Дурачок, или Эротический сон в августовскую ночь

Vysheslav Filevsky

Эмигрант из южноамериканской глуши возвращается продать квартиру. На родине пенсионная реформа: питаясь изменёнными продуктами, не живут дольше 60 лет; больных, неподдающихся и несогласных сжигают. Люди достаточны, от этого счастливы, живут по совести – поклоняясь Богу-Деньги. Царящий разврат захватывает героя. Но он не выдерживает натиска воровского уклада и от ужаса преображается в ангела.

Жажда

Спал без просыпу — глубоко. И не поднимался по малой нужде, потому что, как не было залито в желудок, так и спускать было нечего. А несколько глотков вчерашней отравы у пчёлок мой мочевой пузырь выдержал, не ойкнув.

Распахнул балкон… Обдало свежестью. И… Я очумело захлопнул зевающий рот: поддон был до краёв наполнен дождевой водой! — «Ура-а-а-а!» — Жажда ударила в голову, как моча… Задрожал — и припал по-собачьи. Ещё бы — третий день без питья!..

О-о-о, я вожделенно лакал, с удовольствием ощущая себя животным… Какая чашка? — Не до неё… Вначале будто вдыхал воду, погружаясь в поддон до глаз и плюща нос. Затем глотки становились реже и мельче… Нос вытащил… И, наконец, я только мычал и ласкал воду губами, как жену… — Да, вы знаете, я до сих пор так поступаю. — А потом, всё ещё стоя на четвереньках, приподнялся и, вывернув голову к небу, бессловно, всем нахлебавшимся нутром благодарил великое Непостижимое, которое обыватели называют богом. «А ведь животные наверняка поступают и чувствуют именно так!» — понял я.

На небе не было ни облачка. Непостижимое, как ему и пристало, бесстрастно наблюдало за творящимся на Земле, оставаясь невидимым. Торжественно, гимнически, хотя и беззвучно, поднималось солнце. И я с глубочайшей благодарностью продолжил возносить хвалу Всевышнему за жизненно необходимое удовлетворение до тех пор, пока в трусы не закапало… Тут я прервал свою полусобачью молитву и устремился в туалет.

Стульчак был опущен. «Бедняга, — подумал я, — одна сегодня». Поднял его и блаженно выплеснул почти прозрачную жидкость. На душе стало по особенному легкомысленно. Настолько, что я не испытал никаких чувств, обнаружив в моей постели деваху. Она смотрела на меня так ласково и спокойно, что я почувствовал себя дома и, не рассуждая, засунулся под одеяло. Деваха была совсем другой, чем накануне. «Настоящая женщина — духовный хамелеон, — подумал я, — тонкий психолог». А деваха медленно, но решительно снимала с меня ногой трусы. Будучи сильно расслабленным, я не сопротивлялся.

— Что ты задумала? — только и спросил.

— Молчи, дурачок, — грудным шёпотом промолвила деваха.

Её губы оказались горячими, хотя и не такими полными, как хотелось бы. Но они всё равно обняли меня так, что я почувствовал себя внутри девахи, как в лоне. А её руки уже искусно работали с моими мужскими принадлежностями. Когда же она приготовила их, то вдохновенно откинув одеяло и скоро сгруппировавшись, направила на меня два полушария. На левом был небольшой прыщик, но это не важно.

— В ж. пу, — томно но настойчиво попросила деваха. — Плюнь только сначала. —

И тут я вспомнил кепку на вокзале, плюнувшую в меня плевелами. А также то, что попкино баловство в два-три раза дороже обычного… Понятно, я был по-пенсионерски экономным. Прибор от мыслей о денежных единицах размяк и уподобился жёваной морковке. Я нежно поцеловал восточное и западное полушария.., западное, понятно, даже два раза. И с удивлением понял, что прыщик точно находится на месте моего городка в Америке.

От попки пахло совсем не г. вном, как можно было бы предположить, а чем-то волнующим, уносящим в заоблачные дали.

— Так ты анальная, что ли?

— Угу, давай, — нутряно прогудела деваха. —

Я выкарабкался из-под неё и начал натягивать брюки.

— Извини, опал.

— Ччччё? — змеино прошипела деваха и повернулась ко мне бешеной собакой.

— Мне не семнадцать лет, ты же видишь, — подтвердил я отсутствие намерения, свистнув молнией ширинки.

— Идио-от! — зарычала деваха, вскочила и кинулась на меня со своими чёрными когтями. —

«Пиз. ец!» — понял я. Однако между нами оказался стул. Я поднял его. Деваха обломала ноготь, сразу сникла, зауйкала и, ругаясь матом, выбежала.