Лечение водой

Евгений Москвин, 2022

В романе «Лечение водой» высмеиваются нравы современного общества и то, что принято называть «свободой отношений». Однако автор отходит от стереотипов: неожиданные художественные приемы образуют причудливую мозаику смыслов и явлений. Значительная часть произведения посвящена описанию ситуаций в творческой среде и трудностей, с которыми сталкивается писатель на пути к признанию – действительных, жизненных. Автор раскрывает суть человеческих связей, их тонкую психологию. В первую очередь – это роман о любви в самых разных ее обличьях, о намеках, интригах и ревности. Постоянная недосказанность – вот мир, в котором пребывают герои, скрывая свои истинные чувства… И тем больнее становится столкновение с реальностью. Проза Евгения Москвина отличается высоким уровнем языка, метафоричностью, точностью деталей и образов.

©biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© Е. Ю. Москвин, 2022

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

Пролог

— Меня шантажируют, — произнес Костя Левашов; уныло… и эта горечь, которая разом прилила к его горлу и душит — он в сотый раз вдруг осознает всю!., ситуацию… И что не смог избежать ловушки. А ведь он надеялся, что… такого не будет? И вдруг разом угодил в нее. — Денис, я написал роман, отнес его в литературный журнал, и теперь меня шантажируют!.. Понимаешь?.. Динь…

Гамсонов сидел рядом, на парковой скамейке, и будто и не слышал Костю — не переставал тыкать стилусом в экран коммуникатора. Но тут оторвался:

— А?.. Чего?

— Господи, ты хоть слушаешь, что я говорю?

— Ты?.. Да ты какой-то бред там несешь, я ничё не могу понять.

На секунду Костя почувствовал обиду и раздражение — от того, что Гамсонов опять ведет себя с ним, как с дурачком, но потом подумал: «Это же Денис… что тут сделаешь. Он всегда такой».

Левашов продолжает все равно:

— Это делает мой собственный маэстро! Из литературной студии. Уртицкий. Ты хоть знаешь, чего он требует от меня?.. — Костя хочет сказать и вдруг несколько секунд ощущает, как трудно произнести это вслух (ведь и ему — от маэстро — поступают только намеки, впрочем, четко продуманные и выверенные). В конце концов, Костя пересилил себя: — У нас в студии есть один поэт, Лобов… его Уртицкий активно продвигает везде. Этот Лобов женат. И у его жены есть еще сестра. Так вот Уртицкий пытается принудить меня к сожительству с ней. И от этого, мол, будет зависеть публикация в литературном журнале.

Гамсонов, услышав это, осклабился.

— Умно. Ну и посожительствуй, пока не опубликуют.

— Денис, я же серьезно, а ты…

— И я серьезно.

— Да я так не могу, ты что совсем уже… я не могу так, ты думаешь, что я… — и тут вдруг Костя, опять подумав о ловушке, которую так хитро поставил ему Уртицкий, презрительно, желчно воскликнул: — Господи, бездарь! Ублюдок!.. Бездарь вонючий!

— Ты ему это скажи, а не мне… ему-то вообще зачем все это нужно?

— Чтобы прицепиться ко мне. Слушай… выслушай меня все-таки — я хочу рассказать, как все было!

— Ой, нет… Два часа бреда слушать… спасибо. Я вообще и сам скоро начну шантажировать. Я тут недавно взломал сайт одной катерной фирмы. Там такое выплыло, о-о-о-о… — Гамсонов пораженно покачал головой; затем цокнул. — Я и сам скоро буду шантажировать… так что вот т-такие дела.

Костя Левашов очень усталый, ведь он опять писал всю прошедшую ночь. Так почти всегда, когда он приезжает в Москву и видится с Денисом. И опять этот всегдашний мозговой «затык» — как будто козырек вставили в мозг, — и мысли жарко шевелятся… то вообще ничего не шевелится, хочется спать… но Костя знает, что заснуть-то все равно не получится.

Он щурит глаза, депрессивно, будто продирается зрением… через мрак вечера?..

Однако последние месяцы он, вконец, так измотался и измучился, что ко всем этим привычным ощущениям добавляется не вялость, а остановившийся взрыв возбуждения в голове… и эти нервические, веселые покалывания в сосудах — тоже взрывчики, коротенькие.

И резко нарывающая душевная боль — да, его ужалили, ужалили, в самую душу!

Ледяной жар остановился во всем теле.

А на лице Костя чувствует эту тяжелую, изнуренную маску. Но она такая гулкая и недвижная — никто и не подумает, какой концерт у него в голове, когда посмотрит со стороны?

— Господи, как же неуютно в Москве… — произнес Левашов.

— Так… здесь два: два… здесь… три: один, — высчитывает тем временем Гамсонов, говоря себе под нос. И все не отрывается от коммуникатора.

— Что ты там делаешь?

— А?.. Да это тоталы.

— В смысле? Футбольный тотализатор?

— Ага. На бет-уин.

— Что там, «Лига чемпионов»?

— Ага.

— Хочешь, подскажу результаты? У меня хорошо получается.

— Уверен? — серьезно осведомился Гамсонов. — Ты смотри, если ошибешься, я довольно много могу денег проиграть.

— Давай, скажу. — Костя протянул руку — к коммуникатору. — У меня может получиться. Я не даю, конечно, гарантии…

— Чё руку тянешь?.. Давай, предсказывай. Я запишу сначала… — Стилус в руке Гамсонова с готовностью завис над экраном.

В тот вечер Костя подсказал Гамсонову больше тридцати матчей. Костя следовал не кропотливому высчету состояния и сопоставлению команд, а скорее, их статусам — великая-невеликая; и пространным ощущениям от просмотра двух-трех футбольных матчей… все.

— Ты сейчас куда? Домой? — спросил он у Гамсонова после; когда они шли к метро.

— Да, но ко мне поехать не получится. Я вообще съезжаю на какое-то время.

— Из Отрадного? Серьезно?

— Ага… да квартиросъемщик вернулся. Этот мужик, он уезжал… в Индии он там был. Вот теперь возвратился и… лажа, в общем, короче. Совершенно неожиданно. Но он платит хорошо.

— A-а… Ты теперь опять в Орехово будешь жить…

— У бабки-то? Не-а. Вообще в другом городе.

— Серьезно? А в каком?

— Вот как обоснуюсь, скажу.

— Но это не Реутов?

— Не-е-ет. В Реутове только бизнес.

— Слушай… Ничего не случилось?

— А что могло случиться?.. — Гамсонов вдруг непонимающе уставился на Костю… А потом как всегда ответил мягче: — Да нет, ничё не случилось. Просто квартиросъемщик приехал — я ж говорю…

Они вышагивали к метро довольно быстро, но у Левашова была так нездорово затуманена голова — ему казалось, они идут как-то механически замедленно. И все у него гулко отдавало в мозгу и плыло перед глазами.

— Слушай… ты этому маэстро своему… как там его-то зовут?

— Уртицкий.

— Ты этому своему Урьхицкому, знаешь, чё скажи… У этой девки, у нее квартира есть, да?

— Да, да! — мигом всколыхнулся Костя будто ему, наконец, «дали зеленый свет», чтобы он начал рассказывать. — Представляешь, она сама мне сказала, что…

— Я ж сказал, не хочу слушать твой бред. Ты ему, знаешь, чё скажи?.. Короче, может, я с ней поживу?

— О, да, я знаю, это ты умеешь… а потом смыться, и никто тебя не найдет.

— Пф-ф-ф-ф… да не, мне реально съемная хата была нужна сейчас. И я еще не знаю, чё на новом месте-то будет.

Костя смотрел на Гамсонова и дивился: как у того всегда получается так с юмором уходить в какую-то совершенно другую сторону. А впрочем, Левашов, по прошествии времени, и сам всегда начинал хихикать — почти истерически — над любой гадостью, на которую натыкался в своей литературной тусовке.