Психология вторичного образа

А. А. Гостев, 2007

В монографии предпринята попытка целостного рассмотрения множества мысленных образов (представлений, воображения, сновидений, образов измененных состояний сознания и т.п.) и образной сферы как важнейшего компонента индивидуального сознания человека. Предмет исследования изучается в контексте проблемы взаимодействия индивидуального и группового сознания. Соответственно затронуты проблемы социальных представлений (в частности, в контексте проблемы психоманипулирования рекламой и политическим пиаром с использованием новых информационных технологий). На историко-психологическом и культурологическом материале анализируется процесс отражения и переживания человеком духовных и религиозно-мистических измерений бытия. Рассматриваются различные иллюстрации действия трансляционной функции, в частности, воображение как процесс продуктивного отражения; опыт мистических и религиозных традиций; данные трансперсональной психологии, святоотеческой православной традиции. Освещается широкий спектр вопросов, связанных с личностным измерением вторичных образов: углубленное самопознание, практическая работа с образной сферой, интерпретация сновидений, трансформация (развитие и регресс) сознания и др. Книга рассчитана на специалистов в области общей и социальной психологии, психологии личности, а также на философов, культурологов, психотерапевтов, медицинских работников и всех тех, кто интересуется проблемой внутреннего мира личности, личностного и духовного развития, поиском человеком духовно-нравственных основ своего бытия. Отдельные разделы будут интересны широкому кругу читателей.

Часть первая

Вторичные образы в традиционной психологии

Глава 1

Вторичный образ как предмет психологической науки

1.1. ВТОРИЧНЫЕ ОБРАЗЫ В СИСТЕМЕ ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ-РЕГУЛИРОВАНИЯ

История изучения образной сферы человека имеет долгую историю. В античные времена значение представлений, воображения, сновидений и других образных явлений признавалось весьма определенно. «Образы-эйдолы» у греков были объективной реальностью. Нам известно, что многие приемы, рекомендуемые ораторам Древней Греции и Рима, например, содержали указания на целенаправленное использование образов для усиления доказательности и улучшения памяти. Значение образной мнемоники в искусстве риторики, как считал Аристотель, заключается, в частности, в том, что она позволяет запомнить общую схему аргументации.

В плане анализа трансляционной функции образной сферы важно, что «phantasia» понималась и как орган, с помощью которого «божественный мир» разговаривал с человеческой душой. В европейской психологии Cредних веков образы продолжали пониматься с точки зрения своей способности улавливать «послания из духовного мира»; неслучайно воображение было признанным способом достижения религиозного вдохновения. В духовных традициях Индии, Тибета, странах дальневосточного региона, в шаманских культурах различных народов уделялось большое значение «внутренней образности».

Говоря о собственно научном подходе, надо отметить, что история изучения образных явлений во внутреннем мире человека представляет собой чередование подъемов и спадов интереса к ним. Интерес к образам возник в XIX в. (Пуркинье, Фехтнер, Гальтон, Вундт). На рубеже XIX–XX столетий образам, «возвращенным интроспекцией», уделяется повышенное внимание. Они прочно входят, например, в различные психоаналитические направления. Но затем бихевиоризм, учение об условных рефлексах, влияние кибернетики вновь привели к падению интереса к образной сфере человека. Новая волна внимания была вызвана, прежде всего, возрождением интереса к сфере субъективного, а также так называемой «революцией сознания». В начале 1960-х годов образы не просто «возвращаются из изгнания», но и становятся модным объектом исследований. Возрастает количество публикаций (в 50-е годы вышла одна фундаментальная работа [421], в 1970–1980-е годы — лавина книг и статей), и симпозиумов. Образная проблематика вошла в психотерапевтическую практику.

В отечественной психологии второй половины XX в. вторичные образы, помимо общей психологии (Б.Г. Ананьев, Л.М. Веккер, А.Н. Леонтьев, Б.Ф. Ломов, С.Л. Рубинштейн, Ф.Н. Шемякин и др.), изучаются в контексте педагогической и возрастной психологии (см., например, работы Е.Н. Кабановой-Меллер, И.С. Якиманской и др. [181; 182]), инженерной психологии и психологии труда [138; 139; 198а].

Вместе с тем и сегодня можно говорить о противоречии между актуальностью изучения вторичных образов и состоянием освоения проблемы. Несмотря на растущее внимание к образной проблематике самых разных областей психологии и смежных наук, приходится констатировать отставание в изучении образной сферы человека по сравнению с другими психическими процессами.² Современное научное знание природы и функционирования вторичных образов характеризуется терминологической неоднозначностью, неполнотой, «размытостью»³. Это, в частности, подтверждается обилием концептуальных парадигм и подходов. Вторичные образы получали самое различное свое толкование: они были и «теоретическим объяснительным принципом» (когнитивизм), и «эпифеноменальными конструк циями сознания» (интроспекционизм), их даже вообще не признавали в качестве психической реальности (бихевиоризм). Конкретные знания о том или ином классе вторичных образов обособлены, аспекты анализа слабо соотнесены. Можно, например, отметить существование многочисленных «малых теорий» вторичных образов [407, ch. 2], остающихся, малосопоставимыми друг с другом, схематичными, слабо адекватными описанию реальных переживаний и поведения человека⁴.

Достаточно взять, в частности, проблему дефиниций образных явлений: происходит невольное перенесение значений терминов, путаница соподчиненности понятий, проекция исследователями собственного интуитивного понимания. Неоднозначность определений хорошо видна на примере термина «представление», под которым, с одной стороны, понимаются вторичные чувственные образы предметов, событий, ситуаций вне сенсорного воздействия соответствующего стимула, однако при наличии его действия в прошлом [6; 56; 197]. Не случайно в учебниках психологии рассмотрение «представлений» обычно включено в раздел «Память». С другой стороны, данный термин используется как более общее понятие для обозначения конкретного уровня психического отражения — уровня представлений [197], который охватывает и образы воображения. Термин «представление» обозначает и процесс репрезентации, оперирования образом (в этой связи оправдано введение Б.Ф. Ломовым термина «представливание»), и его результат. При этом «представление» становится синонимом «картинки перед мысленным взором»), образов памяти и образов-воображения/фантазии. «Представление» может трактоваться [42] и как совокупность правил, посредством которых человек запечатлевает свои «встречи» с миром и т.д. Терминами «представление», «образ» широко пользуются философия, логика, эстетика, искусствоведение. Здравый смысл, порой не видящий различий между «представлениями» и «понятиями» (Выготский) добавляет путаницы.

Терминологическая нечеткость обязана происхождению термина «образ» во многих языках. В русском языке это слова «образ», «воображение», «отображение», «изображение». Этимологически корни слова «image» (англ.), «imagen» (исп.) и т.п. восходят к латинскому «imago», корневая метафора которого указывает на имитацию (imitari) в процессе копирования оригинала (первоначально при изготовлении скульптурной копии). «Образ» по Далю, означает модель, вещь, по размеру и подобию которой другие вещи должны изготовляться.

Терминологические проблемы во многом определяются влиянием теоретической позиции исследователя. Для психоаналитика, например, «образ» дуалистичен (осознаваемые и неосознаваемые образы). За любовью к операциональным определениям, за «строгой объективностью», за нежеланием определять вторичный образ в терминах субъективного опыта обычно скрывается бихевиористская ориентация. Для «когнитивистов», для которых переживание образа не является определяющей его чертой, характерно определять «образ» как способ кодирования и переработки информации [221; 412; 440]. Когда объект отражен без осознания, характерно использование термина «репрезентация». Дефиниция зависит и от исповедуемой теории восприятия. Концепция Найсера, например, — образец «некартиночной» теории, в которой «образ», как и «перцепт», является некой «схемой», «пространственным планом» [221]. Терминологические проблемы усиливаются несовпадением субъективного опыта самого исследователя с его теоретической трактовкой вторичного образа. Так, по мнению Арнхейма, «вюрсбуржцы» могли не отмечать образов мышления вследствие несовпадения опыта испытуемого с размытым понятием образа [148, ч. 1]. Отрицание же образов бихевиористами вполне может быть связано с тем, что кто-то из «отцов» данного направления просто не помнил своих снов. С другой стороны, приверженность Титчинера к интроспекционизму может быть объяснена тем фактом, что он был эйдетиком. Запутывает также и то, что термин «образ» употребляется при описании таких сложных психических явлений, как сны, грезы, галлюцинации, образы измененных состояний сознания и т.п., где чрезвычайно важны факторы ситуации и состояния сознания. Так, в процессе литературного творчества в психотическом состоянии автор может как бы видеть воочию своих персонажей. Сновидения и галлюцинаторноподобные образы, в свою очередь, могут попасть под широкое определение воображения как перекомбинирования опыта субъекта.

Итак, «богатство» существующих дефиниций отражает многоаспектность образной проблематики, но не охватывает ее (даже на уровне фактологии). Основными причинами терминологической неоднозначности являются: а) различия в теоретической позиции исследователя, б) использование близких по смыслу терминов в различных значениях (что связано, в частности, с трудностями перевода терминологии с одного языка на другой), в) перенесение значения термина с одного круга образных явлений на другой. Следует различать теоретические термины, включенные в логическое описание психического, и эмпирические термины, предназначенные для описания непосредственно наблюдаемой реальности [4, c. 18]. В психологии, подчеркивает В.М. Аллахвердов, нет ясных и общепринятых определений терминов. Но поскольку отказаться от существующих терминов нельзя (в них отражается уникальный опыт самосознания человечества), то предлагается использовать привычную терминологию как сложившуюся классификацию накопленного опыта психической жизни. Иными словами, термины следует рассматривать как предназначенные для удобного описания феноменов и соответствующих им эмпирических процедур, т.е. как понятия операциональные, а не теоретические [4, c. 22–24]. Использование терминологии в данной книге соответствует этой идее. Вводимое представление об образной сфере личности способствует установлению терминологического порядка.

Необходимыми предпосылками теоретического осмысления вторичных образов является усиление системных взглядов, в частности, сведение воедино разных отношений: например, образа к объекту (проблема адекватности отражения), образа к самому субъекту (проблема понимания человеком феноменологии своего внутреннего мира), образа к субстрату и условиям, порождающим и детерминирующим образный опыт. Системное рассмотрение образной сферы человека предполагает изучение: 1) характеристик вторичных образов различного класса; 2) полифункциональности образной сферы; 3) структуры образной сферы как целого, раскрываемой совокупностью основных классов вторичных образов, способами их группировки и упорядочивания, характером взаимосвязи (координация и субординация) соответствующих «образов-элементов»⁵; 4) процессов, протекающих в образной сфере (особенности переработки информации на уровне конкретных классов вторичных образов), и состояний, в которых она может находиться (здесь необходимо выделять активные и пассивные, осознаваемые и неосознаваемые компоненты); 5) активности-реактивности образной сферы по отношению к другим системам психики и внешним воздействиям; 6) развития образной сферы и динамики формирования вторичных образов в онто — и культурофилогенезе; 7) взаимодействие образной сферы с окружающей средой, особенно информационной.

Б.Ф. Ломов, как известно, выделял 6 принципов описания психических явлений: 1) многоплановость рассмотрения психических явлений⁶; 2) многомерность психических явлений; необходимость рассматривать их в разных системах координат; 3) Система психических явлений должна исследоваться как многоуровневая; каждая из подсистем психики (когнитивная, регулятивная, коммуникативная) имеет вертикальную структуру, например, когнитивная система включает сенсорно-перцептивный, представленческий и речемыслительный уровни; 4) необходимость учета разнопорядковых качеств; 5) выделение системы детерминант, определяющих многоплановость, многомерность и многоуровневость психического; 6) изучение психических явлений в их динамике и развитии [30, с. 34–37].

В исследовании образной сферы человека необходимо учитывать, что возникновение и существование психических явлений определяется самыми различными обстоятельствами, или детерминантами, которые могут выполнять функции причины, следствия, внешних и внутренних факторов, предпосылок и опосредствующих звеньев (Б.Ф. Ломов). Хотя каждая из детерминант имеет «зону влияния» и «вес», они тесно взаимосвязаны, образуя единое целое [29, с. 45]. С системных позиций образное явление внутреннего мира полиморфно, многоуровнево и многопланово, протекает в различных степенях активности-реактивности субъекта (эти положения показаны в работах В.А. Барабанщикова применительно к перцептивному уровню).

Как уже говорилось во введении, вторичные образы в широком понимании могут быть определены как образы предметов и явлений, имеющие свое бытие в субъективном мире человека в отсутствие непосредственно воздействующего на них стимула-прообраза. «Уровень представлений фиксирует движение вторичных образов, не требующих непосредственного воздействия действительности на органы чувств» [30, с. 49]. Иными словами, вторичный образ по своему содержанию не связан с непосредственным воздействием на человека окружающей среды. Термин, следовательно, выступает как обобщающий для всех переживаемых в различных состояниях сознания образных явлений, «вторичных» в указанном выше смысле по отношению к перцептивным образам. Именно на этом основании анализ составляющих образной сферы человека абстрагируется от перцептов, перцептивных иллюзий и др. К образным феноменам, категоризуемым явным взаимодействием с перцепцией могут быть отнесены «образ тела», «deja vu»-опыт, «оперативные пространственные представления» (Д.А. Ошанин). Подчеркнем, что абстрагирование от перцептов является условным, учитывающим возможность присутствия стимула-прообраза во вторичном образе (нечто может присутствовать в ситуации и косвенно влиять на внутренний образный опыт). Понятно, что чем дальше содержание последнего от характеристик непосредственно воздействующей реальности, тем абстрагирование более допустимо. Заметим, что введенное абстрагирование в принципе соотносится с подходом Холта [148; 395, ch.1]. Под «образом» он понимает субъективный феномен, возникающий при различных сочетаниях внешней и внутренней стимуляции: при доминировании первой употребляется термин «перцепт», при доминировании второй — «образ».

К основным составляющим образной сферы человека относятся многоликие репродуктивные образы памяти (долговременной, кратковременной и оперативной), обобщенные образы-представления о тех или иных предметах и явлениях окружающего мира, образы воображения, фантазии, сновидения, различные классы образов измененных состояний сознания. Во всех этих случаях речь идет об образах, переживаемых человеком при отсутствии воздействия предметов, явлений, ситуаций в качестве физического стимула. Напомним, что в когнитивной психологии зрительный мысленный образ — это «паттерн активации» в «зрительном буфере», не вызванный непосредственным сенсорным входом (Косслин).

В отечественной психологии психические процессы рассматриваются как разные формы и уровни динамической многоуровневой системы субъективного отражения действительности: ощущения — восприятие — представления — мышление [6; 197]. Б.Г. Ананьев, Б. Ф. Ломов, Б.М. Теплов и др. исследователи выделяли три уровня психического отражения: сенсорно-перцептивный, «представленческий» (воображение, эйдетическая память, образное мышление) и речемыслительный. Каждый из уровней обеспечивает определенную «глубину» и «объем» отражения действительности, а также соответствующие регуляторные возможности субъекта. Уровень представлений выделяется как самостоятельный, имеющий многообразие «форм образности» (как минимум, это образы представления и образы воображения). Изучение данного уровня психического отражения-регулирования является узловой проблемой психологии, поскольку вторичные образы показывают своеобразие перехода от восприятия к высшим психическим функциям [7; 42, т. 1, с. 279]⁷ (напомним, что еще Аристотель интересовался ролью образов в выработке идей). Каждый из выделяемых исследователями (Б.Г. Ананьев, Б.Ф. Ломов и др.) основных уровней психического отражения — сенсорно-перцептивный, «представленческий» (в виде образов памяти, воображения, образного мышления) и речемыслительный — обеспечивает определенную «глубину» и «объем» отражения действительности, а также соответствующие регуляторные возможности человека.

Для формирования системных воззрений на образную сферу человека можно использовать и идеи многоуровневости исследования психического образа [29; 30]. На высшем уровне образ рассматривается в рамках системы «человек — общество». Это социально‐психологический и личностный планы анализа, где предметом исследования становятся коллективные представления и связанные с ними психические реалии. На следующем уровне образ исследуется в процессах деятельности и общения людей. Соответственно изучаются закономерности формирования образа и его основные функции: когнитивная, регулятивная, коммуникативная. Далее идет наиболее полно проработанный уровень изучения отдельных процессов познавательной сферы человека, на котором изучаются сенсорные основы образа, его свойства и законы развития, способы хранения, преобразования и использования эталонов памяти и др. ⁸ На нижнем уровне изучаются нейрофизиологические основы психического отражения.

Итак, сформированный в единстве восприятия, мышления и речи вторичный образ является прогрессивной, качественно новой ступенью познания, формой более обобщенного, но вместе с тем чувственного отражения реальности (это положение было развито в работах Б.Г. Ананьева [6, с. 261]). Его следует рассматривать не как «тень ощущений», «ослабленный вариант восприятия» (что характерно для традиционной точки зрения, подчеркивающей бледность, фрагментарность и неустойчивость образов-представлений), а как прогрессивную ступень чувственного познания, связанного с формированием обобщенного образа предметов и явлений, несмотря на неизбежную при переходе от восприятия к представлению редукцию сенсорных характеристик отображаемого объекта [197]. «Потери» возмещаются через различные проявления абстракции, через изменения в пространственно-временной структуре вторичного образа, связанные с существенным расширением отображаемого пространственного поля, возможностью представлять «спину» вещей [51, ч.1].

Согласно Б.Ф. Ломову, центральная для психологии категория «отражения» фиксирует два момента. Во-первых, включенность психики во всеобщую взаимосвязь процессов и явлений материального мира, и, во-вторых, тот факт, что источником содержания психического является окружающая человека действительность, обстоятельства его жизни и деятельности. «Ощущения, восприятия, представления выступают как образы, в которых отражаются окружающий человека мир и он сам. Задача психологии и состоит в том, чтобы раскрыть закономерности порождения, развития, функционирования и преобразования субъективного образа действительности, включенной в круг объективных связей и отношений человека» [29, с. 44].

Уникальность положения вторичных образов в системе психики определяет главную особенность уровня представлений — единство и взаимопроникновение чувственного (конкретность) и понятийного (абстрактность). «Именно взаимопроникновение наглядной внутренней «картинности» и словесного образа составляет структуру образа-представления. Разумеется, такое определение представлений относится только к психологии человека и содержит в себе возможность и необходимость исторического анализа представлений, возможность понимания через общественную историю словарного состава языка истории внутренней наглядности образа» [8, с. 285]. Б.Г. Ананьев подчеркивает важность того, что «выделение и расчленение чувственного отражения, хотя и осуществляется различно в современной философской литературе, тем не менее является стремлением понять своеобразие структуры чувственного отражения как соотношения определенных форм, а вместе с тем моментов процесса чувственного отражения. Обращает на себя внимание, что выделяемые формы трактуются не только как моменты единого развивающегося процесса, но и как уровни, от самого элементарного (ощущения) до самого сложного (представления), являющегося известного рода обобщением чувственных знаний об объективной действительности» [6, c.22]

Показательно, что уже в древнейших изображениях слово и образ слиты; на этой основе в дальнейшем появились пиктограммы и иероглифы. Прекрасной современной иллюстрацией этому является начертательная геометрия: влияние понятийного уровня выступает здесь условием устойчивости, целостности образов. Взаимосвязь визуализации и вербализации определяют механизм и динамику вторичных образов, их особенности с точки зрения «яркости-четкости-конкретности» — «обобщенности-абстрактности».

Сказанное понятно, поскольку вторичный образ в основе своего физиологического механизма имеет динамическое взаимодействие 1-й и 2-й сигнальных систем, базируется на полимодальной и полифункциональной сенсорно-перцептивной организации [6; 7] человека. Интермодальные связи ощущений, заложенные филогенетически, обеспечивают целостность чувственного отражения. Закономерности интермодальных сенсорных объединений связаны с принципами а) координации нервных центров (Шеррингтон), б) доминанты (важнейшим эффектом которой Ухтомский считал интегральный образ), в) условно-рефлекторной детерминации деятельности анализаторов (Павлов). Данные закономерности раскрываются результатами работ Бериташвили, Анохина, Айрапетьянца и др. Циркулирующая информация о внешней и внутренней среде сходится в основных узлах системы сенсорной организации человека: в речеслуховой подсистеме, вербализирующей чувственный опыт человека, и зрительной, интегрирующей сигналы любой модальности. Визуализация всего чувственного опыта человека позволяет зрительной модальности быть доминирующей, играть роль внутреннего канала связи между анализаторными системами как на перцептивном уровне, так и на уровне представлений. Следует подчеркнуть, что механизмы вторичных образов связаны с включенностью центральных отделов анализаторов в единую полимодальную систему, обладающую обобщающими функциями по отношению к конкретным каналам чувственного отражения с особой ролью зрительной модальности и 2-й сигнальной системы.

Зарубежные сторонники когнитивной психологии также выделяют образные и вербальные процессы, рассматривая их как многоуровневые, независимые, альтернативные, но взаимодействующие, взаимодополняющие и взаимоактивирующие «кодирующие системы» и «формы репрезентации информации в памяти», специализированные для кодирования, организации, преобразования, хранения и воспроизведения информации. Эти системы имеют разную природу, характеризуются различными способами реорганизации и трансформации информации. Эти идеи достаточно полно выражены в «теории двоичного кодирования» (Пэйвио) [427; 433]⁹. Образная система позволяет хранить сенсорные воздействия в целостной форме, представлять информацию в «синхронном» виде (различные части объекта доступны одновременно). Этим обеспечивается переработка перцептивной пространственной информации — ее преобразование по таким пространственным параметрам, как размер, форма или ориентация. Вербальная система репрезентирует информацию в виде абстрактных единиц, соответствующих элементам языка, и обеспечивает более эффективную переработку последовательно предъявляемой информации, организацию информации, свойственную лингвистическим выражениям. В зависимости от особенностей психологической задачи обработка информации может опираться либо на образную систему, либо на вербальную, либо на обе системы. Образы помогают вербализации, и, наоборот, вербальная репрезентация несет дополнительную информацию о качествах объектов, которые не даны чувственно. Кликс и Метцлер, например, показали, что семантические отношения легче устанавливаются в случае образного кодирования [53].

Выделение вербальной и образной систем может быть сопоставлено с формулировкой двух значимых вопросов: что представляется (вербальная репрезентация) и как вещи выглядят при представливании (субъективная форма образа) [407, ch. 2]? Интересной является идея различения правополушарных так называемых «сырых» образов (малая представленность лексических структур) и «приготовленных» образов (продукт межполушарного взаимодействия) (Bacan [408]).

В 70-е и 80-е годы XX в. для понимания механизмов вторичных образов широко применялась компьютерная парадигма, на сегодня показавшая себя малоэффективной для изучения образной сферы человека¹⁰.

Важнейшей особенностью вторичных образов является их полимодальность. Она хорошо иллюстрируется, например, представлениями о движениях в спортивной деятельности (исследования А.Ц. Пуни, Е.Н. Суркова [199]. На фоне полимодальности в конкретном вторичном образе можно, однако, выделить ведущую модальность, относительно любых сенсорных составляющих (например, даже обонятельную). Слуховые представления у музыканта хорошо иллюстрируют «сплав» музыкальных образов со зрительными образами нотного текста («слышание» нот, трансформация музыки в ноты) [315], другие ассоциации. Ярким примером полимодальности является синестезия, «первоописателем» которой считают Ф. Гальтона (хотя он ссылается на Блеулера и Леммана): ассоциативная связь в сознании переживания образа одной сенсорной модальности с ощущением от другой, вызванным внешними стимулами и/или образами памяти.

Наиболее часто встречается зрительно-слуховая синестезия, когда зрительный образ сопровождается слуховыми ощущениями. Более редкая цвето-музыкальная синестезия, т.е. появление цветовых образов на звуковой стимул, прекрасно иллюстрируется восприятием музыки, особенно художественными натурами, когда цвето-музыкальные переживания в пределе могут проецироваться вовне и представлять собой целые картины, в которых каждый звук имеет свою окраску, оттенок, пространственную форму. Так, Гейне имел способность при каждом звуке видеть соответствующий зрительный предметный образ. Наиболее редкая форма синестезии — боль, отличающаяся по цвету. Описаны цветные образы для различных вкусовых ощущений. Обонятельные образы в определенных ситуациях значимы для конкретных мелодий. Существование вкусо-визуальной и вкусо-слуховой синестезии [201] учитывает психология рекламы. Спонтанные синестетические переживания, однако, редко возникает вне рамок зрительно-слуховой синестезии. Многие редкие виды синестезии получены посредством употребления галлюциногенов, расширяющих ассоциативность переживаний. Не были найдены температурно-тактильные, температурно-кинестетические, обонятельно-болевые, кинестетически-болевые, температурно-болевые ассоциации [395, ch. 2]. Зрительная модальность является единственной «синестетически взаимодействующей» с другими. Помимо ассоциативной синестезии, предполагается существование синестезии филогенетически-регрессивной: на ранних филогенетических стадиях синестезия играла важную роль при ориентации в среде. От истинной синестезии следует отличать некоторые языковые средства: сравнения, метафоры и аналогии, в которых слова, соответствующие одной сенсорной модальности, употребляются по отношению к другой.

Введение понятия о совокупности вторичных образов различных классов — образной сфере человека, — помогает осмысливать многообразие образного опыта человека, углубляет научные знания об иерархии и взаимосвязанности уровней существования вторичных образов, ориентирует сбор данных о них под единым углом зрения. Представления об уровне целостности классов вторичных образов позволяют рассматривать их во взаимосвязи как имеющие общие параметры в структуре и функционировании. Раскрытие понятия «образная сфера человека» предполагает: 1) классификацию образных феноменов, в которой вторичные образы различных классов и уровней представляют собой элементы некой системы, имеющие структуру, систему функций, особенности развития; 2) учет многообразия вторичных образов, которые могут быть переживаемы конкретным человеком; 3) анализ множества потенциальных вторичных образов, которые могут быть представлены в индивидуальном сознании людей при определенных условиях.

Целостное психическое отражение и регулирование предполагает функционирование всех классов вторичных образов с различной ролью в зависимости от ситуации жизнедеятельности. Образная сфера человека понимается, как многомерная, многоуровневая динамическая подсистема психики, «элементы-образы» которой, в комбинации друг с другом, выполняют специфические функции в психическом отражении-регулировании внешней реальности и внутреннего мира личности в соответствии с актуальной жизненной ситуацией. Образная сфера непрерывно участвует в идеальном взаимодействии субъекта с объектом, отражая содержание этого взаимодействия.

Образная сфера в качестве подсистемы входит в сенсорно-перцептивную организацию человека [6; 7]. Последняя является частью психологической макроструктуры человека — «индивид, субъект, личность, индивидуальность» [8; 65]. Поэтому образная сфера человека может быть рассмотрена как многомерная, многоуровневая динамическая саморегулирующаяся подсистема психики, которая расширяет возможности психического отражения-регулирования. Важно подчеркнуть, что: а) в работе любого элемента образной сферы принимает участие вся психика, б) в отличие от перцепции, содержание вторичных образов не ограничено (пример тому — образы измененных состояний сознания), в) в качестве алфавита используются образы, в большей мере определяемые характеристиками самого субъекта, причем алфавит может в пределе перестать быть понятным (сновидения, образы измененных сознаний сознания).

Коснемся ряда вопросов об отношениях между образной сферой человека и другими психическими процессами.

Образная сфера и восприятие. Несмотря на введенное условное разграничение образной сферы и перцепции, вторичные образы, несомненно, тесно связаны с текущей стимуляцией. Восприятие же невозможно без воображения (апперцепция). Достройка перцептивного образа элементами воображения связана с механизмом поиска соответствия формируемых человеком гипотез о реальности. Соотнесение же перцепта с эталонами памяти облегчает категоризацию и обобщение воспринятого. Образы-представления участвуют, в частности, в сличении результата восприятия с «акцептором действия» при антиципации. Также известны искажения восприятия при творческом озарении, вторжении в перцепцию сновидных и галлюцинаторноподобных эпизодов.

Кюльпе и Перки продемонстрировали интерференцию вторичных образов и перцепции. Кюльпе просил испытуемых сообщать о любых объективных или субъективных событиях, которые они переживали во время релаксации в темной комнате. Время от времени на стены проецировался квадрат, варьируемый по размеру, яркости и локализации. Наблюдалось смешение восприятия стимула с образом. Перки показала, что в зависимости от когнитивного стиля испытуемых, их установок, характера стимуляции, внутренний опыт, детерминированный преимущественно входной информацией, может переживаться и как вторичный образ, и как перцепт. Считалось, что исследование феномена Перки позволяет объективно изучать вторичный образ: стимул известен, а образ описан. Однако в последующие годы не было получено четких ассимиляционных эффектов. Можно, однако, указать на исследование Сегал [395, ch. 9]¹¹.

В связи с введением условного абстрагирования от перцептивных образов и образов, категоризируемых явным взаимодействием с перцепцией, необходимо указать на позицию Холта [148; 395, ch. 1]. Согласно ей, материалом для любых образов является нейрофизиологически закодированная информация. Под «образом» он понимает субъективный феномен, возникающий при различных сочетаниях внешней и внутренней стимуляции: при доминировании первой употребляется термин «перцепт», при доминировании второй  — «образ». Из данной стимуляции непрерывно формируются образы с различным вкладом внешнего и внутреннего информационного источника.

Известная трудность разграничения образных явлений связана с возрастанием влияния внутренних факторов в случае сенсорной депривации, усиливающей самостимуляцию организма. К таковым относится влияние мотивации и защитных механизмов, являющихся регуляторами взаимодействия перекрывающих друг друга каналов переработки внешней и внутренней информации. Сильно желаемое или, наоборот, тревожные ожидания могут породить иллюзорный образ. Влияние желаний, страхов, пропущенных через фильтр защитных механизмов, на формирование вторичного образа может быть выборочным в связи с конкретной личностной проблемой. Особое значение в различении образных явлений имеют состояния сознания. Дремотные и сновидные состояния знакомят исследователя с ситуациями ослабления контроля над влиянием мотивации и защитных механизмов на порождение вторичных образов, а психопатология — с нарушениями механизма различения.

Представление о том, что информация от внешнего и внутреннего источника репрезентирована в неких взаимосвязанных матрицах, достаточно распространено. Об этом писал, например, Хэбб. Перцепты и вторичные образы активируются подобными «клеточными ансамблями». При определенных условиях информация с «перцептивного источника» может быть представлена в матрице, обычно кодирующей информацию из «внутреннего источника», и наоборот. Важна роль контролирующих систем обратных связей, которые могут работать как согласованно, так и конфликтно. Отметим, что при параллельной переработке информации из внешнего и внутреннего источников содержание сознания определяется неким общим лимитированным «когнитивным фактором» (в связи с активацией одних и тех же нейронных структур) [407]. Это предполагает конкуренцию информационных каналов за представленность своей информации в сознании, что объясняет факты смешения в сознании (в определенных его состояниях) галлюцинаций, сновидений, гипнагогических и других образов с актуальным восприятием.

В связи с темой «образ и восприятие» следует отметить идеи об аналогиях вторичных образов и перцептов. 1) аналогичность механизмов антиципации: образ — это то, что ожидается увидеть (Найсер); 2) участие в формировании и образов и перцептов определенной сенсорной модальности; распознавание зрительных стимулов значительно ухудшается, например, при одновременной активации слуховых представлений; 3) аналогичность сканирования и оперирования образами и перцептами; 4) перцептивные аномалии (дальтонизм, близорукость, выпадение отдельных участков перцептивного поля, затруднения с выделением фигуры из фона) также могут по аналогии быть сопоставлены, соответственно, со сдвигами в воспроизведении цвета, бледностью, фрагментарностью, плохой контролируемостью образов; 5) общность мотивационно-оценочного компонента.

Для психологии образной сферы человека могут быть полезны идеи и о том, что форма перцептивного образа проявляется себя трояко: а) как способ функциональной организации информационного содержания (здесь подчеркнем аспект отношения к воспринимаемому, в нашем случае к представляемому, к образу); б) как способ предметной организации информационного содержания (здесь подчеркнем важный для наших целей аспект смысловой основы образа); в) способ развития информационного содержания — перцептивный план, задающий ориентиры и контролирующий движения чувственного содержания, объединяя разномоментные впечатления (различные элементы образного опыта) в организованное целое [30, с. 188].

Остановимся на позиции (3). Вторичные образы — это не только внутренний субъективный опыт, открытый для самонаблюдения, но и внутренний посредник — форма репрезентации, позволяющая отображать информацию о физических объектах и событиях, а также манипулировать ею. Когнитивная психология показала следующее. Представляемые (воображаемые) объекты структурно-функционально эквивалентны своим физическим аналогам. Репрезентации объектов в форме образов во внутреннем мире личности обеспечивается когнитивными механизмами, которые участвуют в восприятии этих объектов. Так, согласно «принципу перцептивной эквивалентности» (Финк), образы функционально эквивалентны перцепции в том смысле, что при переживании образов объектов и при их восприятии активируются сходные механизмы¹². Использование образов как внутренней репрезентации связано с работой зрительно-пространственной памяти, содержащей некое «пассивное хранилище», в котором образы конструируются на основе информации о реальном внешнем виде объектов или эпизодов из долговременной памяти.

Эмпирическое подтверждение сказанного можно найти в исследованиях манипулирования образами (см. обзор в [433, с. 41–45]), в частности, мысленного вращения и сравнения (например, школа Шепарда). Было продемонстрировано, что характер осуществляемых во внутреннем плане операций аналогичен операциям во внешнем пространстве¹³. Обнаружены изоморфные отношения между воспринимаемым и представляемым. Мысленное сканирование карты аналогично перцептивному сканированию реальных карт (время визуализации объемных сцен определяется, например, близостью объектов в трехмерном пространстве). В целом обнаружено, что время сканирования образов изменяется прямо пропорционально представляемому расстоянию¹⁴. Это означает, что образы подчиняются метрике Евклидова пространства (Пинкер и Косслин [433])¹⁵.

Следует также отметить возможность изучения образов как свойств стимулов-объектов, т.е. с точки зрения способности этих стимулов вызывать образы (будем использовать термин «образотворность» — imageability [433]). Пэйвио продемонстрировал [427], что результаты запоминания отдельных объектов легче предсказать по способности стимульного материала вызывать образы, чем по другим его характеристикам. Во влиянии «образо-творности» усматривается свидетельство того, что образы выступают неким отдельным кодом в долговременной памяти. Стимул-материал, с которыми люди сталкиваются в психологических исследованиях, вызывают образы с разной скоростью и легкостью. «Высокообразные» объекты запоминаются лучше, чем «низкообразные». Это связано с использованием образов как «зрительно-пространственной рабочей памяти» (и не объясняется чисто лингвистическими свойствами объектов) [433]. Значимой выступила идея о конкретности-абстрактности стимулов-объектов. Хотя Пэйвио, в частности, подчеркивал, что конкретность и «образо-творность», по сути, являются оценками одной переменной, лежащей в их основе, другие исследователи подчеркивают, что не следует рассматривать конкретность как еще один способ измерить «образо-творность». Показано, что именно «образо-творность» материала, а не его конкретность, определяет легкость запоминания [433].

В изучении взаимоотношений образной сферы и памяти главным является вопрос о форме хранения в памяти сенсорного опыта. Мы уже касались этого вопроса, вспоминая теорию двоичного кодирования. Продолжим обсуждение проблемы.

Виды памяти имеют различные механизмы в плане соотнесения с образными явлениями. Так, «сенсорная память» может быть идентифицирована с последовательными образами (различных модальностей), длительность которых зависит от интенсивности раздражителя и сохраняется на несколько секунд. Существование образов обусловлено затухающими следовыми процессами в рецепторно-нейрональных структурах анализатора. Если информация не переходит в кратковременную или долговременную память, то считается, что образы безвозвратно исчезают. Основой долговременной памяти является формирование так называемых энграмм — структурно-функциональных комплексов запечатления информации. Условием образования энграмм выступает длительная реверберация информации, находящейся в регистре кратковременной памяти. Этому способствует: 1) повторение информации, 2) ее осмысливание, установление ее логической структуры или связи с уже хранящейся в долговременной памяти информацией, 3) установка на длительное запоминание, 4) высокий интерес к запоминаемому материалу [264]. Элементом памяти становится все, что, «удаляясь» от «вещественной» определенности психики, переходит во «вторичный» продукт, т.е. становится представлением. В память превращается познавательный процесс, когда он становится условием существования другого процесса или себя самого [299, c. 285].

Традиционно зрительные вторичные образы понимались как «ментальные картинки», сохраняющие в той или иной степени конкретные перцептивные характеристики объектов. Но образы не сводятся к наглядным картинкам, хранящимся «в уме» в неизменном виде и выступающим объектом внутреннего созерцания. Об этом свидетельствуют данные об амодальности «ядерной структуры» образа, в частности, амодальных пространственных его компонентах (А. Н. Леонтьев). Ментальные операции в случае тактильного узнавания сходны и для слепых, и для зрячих. Это подтверждает трактовка вторичных образов как интериоризированных действий, имеющих сложную микроструктуру, и включенность в долговременную память зрительных автоматизмов [53]. Понимание вторичных образов как «картинок» не учитывает информационные, нейрофизиологические механизмы порождения и переработки образной информации. В то же время высказанные замечания в адрес традиционного понимания образов с позиций исследований их когнитивных механизмов не означают игнорирования субъективной формы вторичного образа — его «сенсорной полимодальности».

В связи с вопросом о хранении в памяти «признаков картинки» можно обратиться к терминологии И. Хофмана [345], который также говорит о двух взаимосвязанных формах репрезентации: а) содержащей наглядно-образные характеристики объектов; б) отражающей характеристики, абстрагированные от физических свойств стимулов — семантическая репрезентация (человек, например, помнит информацию, но не помнит форму, в которой она была получена). При достижении цели, ради которой образная репрезентация создавалась, она может заменяться на семантическую. Посредством комбинации и интеграции семантических репрезентаций могут создаваться яркие образы воображения. Степень фрагментарности образов зависит от того, в какой мере семантическая репрезентация сохранила свойства стимульного объекта. Способность перехода от одной формы репрезентации к другой считается важным источником творческих возможностей человека.

Значительный вклад в понимание формы хранения образной информации в памяти внес Косслин. В частности, было введено представление о неком «зрительном буфере», где в результате сложных процессов обработки информации из долговременной памяти конструируются и преобразуются «пространственные последовательности», представленные точками в некой матрице в контексте уже упомянутой компьютерной парадигмы¹⁶.

Другой ракурс анализа проблемы взаимоотношений образной сферы и памяти связан с изучением образов как мнемонической стратегии. Формирование образов повышает результативность запоминания. Мнемонические приемы лучше структурируют запоминаемый материал. Например, метод локусов предполагает заучивание последовательности объектов с помощью образа, в котором каждый объект расположен на участке хорошо известного пути (например, «по дороге куда-то», «вокруг дома»). Совершая «мысленную прогулку», можно просто «обнаружить объекты на своем месте». Память улучшается и путем формирования необычных образов.

Бартлетт, как известно, был одним из первых, кто сопоставил результаты запоминания со стратегиями заучивания. По способу запоминания он делил своих испытуемых на «визуализаторов», которые говорили, что при запоминании используют зрительные образы, и «вербализаторов», утверждавших, что полагаются на лингвистические средства. Это деление стало характеристикой когнитивного стиля. Хотя «вербализаторы» воспроизводили материал с меньшей уверенностью, обе группы были сопоставимы по результатам запоминания [433, с. 110–113].

Использованием образов в качестве эффективной мнемонической стратегией можно управлять с помощью инструкций, тренировки, требований задания, особенностей запоминаемого материала. Инструкции по использованию образов в целом улучшают результаты воспроизведения и узнавания материала [433, с. 117–124]. Исследования эффективности инструкций, в частности, при заучивании вербального материала выявили улучшение результатов, особенно «высокообразного» материала¹⁷.

Эффективность инструкций по использованию образов объясняется теорией двойного кодирования и гипотезой «избыточного кодирования». Преимущество, наблюдаемое в условиях образной мнемоники, подчеркивает Дж. Ричардсон, может быть следствием дополнения образного опыта к вербальной основе, закладывающейся во время исходных реакций испытуемого на объекты, подлежащие заучиванию [433, ch. 4]. В исследовании роли инструкций показаны интересные закономерности. Так, особенно эффективны инструкции по использованию «интерактивных образов». Инструкции по использованию единичных изолированных образов могут либо не иметь эффекта, либо приводить к ухудшению воспроизведения, нарушая влияние «образо-творности» стимульного материала. Инструкции по использованию образов могут не влиять на воспроизведение прозы, приводить к улучшению воспроизведения «высокообразного» материала и к ухудшению «низкообразного». Образная и вербальная стратегии также подвержены влиянию соответствующих инструкций.

Интересно явление забывания образов различных классов. В каком смысле можно говорить о реальном стирании образов? Каковы механизмы их перехода в сферы неосознаваемого психического, пребывания их там и актуализации? Обычно считается, что в варианте образов памяти процесс забывания можно интерпретировать как:

1) «стирание» следов ранее хранимой информации (энграмм) в результате интерференции с новой; 2) затруднения в воспроизведении информации при сохранении (в чем можно убедиться, например, при гипнозе) [264, с. 60]. Но относительно других классов вторичных образов возникают вопросы. Почему, например, сновидения забываются так легко (хотя опять же — забываются ли они вообще), а образы измененных состояний сознания нет? Главный же вопрос в том, насколько действительно исчезает образ, или он уходит в такие хранилища памяти, механизм которых наукой пока не схватывается, например, в связи с гипотетическим для академической психологии «энерго‐информационным полевым» аспектом психики. Ведь известно, что под влиянием неких условий — психофармакология, специальные психотехники, в частности, гипноз, — воспроизводятся такие «давние воспоминания» (и в таких деталях), о которых человек и не догадывался. Например, научному осмыслению подлежит интригующий феномен прокручивания в сознании человека «ленты его жизни» в экстремальных ситуациях (а также в околосмертных состояниях), часто с нравственной оценкой жизненных событий¹⁸. Интересно в этой связи открытие нейрохирурга Пенфилда. Электростимуляция участков коры головного мозга приводила к появлению образов-воспоминаний, сохраняющих последовательность реальных событий в различные периоды жизни. Образы в этом «фильме» содержали и события», не зафиксированные памятью на уровне осознавания. Уместно добавить и то, что в той или иной форме в религиозных традициях существуют представления (и соответствующая феноменология) о том, что в жизни человека происходит непрерывная фиксация всего текущего опыта — не только каждого действия, но и каждого слова, каждой мысли. Например, в православной традиции есть представление об ангеле-хранителе и демоне, которые осуществляют фиксацию опыта человека (доброго и злого). И поэтому за каждое слово, за каждую мысль, за каждое действие человеку предстоит дать ответ после смерти.

Исходя из сказанного понятно, что современного понимания процессов сохранения и забывания человеком собственного опыта недостаточно. В целом когнитивная психология не создала единой модели памяти, с которой могла бы быть соотнесена феноменология образной сферы личности, не решены, в частности, вопросы долговременного и кратковременного сохранения образной информации, механизмов актуализации образного опыта. Необходим дальнейший поиск механизмов соотношения образного опыта и памяти, в том числе при допущении взаимодействия индивидуальной психики с внешними информационно-экологическими факторами.

Образная сфера и мышление. На уровне вторичных образов формируются различные виды мысленных (ментальных) гностических действий — масштабное преобразование, мысленное расчленение объекта и объединение объектов в целое, агглютинация, комбинация и рекомбинация, мысленное вращение и мысленное сравнение. Ментальные действия связаны с потребностями в новой информации в связи с реализацией потребностей, антиципацией результатов, планированием. К внутренним средствам решения образной задачи, трансформирующим конкретный вторичный образ, традиционно относятся анализ-синтез сенсорного уровня, элементы абстрагирования, обобщения, сравнения, оценки, измерения. Все подобные действия выступают основой образного мышления, наиболее изученной разновидностью которого является визуальное мышление. Мышление — это по большей части визуальное мышление [12]. Арнхейм подчеркивает, что главным инструментом познания мира является восприятие, прежде всего визуальное восприятие. Зрительные представления рассматриваются им как психические эквиваленты предметов и явлений действительности, снабженные отпечатками условий их существования в среде. Визуальное мышление переструктурирует проблемную ситуацию, воспроизводит многообразные связи в объектах, отображает их взаимодействие, оперирует менее определенным содержанием (по сравнению с понятийным). Все это «делает значение видимым» (В.П. Зинченко), порождает новые формы, позволяет находить нетривиальные решения [148].

Психология выделяет, как известно, три вида мышления (они же уровни, этапы его развития в онтогенезе): наглядно-действенное, наглядно-образное, словесно-логическое. Дж. Брунер утверждал, что ребенок проходит три стадии развития: познание мира через действие, через воображение и далее через язык. Каждая из познавательных стадий использует свой набор операций и влияет друг на друга. Например, когда «перцептуально-иконическое представление» становится доминирующим, оно подавляет символические процессы. Брунер и Арнхейм видели источник совершенствования познания во взаимодействии всех трех способов познавательной деятельности [12, c. 154]. Наглядно-действенное мышление дает возможность наблюдать объекты и познавать отношения между ними в процессе преобразования ситуации. При наглядно-образном мышлении человек получает возможность оперировать наглядными изображениями объектов. В этой связи следует отметить существование традиционной типологии мышления, основанной на характере используемых средств — наглядных или вербальных. Для полноценной мыслительной работы одним людям необходимо видеть или наглядно представлять предметы; другие предпочитают оперировать отвлеченными знаковыми структурами [299, c. 296]. Актуальной в рассматриваемой связи проблемой является роль знаковых моделей в формировании умственных действий [62; 278].

Образное визуальное мышление может быть конкретизировано понятием «пространственного мышления» [369]. Б.Г. Ананьев относил пространственный анализ-синтез к важнейшим проявлениям общего интеллектуального развития [6]. Пространственное мышление является специфическим видом мыслительной деятельности, связанным с обеспечением ориентации в воображаемом и реальном пространствах на основе вычленения требуемых пространственных характеристик ситуации и оперирования пространственными образами.

Для изучения образной сферы человека чрезвычайно актуальным является вопрос об интуиции. Интуиция — это «знание-доверие», не вызывающее никакого сомнения. Напомним, что для Платона интуиция была наивысшим уровнем мудрости — постижением «трансцендентных сущностей». Декарт же считал, что нет иных путей к знанию, кроме интуиции и дедукции, он понимал под интуицией «не веру в шаткое свидетельство органов чувств и не обманчивое суждение неупорядоченного воображения, а понятие, данное нам ясным и внимательным умом с такой готовностью и отчетливостью, что не остается никаких сомнений в том, что мы мыслим» [12, с. 24]. Непосредственное обращение к «чистым сущностям» как к наиболее легкому пути постижения истины было характерно, например, для школы Гуссерля.

В психологии различают мышление аналитическое (имеющее осознаваемые этапы) и интуитивное (минимально осознанное, характеризующееся быстротой и отсутствием этапов). При этом интуиция и интеллект действуют не порознь, а почти всегда кооперативно [12, с. 41]. Интуитивный инсайт может быть рассмотрен как специфический путь решения задачи [428]. Интуиция — это знание, возникающее без осознания путей и условий его получения. В силу этого человек получает знания как результат «непосредственного усмотрения». Интеллектуальная интуиция — вид интуиции, для которой характерно внезапное, недискурсивное усмотрение истины, т.е. «такое целостное восприятие предмета, в котором происходит внезапное погружение предмета в сознание вплоть до неслиянного единениия с ним» [310а, с. 50].

Арнхейм подчеркивает, что механизм интуиции недостаточно понятен, поскольку о ней судят в основном по ее достижениям, в то время как актуальный режим работы интуиции по непосредственному постижению вещи отграничен от рассудочной деятельности сознания. Поэтому интуиция сравнивается с «даром из ниоткуда», рассматривается как сверхъестественная способность, «наитие свыше» [12, с. 25]. Описать способы подобного «внутреннего постижения», «целостного схватывания» невозможно, по крайней мере, без наличия большого опыта практической деятельности в соответствующей области [299, c. 112]. Роль интуитивного мышления для профессиональных достижений подтверждена экспертными оценками. Так, юристы считают, что интуиции принадлежит 41% достижений в их области, геологи — 38%, филологи — 31%, математики — 27% [264, с.161]. Интуиция принимает участие в каждом акте познания. Ее можно определить, например, как особое свойство восприятия, заключающееся в способности непосредственно ощутить эффект взаимодействия в «гештальт-ситуации» [12]. В плане сквозного характера образной проблематики в описании психического связь интуиции с целостностью психического отражения чрезвычайно показательна и важна¹⁹.

Обобщая различные определения интуиции (Платон, Декарт, Кант, Гегель, Бергсон, словарные дефиниции), Р.М. Грановская подчеркивает в них нечто общее: 1) момент непосредственности интуитивного познания, достигаемого без предшествующего рассуждения; 2) уверенность в правильности результата («безоговорная очевидность»), как бы никакими умозаключениями не оправданная; 3) роль предварительного накопления знаний (длительная подготовка ума, предшествующие знания и опыт) [105, с. 60]. Понятие интуиции соотносится ею также с отсутствием причин, приводящих к результату, и посредствующих понятий (интроспекция не обнаруживает таковых).

В последующих главах мы будем возвращаться к отдельным граням проблемы взаимоотношения образной сферы личности и интуивного постижения мира.

Наконец, еще одна важная грань взаимосвязи образной сферы и мышления — особенности «первобытного» мышления. Эта грань важна для нас тем, что архаические пласты психики выступают одним из главных информационных источников образной сферы (что важно для анализа трансляционной функции образов). Суть же «первобытного» мышления, как известно, заключается в том, что оно не выстраивает причинно-следственные связи. Леви-Брюль говорил о пралогическом мышлении, которое не является ни антилогичным, ни алогичным, в котором причины явлений носят мистический характер (современному человеку поэтому так трудно понять подобный тип мышления). Образная сфера человека представляет для этого богатый материал:

различные видения, образы мифологического и архетипического содержания. Об этом речь пойдет ниже.

Образная сфера и воля. Значение представлений о цели в понимании волевых процессов в общей психологии хорошо известно. Известно и то, что при использовании человеком образов для преднастройки к предстоящей деятельности происходит его мобилизация, формируется готовность к нужным действиям и поведению. В этом процессе тесно переплетены произвольные и непроизвольные механизмы [161]. На использовании образов основан известный феномен «ментальной тренировки», например, в спорте. Подчеркивается, что произвольные движения предваряются их образами. О роли представлений в управлении действиями говорили Т. Гоббс, Г. Спенсер, У. Джемс, Н. Ланге, И. Сеченов, С. Беритов, Н. Бернштейн и др.

Е.П. Ильин напоминает, что еще Лукреций полагал, что «источниками воли являются не только желания, вытекающие из потребностей, но и удовлетворяющие их внешние объекты, представленные в душе в виде образов. В отдельных случаях образы предметов, позволяющих удовлетворить потребности, могут вызываться не прямым воздействием самого объекта, а порождаться желанием, которое было связано с этим объектом ранее. Желания и чувственные образы вещей ведут к формированию образов или «призраков движения», которые затем переходят в реальные действия. Окончательный же выбор того или другого поведенческого акта определяется разумом, основная функция которого состоит в сопоставлении и отборе представлений. По существу, Лукреций поставил вопрос о роли представлений в мотивации» [161, с. 62].

О роли образной сферы человека в целеполагании и мотивации мы будем подробно говорить во второй части книги. Здесь же отметим, что отношения образной сферы личности и воли раскрывается путем изучения взаимосвязи психического отражения (активного и реактивного) и психического регулирования (произвольного и непроизвольного). Этот момент описан [67; 98], раскрыт в работах В.А. Ганзена, а также иллюстрируется всей совокупностью материала, излагаемого в книге. В частности, можно обратить внимание читателя на тему «созидающей силы воображения».

Образная сфера и ее мозговой субстрат. Мы уже касались ряда аспектов физиологических механизмов образных явлений. Вернемся к некоторым аспектам данной проблемы. Один из них связан с идеей совместной работы структур и механизмов головного мозга при порождении вторичных образов [6; 7]. Это подтверждает когнитивная психология. Нет оснований сводить механизм порождения и переживания образов лишь к в правому полушарию. Идею о специализации правого полушария мозга относительно вторичных образов необходимо оценивать с точки зрения единого механизма межполушарного взаимодействия²⁰: оба полушария мозга вносят вклад в формирование образов, однако выполнение разных заданий обеспечивается различными структурами мозга. Особую роль в механизме формирования вторичных образов играет область задней части левого полушария мозга, теменные доли, нижневисочная или височно-теменная, а также левой нижней затылочной области. Однако первичная зрительная область коры не участвует в функционировании и переживании образов.

Дж. Ричардсон говорит о трех группах данных, помогающих объяснить мозговые механизмы образов [433].

1. Данные, полученные на здоровых людях при предъявлении стимулов в левую и правую половины зрительного поля. Так, распознавание стимула в правом «полуполе», лучше при вербальном материале, и наоборот, распознавание стимула, предъявленного в левое «полуполе» лучше на невербальном материале. Так как «полуполе» имеет преимущественный доступ к противоположному полушарию мозга, эти результаты используются как подтверждение различной роли полушарий в обработке информации.

2. Запись активности мозга во время выполнения испытуемыми специфических задач (магнитоэнцефалография, компьютерная томография, ядерно-магнитный резонанс, позитронно-эмиссионная томография). Дополнительные данные получены с помощью регистрации мозгового кровотока²¹.

3. Исследования людей, имеющих мозговые повреждения: а) после травмы головы (открытые и «закрытые»); б) связанные с неврологическими заболеваниями, опухолями мозга, повреждениями сосудов мозга; в) как следствия хирургического вмешательства²².

По ходу изложения материала мы будем возвращаться к физиологическим механизмам образных явлений. Сейчас же отметим, что данные о механизмах образной сферы человека в своей совокупности не позволяют объяснить все аспекты связи «образа-картинки» с «матрицами закодированной информации», лежащей в ее основе.

1.2. ШТРИХИ К ПРОБЛЕМЕ РАЗВИТИЯ ОБРАЗНОЙ СФЕРЫ ЧЕЛОВЕКА

Формирование и развитие вторичных образов представляют собой фундаментальный круг вопросов. Как и зачем возникло множество классов вторичных образов? Каковы тенденции развития образной сферы человека как динамического целого? Какова роль окружающей среды в трансляции через образ информации? Какова специфика классов вторичных образов на различных стадиях онто-и культурогенеза? Важной проблемой является воссоздание особенностей представлений о мире наших предков. Например, какие сны видели первобытные люди? Насколько справедливо, например, предположение об их «эйдетикоподобной образности»? Вопросы возникают и в связи с изучением инволюционно-регрессивных закономерностей в образной сфере человека.

Психическое отражение следует рассматривать не в отдельных его проявлениях и не статично, а как многомерную, многоуровневую развивающуюся систему (это убедительно показал Б.Ф. Ломов). Центральная для психологии категория психического отражения учитывает два момента. 1. Психика включена во всеобщую взаимосвязь процессов и явлений материального мира. 2. Источником психического является окружающий человека мир, обстоятельства жизнедеятельности. «Ощущения, восприятия, представления выступают как образы, в которых отражаются окружающий человека мир и он сам. Задача психологии состоит в том, чтобы раскрыть закономерности порождения, развития, функционирования и преобразования субъективного образа действительности, включенной в круг объективных связей и отношений человека» [30, с. 46].

Появление представленческого уровня психического отражения‐регулирования, как известно (например, по А.Н. Леонтьеву), связано с разрывом непосредственного чувственного контакта потребности с предметом ее удовлетворения в процессе усложнения человеческой деятельности. Это привело к появлению необходимости и, соответственно, способности воссоздания в образах предмета потребности, способа его достижения и в итоге к развитию сложных форм идеального существования предметного мира в душе человека. Иными словами, образная сфера человека развивалась в процессе общественно-исторической практики, потребовавшей отвлечения от непосредственного отражения реальности и создавшей необходимость действовать в усложняющейся предметной среде с неполной информацией. Принято считать, что воображение возникло на заре человечества и было связано с созданием орудий труда и предметов обихода, поскольку воображение разграничивает одни свойства образа от других и переносит их на другой образ [299, c. 309–310].

Поскольку ступенями в развитии психического отражения считаются действенная, образная и символическая репрезентации мира, различные классы вторичных образов появлялись также не одновременно²³. Возникновение, например, репродуктивных и антиципирующих образов связывается, соответственно, cо стадиями дооперационального мышления и конкретных операций [199]. Одна из основных вех развития образной сферы человека — возникновение образного мышления. В частности, две стадии визуального мышления: наглядно-действенная и наглядно-образная — соответствуют исторической преемственности становления зрительных структур (наскальные изображения, иероглифы) и имеют выраженную специфику.

Вторичные образы — естественный язык психики, связанный с допонятийным уровнем отражения; они способны проникать в те области психики, куда нет доступа рациональному познанию. Онтоге нез подтверждает, что высокая развитость образных форм мышления у человека имеет глубокую филогенетическую основу: аналоги воображения есть и у животных [365]. Образы являются генетически более ранней, чем вербально-понятийный уровень, формой психического отражения-регулирования. О глубокой генетической данности вторичных образов свидетельствуют также образные переживания под психофармакологическим влиянием, а также то, что «картиночное мышление» связывается с принципом удовольствия, который предшествует «принципу реальности» (К. Левин). Отражение мира именно на уровне представлений поэтому появляется у детей в очень раннем возрасте [60].

Важно учитывать, что в ходе развития — от аутичного уровня в детском, а также в первобытном мышлении — отражение предмета потребности на уровне образа определяется и ограничивается социальными представлениями. Это помогает избежать замещения удовлетворения потребности грезами, а также риска реализации человеком некоторых своих фантазий. Пиаже предполагал, что в довербальный период у детей возникают образы типа псевдогаллюцинаций, которые удовлетворяют или трансформируют желания (близкие соображения высказывал и Фрейд). Исследователи отмечают такие параллели в «паттернах сознания» первобытных народов, детей и психотиков, как использование «магических конструктов» ²⁴.

Есть основание допустить, что развитие образной сферы человека в онтогенезе идет от перцепции к послеобразам и эйдетическим образам, далее к разнообразию образов памяти и фантазии. Пиаже показал, что до одного года собственно воображение у ребенка отсутствует (в противовес мнению К. Бюллера, В. Штерна, считавших способность к воображению первичной). В конце «сенсомоторного периода» ребенок становится менее зависимым от среды, поскольку у него появляются образы, обеспечивающие различные формы «отсроченного реагирования». В 7 лет доминируют статико-репродуктивные образы (в сопоставлении с образами трансформационно-антиципаторными) (Пиаже).

Часто говорят и о более богатом, чем у взрослых, воображении детей. Согласно Выготскому, ребенок имеет меньшую развитость воображения, но и меньше контролирует его, что и создает иллюзию большего богатства фантазии. Фантазия ребенка беднее по содержанию (образы слабо дифференцированны), по оперированию и др. Большое значение в развитии воображения имеет игра: воображение необходимо для нее; сама же игровая деятельность развивает фантазию [60].

Представляется актуальным поставить важный теоретический вопрос о механизмах совместного функционирования в психике конкретного человека вторичных образов с различной генетической предысторией. Различные их классы как продукты субъект-объектных, субъект-субъектных и аутосубъектных взаимодействий осуществляют отражение и регуляцию на различных уровнях и в различных измерениях. Эта мысль полезна для анализа трансляционной функции образной сферы личности.

Что касается формирования конкретного образа-представления, то, в соответствии с научными данными, оно осуществляется как последовательный процесс интеграции компонентов образа. Выделены фазы становления образа в зависимости от различных факторов (характера деятельности, возраста и др.). Общая закономерность в формировании вторичных образов — движение через ряд стадий, от первичного нерасчлененного целого через детализацию к дифференцированной целостности. С.Н. Сурков при изучении формирования представлений о движениях показал последовательную смену фаз первичного нерасчлененного, далее расчлененного, и итогового детализированного образа [199]. Закономерность движения образа от общей формы предмета через отражение контуров деталей к целостному образу-представлению. подтверждается и на примере (воссоздание образа предмета на основе знаковой о нем информации (воссоздающее воображение). Г. Кирилова (по [365]) выделяет, например, следующие уровни его развития: а) образы смутные, неадекватные; б) образы более полные, но отсутствует их комбинация в соответствие с логикой предмета; в) образы дифференцированы и относительно содержательны; г) образы творческого воображения.

Вторичный образ на любой стадии развития является динамической подвижной структурой. «Стоит сделать попытку фиксировать какой-нибудь образ, чтобы убедиться в том, как он каждый раз на наших глазах изменяется, сдвигается, в какой-то мере трансформируется: то одни его стороны выступают на передний план, то другие; выступающие в один момент отступают, стушевываются, сходят на нет в следующий» [280, т. 1, c. 347].

Для изучения проблемы развития образной сферы человека теоретически значимы общие закономерности психического процесса²⁵. Анализируя и обобщая их, Б.Ф. Ломов подчеркивал следующее важные для нас моменты [30, с. 48–49]: 1) прохождение ряда стадий, дающих все более адекватный образ реальности; 2) реализация как единство прошлого, настоящего и будущего; 3) обладание свойствами неадитивности, гетерогенности и недизъюнктивности (результат отражения мультипликативен); 4) детерминация психического процесса носит множественный характер и меняется в ходе отражения; 5) результат отражения становится предпосылкой его дальнейшего протекания; 6) каждый отдельно выделяемый психический процесс — момент движения психики в целом.

Закономерности создания вторичного образа, особенности его формирования и изменения соответствуют данным общим закономерностям. В частности, формирование вторичных образов определяются свойствами отображаемого объекта, условиями порождения образа, прежде всего спецификой деятельности с ее задачами и характеристиками самого человека. На разных фазах формирования образов мы имеем различное соотношение чувственного и понятийного. Так, высокая способность мысленного манипулирования во многом обязана вербальным структурам на завершающих фазах формирования образа. Е.Н. Сурков показал, что удельный вес понятийности (внешней и внутренней вербальности) увеличивается по мере развития образа-представления, программирующего и регулирующего сложнокоординируемые действия [199]. Значимо влияние сложности объекта²⁶ и условий манипулирования им на уровне образов, которые могут определить возврат на более низкую фазу развития представлений (см. например, исследования П.А. Сорокун [89]).

Реальность на уровне образной сферы реконструируется, системы представлений иерархичны и непрерывно перестраиваются по уровням обобщенности-целостности и конкретности-дифференцированности. В формирование вторичных образов поэтому может быть вовлечена любая информация. Это активный процесс, в котором образ конструируется из прошлого опыта субъекта при использовании текущей информации.

Развитию подлежат показатели всех классов вторичных образов. Можно развивать, например, образность сновидений и их запоминаемость, контролируемость образов измененных состояний сознания.

Развитие образной сферы человека необходимо, поскольку способность к визуализации без тренировки после 6–9 лет инволюционирует. Практическая деятельность, усиливая взаимодействия между образами, помогает синтезировать элементарные изолированные образы в адекватные задаче сложные образы [278], способствуя тем самым развитию образной сферы. Например, воображение хорошо развивается в процессе обучения, особенно при активном участии внутренней речи, совершенствуется в деятельности: у ребенка — в игровой и изобразительной, у взрослого человека — в интеллектуальной и трудовой. К развитию и изменению образной сферы личности мы будем неоднократно возвращаться в разных контекстах.

1.3. ПОЛИФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ ВТОРИЧНОГО ОБРАЗА

Будем исходить из того, что многообразие классов вторичных образов определяется развитием полифункциональности психического образа в фило-, культуро-онтогенезе. Целостное психическое отражение-регулирование представляет собой функционирование всей образной сферы человека с различной ролью конкретных образов в зависимости от ситуаций жизнедеятельности человека. Иными словами, образная сфера в своей процессуальной развертке реализуется (по форме и содержанию) в виде конкретных вторичных образов различных классов, которые в комбинации друг с другом осуществляют систему функций в данный момент (включая пребывание образов в латентной форме). В этой связи отметим, что образная сфера человека выступает в формах активности (конструирование образа) и реактивности (грезы). Введем здесь ряд уточнений.

К основным функциям психики относятся: информационная, регулятивная и коммуникативная [197]. Существуют многочисленные функции вторичных образов, соотносимые с указанными функциями. Целостное структурно-функциональное описание психики человека [65] акцентирует ее полифункциональность, в частности, выделение двух взаимосвязанных и взаимообусловленных макрофункций:

психического отражения и регулирования, реализующими основную функцию — интеграции (дифференциации) человека с внешней и внутренней средой в режимах активного и реактивного функционирования. Активность и реактивность взаимосвязаны на всех уровнях. Так, познавательная активность реактивна в смысле того, что возникает в ответ на события, препятствующие достижению цели. Важен акцент в доминировании. Принцип реактивности на уровне ощущений является верховным; на более высоких уровнях он подчиняется принципу активности [285]. Для анализа частных функций вторичных образов можно применить так называемые функции-отношения [65]: а) целенаправленная деятельность; б) самоафферентация в) самоидентификация-самоконтроль.

Преимущественные функциональные характеристики классов вторичных образов по параметрам отражения (продуктивное — репродуктивное) и регулирования (произвольное — непроизвольное) можно выделить через функции макросостояний сознания. Основная функция «сновидного сознания» — репродуктивное отражение. «Сознание в состоянии бодрствования» прямо участвует в произвольном регулировании (поведения и деятельности). Функцию измененных состояний сознания можно характеризовать как продуктивное отражение (возможных, но не открытых пока наукой информационных источников, известных по культурологическим данным из истории различных духовно-религиозных, философских традиций). Сферы неосознаваемого психического участвуют в непроизвольном регулировании.

Суммируем данные о проявлениях полифункциональности образной сферы.

1. Вторичные образы — это приобретение, хранение и репродуцирование информации. Нет необходимости комментировать очевидные вещи — значимость опоры человека на опыт, в том числе фиксируемый в образной форме. Укажем только на то, что в случае излишней конкретности образов они могут мешать обобщению информации. Роль образов в фиксации опыта зависит от личностных показателей (например, от осознания себя творцом обстоятельств или пассивным свидетелем), от особенностей самих образов (ригидность образов, например, коррелирует с консерватизмом личности). Частными проявлениями рассматриваемой функции выступают следующие моменты.

• Вторичные образы выполняют функцию межмодального посредника в процессе фиксации опыта, например, переводят осязательное восприятие на визуальный язык [6; 422].

• Вторичные образы являются носителями знаково-символической репрезентации. Это один из основополагающих моментов для обоснования феноменологически-герменевтического подхода к внутреннему миру личности, для понимания «персонификации» образной сферы человека. В данной функции образы могут выступать также опорой для различных умственных операций, в частности, вычислений «в уме».

• Эмоционально-экспрессивная функция: образы на основе сохранения аффективного опыта (в том числе неососознаваемого), организуют эмоциональные реакции. Например, это относится к переживаниям снов и фантазий. Образы позволяют «реализовать» многое мысленно (при невозможности сделать это физически).

2. Прогнозирующая (антиципирующая) функция вторичных образов проявляется в том, что образы выступают в виде «упреждающей программы поведения», дают представление результата деятельности и поведения. Антиципация на уровне представлений включена в планирование потенциальных действий. Образы фиксируют опыт для будущего использования и обеспечивают целесообразную отсрочку непосредственных реакций на основе предвидения. Эта функция проявляет себя в широком диапазоне в зависимости от определяющего вектора «мотив-цель». Яркой иллюстрацией являются варианты «тренирующего эффекта» образов, хорошо известного, например, в спортивной и авиационной психологии. «Ментальная практика» (mental practice) — проигрывание «в уме» воображаемых сцен, — эффективна для подготовки, преднастройки к любой деятельности. Так, в деятельности спортсмена это «мысленная тренировка» формирует, совершенствует сенсомоторные навыки, ускоряет их восстановление и др. [199].

3. Функционирование вторичных образов в роли эталонов структурирует хаос стимулов и обеспечивает селекцию нужной инфор мации [197; 199]. Образы, функционирующие в роли «призмы» или «фильтрующего эталона», могут, однако, как помогать, так и мешать контакту с реальностью в зависимости от адекватности их защитной функции по структурированию и хранению опыта субъекта. Функция селекции связывает текущее восприятие с прошлым и будущим. Она имеет выраженный аспект научения и адаптации. Образы в функции эталонов работают на всех уровнях: от простых актов восприятия до социальной перцепции²⁷ и даже до отражения духовно-религиозных смыслов. Образы-эталоны характеризуются различной степенью обобщенности. При этом образы целостных признаков объектов несводимы к сумме образов частных признаков²⁸. Функция образов в роли эталонов включает контроль и самоконтроль, а также коррекцию текущих действий, процесса решения задач и поведения в целом²⁹.

Функция «образов-эталонов» тесно связана с прогнозирующей функцией образа: любая входная информация сравнивается с тем, что в психологии получило название «перцептивных гипотез», «эфферентных копий», «поисковых моделей», «перцептивных ожиданий». Перцептивные гипотезы часто существуют в виде воображаемого. Ожидания, существующие в виде иерархии гипотез, помогают отбирать существенное в воспринимаемом, убыстряют процесс опознания. Допускаемое соответствие между образом-эталоном и ожидаемой перцептивной информацией воплощает «принцип когнитивного контроля». Поскольку образы-эталоны — динамические образования, в их качестве могут быть рассмотрены так называемые «оперативные образы», отражающие динамику объектов (Д.А. Ошанин). Роль образов‐эталонов сказывается и в оперативном мышлении [138]. Один из важных аспектов роли образов в качестве эталона связан с преодолением стереотипности повседневного восприятия, привычных представлений, мешающих видеть реальный мир.

4. Следующая функция — вторичные образы в роли регулятора: а) действий, а также б) психических и психо-физиологических состояний. Позиция (а) не нуждается в специальных комментариях. Позиция же (б) менее разработана, хотя чрезвычайно важна. Так, работы над психическими состояниями требует и спортивная деятельность, ставящая перед психикой задачи, выходящие за рамки обычного «повседневного» ее функционирования, и деятельность творческая, в которой образы могут способствовать увеличению креативности, и особенно деятельность человека в экстремальных условиях.

Регулирование функциональных состояний человека раскрываются в нескольких аспектах: 1) достижение спокойного, гармоничного состояния и самочувствия; 2) достижение состояния, адекватного текущей жизненной ситуации (например, в связи с требованием мобилизации усилий); 3) поддержание/восстановление здоровья; 4) преодоление фобий; 5) устранение депрессивных переживаний; 6) изживание состояния фрустрации; 6) работа с болью; 7) изменение вредных привычек; 8) формирование оптимистичных жизненных перспектив; 9) «обслуживание» межличностных отношений.

Разнообразие функций вторичных образов обеспечивает целенаправленную деятельность человека, его спонтанное поведение, личностное и духовное развитие, — т.е. в целом регулирует многообразные формы взаимодействия человека с миром и с самим собой. Перечисление функций не исчерпывает полифункциональности образной сферы человека.

С некоторыми функциями мы познакомимся по ходу изложения материала. Свои специфические функции, в частности, имеет каждый класс вторичных образов. Многих из них известны, например, функции образов памяти и образов воображения, отчасти сновидений. Но что можно сказать о функциях образов измененных состояний сознания? Традиционная психология не задумывается об их функциональной полезности и относит их по сути к галлюцинациям. Духовные традиции многих культур, однако, говорят о многоаспектном значении образов данного класса, причем далеко неоднозначном (как мы увидим при специальном рассмотрении вопроса в третьей части книги).

Ввиду того, что функции тесно взаимосвязаны, их вычленение довольно условно.Однако существует акцент в доминировании определенных функций в зависимости от конкретной ситуации (например, в зависимости от этапов овладения деятельностью, формами поведения). Так, на первый план может выходить и антиципирующее планирование, и формирование образов-эталонов, и контроль, и коррекция действий или психических состояний. Исследования Е.Н. Суркова демонстрируют, например, что становление образа-предствления как программы основано на формировании адекватного полимодального образа в функции различных эталонов [199].

Поскольку принадлежность компонентов к системе определяется его участием в достижении цели [352], место и роль того или иного класса вторичных образов могут быть описаны исходя из характера их функционирования. К образной сфере человека следует подходить как к системе «образов-элементов», которые с функциональной точки зрения можно рассматривать как «преобразователи информации в пространстве субъекта» [63]. Преодоление дискретности различных классов вторичных образов можно увидеть на путях их рассмотрения как элементов динамической системы, выполняющих в комбинации друг с другом определенные функции в каждый данный момент времени. При этом углубление и адекватное понимание полифункциональности образной сферы возможно лишь при переходе на целостный охват взаимодействия всех классов вторичных образов как ее элементов (с включением в анализ знаний о конкретных классах образов). Следует учитывать и тот факт, что в зависимости от функций образа (например, эталон при опознании, регулятор действия или состояния и др.) одно и то же содержание образа может иметь различные значения для человека.

В связи с системным пониманием полифункциональности образного опыта вводится представление о трансляционной функции образной сферы — функции, ответственной за психическое отражениерегулирование в процессе «глубинного» контакта человека с областями своего внутреннего мира. Представление о трансляционной функции образной сферы личности соотносится с классификацией функций психики (по Б.Ф. Ломову): когнитивной, регулятивной и коммуникативной — трансляционная функция имеет соответствующие аспекты. Иными словами, имеющиеся феноменологические данные, которые будут рассмотрены в книге, позволяют рассматривать образную сферу человека как средство его контакта всей многомерной реальностью бытия. Трансляционная функция образной сферы связана с возможностью отражения неявных измерений окружающего мира, идеально представленного в человеке. Такое отражение, например, возможно через интуитивные инсайты в образной форме Напомним, что, по Платону, именно благодаря интуиции человек постигает «трансцендентные сущности» — идеи, которым все предметы видимого мира обязаны своим существованием. Здесь следует вспомнить древнее представление о человеке как о микрокосме, отражающем макрокосм — все существующие реальности (микромир, мир природы и общества, а также макромир) включая «метафизические измерения», существующие вне рамок сенсорного диапазона и рационального познания. Здесь мы неизбежно входим в круг вопросов, связанных с таинственными психическими явлениями. Об их существовании свидетельствуют духовные традиции всех народов (об этом мы будем подробно говорить в третьей части книги). Например, архиепископ Лука (Войно-Ясенецкого), который был и выдающимся физиологогом, нейрохирургом, указывает, что ясновидение — это видение того, что неявно для обычного человека, это интуитивное «восприятие сердцем» (А. Бергсон был его любимым философом) [15] ³⁰. По поводу телепатии приведем следующую цитату: «Таинственным образом мысль одного человека сообщается мыслям других людей. Мы не изолированы, мы в неведомой связи со всеми людьми.… Беззаветный порыв одного храбреца может увлечь все войско. Этот мощный поток духа храбрости и отваги, излившийся из одного пламенного сердца, воспламеняет сотни других сердец, воспринявших его, как антенна воспринимает радиоволны» [15, с. 55–56]. Интуиция противополагается разуму и связывается с методом христианского познания сердцем, о котором мы будем говорить ниже.

Образная сфера человека в трансляционной функции выступает в роли связующего звена («канал-контакта») внутреннего мира личности с многомерными и многоуровневыми реалиями бытия в единстве внешних и внутренних, объективно-реальных и идеальных, явных и скрытых его измерений. Понятие «трансляционности» выражает идею непосредственного созерцания субъектом потока образов на неком, говоря метафорически, «внутреннем экране», и непосредственном переживания их содержания. Будем говорить о трансляционной функции образной сферы человека как о функции, связанной с «доставкой в сознание» (с «перенесением в сознание», «переводом в пространство переживаний») человека некой латентной информации о мире и самом себе, как правило, остающейся неосознанной без специальных психотехнических усилий по ее извлечению. Понятие трансляционной функции образной сферы охватывает всю потенциальную феноменологию образного опыта человека. Вторичные образы различных классов, имея собственную форму субъективности, определяющую особенности подачи (перенесения) материала в сознание, выступают особым психологическим инструментом глубинного познания и самопознания. Понятие трансляционной функции образной сферы личности, иными словами, задействовано с целью подчеркнуть именно глубинное отражение и переживание во вторичном образе психического материала, который обладает значительной латентностью с точки зрения вероятности попадания в сознание. Речь идет об актуализации материала, неявного в спектре обычных состояний сознания. Переживание образа помогает актуализации материала, нерефлексируемого в обычных состояниях сознания. Подчеркивание латентности и «глубинности» информации предполагает, что она является информацией и о неких «надсознательных слоях» психического, через которые открываются и осмысляются высшие измерения реальности, как правило, скрытые от людей, не идущих путем духовно-нравственного развития. Здесь уместно сослаться на высказывание С.Л. Рубинштейна, который говорил о том, что внутренний мир человека одновременно выражает субъекта и отражает объект. Это дает возможность рассматривать образную сферу личности как факт объективной реальности и, соответственно, внутренний образный опыт как отношение в самой действительности [299].

Понятие о трансляционной функции подкрепляется семантическим анализом, который показывает несколько значений термина «трансляция». Термин происходит от латинского translatio и имеет значения «перенесения», «перемещения», «перевода на другой язык», «замены» (в грамматическом смысле), «образного выражения» (как метафоры), «переносного значения». Многие из этих значений соответствуют образной проблематике, например, в связи с символизацией, защитной трансформацией во вторичных образах. Значения термина отражают близкие, но имеющие свою специфику грани. Полисемантика позволяет нам увидеть те грани функционирования вторичных образов, которые реализованы в понятии образной сферы. Трансляционную функцию последней можно рассматривать в целом как частный случай информационной функции психики, несущий вместе с тем дополнительный смысл. Изучение трансляционной функции образной сферы человека помогает выходу за рамки традиционной парадигмы теории отражения (что назрело в современной психологии) и привлечению пласта междисциплинарных знаний. Использование полисемантичного термина «трансляционная функция» стимулирует разработку новой системы понятий, нового языка, описывающего не традиционно акцентируемую отражательно-репродуктивную функцию вторичного образа (даже при высоком удельном весе активности психического отражения), а процесс осознания личностью своего бытия в контексте смыслов окружающего его мира. Этот момент действительно связан с «переводом на другой язык», с опорой на «переносные значения» и другими приведенными значаниями. Трансляционная функция образной сферы — это специфика глубоко индивидуализированной интерпретации человеком символов бытия — своего собственного и окружающего мира. Здесь происходит встреча измерений внутреннего мира  — внешних и внутренних, реальных и идеальных, явных и скрытых. Речь идет о поиске связующего звена между ними в процессе самопознания и познания мира. В пределе это встреча всех измерений внутреннего мира, их взаимный «перевод», включая взаимоперевод внешнего во внутреннее (внутреннее, во внешнее через активность образа, и обратно — через интериоризацию)³¹.

Вопрос об образной сфере в роли организатора «встречи» различных измерений внутреннего мира является весьма важным, ибо он стимулирует размышления над многомерностью реальности, отражаемой в образной сфере человека. Конкретизация «участников встречи»  — следующий перспективный исследовательский шаг, который прояснит ряд моментов. Например, под внешними измерениями имеется в виду аспект репродуктивного отражения внешнего мира в вторичном образе. Под явными измерениями — осознание привычных параметров реальности в оппозиции к скрытым, обозначающим активное продуктивное отражение, конструирование человеком смыслов в процессе осознания бытия. Это и неожиданный опыт в аспекте измененных состояний сознания. В аналогичном плане можно говорить о реальных и идеальных измерениях. Реальные — это то, что имеет бытийный статус в некой привычной для человека картине мира; идеальные — воплощенная в образную форму абстракция и символизация. Более четкое различение указанных измерений упирается в проблему источника образного опыта, его статуса, имеющего самостоятельное бытие.

Поясним и используемый термин «глубинный». Отметим, что данный термин в контексте термина «глубинная психология» и по сей день остается достаточно метафоричным, при том что он призван обозначать сложнейшие вещи. Исторически термин закрепился за фрейдистскими и постфрейдистскими подходами, а также направлениями, ориентированными на познание сфер неосознаваемого психического, в частности, в трансперсональной психологии. Во всех вариантах использования термина будем исходить из того, что «глубинная психология» — это метафора, которая указывает скорее на психологическое направление  — поиск сущности психических явлений. Понятно, что анализ и обобщение феноменологии переживания человеком образного опыта не может обойтись без термина «глубинный», который несет в себе «налет метафоричности» исходного понимания. Более предметно можно сказать, что термин связан с несколькими взаимосвязанными моментами. Во-первых, это оппозиция к содержанию обыденного сознания, здравому смыслу, расхожим мнениям и представлениям, оппозиция к метафоре «поверхностности». Во-вторых, использование термина предполагает интерес к многоуровневости «психических содержаний», подлежащих осознанию, в частности, спонтанно или при помощи психологических методов в контексте традиционной психокоррекционной практики и психотерапии. В-третьих, следует иметь в виду латентность, потенциальность областей внутреннего мира, актуализируемых только в условиях специальных психотехник.

Заметим, что уникальность вторичного образа как когнитивного образования внутреннего мира личности заключается в том, что в образе огромная информационная емкость материала сочетается с симультанностью его отображения: информация одновременно и целостно предстает перед «внутренним взором» человека. Эта одновременная данность содержания интенсифицирует переживание различных событий внешней и внутренней жизни личности. Полиморфность хранения, передачи и преобразования информации в образной сфере человека проявляется в возможностях отражения содержания разных уровней бытия личности: от предметного содержания текущей бытовой ситуации до отражения мировоззренческих смыслов жизни. Содержательные различия каждого уровня бытия столь велики, что каждый из них имеет свой язык. Образы оказываются, с одной стороны, неким «трансязыковым механизмом»³², а с другой — механизмом, обеспечивающим полноту и точность как когнитивной, так и эмоционально-чувственной переработки происходящего в объективной и субъективной реальности. Именно эта полнота и точность интенсифицирует переживание различных событий внешней и внутренней жизни личности и дает новое качество осознания и понимания в познании мира.

Уловление смысла в переживании образа, как подчеркивалось, дает дополнительные возможности исследования духовных измерений бытия, трудно подающихся концептуальной рефлексии. Трансляционная функция образной сферы человека призвана отражать реальность, идеально и потенциально (для осознания) представленную в человеке. Поэтому речь может идти не только об отражении в образной сфе ре многомерного внутреннего мира человека, например, наиболее скрытых от самопознания характеристик личности, ее «отвергнутых частей», тенденций жизненного пути и перспектив развития и т.д. Следует исследовать саму возможность отражения указанных: а) духовно-нравственных измерений бытия, б) неявных аспектов окружающего мира, в) сфер идеальных объектов (ценностей и отношений эстетического, этического, философско-мировоззренческого, религиозного и т.п. порядка). Переживание духовных измерений — это также разнокачественные встречи внутреннего мира человека с областями трансперсонального, трансцендентального опыта, архетипами коллективного бессознательного, религиозно-мифологическим символизмом из различных культурных традиций, а также видениями, воспринимаемыми как божественные откровения об объектах высшего идеального бытия. Изучение когнитивных и регулятивных эффектов от переживания субъектом такой феноменологии является актуальной задачей психологической науки.

***

Итак, образная сфера человека должна быть описана как структурно-функциональное целое. Здесь особенно важен анализ объединения функций по классам вторичных образов. В определенной мере объединены, например, функции в связи с основными формами отражения (чувственное — понятийное), менее объединены функции в связи с отнесенностью вторичных образов к сферам осознаваемого и неосознаваемого, совсем слабо — функции образов измененных состояний сознания. Иными словами, при поиске ответа на вопрос, зачем нужно человеку все потенциальное субъективное многообразие образного опыта, следует говорить именно о системе функций множества классов вторичных образов. Для теоретического обоснования существования этого многообразия может быть привлечен принцип, согласно которому целостным системам присуще разнообразие свойств частей. Жизнеспособны, как известно, лишь системы с определенным уровнем разнообразия (закон необходимого разнообразия Эшби). Отображение разнообразия объекта — а им в данном случае является сверхсложная многомерная реальность человеческого бытия, включенного в Мир — предполагает определенные свойства отражающей системы [63]. Это аргументы в пользу того понимания образной сферы личности, которое присутствует в нашем подходе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Говоря о состоянии проблемы, можно отметить негативную роль игнорирования в советской психологии индивидуально-неповторимого внутреннего мира человека. «Внутренние образы», не контролируемые обществом, как бы не допускались. Это был вопрос внутренней свободы человека. Интерес к образам невольно получал неявную идеологизированную окраску, что, очевидно, неосознанно отпугивало исследователей. Проблема образной сферы личности разделила судьбу, например, таких понятий, как «самосознание», «совесть», духовно-религиозный опыт.

3

Фрагментарность исследований вторичных образов на фоне разносторонности интереса к проблеме хорошо иллюстрируется рубрикой «Imagery» в «Psychological Abstracts».

4

Каждая теория базируется на экспериментальных доказательствах, однако, как подчеркивает Б.М. Величковский, ни один из таких фактов не остался без альтернативного толкования. Показаны, например, альтернативные по отношению к теории двойного кодирования возможности объяснения преимуществ запоминания сложных зрительных изображений [53]. Основной интерес проявляется к механизмам образной переработки информации в процессах репрезентации. Анализ мысленного вращения (Shepard) оказался, например, значимым для теорий образа — Anderson, Hinton, Kosslyn, Pinker. При анализе образов как процессов репрезентации, как правило, акцентируется существование двух источников содержания образов (перцепция и память), двух видов кодирования и хранения информации (сенсорно-образная и вербально-лексическая). Рассмотрение “малых теорий” ментального образа позволяет выделить теории а) абстрактные, опирающиеся на компьютерные модели (в определенном смысле это компенсирует теоретические неясности, как у Hebb, или излишнюю специфичность — Moran); б) пытающиеся более тесно связать образы с биологической детерминацией (Shepard, Trehub, Finke) [372а; 407, ch.2; 412; 433].

5

При этом необходимо, например, более ясно определить, в чем состоит общность и различие классов вторичных образов, каковы закономерности связи между ними — по функциям и содержанию, включая их субъективную форму. Предстоит, например, проследить закономерности непрерывности–дискретности взаимопереходов между близлежащими классами вторичных образов.

6

Выделяется четыре плана: 1) фиксация взаимосвязи изучаемого явления с явлениями того же класса; психика, например, рассматривается как отражение действительности и регулятор активности субъекта в ряду других видов отражения и регуляции; 2) определяющий всю совокупность психических явлений как относительно самостоятельное целое с такими компонентами, как когнитивная, регулятивная и коммуникативная подсистемы; 3) фиксирующий психические явления в их отношении к системам более высокого уровня (например, социального); 4) представляющий психику в терминах нейрональных интеграций [30].

7

Б.Г. Ананьев подчеркивает важность того, что «выделение и расчленение чувственного отражения, хотя и осуществляется различно в современной философской литературе, тем не менее является стремлением понять своеобразие структуры чувственного отражения как соотношения определенных форм, а вместе с тем моментов процесса чувственного отражения. Обращает на себя внимание, что выделяемые формы трактуются не только как моменты единого развивающегося процесса, но и как уровни от самого элементарного (ощущения) до самого сложного (представления), являющегося известного рода обобщением чувственных знаний об объективной действительности» [6, c. 22].

8

Если мы, в частности, возьмем известную классификацию психических явлений: акты, процессы, состояния, свойства, — то обнаружим везде присутствие образов. Эта классификация психических явлений по степени их динамичности и ситуативной обусловленности [183]. Например, психические акты — это быстро протекающее, простое и однородное по структуре психическое явление. Примером простого когнитивного акта являются конкретные операции с образами.

9

Дискуссии вокруг концепции двойного кодирования привели к постановке вопроса: двойное кодирование или двойная обработка? Из концепции следует, что образы не должны играть особой роли при выполнении заданий на воспроизведение знакомых вербальных объектов, например, в заданиях на непосредственное запоминание (выполнение этих заданий должно зависеть только от вербальной системы). Имеющее место влияние “образо-творности” стимульного материала на воспроизведение подтверждает выделение образной и вербальной обработки. Отсутствие подобного влияния при определенных условиях свидетельствует против разделения образного и вербального хранения информации. Иными словами, влияние «образо-творности» стимулов первоначально использовалось в подтверждение теории двоичного кодирования. Однако впоследствии исследователи предположили, что «высокообразные» и «низкообразные» стимулы связаны с различными видами обработки информации об объектах [433, с. 81–100].

10

Пропозициональная модель, например, подчеркивающая формально-логические описания когнитивных структур [53], описывает генерирование вторичных образов и перцептов. Образы являются аналогами катодного луча в экране дисплея, генерируемого компьютерной программой [412]. Сторонники пропозициональной теории (Kosslyn, Pylyshin) и ряд других исследователей (Shwartz, Pinker, Trehub [407, ch. 2]) полагали, что за образами и за словами лежит некая гомогенная «логическая» форма репрезентации. Р. Шепард [440; 441] подчеркивал то, что воображаемая форма репрезентирована, как набор точек в многомерном пространстве с неевклидовой геометрией. Подобные пространства организованы в иерархию в соответствии с их ролью и значимостью в переработке зрительной информации и не имеют жесткой привязки к мозговым структурам. Активация точек в пространстве, репрезентирующем форму и ориентацию, распространяется, как волна с уменьшающейся амплитудой, пропорционально их дистанции и в соответствии с имплицитной метрикой данного пространства. Близость двух точек в пространстве определяет перцептивное сходство. Долговременная память хранит символические и «пропозициональные» программирующие паттерны, позволяющие человеку создавать образы. Иными словами, образные репрезентации в принципе не отличаются от абстрактно-понятийных, ибо основа всех репрезентаций — логико-символические переменные и константы; «картинка» является производной, несущественной [412], специальные образные операции отсутствуют [407, ch. 2].

11

Испытуемые в исследовании Сегала, глядя на экран, должны были представлять определенные предметы. На экран проецировались подпороговые стимулы: изображения, которые различались по яркости и степени аналогичности представляемому образу. Был получен достоверный эффект. Например, образ коричневого воробья при проецировании голубого полукруга превращался в голубого попугая; представление линии горизонта и проецирование красного помидора давало образ захода солнца; велосипед на фоне красных точек выглядел старым, а на фоне двух больших синих кругов представлялся велосипедом синего цвета; образ вулкана в сопровождении красного телефона извергался, в сопровождении же синего полукруга виделся спокойным, на фоне синего неба. По сравнению с Перки, Сегал уловил более тонкие аспекты ассимиляции стимулов (усиление детальности описания образов по мере увеличения яркости стимула, роль ожиданий испытуемых и др.). Показано, что если стимул по форме и цвету согласуется с образом, последний формируется относительно в неизменном, конвенциальном виде. Если нет, то образ в значительной степени трансформируется. Наблюдались эффекты отсроченного влияния стимулов: ассимилировались характеристики ранее проецируемого стимула.

12

Противоположное значение данного принципа состоит в том, что некоторые виды перцептивных заданий могут избирательно интерферировать с созданием и использованием образов, так как они претендуют на одни когнитивные ресурсы [433].

13

Рассмотрение мысленных действий основано на закономерности, согласно которой представляемые и воображаемые пространственные отношения соответствуют отношениям в физическом пространстве. Манипулирование же образами объектов соответствует способам манипуляции физическими. Финк, как известно, говорил о «принципе трансформационной эквивалентности»: представляемые и реальные трансформации имеют сходные динамические характеристики и подчиняются общим законам.

Одна группа экспериментов в контексте манипулирования образами связана с изучением «ментального вращения». Обнаружено (например, в экспериментах Шепарда и Метзлера [440]), что время, необходимое для сопоставления различных видов одного объекта прямо пропорционально углу между ними (от 0 до 180 градусов). Испытуемые в уме поворачивали трехмерные репрезентации одного или обоих объектов с постоянной скоростью до одинаковой ориентации, после чего выносили суждение о том, один это объект или разные. В другом эксперименте (Купер и Шепард [440]) испытуемым предъявляли буквенные или цифровые символы или их зеркальное изображение. Испытуемые должны были определить, в каком виде предъявлен символ. Образ определенного символа создавался и предъявлялся в одном из шести положений. Показано, что время выполнения задания увеличивалось с увеличением разницы в ориентации символа. Был сделан вывод (подтвержденный самоотчетами испытуемых) о том, что люди поворачивали свои зрительные образы с постоянной скоростью до совпадения положений символов. Мысленное вращение глубоко изучалось и в исследованиях Пэйвио.

Другая группы исследований посвящена «ментальным сравнениям» [433, с. 45–49]. Относительно этой области мысленного манипулирования также справедлив вывод, согласно которому когнитивная репрезентация, обеспечивающая «ментальные сравнения», структурно эквивалентна перцептивному опыту. Показано, что время реакции человека, сравнивающего два объекта по какому-либо физическому признаку, например, размеру или площади, подчиняется закономерности: чем больше абсолютная разница между объектами по соответствующему признаку, тем быстрее решение задачи. Воображаемые объекты можно сравнивать как по физическим, так и по абстрактным признакам, ими можно манипулировать подобно манипуляции и сравнению реальных объектов. Сравнение названий животных основано на переводе названий в репрезентации, содержащие информацию о реальном физическом размере.

Закономерность изменения времени ответа в зависимости от величины различия между двумя объектами была названа эффектом символической дистанции (Мойер). Данный эффект был подтвержден Пэйвио, который сравнивал время на часах с точки зрения угла между часовой и минутной стрелками (Например, в каком случае часовая и минутная стрелка образуют меньший угол: 3:55 или 10:40?). Большинство испытуемых использовали образы и сравнивали углы между стрелками на неких визуализированных циферблатах. Время реакции было большим при малых угловых различиях.

14

Чтобы посчитать количество окон в своем доме, надо представить дом с разных сторон или изнутри разных комнат (Шепард). Показана связь между временем решения данной задачи и количеством окон. Аналогичные закономерности наблюдаются и относительно представлений о последовательности географических объектов (например, пересекаемых в полете стран), когда люди как бы считывают объекты с представляемой карты [433]. Также показано, что время, необходимое для мысленного сканирования некой местности от одного объекта до другого, линейно увеличивается с увеличением реального расстояния между объектами.

15

В когнитивной психологии ставится вопрос а) о “принципе имплицитного кодирования”: образы воспроизводят информацию о физических свойствах объектов или отношениях между ними, и б) о “принципе пространственного равенства”: пространственная организация элементов ментального образа соответствует расположению объектов и их фрагментов в реальном физическом пространстве [433].

16

Существует два типа “глубинных репрезентаций”, которые могут быть уподоблены компьютерным файлам: 1) репрезентации, содержащие закодированную информацию о перцептивном внешнем виде объектов. Эта информация представлена некими “списками”, определяющими заполнение ячеек “зрительного буфера”; 2) репрезентации, содержащие информацию о внешнем виде объектов, выраженную в дискурсивной форме. Эти файлы состоят из списков утверждений, описывающих части объекта, его расположение и примерный размер, существенные внешние признаки объекта, категорию, к которой он принадлежит. Важным моментом в теории Кослина является то, что информация о физических объектах доступна не только в виде образа, но и в иной форме. При ответе на вопрос о внешнем виде физических объектов образные и пропозициональные процессы вступают в борьбу за правильное решение [433, с. 59].

17

Эти эффекты были обнаружены при воспроизведении слов (объектов) в любом порядке из ассоциативных пар и при узнавании [433].

18

Следует подчеркнуть важность изучения влияния на процессы сохранение и актуализации образного опыта стрессогенной информации как включенной в воссоздание образов, так и выступающей фактором их актуализации.

19

Интегрирование в образе рационального и эмоционально-интуитивного в какой-то мере может помочь людям противостоять накатывающимся проблемам хаотичной сложной и противоречивой жизни.

20

Важную информацию дает обследование пациентов с разделенными полушариями (“расщепленным мозгом”). Такие пациенты не только говорят о переживании образов, но и используют их при выполнении заданий на вербальное обучение.

21

Измерение локального мозгового кровотока при представливании выполнения какое-либо действия помогает в объяснении эффекта «тренировка в уме» [433, с. 64].

22

Больные с повреждениями левого полушария, могут извлекать пользу из применения образов. Эффективность образов как мнемонической стратегии не зависит от целостности правого полушария. Образное кодирование может выполняться в рамках механизмов левого полушария структурами левой затылочно-височной области. Интересными вопросами являются: эффекты «образо-творности» и межполушарная асимметрия, а также и мозговые дисфункции. Пациенты с поражением одного полушария демонстрируют «эффект образо-творности». Пациенты с поражениями мозга в целом демонстрируют лучшее воспоминание высокообразных слов, чем низкообразных. Влияние же “образо-творности” связано с билатеральной активацией мозга и проявляется у пациентов с поражениями разных полушарий [433, с. 86–94]. Особый интерес представляет изучение пациентов, перенесших хирургические операции (которые были подвергнуты полному или частичному хирургическому иссечению височной доли или у которых полушария разделены рассечением мозолистого тела).

23

Просматривается некая последовательность в возникновении вторичных образов различных классов. Сновидения существуют и у животных. Грезоподобные образы является атрибутом архаического первобытного сознания. Развитие образов памяти (определенных классов) и воображения несомненно связано с научно-техническим прогрессом создавшим мощную имагосферу.

24

Отметим, что вопрос о «магических конструктах» является более сложной проблемой, чем это предполагается на уровне академической психологии. По крайней мере, к мистическому содержанию образного опыта ей не стоит подходить как к ”примитивному” восприятию реальности.

25

Важна аналогия с перцептивной системой, которая проходит четыре стадии развития (они же четыре формы существования) [30, с. 172]: а) синтез исходных предпосылок восприятия (вторичного образа. — А.Г.); система развивается внутри предшествующей; б) формирование — перцептивная система поднимается на более высокую ступень своей организации; в) функционирование — состояние системы способно обеспечить регуляцию индивида в среде; г) преобразование — система становится предпосылкой новой перцептивной системы.

26

Изучение формирования образа сложного объекта дает дополнительные закономерности. Продемонстрирована[133а] гетерохронность становления образа: отставание операционального компонента от отражательного на первых двух стадиях. Наибольшей обобщенностью отличался, например, образ начальной стадии, наименьшей — образ промежуточной стадии. Сложность образа возрастала к промежуточной стадии и убывала на завершающей. Наименьшим разнообразием обладал многокомпонентный образ промежуточной стадии, наибольшим — образ итоговой стадии.

27

Р. Урсано, С. Зонненберг, С. Лазар [328] отмечают организованные наборы воспоминаний — «объектные представления»: при встрече с незнакомцем и при наличии к нему интереса человека начинает формировать«новое объектное представление». Наблюдатель, пытаясь понять нового знакомого, начинает рыться в памяти в поисках стереотипов для оценки нового знакомого. Старые и новые «объектные представления» связываются. В итоге незнакомец изучается при помощи идей, мыслей и чувств, которые предназначались другому человеку.

28

См. например, о «сенсорных вариантах» абстрактных геометрических фигур в работах М.С. Шехтера. В.Ф. Рубахин [278] различает первичные эталоны, обеспечивающие отражение индивидуальных черт объектов, и вторичные, различной степени обобщенности в зависимости от класса объектов.

29

Образы-эталоны определяют величину и длительность движений (информация от двигательного анализатора, трансформируясь в визуализированный образ, позволяет отражать совпадение-несовпадение выполняемых движений с идеальными их образцами) и являются условиями для выработки двигательных навыков, их тренировки (см. исследования Е.Н. Суркова). Образ в функции эталона при операциях сличения участвует в самоконтроле. Мысленное обследование ситуации регулирует процесс поиска и выбора «маршрута» в решении «зрительно-лабиринтных» и зрительно-двигательных задач, участвует в мысленном моделировании пространственных параметров незнакомой местности, играет важную роль в актах обнаружения, оценки пространственных величин, при опознании сложных многомерных предметных паттернов — форма, цвет, локализация [89; 199; 264].

30

В своей нейрохирургической практике архиепископ Лука видел, что при огромных разрушениях мозга психических нарушений могло не наблюдаться. Аналогичные факты мы находим в исследованиях Б.Г. Ананьева на раненых бойцах во время Великой Отечественной войны. Отсутствие же жесткой «привязанности» психопатологии к нейропатологии говорит о том, что, помимо мозга, существуют другие органы познания, особенно когда речь идет о «высшем духовном познании» сердцем.

31

Идея о трансляционной функции образной сферы сегодня получает подтверждение в новых философско-гносеологических подходах к формированию человеком «картины мира». «Онтологическая основа бытия — не классические параметры, а то, что порождает их в результате взаимодействия человеческого логоса с живой энергийной тканью естества, — то, что правильнее было бы назвать логосами твари. Проникая в сферу микромира, мы наталкиваемся на невозможность исключения наблюдателя из самой наблюдаемой реальности, невозможность проведения четкой границы между наблюдающим субъектом и наблюдаемым объектом. Отсутствие такой границы означает, по существу, крушение традиционной «отторгающей» субъект-объектной парадигмы и замещение ее парадигмой «включающей». Эта новая парадигма должна описывать не только внешний объект(ив)ный мир, но и самого человека. Оказывается, что человек столь глубоко «вписан» в мир, так соучаствует в нем в общем событии, что мы уже не можем говорить более о существующей «вне» человека и «независимо» от него «объективной реальности». <…> Сегодня <…> начинает происходить трансформация «объективно существующей вне человека и независимо от него картины мира в лик со-Бытия — со-бытия человека и Творца, Лик Которого», выражаясь словами прп. Максима Исповедника, просвечивается сквозь поверхностную суету «косматости материальных вещей» [293, с. 25–26].

32

Примером надъязыковости образной сферы, в частности, образных эквивалентов духовно-нравственных измерений бытия, являются невыразимые в словах образы «мира горнего» (о чем писал, например, о. Павел Флоренский).