Вероника. Том 1

А. Т. Берстень, 2020

Веронике двенадцать лет. Она любит гулять с друзьями, снимать смешные ролики в Тик Ток и играть по сети на приставке. Неожиданно она оказывается в прошлом. В первые же мгновения ее закручивает череда странных событий: новые друзья становятся невидимыми по вине Вероники. Веронику ищет девочка, как две капли воды похожая на нее. И ждет помощи в борьбе с могущественной волшебницей. Чем больше девочки узнают о волшебном мире и их роли в большой борьбе со Злом, тем больше поразительных открытий делают они о самих себе. А загадочное Зло так искусно маскируется под маской добра, что каждый шаг приводит к новым приключениям и неожиданным поворотам. Мир прошлого, на первый взгляд, полный привычных людей, постепенно раскрывает новые тайны: обычные жители имеют не только свой характер, но и свою особую сущность. Проявившись, она нередко бывает пугающей, а иногда – чудовищно опасной.

Глава 7

Проснулась я от тихого стука в дверь и незнакомого звонкого голоса:

— Верочка! Вставайте, моя дорогая, пора отправляться в гимназию!

Я рывком села в кровати. Потребовалась минута, а то и две, чтобы сообразить, где я нахожусь, чей это был голос и почему на мне странное белое платье до пят с завязочками у подбородка.

Почему-то ответы пришли в обратной последовательности. Сначала вспомнилось про платье, как накануне Аксинья торопливо запихивала меня в него, опасаясь,"как бы я не простыла", а затем туго завязала все тесемки, чтоб"все было, как положено". Затем, будто по логической цепочке, пришёл ответ, чей это был звонкий голос — конечно, Антонины Семеновны! Я сразу представила, как, произнося эти слова, она потряхивала своими кудряшками на лбу, что казалось, это они звенят, как колокольчики. И только потом, когда припомнились все эти мелкие детали, на меня свалилось главное воспоминание — где я. В прошлом! Добрых сто, а то и сто двадцать или сто пятьдесят лет назад! Я только теперь поняла, что даже не сообразила вчера спросить, какой на дворе год. Впрочем, как бы я могла задать такой вопрос?

Я ощупала свою почти зажившую губу (она уже совсем не болела) и схватилась руками за голову, словно бы пытаясь впихнуть таким образом в сознание то, что отказывалось в него вмещаться, и меня охватила лёгкая паника, как перед годовой контрольной.

Мама лежала тут же рядом со мной и, очевидно, спала мертвым сном, так как ни мои движения, ни звуки за дверью никак не потревожили ее отдыха, она даже позы не сменила, спала, как на пляже, раскинув в стороны ноги и заложив руки за голову.

— Мамочка, — тихонько позвала я. Она не отреагировала и только, когда я потрясла ее за плечо, с трудом разлепила веки.

Ей тоже понадобилось, какое-то время, чтобы понять, где мы находимся и вспомнить события вчерашнего дня, и я уловила ее еле заметное движение — как она поборола желание накрыть голову подушкой. Справившись с собой, она привстала на локтях и спросила.

— Не знаешь, который теперь час?

Я ответила, хотя про себя усмехнулась тому, что мама невольно переняла здешнюю манеру речи.

— Не знаю точно, но думаю, в районе семи. Антонина Семёновна сейчас стучала, говорит, пора в гимназию. Надо собираться!

Мама потерла кулачками глаза и помотала головой:

— Нет, кролик, я с тобой в школу не пойду.

Я испуганно вцепилась в нее:

— Как это, мам?! Мы же договорились не разделяться. Самое страшное будет, если мы потеряемся!

Но мама, уже вполне проснувшись и разобравшись в ситуации, кажется, твердо приняла решение.

— Ну, сама подумай? Зачем я тебе в школе? Ты поедешь с Кити, а меня только стесняться будешь, ведь тебе предстоит общаться с одноклассницами. Она тебя не бросит, да и, в любом случае, тебе следует запомнить этот адрес, ты же можешь быть уверена, что тебя ждут. А вот от меня будет куда больше пользы, если я попробую сама разведать обстановку. Я здесь невидима и мне ничего не грозит. И в дом я всегда смогу проникнуть, надо будет только дождаться, чтобы кто-нибудь входил или выходил. А ещё, я уверена, что из заднего двора есть дверь на кухню, которая вообще никогда не закрывается.

Мама мне подмигнула и, выбравшись из кровати, принялась одеваться. Я хоть и вздохнула довольно печально, головой сама понимала, что мама права, ну зачем мне на всех уроках"хвост"в виде мамы? Ещё придется оглядываться на нее всякий раз, когда говорю с девочками, мне будет куда сложнее тогда с ними нормально общаться! Вот в своей школе в современном мире я бы точно не хотела, чтобы мама слышала наши разговоры!

Когда я встала и умылась, за дверью вновь послышался голосок, на этот раз тоненький.

— Вера! Вот соня! Ты встала, наконец?

Постучавшись, просто ради приличия, Кити тут же заглянула внутрь. Я стояла посреди комнаты в своем ночном платье, чувствуя себя весьма глупо.

Но Кити мой вид, казалось, ничуть не развеселил. Она воскликнула:

— О! Ты ещё не одевалась, вот и славно! Аксинья отгладила для тебя мою запасную гимназическую форму, она может быть тебе несколько велика, но если ты поторопишься, Аксинья успеет ее быстренько подогнать прямо на тебе.

С довольным видом, она подошла ко мне, держа перед собой на вытянутых руках какое-то длинное одеяние. То было чёрное очень скромное платье, когда я его надела, то даже обрадовалась, что, наконец, никаких тесемок и оборок, но обрадовалась я, как выяснилось, преждевременно: к платью прилагался длинный белый фартук, и вот на нем оборочек было хоть отбавляй!

Вздохнув, я позволила Кити себя запаковать, после чего в комнату, пыхтя, вбежала Аксинья, и принялась быстро, истыкивая меня иголками, то тут, то там делать быстрые стежки, и тогда уже платье село, как влитое.

Когда я была готова, мы спустились вместе с Аксиньей в столовую, где та снова принялась хлопотать. Столовая мне понравилась ещё больше, чем та зелёная гостиная, где я впервые встретила Антонину Семеновну. Это была почти совсем круглая комната с тремя высокими окнами, расположенными совсем близко друг к другу, отчего она оказалась вся залита светом (я сразу для себя обозвала столовую верандой). Здесь вдоль стен стояли высокие дубовые буфеты, пахло копченостями и хлебом, а посреди комнаты красовался большой круглый стол с белоснежной скатертью.

За столом ещё никто не сидел, мы с мамой оказались первыми, но Аксинья меня непрерывно поторапливала, поэтому нам пришлось приступить к завтраку, не дожидаясь остальных.

Еда, как и накануне, была восхитительной. И хоть плошка с овсянкой с изюмом поначалу вызывала у меня опасения, я их быстро поборола, памятуя о том, как вкусно все было вчера. Оказалось, не зря! Каша была сдобрена не молоком, а свежими сливками (как мне рассказала мама), что делало ее вкуснее любого десерта. К каше Аксинья подала какао и разогрела вчерашние ватрушки. Впрочем, к ним я прикоснуться не рискнула, мне уже все-таки было не пять лет, следовало следить за фигурой!

Вскоре к нам присоединилась Кити, она тоже добавила к своему наряду длинный белоснежный фартук с оборками и теперь выглядела в точности, как я. Но она успела только наскоро проглотить пару ложек каши, так как в столовую влетела Антонина Семёновна с криками:

— Сани заложены, лошади готовы! Нельзя задерживаться ни минуты! Вы же знаете, девочки, как строга к опозданиям фрау Гештальт! Поспешите же!

Нам пришлось быстро встать изо стола закутаться в наши платки и шубки и (я успела незаметно послать маме воздушный поцелуй) выбежать на улицу.

Там мы уселись в те самые сани, на которых ездили вчера. В санях, несмотря на стоявший на улице трескучий мороз, было уютно. Сиденья были утеплены медвежьими шкурами, которыми при желании можно было и ноги накрыть, потому казалось, что мы в такой меховой норке, в которой невозможно замёрзнуть. Впрочем, замёрзнуть мы бы все равно не успели — доехали всего за несколько минут.

Кучер высадил нас у гигантских чугунных ворот и прикоснувшись рукой к своей простой крестьянской шапке, сразу же укатил. За воротами виднелся утопающий в снегу сад и необыкновенной красоты старинный особняк. И хотя у меня дух захватило от величавости и торжественности этого здания, я вспомнила, что мне страшно, и осознала вдруг, что рядом больше нет моей мамы, пусть и невидимой, но все же. Невольно я застыла, как вкопанная, боясь сделать шаг. Но Кити потянула меня за собой:

— Вот глупенькая! Ничего не бойся, фрау Гештальт только кажется строгой, а на самом деле она ужасно добрая.

Ее слова приободрили меня, и я заторопилась вслед за ней.

Войдя в ворота, мы увидели, что двор перед дверьми гимназии был полон девочек. Все они были разного возраста: и наши ровесницы, и девочки помладше, и совсем уже девушки. Они стояли группками, переговаривались и смеялись, в общем, вели себя как совсем обычные девчонки, такие же, как и в моей школе. Некоторые стояли в отдалении от всех одиночками, и я опять подумала, что и это не изменилось, всегда находятся несколько человек, которые совсем не вписываются в дружные компании, а если оказываются в какой-нибудь группе, то сразу выглядят в ней белой вороной. Мне было жалко таких ребят, и про себя я радовалась, что всегда легко заводила друзей.

Мы с Кити шли по двору, и я заметила вдруг, что с Кити все весело здороваются, а на меня бросают недоуменные взгляды и удостаивают, самое большое, равнодушным кивком. Я даже незаметно ощупала свое лицо, вдруг случилось новое волшебство, и я перестала быть похожа на Веру Сидорову, и теперь я для всех совершенно незнакомая девочка? Но, казалось, все было по-прежнему, да и во взглядах, что бросала на меня Кити, вовсе не было удивления. Но что-то странное все же появилось в ее глазах, когда она смотрела на меня. Но что же?

Ее брови теперь были слегла сведены, взгляд был насторожен, а в выражении лица явно сквозило замешательство. Я была совершенно сбита с толку, и только когда мы подошли к группке девочек, переговаривавшихся почти у самых дверей гимназии, ситуация начала немного проясняться.

— Доброе утро, девочки! — обратилась Кити к подругам неестественно бодрым голосом. Те обернулись к Кити с широкими улыбками, которые заметно померкли, стоило девочкам перевести взгляд на меня.

— Вера, — холодно поприветствовали они меня.

Я почувствовала себя ужасно неуютно, но старалась держаться так, будто и не замечаю странного поведения одноклассниц. Но всякий раз, когда я отворачивала лицо в сторону, краем глаза я видела, как девочки посылают Кити вопросительные и недоуменные взгляды, и, что самое неприятное, как Кити отвечает им еле заметным этаким брезгливым пожатием плеч, дескать"Мне было некуда деться и я тут ни при чем!"

От обиды слезы уже застилали мне глаза, но я была не из тех, кто позволит неприятелю увидеть мою слабину, а в тот момент все эти девчонки (включая Кити!) были, очевидно, для меня неприятелями.

— Как выходные?

— Нормально.

— Погода вполне ничего.

Девочки лениво перебрасывались пустыми репликами, явно давая мне понять, что в моем присутствии выяснять ничего более важного не станут. Мне все это уже начало действовать на нервы, и, не выдержав, я заявила:

— У меня есть одно дело, пожалуй, я успею его сделать до начала уроков, — я сделала вид, будто смотрю на часы, как дома всегда делал мой папа. Потом уже я подумала, что наручных часов, наверно, и в помине не было в том времени, но это было не важно, даже если не знаешь его значения, жест все равно выглядел достаточно круто! Я резко повернулась на каблуках и в последнюю секунду обернулась к Кити: — Увидимся позже!

И задумавшись на мгновение, добавила с ноткой сомнения в голосе:

— Может быть.

Удаляясь от девочек и дверей гимназии, я со злорадным удовлетворением отметила, как вспыхнула Кити, услышав мою реплику. Покраснела до корней волос! Ха! Так ей и надо было, раз она так легко готова была отвернуться от своей подруги, да и вообще товарища по несчастью! Ведь как она без меня думала вернуть Мишеля, хотелось бы мне знать? А ещё вела себя, как моя покровительница! Хороша покровительница!

Так я думала, шагая все дальше от гимназии, углубляясь все дальше в сад. Я шла уверенно, хотя понятия не имела, куда идти, дел у меня, само собой, никаких не было, я даже не знала, во сколько начало уроков и как вообще мне теперь следует поступать. Но злость и обида не давали мне ни на секунду замедлить шаг. Завернув за угол здания, я приближалась к широкой чугунной беседке. Меня уже точно никто не видел, и я подумала, что было бы неплохо притормозить. Зайдя в беседку, я очистила сиденье от снега и присела на краешек.

Пора было перевести дух. Я выдохнула и, к своему собственному удивлению, теперь, когда мне уже казалось, что я выпустила пар и успокоилась, две слезинки скатились по моим щекам. С досадой, стараясь скрыть слезы больше от себя самой, чем от кого-то другого, я резко вытерла их рукавом.

"Очень надо, — продолжала я мысленно отвечать обидчице, — не так уж и нужна мне такая компания, пусть и в другом мире".

Ещё какое-то время я придумывала, как бы ещё ответить Кити, достойно поставить ее на место, чтобы та поняла, с кем имеет дело, пока, наконец, мои мысли не поменяли направление, и я принялась размышлять, почему вообще подобное произошло. И пока я расставляла перед мысленным взором возможные причины случившегося, как шахматные фигурки на доске, истина пришла ко мне внезапно во всей своей очевидности: Вера Сидорова сама была изгоем!

Она была одной из тех девочек, которые стояли во дворе в стороне ото всех! Она была из тех, с кем неловко себя чувствуешь, если вдруг оказываешься один на один, из тех, кто смотрит волчонком и, кажется, ото всех ждёт только подвох! По своему опыту, я знала, что такие ребята, часто бывают много умнее и способнее всех остальных, и при этом никто ни за что не согласится поменяться с ними местами. Чего стоят хорошие оценки, всяческие таланты и победы в олимпиадах, если за них надо заплатить, насмешками и отвержением окружающих? Поэтому Кити, так странно себя повела, осознав вдруг, что рядом не ее подруга по приключениям, а Вера Сидорова, изгой!

Я вскочила. Урок же, наверно, начался! В панике я принялась озираться в поисках дороги назад, но среди деревьев и снега из этой беседки мне и вовсе не видно было здания школы.

Разочарованно вздохнув, я снова опустилась на свое место.

— Можешь не дергаться, ты уже так опоздала, что на урок тебя все равно никто не пустил бы, — вдруг услышала я незнакомый язвительный голосок за спиной.

Я резко обернулась и оцепенела. Прямо за мной на дорожке, ведущей к беседке, стояла девочка. Одета она была точно, как я — в платок и черную шубку, но это ничего, так были одеты почти все девочки в гимназии, меня изумило то, что и косички, и глаза, нос, губы, все было у нее в точности, как у меня! Я словно бы смотрела в зеркало!

С минуту я стояла, замерев, как каменная статуя, и не могла произнести ни слова, у меня будто бы язык к нёбу присох. Пока, наконец, меня ни осенила догадка, и я проговорила, заикаясь и с трудом шевеля онемевшими губами:

— Ты — В-вера Сидорова?

— Да, — просто ответила девочка.

— Ты как здесь очутилась? — я не удержалась, и, как совсем недавно сделали Кити и Мишель, шагнула вперёд и коснулась кончиками пальцев руки Веры, словно бы проверяя, настоящая ли она. Пальцы мои уткнулись в колючий мех рукава Вериной шубки, поняв вдруг, как глупо я выгляжу, я отдернула руку

Вера ухмыльнулась, и теперь с этим насмешливым выражением лица, она уже не казалась мне моим отражением. Да, черты лица, цвет волос, глаз — все у нас было одинаковое, но за этими чертами скрывались настолько разные люди, что даже лица при ближайшем рассмотрении казались уже вовсе не похожими.

Я сделала шаг назад и застыла в нерешительности, ожидая ответа. Вера же, будто забавлялась моей растерянностью. В это мгновение она казалась мне какой-то недоброй. Помедлив, она сказала:

— Как я здесь очутилась? — она снова усмехнулась, только теперь уже как-то горько. — Да, по правде говоря, я, как привидение, слоняюсь по городу уже вторые сутки, потому что все это время меня никто не видит.

Невидима! Опять! Это жуткая напасть преследовала меня, словно вирус.

Тут Вера закусила губу, и я поняла, что она изо всех сил старается не разрыдаться. Теперь, когда я узнала, что с ней происходит, она уже не казалась мне недоброй. Я поняла, что, если все мои догадки были верны, то Вера и раньше была отверженной сверстниками, а, может, и не только ими, а потом вдруг, став невидимой, она и вовсе оказалась отторгнутой сразу всем миром! И с ней рядом, похоже, нет ни одной близкой души, отчего ей намного труднее, чем маме или Мишелю. Мне стало ее очень жалко. Я снова шагнула к ней навстречу и постаралась улыбнуться.

— Расскажи, как ты догадалась, что я тебя увижу, — заговорила я, как могла участливым голосом, мне показалось, что Вере сейчас особенно нужен друг. — Тебе ведь известно, что и я здесь не по своей воле? Ты стала вдруг невидимой, а я в один момент оказалась в совершенно незнакомом месте, где меня принимают за другого человека! Ты должна рассказать мне все, что произошло!

Вера кивнула и позволила мне взять себя за руку, она словно бы чуть обмякла, держалась проще и, заговорив голосом, теперь уже совсем не резким и язвительным, как в начале, начала свой рассказ.