозначительно срываются с её губ слова с характерной хрипотцой.

Голос мой наливается металлом:

— Любая мелочь, происшедшая на предприятии — это моя ответственность. Сделайте так, чтобы законность при исполнении моего распоряжения нарушена не была.

Вечером этого же дня я с удовлетворением подписываю подготовленный приказ о выплате годового вознаграждения Муметжанову.

Вообще-то, с экономической точки зрения, положение предприятия после реорганизации оказывается довольно крепким. И экономист Мурносова, и главный бухгалтер Пильникова уже прошли школу реорганизации при разделении Городского узла связи на Почтамт и Телеграфно-телефонную станцию в 1976 году. Тогда, по многим экономическим позициям, в выигрыше оказался Почтамт с опытным Селиным С. И. оставшимся им руководить. Сейчас же, перед Управлением связи, они очень чётко обосновали, и смогли отстоять жизненно важные для нового старого предприятия параметры и фонды.

Заложенный базовый фонд оплаты труда позволяет, уже в начале года, ключевым работникам Городской телефонной сети назначить различные доплаты к установленным должностным окладам.

Такие доплаты получают 37 специалистов. Это, все — рядовые работники и инженеры. Многие из них получали доплаты и ранее — за расширенную зону, за высокое профессиональное мастерство, за совмещение профессий.

Но вот, чтобы установить доплату к окладу начальнику цеха — такого на Телеграфно-телефонной станции не было с начала её основания. А ведь, именно эта прослойка специалистов — руководителей, на своих плечах, в условиях, постоянных, высоких психико-эмоциональных нервных перегрузок, организует физическое исполнение возложенных на предприятие задач.

Но, почему-то, уровень растраты душевных сил, как правило, присутствующий у руководителя фактор стресса, при постоянном общении с людьми, находившимися в подчинении, и особенно, с людьми, потребляющими услуги предприятия — не принято оценивать адекватно в денежном выражении. Наверное, поэтому — вряд ли, в ближайшее время, на руководящие должности цехового звена на предприятиях связи, да и не только на них, возникнет хотя бы маломальский конкурс.

Сначала, я над этим особенно не задумывался. Но с некоторых пор, мне совестно, что по-прежнему, уже без всяких сомнений, мой самый преданный делу и самый лучший начальник цеха — Висящев Александр Дмитриевич, в материальном плане, оценивается хуже других моих начальников, на деле, являясь для меня самым ценным помощником и человеком, безусловно, самым надёжным, из окружающих меня людей.

Он, умный человек и конечно понимает разницу в весе своего груза и груза, к примеру, начальника цеха радиоузла. Но он ещё, ни разу не заикнулся передо мной о размере своей заработной платы. Скромный самодостаточный человек, возится с самой большой своей приобретённой ценностью — жёлтым Запорожцем, постоянно его ремонтирует. А ведь у него — трое взрослеющих дочерей…

Заморочки условий премирования до сих пор не позволяли мне выделить его по уровню заработной платы, но сейчас, когда возглавляемый им цех, наконец, вышел на НУЛЕВОЙ уровень повреждений, я просто не могу не внести коррективы в систему оплаты труда Висящева. И как хорошо, что я это могу сделать до того, как он меня об этом попросит, хотя, вероятность такого шага со стороны Александра Дмитриевича — бесконечно мала.

Обсуждая этот вопрос с Макарычевым, встречаю его полное одобрение.

Подключаем к обсуждению Мурносову. Это совсем необычно для неё, но едва вникнув в суть вопроса, она тут же, соглашается с моим предложением.

— Мы ему сделаем надбавку к окладу. Сколько скажете, столько и дадим — с готовностью произносит она.

Теперь уже, и даже для Мурносовой, очевидно, что Висящев, бесспорно, внёс наиболее весомый вклад, в ходе решения задачи по выводу предприятия из затяжного кризиса. Вот только, почему она, как экономист, ходатайствуя передо мной о повышении заработной платы многим, часто, даже, абсолютно незаметным работникам — ни разу не упомянула о необходимости справедливо оценить труд самого ключевого начальника цеха…

— Ну вот, и решили! Надбавку устанавливаем на весь год, в размере — 25 рублей к окладу. Это для него будет ощутимой прибавкой. Александр Николаевич, — сообщите Висящеву это известие. Мне самому сказать об этом ему как-то неудобно…

Валентина Васильевна и тут остаётся самой собой:

— А может, стоит и другим начальникам цехов установить надбавки?..

— Нет, — отрезаю я.

Глава 8. Кому, на самом деле, наказание?

Планы и намерения на ближайшее будущее рушатся в один миг. Прямо на работу мне доставляют повестку из военкомата — в ней указана необходимость срочной явки. Я досадливо морщусь. Опять военком Порошкевич, потрясая полномочиями военного ведомства, будет выбивать новые установки телефонов, для нужд военкомата, на голом месте.

На деле, всё гораздо серьёзнее. Называется статья Закона, в соответствии с которой я обязан пройти двухмесячные армейские сборы переподготовки для офицеров запаса. Тут же, вручается направление для прохождения медицинской комиссии — и… время пошло. Чётко работает военкомат.

Бессмысленно гадать — толи это мелкая месть облвоенкома Порошкевича неуступчивому руководителю — связисту, толи, действительно — плановая подготовка офицерского состава. Суть дела не меняется. Призвать меня на военную службу у государства есть все основания.

Глупо отказываться. За время нахождения в мобилизационном списке офицеров запаса первой категории — вероятность призыва всё время будет нависать дамокловым мечом. Так лучше, уж раз требуется, — отслужить и потом, быть спокойным, по крайней мере — в мирное время. Тем более, что и призыв-то данный — не на полную службу, а на рядовую переподготовку.

Вот только, время выбрано крайне неудобное. И эта реорганизация на работе, и положение моей семьи, и собственное самочувствие…

Я твёрдо решаю для себя — уклоняться не буду.

Докладываюсь о видах на себя — военных, первому секретарю горкома Дымченко и Генеральному директору ОПС (теперь это не ПО ОПТУС, а ОПС — Областное предприятие связи) Фенину Андрею Алексеевичу. Не вижу с их стороны озабоченности. Это и понятно, они реально ощущают — связь в городе стабильна как никогда. Да и главный инженер показал, что справляется с делами во время моих отпусков — а два месяца — не такой уж великий срок, и за два месяца — он справится.

Но вот как я о своём решении скажу жене… После декретного отпуска она уже в полную силу работает на Автоматической междугородной станции (АМТС) и вот, на целых два месяца, я оставляю её одну, с двумя малолетними детьми.

Олечке — три с половиной года, Лене — нет и трёх. Благо — рядом находится детский садик, метрах в трёхстах от дома. Благо — дети не болеют и с удовольствием в этот сад идут. Но как, их двоих, тащить туда — как их, забирать вечером? Ведь на улице — зима. Детей надо хорошо и тепло одевать — что тоже, не просто… Необходимо забежать в магазин, отстоять в очередях, запастись продуктами… Как всё это сделать одной?..

Сейчас, наши дети — поделены, я, большей частью на руках, уношу Лену в садик, вечером же, медленно топая кривыми ножками, пухленьким медвежонком, путь домой она, уже часто совершает сама, хотя надо обладать терпением и волей, чтобы побудить её к этому. С Ольгой — несколько проще, хотя и она тоже, может проявить капризы.

Рома воспринимает необходимость моего отъезда стойко. Но я вижу в глазах её растерянность и даже, беспомощность. Она, тоже не может взять в толк — как ей, одной, управляться с двумя маленькими дочурками. После длительного отпуска по уходу за детьми ей даже в голову не приходит мысль — взять отпуск без содержания. Она просто не может себе этого позволить, ибо у неё тоже, масса накопившихся на работе проблем — смотрит на меня потерянными глазами, дрожат у неё губы, — но она не позволяет себе плакать.

Ей, действительно, никто не поможет, ни всё ещё работавшая на своём элеваторе мать, ни перегруженная собственными проблемами — сестра. Но она видит мою решимость и смиряется со сложившимся положением. Ей, после перенесённых операций, с очень сильно севшим зрением, категорически нельзя носить тяжести.

Рома не может представить — как будет управляться с Леной. Всё ещё, смутно представляя всю тяжесть, вдруг, свалившегося на неё груза, — Рома, собрав всю свою волю в кулак, успокаивает саму себя — ладно, как-нибудь справлюсь…

До меня, наконец, доходит, — что со мной сделается в этой командировке? Это не меня, это мою жену военкомат наказал, — и наказал сурово! За что?..

Рома даже не напоминает о том, что я могу представить в военкомат документ о наличии двух малолетних детей, который, наверняка, может отменить мой «призыв». Она тонко чувствует, что не в моем характере — делать подобные шаги, и не осуждает меня за это.

— Не беспокойся… — справлюсь, пытается она бодриться…

Рома переключает внимание на моё состояние. Она видит, что сам я болен. Вот уже две, недели беспрерывно кашляю. От частых изматывающих спазмов горит горло, верхняя часть груди. Нет времени пойти в больницу, да и не любитель я — созерцать белые халаты.

Лечит меня жена подручными средствами — горчичниками, травками, да горячим, чаем с малиной. Правда, в последние дни кашель идёт на убыль. Во время прохождения медкомиссии, рассматривая снимок после рентгена, врач всё же констатирует что — «лёгкие в норме», но сокрушённо качает головой

— Вам надо лечиться — у вас же бронхит…

— Уже проходит — легкомысленно роняю я, — мне надо в армию.

Не пытаюсь даже себя разубеждать — внутри меня, действительно, находится сила, неудержимо влекущая в армейскую жизнь. В этой силе, и несбывшиеся детские и юношеские мечты об армии, в этой силе и необходимость оторваться от сумбурности неожиданной реорганизации, и хоть в неординарной обстановке, но осмыслить внутреннюю неудовлетворённость недавним назначением. В этой силе — настоятельная потребность самому почувствовать, наконец — что же такое — армия?

Я чётко понимаю жестокость своего решения по отношению к жене, но не могу ничего с собой поделать…

***

Даны последние наставления Макарычеву, Висящеву. Самое главное, что от них сейчас требуется — подготовиться к паводку, который обещает быть обильным. Как никогда — хорошая основа заложена, буквально завоёвана для этого. 25 февраля — на сети всего лишь, одно кабельное повреждение.

Много снега на улице. В обеденное время на нём, ярко освещённом солнцем, уже начинающим наливаться весенним жаром — в образовавшейся поверху корочке, зримо начинают поблёскивать капельки возрождавшейся воды. Пройдёт полмесяца, и опять, на ГТС начнётся битва с коварной, проникающей всюду, влагой. На этот раз, эта битва пройдёт без моего участия. И мне очень тревожно за её исход.

Билет в кармане. На груди, под тёплым свитером, приклеены два согревающих перцовых пластыря. Всё ещё кашляющий, с всё ещё взмокающим от пота — лбом, я пристёгиваю себя ремнём к креслу, готовившегося взлететь, самолёта.