Штукатурное небо. Роман в клочьях

А. И. Строев

Новаторский роман Александра И. Строева только на первый взгляд кажется набором разрозненных новелл. Это роман для умных, думающих людей с тонким вкусом, хорошей памятью, ярким воображением и развитым музыкальным слухом. По главной профессии Александр И. Строев – режиссёр авторского кино и популярных телесериалов. Его фестивальный фильм «ЖЖ»> (Живой Журнал) давно стал хитом просмотров в Ютубе. Не меньшей популярностью пользуются и музыкальные клипы его группы «Каникулы Гегеля», вошедшей в энциклопедию русского рока. Поэтому роман в клочьях «Штукатурное небо» вы будете не просто читать, а смотреть в своем воображении, как художественный фильм, полный тонких намёков и узнаваемых цитат, встречаясь с неожиданным словотворчеством самого писателя. Александр Чистяков, поэт, председатель Русского литературного общества

Вступление

Сторож и библиотекарь

— Павел Исаевич, вы спите?

— А как вы думаете, возможно спать, когда вы бесперечь перебираете в кармане ключи?

— Да, я тоже никак заснуть не могу! Уже часа три ворочаюсь, мысли разные в голову лезут. Знаете, последняя какая во лбу стучится? Какова должна быть степень погрешности одной из параллельных прямых, чтобы они пересеклись в результате?

— Что вас занимает? Удивительно! Вам-то это зачем?!

— Не знаю, но спать не дает. Вы ведь тоже на меня жалуетесь, а сами шуршите в темноте страницами. Что там в потемках-то разобрать можно.

— Да и при свете не разобрать ничего. Бог знает, во что нашу библиотеку превратили — обложек нет, страницы местами по целым главам вырваны. Чего герой хочет, к чему он стремится, что, в конце концов, его ждет?

— Всех в конце концов ждет одно и тоже. Так что осените себя крестным знамением, повернитесь на левый бок и засыпайте.

— Да не смогу я все равно, грустно мне…

— Грустно-то от чего?

— Вот с чего жизнь человека начинается. Чем он, так сказать, полон в самом начале?

— Он полон любопытства, интересов, надежд, веры в то, что все у него не как у других в жизни получится, что встретит он первую любовь и с нею рука об руку до конца дней своих дотянет. А к чему он в середине жизни приходит? К отчаянию, опустошению, желанию начать все заново, не отвлекаясь и не размениваясь по мелочам. Проклинает друзей, родных, близких, пытается все стереть из памяти, суетится лет десять, потом понимает, что дров наломал, и как оно было-то раньше лучше, чем сейчас складывается. Но пути назад уже нет, да и силы уже не те. Верно?

— Верно.

— Так вот этой софистикой, а с позволения вашего сказать — дребеденью мы уже не раз и не два с вами занимались, и ни к чему это нас не привело. Я вот на днях мальчика одного встретил.

— «Чего ты хочешь, мальчик, — спрашиваю. — Любое желание твоё исполнить могу». И знаете, что мне мальчик ответил? — «Хочу, чтобы пенсия поскорее наступила, чтобы… выплачивали!» Вот она — правда жизни, Павел Исаевич.

— И что же вы сделали?

— Кошелек ему отдал, чтобы пустомелей не оказаться. Ничего людям не надо. «Еда, да сон — вот цель заветная…» — или как там правильно? Ну, еще удовольствия плотские — это я опускаю. А если кому что-то и надо, то это извините меня за грубое слово — нонсенс. И все равно — трагикомедия в результате. С единственной разницей, что сам все это себе устроил и пенять не на кого. Вот от этого, наверное, можно получить какое-то удовлетворение.

— Ну, вас и прорвало, Петр! То бывает неделями, месяцами молчите. Открыли ворота — закрыли ворота. А тут — на тебе. Я все-таки каждую новую книгу с полки с новой надеждой беру. Не все так просто, как ключ в замочной скважине — сунул, вынул и пошел! Судьба — это, все-таки, загадка, что ли какая-то.

— Ладно. Не нам с вами рассуждать об этом, вы всего-навсего библиотекарь, я сторож и все что нас объединяет — общее отчество, Павел Исаевич. Ловите спички, зажигайте свечку, все равно, чувствую, не спать сегодня… Ну, что вы молчите? Читайте дальше, что там у вас написано.