Новый Ванапаган из Чёртовой Дыры
«Новый Ванапаган из Чёртовой Дыры» («Põrgupõhja uus Vanapagan») – одно из последних крупных произведений писателя.Религиозно-мистическая тема романа имеет множество подстрочных смыслов, а юмор и живое повествование придаёт неповторимый колорит произведению. Новый перевод серьёзным образом отличается от предыдущих, изданных ещё в советский период, и является, по мнению эстонских филологов, более точной версией оригинального авторского текста.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Новый Ванапаган из Чёртовой Дыры предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
III
Жизнь обитателей Чёртовой Дыры стала ещё безотраднее, так как весенних работ на полях прибавилось. Антс требовал скорейшей отработки за отданную скотину и продукты, в противном случае грозился всё отобрать. Так как отрабатывать проходилось на барщине, то силы Ванапагана оказались на исходе. Но и тут находчивый Антс предложил выход. Он сказал:
«Тебе нужно нанять себе батрака, куда деваться. Но будь бережлив, найми лишь жене помощника по хозяйству, так что сам тогда сможешь полностью заняться отработкой мне. Потом видно будет, как получится; если нужно, наймёшь и батрачку, чтобы был весь хуторской люд — хозяин, хозяйка, батрак и батрачка».
«Пастуха не хватает», — рассудил Юрка.
«Сначала стадо, потом пастух», — поучал Антс. «Для одной тощей коровёнки, ягнёнка и котёнка пастуха заводить — так голодным останешься».
«Вроде бы так».
Итак, нанял Юрка себе батрака, который отправился ковыряться на его пашенке, а сам продолжил горбатиться на Антса, словно к нему в батраки нанялся. Надумал было Юрка переложить на своего батрака конные барщинные дни24 и работу скотником и пастухом, чтобы отработать полученное от Антса имущество, но последний с этим не согласился, объяснив:
«Корову и лошадь взял ты, сам своим трудом и отработаешь, как положено».
Делать нечего, сам Юрка у Антса остался, батрак же с его старухой в Чёртовой Дыре, словно это была его, а не Юркина, жена. И так дни сменялись неделями, а Юрка даже не знал, что именно происходило в Чёртовой Дыре. Хотя кое-что до него оттуда и доходило, но всё больше со слов очевидца Антса, поскольку он забредал по делам и в тот край. Наконец, охватила Юрку такая тревога, что глубокой ночью сбежал он в Чёртову Дыру. Но когда он захотел войти в дверь, та оказалась запертой. Юрка постучал и, когда никто не пришёл открывать, выломал дверь. В тот миг, когда он ступил в избу, батрак вымахнул в окно. Юрка сунулся за ним следом, но окошко оказалось для него чересчур мало. В гневе он хотел разломать оконный проём, но вовремя сообразил, что не стоит разваливать дом из-за голозадого батрака. Через разбитую дверь он пустился за беглецом, но тот уже во все лопатки удирал в лес, поэтому Юрка вернулся назад в комнату, где шагнул к постели старухи. Она спала. Спала сном праведницы.
«Жёнка!» — крикнул Юрка так, что содрогнулись стены избушки.
«Муженёк, миленький!» — воскликнула Лизете, просыпаясь, таким нежным голоском, какого Юрка никогда ещё прежде не слышал. «Как раз ты мне сейчас снился, будто приехал ты верхом на огромном вороном жеребце, у того из ноздрей с храпом дым и пламя».
«Что этот батрацкий бездельник здесь в комнате делал?» — перебил Юрка старуху.
«Миленький, о каком таком батраке ты говоришь? Я же тебя во сне видела».
«Почему не открыла, когда я стучался?»
«Я ничего не слышала».
«Но я выломал дверь, а батрак вымахнул в окно».
«Ах он, озорник этакий», — выругалась Лизете. «Я же с вечера оставила окошко открытым, чтобы приятнее спалось. Ну, возьмусь я завтра за него».
«Скажи ему, что если я его ещё раз в избе застукаю, то убью».
«Верно, муженёк, это бы ему и впрямь не помешало, большего он не стоит. По правде говоря, и этого он не стоит, — ведь шкуру с него, как с медведя, не снимешь».
«И с медведя не стоит шкуру снимать, поскольку её другие себе заберут», — рассудил Юрка.
«Если ещё одного медведя убьёшь, то повесим шкуру на чердак сохнуть. Оттуда никто не догадается её у нас отнять», — утешала его Лизете и добавила: «А то мог бы теперь со мной ненадолго прилечь, но кто тогда дверь починит. Батрак на это как мужик не годится. А без двери совсем никак не обойтись, хоть и летняя пора».
«Пожалуй, не обойтись», — согласился Юрка и в ночном полумраке приступил к починке двери. Когда он справился с работой, то заторопился к Антсу, поскольку там вставали рано. Итогом всего похода Юрки домой стали поломка да починка двери, и ничего другого.
«Эх, не вышло у меня батрака пристукнуть», — с сожалением размышлял он на обратном пути. Но вскоре он забыл про своё сожаление, поскольку предстоял напряжённый труд, который не оставлял времени на размышления.
Ночи стали уже длиннее, когда он однажды вновь предпринял поход в Чёртову Дыру. Он потихоньку вошёл в избу, поскольку дверь теперь была открыта. Осторожно приблизился к постели старухи, но когда, наконец, вытянул руку, чтобы нащупать ложе, то обнаружил, что оно пустое. Куда же делась старуха? Уж не дала ли дёру с батраком?
Юрка вышел наружу и полез на чердак искать постель батрака, но нигде ничего не нашёл. Зашёл в хлев: лошадь, корова и овца были на месте. Во дворе навстречу ему вышел котёнок и в ужасе дал стрекача за угол избы. Юрка призадумался. Наконец, он потерял терпение и крикнул, позвал несколько раз, всё громче и громче. Теперь оттуда, куда убежал котёнок, вышла старуха.
«Ты где таскаешься по ночам?» — спросил Юрка.
«Ну и чудной же ты, муженёк. Прокрадёшься домой иногда, словно тать в ночи, и сразу допрашивать, где я хожу. Сам знаешь, куда ночью ходят, когда прижмёт».
«Где батрак?»
«На чердаке он, где ещё. Чего ты от него-то хочешь?»
«Я спрашиваю, где он? Нет его на чердаке».
«Тогда он, должно быть, шляться ушёл».
«Вот я и думаю — ты шляешься, отчего же и батраку нельзя, а дом стоит брошенный».
«Как же брошенный, когда я здесь», — возразила Лизете.
Но тут Юрке пришло на ум, что за жилой ригой, в нескольких десятках шагов от дома, стоит сенной сарай, и что жена, должно быть, вернулась оттуда. Юрка потопал туда.
«Куда ты пошёл?» — спросила Лизете.
«Пойду, гляну, сколько в сеннике на ниве сена».
«Да потом глянешь, заскочи в избушку на чуток».
«Нет, я хочу увидеть прямо сейчас», — сказал Юрка и продолжил путь. Теперь попавшей в переделку жене пришлось пойти за мужем следом и громким голосом выговаривать:
«Да что тебе такое на ум взбрело, что посреди ночи лезешь на сено смотреть. В сеннике его ещё немного, копны ещё не свезены».
Но Юрка бросился бежать, а Лизете следом, крича:
«Муж, а муж, ты с ума спятил!»
Юрка действительно обезумел. Пыхтя, он добрался до сеновала как раз в то мгновение, когда батрак собирался оттуда сбежать. Но Юрка схватил его одной рукой за шиворот и отбросил, словно сена пук, назад в дверной проём сенного сарая. Сам же начал поспешно закладывать вход лежащими тут же дровами.
«Муж, окаянный, ты это чего задумал?» — закричала Лизете.
«Скоро увидишь», — ответил Юрка.
«Тогда и меня туда впусти», — запросилась в сарай Лизете.
«Тебя я потом прикончу», — пропыхтел Юрка и оттолкнул старуху в сторону.
Замуровав вход в сенник, Юрка достал из кармана спички. Снова взмолилась старуха, но Юрка, не обращая на неё никакого внимания, запалил сарай. Благодаря сильному ветру, сенник превратился вскоре в одно трескучее алое море огня. Пламя охватило и растущий рядом можжевельник, пожирая его с громким треском. Юрка заржал было своим, словно громыхавшим из бочки, смехом, но затем молча уставился на огненный шквал. Лизете сидела неподалёку на краю нивы и рыдала. Когда всё было кончено, а от сарая остались лишь тлеющие угли и куча дымящихся головешек, Юрка подошёл к старухе и сказал:
«А теперь, матушка, пойдём домой».
Но Лизете со своими заплаканными глазами вскочила с края поля, бросилась Юрке на шею и сказала:
«Теперь ты и сам видишь, что я тебе всё ещё дорога».
«Вроде бы так», — рассудил Юрка и после некоторого раздумья добавил: «Когда прикончу тебя, станешь ещё дороже. А вот сарай и сено жаль».
«Не жалей ничего. Кто знает, на кой всё это добро было нужно», — утешала старуха.
Когда утром Юрка явился к Хитрому Антсу, то рассказал там, что ночью кто-то спалил его сенник у нивы, много сена сгорело. Хорошо ещё, что ветер отнёс пламя в сторону, а так бы и вся усадьба сгорела. Они со старухой обсудили, что кто бы это мог сделать, и в конце концов «рискнули» предположить — уж ни парнишка ли батрак со своей самокруткой, поскольку вечером тот собирался идти поспать на свежем сене, а ночью нигде его было не сыскать. Там видно будет, явится он к утру или нет.
Но тот не появился, так как ближе к полудню Лизете принесла Юрке весточку, что парень пропал. Теперь известили полицию, но там посчитали, что следует немного обождать, когда огонь полностью потухнет, а то нельзя же на кострище искать. Хорошо бы прошёл ливень, который потушил бы пламя.
Однако вечером они уже были в Чёртовой Дыре и начали ковырять пепелище. Снизу извлекли ещё несгоревшее сено, а под ним нашли батрака — конечно, мёртвого. Как и почему батрак оказался под сеном, объяснить было сложно. Ведь он мог выскочить из сарая. И если бы огонь застал его врасплох во сне, так что у него больше не было бы возможности спастись, то и под сеном он не оказался бы. Но в одном сомнения не было: огонь был делом рук самого парня, посторонних здесь не было. Когда проснулись хозяева? А хозяин ещё и глаз не смыкал, поскольку шёл от Хитрого Антса, шёл на жёнушку свою взглянуть и уже издали увидел, что полыхает пожар. Побежал, потому как подумал, что усадьба горит, но когда добрался, то увидел, что лишь сенной сарай. Забарабанил в дверь, но жена спала и ровным счётом ничего не знала.
«У меня ноги сразу подкосились, как услышала, что пожар», — посетовала Лизете.
Провели следствие и дознание, опросили да обсудили — тем всё и закончилось. Только что Юрке пришлось искать себе нового батрака либо подёнщика25. Говоря об этом с Антсом, он сказал:
«Парня мне больше не хотелось бы, спалит потом дом своей цигаркой».
«Что ты думаешь про нашу Юулу?» — спросил Антс.
«Про Юулу?» — призадумался Юрка. Конечно, эта сгодилась бы, поскольку Юула была дородная и выносливая, с большими ручищами и толстыми ногами, могла лошадь запрячь, и была по силам выполнить любую мужскую работу. Кроме того, она слыла большой мастерицей метать стога, хотя её и считали слегка глуповатой.
Юрка помог ей как-то спуститься с нового большого стога сена, потому что только у него хватило силы удержать Юулу на весу. Потом они оба хохотали, как двое сумасшедших, и Юрка тогда подумал, что вот бы ему такую жену, как Юула, а не такую доходягу, как Лизете.
«Юула и мужику в поле не уступит, и уж цигаркой либо трубкой нe задымит», — нахваливал девушку Антс.
«Пожалуй, не задымит», — рассудил и Юрка.
Таким манером и сговорились: Юула вместо сгоревшего парня отправилась в Чёртову Дыру, а сам Юрка по-прежнему остался гнуть спину на Антса, добро своё отрабатывать.
«Поглядим, неужто и меня в Чёртовой Дыре поджарят», — дурашливо смеялась Юула, отправляясь в дорогу к новому месту службы.
«Ты сама кого угодно поджаришь», — сказал Юрка.
«Хозяин мог бы меня и до места проводить», — засмеялась Юула.
«Жаль день из-за тебя тратить, ступай-ка ты сама», — сказал Антс. «Как раз камни возим с парового поля — кого я вместо Юрки поставлю, если он тебя провожать пойдёт?»
Конечно, Антс был прав. Вместо Юрки поставить было некого. Не было и в помине мужика, подобного Юрке. Это Юула отчётливо почувствовала в тот краткий миг, когда Юркины руки подхватили её со стога сена. Потому-то она и смеялась как сумасшедшая. Ведь нет большего счастья, чем знать, что есть ещё на свете такой, как Юрка, человек. Как схватит тебя, так сразу почувствуешь, что словно в тиски попал.
Но когда Юула ушла в Чёртову Дыру, в Юрке случилась странная перемена: он тоже стал туда рваться. Раньше он про жену как-то и не вспоминал, а тут вспомнил. Причём лишь другие, а не он сам, это заметили.
«Юрка, принялся ты в Чёртову Дыру сновать», — сказал Антс. «Чего там случилось?»
«Бабы без присмотра — поэтому», — молвил Юрка.
«Всё у тебя заботы — сначала с батраком, теперь с девчонкой».
«Вроде бы так».
Но у Лизете было своё понимание вещей. Она спросила мужа:
«Что за девку ты мне прислал? Будто малость придурковата, а пашет за двоих батраков. И меня начинает подгонять, словно она в доме хозяйка».
Ничего не ответил Юрка жене, но сердце его зашлось от безмерной радости. И с этих пор он стал всё реже появляться в Чёртовой Дыре. Вскоре бросилось Лизете в глаза, что Юула днём сонная, будто не высыпалась по ночам. Что бы это могло быть? Она стала следить за девушкой: та же, вместо того, чтобы вечером ложиться спать, крадучись уходила из дома. Куда бы это она могла ходить? В следующий раз, когда Юрка заявился в Чёртову Дыру, Лизете сказала ему:
«Девка по ночам шляется, не остаётся дома, а днём сонная».
«Ох, скажу я ей», — ответил Юрка.
«Ради Бога, и не заикайся!» — попросила Лизете, — «а то, как останемся вдвоём, набросится на меня, потому что сразу сообразит, что это я рот раскрыла. А я, между прочим, и знать не знаю, где она да с кем…»
«Что тебе до чужих дел».
«Как же она чужая, если у нас в доме живёт».
На том и закончилось. Юрка пообещал, что не вымолвит девушке ни слова. А девушка была временами слегка сонная, но работала как для самой себя. Прошли недели. Теперь Лизете заметила, что Юула не может больше есть, поскольку её постоянно тошнит. И когда начала расспрашивать девушку, то узнала, что та беременна. От кого? Этого она сказать не может, никак не может.
При первой возможности Лизете рассказала обо всём Юрке и спросила, что делать. Но тот остался невозмутимым и, подумав немного, сказал:
«Ну что же, такое уж время настало, что раз у замужних нет детишек, то пусть тогда у девушек будут. Присматривай, чтобы она на работе не надрывалась, а то кто знает, чего да как».
«Ах, так из-за того, что у меня своих детей нет, я должна уже начать чужих ещё до их рождения пасти!» — воскликнула Лизете.
«Вроде бы так», — ответил Юрка. «Ты не можешь ни от своего, ни от чужого ребёнка родить, а…»
«Ты глянь! Да, не могу и не хочу!» — перебила Лизете. «Мне даже на земле-то жить не хочется, на кой мне тогда здесь эти дети».
«Хочешь сломя голову в рай попасть, а?»
«А хотя бы и в рай».
«Ступай хоть в ад. Но до тех пор, пока ты живёшь на земле, ты обязана заботиться о детях. А если нет собственных, то присматривай за чужими».
«Послушай, старик, с чего это у тебя вдруг такая тяга к детям?»
«Я человек, я смертен и хочу обрести спасение26 — поэтому», ответил Юрка.
«Уж не от Антса ли ты этой премудрости набрался, а?»
«Я в церковь хожу — там».
«Так, значит, оно! Ванапаган из Чёртовой Дыры в церковь ходит!»
«Хожу в церковь и учусь петь».
Лизете смеялась до икоты, поскольку решила, что муж шутит. Но когда она, наконец, увидела, что ему не до шуток, на сердце её легла печаль. Как же ей оканчивать свои дни на земле, если муж превращается в посмешище среди людей! И печаль её возрастала по мере того, как дело у Юулы подходило к разрешению от бремени, потому как Юрка начал всё больше опекать девушку. Если поначалу Лизете считала, что муж стал чаще наведываться домой из-за неё, то вскоре не было ни малейшего сомнения, что причиной этому — Юула и её будущий ребёнок. Так закралось в сердце Лизете дьявольское подозрение, что, пожалуй, её муженёк и есть отец ребёнка Юулы, и что у тех были летом свидания в лесу. Лишь она, глупая, вовремя не догадалась об этом, иначе смогла бы застичь их на месте. Таким образом, однажды она сказала Юуле:
«Ага! Теперь-то мне ясно, кто отец твоего ребёнка».
«Поди знай», — ответила Юула.
«Юрка!» — выкрикнула Лизете.
«Сам сказал, да?» — спросила Юула.
«А иначе чего он так шибко о тебе хлопочет. Да знаешь ли ты, кто такой Юрка? Ванапаган. Ты произведёшь на свет дитя Ванапагана».
Юула зашлась смехом, а потом сказала:
«Все хозяева Чёртовой Дыры Ванапаганы, однако дети у них такие же, как у других людей».
«Юрка — настоящий Ванапаган», — уверяла Лизете.
«Все говорят, что он новый Ванапаган», — толковала Юула. «Но мне это всё равно, будь он хоть сам Всевышний. Главное, что он мужик, который сильнее меня, слабаков-то я не люблю. Делает со мной, чего его душе угодно, и ничегошеньки я с собой поделать не могу».
«Чертовка ты бесстыжая!» — с лютой ненавистью выкрикнула Лизете.
«Не чертовка я, хозяюшка», — возразила Юула, — «поскольку у меня ребёночек будет. Увидишь, что ещё и двойня, так что…»
Трудно представить, чего натворила бы разъярённая Лизете, поскольку ей вспомнилось, что приключилось с батраком. Но вовремя подоспел Юрка, и теперь зубовный скрежет обрушился на него.
«Эта бесстыжая здесь сказала, что ты отец ребёнка», — набросилась Лизете на Юрку.
«Не я это сказала», — поправила её Юула. «Хозяюшка говорит, что хозяин сказывал, что он отец моего ребёнка. А я сказала, что, пожалуй, даже двойня».
Юрка стоял и дожидался, чем закончится перебранка между бабами.
«А ты что, язык проглотил?!» — крикнула ему Лизете.
«Вроде бы так», — молвил Юрка.
«Так вот почему ты так шибко о Юуле хлопочешь», — говорила Лизете.
«Да кто его знает», — пробубнил в ответ Юрка.
«Обоих бы вас на огне сжечь!» — крикнула Лизете.
«Уберусь-ка я лучше от греха подальше», — сказала Юула.
«Ты остаёшься», — решил Юрка.
«Тогда я ухожу!» — прорычала Лизете. «А тебе, муженёк, я ещё подпущу шпильку».
«Не подпустишь», — сказал Юрка, — «я тебя прежде прикончу».
«Пусть живёт», — сказала Юула и коснулась Юркиной руки, и он тогда рассудил:
«Видишь, старуха, ради этой женщины я дарю тебе жизнь».
«Не хочу я твоих подарков!» — завопила Лизете. «Убей меня, прикончи меня на этом самом месте! Лучше я в ад отправлюсь, чем буду здесь жить!»
«И отправляйся», — сказал Юрка, — «если не хочешь земной жизнью жить».
«И отправлюсь!» — рыкнула Лизете. «А тебе, Юула, я скажу, чтобы ты знала: Юрка сам сжёг свой сеновал и батрака — у входа сторожил, чтобы парень не выбрался».
В избе надолго воцарилась тишина. Затем Юула вразвалочку подошла к Юрке и спросила:
«Это правда?»
«Правда».
«Почему?»
«Спал со старухой».
«А Юула с тобой спала, теперь и её нужно сжечь!» — завопила Лизете.
«У Юулы ребёнок, а у тебя по сей день ни черта», — пояснил Юрка.
«Эта премудрость у тебя тоже из церкви, а?» — спросила Лизете.
«Из Священного Писания», — ответил Юрка. «Плодитесь и размножайтесь»27.
«И ты, Юула, останешься с этим душегубом?» — взывала Лизете к девушке.
«Он отец моего ребёнка», — отвечала та.
«Ну, тогда я вас обоих сдам в руки полиции», — пригрозила Лизете.
«Почему?» — спросил Юрка.
«Потому что батрака сжёг».
«Не я сжёг».
«Ты же сам только что сказал Юуле, что сжёг».
«Ничего я такого не слышала», — заверила Юула. «Смотри, как бы это не ты сама сарай запалила, а не то придётся тебя саму в полицию сдать».
Лизете была сражена — эти двое держались вместе. Она застонала:
«Я умру от ненависти».
«Если ты и помрёшь, то от злобы своей помрёшь», — сказала Юула.
Но Лизете больше не отвечала. Она слегла в постель и сказала, что будет ждать смерти. Другие пускай живут, а она больше жить не хочет. От жизни у неё сплошные разочарования. Так она и лежала целыми днями: не принимала из рук Юулы ни пищи, ни питья, сама не произносила ни слова и на вопросы других не отвечала, и даже для Юрки, если тот приходил её проведать, оставалась глуха и нема. И лежала до тех пор, пока одним прекрасным днём Юула не обнаружила, что хозяйка мертва. Ничего другого не оставалось, как вскипятить воду в котле и обмыть тело, чтобы чинно водрузить на помост для покойника. Помощь была не нужна, потому что и при жизни-то хозяйка была худенькой, а по смерти ещё более иссохшей, так что Юула управилась со всем в одиночку. После обмывания тела она отправилась уведомить Юрку, так что покойница осталась хозяйничать и домовничать одна. Именно так и подумалось Юуле: хозяйничать и домовничать.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Новый Ванапаган из Чёртовой Дыры предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
24
Конные барщинные дни (эст. hobuse-ja lehmapäevad) — трудовая повинность, когда у хозяина работает человек с лошадью или быком.
26
Обрести спасение, спасти свою душу, быть спасённым (эст. õndsakssaada) — именование, прилагаемое ко всякому человеку, стремящемуся вести праведную и справедливую жизнь. Согласно Новому Завету, спасение совершается через веру и покаяние в своих грехах. Считается также, что своими собственными силами человек не может обрести спасение.
