Нейромир

LEXX, 2022

Он гасит звезды… Если в него верят. Он белый лист – не помнит прошлого и пришел в этот мир искать свой путь. Стал рабом, встретил богов, стал богом… Чтобы пройти огнем и мечом по всем мирам и уничтожить богов, пока не встретится с создателем.

аЧасть I. Безымянный

Глава 1. Пробуждение

Твердость, шершавость. Темнота. Дыхание. Боль-вдох-выдох, боль-вдох-выдох. Звук. Один долгий и высокий звук. Звук… Но кругом все черное. Черное это цвет, а не звук. Черное. А бывает иначе? Боль. Боль. Боль от необходимости существовать. “Ты родился” — пронеслась мысль.

Он попробовал представить, что может быть помимо черного. Сознание подсказало — белый цвет. Но что это?

«Открой глаза» — сказало сознание. Он послушался, и белый цвет моментально залил пространство. Стали проступать другие цвета — серый и его оттенки. Бело-серый цвет померк, сменившись неясными очертаниями фигур, странных изогнутых столбов. Сознание прорезала мысль: “Деревья… Много деревьев… Ночь… Лес… Лес”. Появились новые ощущения. Он закрыл глаза, но они не пропали. “Звук. Это звук… Я слышу? Крики? Люди?”.

Снова взглянув вокруг он увидел разные фигуры — одетые и раздетые, люди, деревья, интенсивные движения… Удары? Удары мечом. Рассеченные тела падают, льется кровь. Крики…

“Что происходит?” — спросил он сам себя, и сознание почему-то знало ответ.

“Это бой. Одни люди убивают других”.

“Зачем?”

“Вооруженные хотят захватить безоружных. Хотят их поработить”

“Зачем?”

“Здесь так принято” — безразлично ответило сознание.

“Интересно. Где я? И почему здесь так принято?”.

Ответа не последовало. Зато пришло понимание — он имел тело, причем голое, и лежал на земле — сырой, а значит, имел осязание. В воздухе чувствовался запах хвои и сырых трав. Прочувствовать до конца окружающий мир ему не позволили.

— Встать!

Он почувствовал что-то на… спине.

“Тебя бьют” — сказало сознание.

— Встать! Третий раз повторять не буду! — сказал властный голос. ему пришлось подчиниться.

Он повиновался, медленно, встал, чувствуя как руки с трудом отрывают его от земли, будто он врос в нее. Ощутил всего себя, свои ноги. Повиновался необходимости существовать, стоять, реагировать на окружающий его мир.

Перед ним стоял человек в чем-то. Сознание вдруг стало подкидывать слова как кусочки паззла: “Шлем… Палка… Латы… Меч в другой руке… Это солдат”.

— Кто такой? Как звать? — солдат говорил… по-латински?

— Я? Не знаю… — почему-то собственное имя не всплыло в сознании. — У меня нет имени. — и от этого ему стало не по-себе. В мире, где есть имена не помнить самого главного, все равно что не существовать.

— Безымянный? Ладно, пусть так. Шел вон к тем! — солдат указал палкой в сторону других полуголых грязных людей.

Неуклюже он заковылял, медленно, пытаясь понять, как это делается. Тело чужое, неподатливое, шаталось при каждом шаге. Удивительно, но с каждым движением идти становилось легче и понятнее, походка из колченогой выровнялась и стала уверенной и плавной.

Группа людей сбилась в кучку, окруженная другими солдатами. Среди несчастных были женщины и дети, мужчин почти не было. Безымянный обратил внимание, что большинство из них лежат изрубленные, но не опустившие оружие. Они защищались до последнего. В отличие от солдат, убитые были явно из простых людей — рубахи да штаны, никаких кольчуг и лат.

— Ровнее стоять! — рявкнул солдат, ударил палкой женщину, отчего та скривилась и чуть не упала. Безымянный поддержал ее, а солдат прошел мимо, раздавая тычки другим.

— Ты чего так скривилась? — спросил он у нее.

— Как чего? Ты дурак? Больно же!

— Боль?

И тут он почувствовал боль. От ударов по спине заболела спина. Руки и ноги стали ныть от ссадин и царапин. Тело утяжелилось, став каменным, непослушным. Движения причиняли новую боль.

— Ох, как это больно. И вы все так ее чувствуете?

— Конечно. И холод.

Теперь он увидел, что люди дрожали от страха и холода, и он стал тоже ощущать холод, сковавший пальцы, потерявшие чувствительность. Мелкая дрожь по телу, как и у других, мурашки по коже.

“Это холод. Надо согреться” — подумалось ему — “Я не хочу мерзнуть. Я хочу, чтобы мне было тепло. Всегда. И не хочу чувствовать боль” — холод моментально сменился приятной свежестью, боль ушла, тело снова стало послушным. Он даже не заметил, как его скрутило и согнуло. Теперь он выпрямился и стоя босиком на сырой земле, он чувствовал сухость. Посмотрев на других, он понял, что они согреться не могут. Понимая, что им все еще холодно, Безымянный проникся сочувствием к ним — беззащитным и угнетенным, к их горю и страданиям. Он зашептал на ухо девушке.

— Эй, я сказал себе, что больше не хочу мерзнуть, и мне помогло. Может и тебе поможет? Попробуй.

Она посмотрела на него и не ответила. А он вдруг понял, что умеет говорить и для него это естественно. Но вот говорил ли он когда-либо до этого дня? Откуда вдруг узнал, как это делается? И так это легко ему далось. Для него это было удивительно. Желая поупражняться в говорении, он спросил девушку.

— Почему мы здесь? Что нас ждет? — спросил и вдруг понял, что идентифицировал себя с ними, сказав “Нас”.

Девушка затравленно посмотрела на него, отвела взгляд.

— Я говорю что-то не то? Почему ты не отвечаешь?

— Ты говоришь глупости. Сначала, что можно согреться, просто сказав об этом. Теперь спрашиваешь, что нас ждет. Это же очевидно!

— Не уверен. Я ничего не понимаю и ничего не знаю. Ничего не помню. Не знаю, как вообще попал сюда. Я просто… Появился. Не знаю, кто я и как меня зовут. Хотя… Меня зовут Безымянный. Так сказал солдат. А тебя как зовут?

— Эсфия. Нас угоняют в рабство.

— Куда? Это как?

Она посмотрела на него как на дурачка, которому неведомо очевидное.

— Рабство. Это когда тебя угоняют силой с твоей земли куда-то далеко. А там тебя продают и у тебя появляется хозяин, который говорит, что и как тебе делать.

— Интересно. Хозяин? А зачем я ему?

Она не ответила, видимо решив не связываться с умалишенным. Другие люди тоже дрожали и жались друг к другу. Все в простой одежде, грязные. Он осмотрел себя — какие-то лохмотья, голые волосатые ноги, на ногах простые сандалии.

“Так. Что-то странно. На мне же не было одежды… Откуда она взялась? И когда?”. Сознание решило не отвечать.

Постепенно кучка становилась все больше. Солдаты пинками и ударами палкой заставляли выживших становиться к остальным. Некоторые мужчины, оставшиеся в живых, но обезоруженные, тоже становились среди пленных. Их было меньшинство среди выживших.

Безымянный уловил пристальный взгляд охранявших их солдат. “Они так цепко смотрят только на мужчин, опасаются сопротивления” — подсказало сознание.

Мимо проехало три всадника. Алые плащи и посеребреные доспехи говорили об их статусе. “Власть… Командование!” — подумал Безымянный.

— Двигаемся в лагерь! — скомандовал один из всадников. — если кто из раненых отстает или не может идти — добиваем. Эй, рабы! Все ясно? Кто-то попытается сбежать, или симулирует недомогание, не сможет двигаться, захочет есть и будет досаждать конвою — будет убит!

Ответом была тишина. Лицо всадника не выразило ни единой эмоции. Рука легко и стремительно выхватила хлыст. Щелчок, вскрик и Безымянный еле успел уловить, как на щеке одного из пленных появился глубокий рубец.

— Еще раз спрашиваю, все ясно? — он поднял хлыст.

— Да…Да… — тихо и нестройно ответили пленные.

— Вперед!

Люди нестройно поплелись под конвоем. Грязь под ногами чавкала, деревья мешали идти прямо, заставляя все время петлять, что изрядно нервировало солдат, то и дело раздававших тычки древками копий. Никто не старался сбежать, четко выполняя команды.

“Интересно. Сначала они сопротивлялись. А теперь? Это так принято? Так надо делать?”. Почему-то в этот раз сознание ничего не ответило. “И что мне нужно делать дальше? Идти со всеми? Или не идти? Кто я? Чего я хочу? Безымянный. Безымянный без цели. Бесцельный Безымянный, вот кто я”. В этот момент сознание подкинуло мысль: “если у тебя нет цели, тебе все равно куда и с кем идти”.

“Я могу убежать?”

“Конечно. Но что и кого ты найдешь там? И найдешь ли кого-то?”

“А мне нужен кто-то?”

“Возможно. Так ты хотя бы сможешь понять где ты, что происходит. Может быть найдешь себя и цель”.

Безымянный продолжил движение, приняв для себя за аксиому “Понять кто я и найти цель”.

“Интересно, а остальные какую причину выбрали? Или это глупый вопрос в этом мире? В мире… Интересное слово. В этом мире. А есть другие?”

Когда один раненый упал, не в силах больше держать темп, к нему подбежал конвойный. Резкое движение, звук выхватываемого меча, короткий укол в шею. Безымянный впервые видел хладнокровное убийство беспомощного человека. Но он не знал, как на это реагировать. Это нормально в этом мире? А в других?

Рядом, понурив голову шла Эсфия. Лицо, пустое и отрешенное, смирившееся.

— Эй, Эсфия. А расскажи, что значит рабство, что значит хозяин?

— Отстань. Ты дурак! Ты что, не видишь?! — шикнула она на него, — Еще прирежут за разговоры!

И действительно, рядом объявился солдат, пнул Безымянного.

— Не разговаривать!

Двинулись дальше. Светало. Лучи пробивались сквозь листву полосами. Живность, не обращая внимания на человеческие страдания, летела по своим делам. Жужжали шмели, то и дело мошкара кусала несчастных. Прочая живность свободно летала, где им вздумается. Безымянный обратил внимание на слово “Свободно”, промелькнувшее в сознании, но дальше этого мысль почему-то не пошла.

Люди понуро, но беспрекословно, шли в тишине. По дороге убили еще несколько человек. Один попытался сбежать, и его настигло копье. Безымянный так и запомнил — упавшее тело, полностью скрывшееся в высокой траве, и только древко торчало вверх, видимо застряв в спине. Солдату пришлось наступить на труп, чтобы выдернуть его. Другой попытался напасть на конвойного и выхватить меч. Они стали бороться, что было большой ошибкой — в спину храбреца воткнулось сразу два солдатских меча. Остальные пленные смотрели на происходящее безучастно, смирившись со своей участью.

Вышли на поле, стало теплее. Безымянный впервые увидел солнце — настолько яркое, что смотреть на него было больно. Подул ветерок, охлаждая тело. Идти стало приятнее и легче, и он улыбнулся, чувствуя, как ему хорошо. Его голова сейчас была свободна от мыслей, он просто удивлялся и радовался каждому открытию в этом мире. Ему было все равно, куда их ведут и что ожидает там, впереди. Его не беспокоили смерти, он принимал все как должное. Пару раз по нему проходился хлыст, подгоняя. Он ничего не чувствовал, в отличие от остальных людей — кто-то пытался закрыться руками, крича от боли. У некоторых были глубокие раны, если сильный удар разрывал кожу.

— Привал! — скомандовал всадник.

Люди так и свалились в траву, от усталости и… чего-то еще? Безымянный увидел, что у некоторых губы потрескались, хотя их туда не били.

— Воды, — попросила Эсфия у солдата, но тот прошело мимо, даже не удостоив ее взгляда.

“Вода? Что это и зачем нужно?”

“Чтобы утолить жажду”, — ответило сознание.

“Это как?”

И в этот момент он ощутил жажду и сухость кожи, почувствовал, что и живот пустой и хочется есть.

“Ого… Это испытывают все? А что еще они чувствуют?”

Тут же он почувствовал боль на спине от разорванной ударами плети кожи, ссадины и синяки на руках, из разорванной губы заструилась кровь, ноги, сбитые и обмороженные, отогревшись на солнышке, нещадно болели.

“Нет… Не хочу.. Не хочу это чувствовать. Не надо”. В этот момент все прекратилось. Он ощупал губы — гладкая кожа. Синяки на руках исчезли, мозоли затянулись, будто и не было их. Безымянный оглядел людей уже другими глазами. “Бедные люди. За что их так? Они же несчастные. А что тогда было с теми, кого оставили в лесу?”

“Они умерли, их больше нет”.

“Умерли… Они больше ничего не чувствуют. Они теперь не здесь. Что все это значит?”. В этот момент мир померк, он впервые увидел поток картинок — ег убивали всадники, солдаты, он пытался убежать, но его настигали. Он — женщина, и его насилуют, он мужчина — и его сжигают.

“Хватит!!!” — закричал он мысленно и очнулся. Тяжело дыша, он огляделся. Никто на него не смотрел, будто и не было ничего.

“Что это было?” — спросил он сам себя.

“Последние мгновения жизни несчастных”.

Безымянный не мог понять и принять эти факты, и этот мир. Но главное, он не понимал, что ему делать. Единственное, что он понял точно, что ему бесконечно жаль этих несчастных.

К концу дня они подошли к деревянному частоколу лагеря. Безымянный посмотрел вниз в ров под стенами, откуда на него уставились заостренные палки, врытые в дно. На деревянной башне их окликнул часовой:

— Кто такие?

— Пятая центурия третьего манипула, — отрапортовал всадник.

— Легион?

— Четвертый скифский.

— Пароль?

— Слава императору Константину!

Спустя несколько минут за частоколом послышалась возня, стук, ворота медленно открылись, пропуская в лагерь прибывших. Внутри укрепления были четкие ряды палаток, свободные проходы позволяли обороняющимся быстро собраться для отражения атаки, укрываясь за частоколом. На перекрестках дежурили солдаты, по лагерю двигались патрули в полном военном снаряжении — щитами и копьями, в доспехах, готовые немедленно вступить в бой.

Пленников посадили в клетки, выставили стражу. Безымянный видел, что люди уже смирились со своей судьбой, и пребывание в клетке уже никак на них не влияет. Но он по-прежнему не знал, что должен делать и должен ли. Никого не зная, не имея цели в жизни, он просто смотрел на происходящее, как губка впитывая все и удивляясь окружающему миру, каждой травинке, всему увиденному.

К клетке сприпя колесами подкатила телега, подталкиваемая угрюмым солдатом, подволакивающим ногу. У первой клетки он стал накладывать в деревянную тарелку какое-то варево. Пленные по очереди принимали тарелки и ложки. Медленно солдат дотолкал тележку до клетки с Безымянным, который не взял свою порцию, только наблюдал, как другие тянут руки, надеясь хоть немного утолить голод. Тележка заскрипела к следующей клетке.

Ночью пленные улеглись прямо на земле, сбившись в кучу, чтобы хоть немного согреться. Только Безымянный и стража на башнях бодрствовали, изредка перекликались часовые. Небо покрылось звездами, засиял месяц. Безымянный смотрел на небо и не мог поверить, что над этим миром, над несчастными людьми может быть такое прекрасное бескрайнее небо, россыпь сияющих огоньков, до которых, казалось, можно дотянуться рукой. Он протянул руку, стараясь дотянуться, схватить звезду. Даже встал и высунул руку из клетки.

— Ты что делаешь? — шепотом спросила Эсфия.

— Хочу дотянуться до этих ночных огоньков.

— Сядь на место! Ты привлечешь их внимание! Они же убьют тебя! Или руку отрубят.

Он послушался, сев рядом с ней.

— Ты откуда такой? Я тебя не видела у нас. И почему ведешь себя как дурак?

— Не знаю. Мне все тут кажется чуднЫм. Никогда ничего не видел.

— Как тебя зовут?

— Не знаю. Я ничего не помню. Я очнулся в лесу, когда уже всех пленили. Не знаю, кто я и где я. И даже имя… Называй меня Безымянный.

— А я Эсфия. Так вот, Безымянный. Ты кажешься смышленым, но ведешь себя странно. Это же звезды, их нельзя взять!

— Звезды? Интересно. А что это?

— Звезды… Это чертоги Богов. Мы видим огоньки их окон, из которых они смотрят на нас, здесь.

— Смотрят? А зачем?

— Ну, чтобы помогать, или наоборот, карать нас, если мы ведем себя не так, как им хочется.

— Им хочется? Так это по их решению нас всех пленили?

— Видимо мы чем-то их прогневали.

— Странные боги, — он подумал мгновение и добавил, — злые боги.

— Ничего странного. Не гневи Юпитера, не смотри в глаза Гидре. Это все знают. Я заметила, что от ударов у тебя не остается синяков. Ты что, заговоренный?

— Я? Я не знаю. Я просто захотел не чувствовать боли и перестал. Я думал, что так все могут. Я же и тебе советовал.

— Я помню. Но мы так не можем. Ты какой-то другой. Кто же ты?

Он не ответил, просто пожал плечами и улыбнулся, не зная, что еще сделать. Девушка некоторое время смотрела на него, потом уткнулась в колени. Безымянному стало жаль ее. Рука как-то сама легла ей на голову, и он нежно ее погладил. Девушка стала плакать. Он обнял ее, чувствуя, что это должно помочь. Она прильнула к нему, уткнулась лицом в грудь. Через некоторое время она успокоилась, дыхание стало ровным и глубоким.

“Она.. Спит?” — подумал Безымянный, продолжая ее обнимать. Вверху все так же горели звезды. Не вставая, он протянул руку и постарался дотронуться до звезды. Пальцы почувствовали холод, потом покалывание. Звезда исчезла, будто ее стерли. Конечно, девушка этого не увидела.

Глава 2. Выбор пути

Рано утром за пленными приехали повозки с клетками. Неровная дорога, скрипучие деревянные колеса подпрыгивали на ухабах. Вдобавок пошёл дождь, но пленникам негде было укрыться, и скоро люди вымокли. Подувший ветер заставил людей съежиться и прижаться друг к другу, но это не избавило их от дрожи в теле.

Эсфия молча ехала, ни на кого не обращая внимания. Да и остальные пленники были молчаливы и угрюмы. Безымянный смотрел на происходящее как на должное. Ему казалось, что все, что делается — правильно. Как иначе может быть в мире, где так заведено — слабые покоряются сильным. Единственное, что он мог делать — обнимать Эсфию, стараться согреть.

Ехали они несколько дней. Запертые в тесных клетках, люди не могли размять затекшие ноги, даже отправление естественных потребностей было затруднено. Кашель и насморк стали их постоянными спутниками, на что тюремщики не обращали внимания.

Кормили их через небольшое отверстие, через которое можно было просунуть тарелку. Безымянный все еще не ел. Эсфия обратила на это внимание и сказала:

— Ты должен есть. Иначе совсем ослабнешь. И тогда можешь умереть. Это не еда, а помои. Но хоть что-то. Тебе надо выжить, поэтому ешь!

— Да? Слушай, но я не хочу есть. Я вообще никогда не ел.

— Я заметила. И не спал. Уже прошло несколько дней. Все измождены, кто-то болеет и явно умрет. Но ты… Ты другой.

Она посмотрела на него внимательно, стараясь что-то разглядеть, но потом уставилась в тарелку. В этот момент Безымянный вдруг отключился от реального мира. Картинки других жизней пронеслись перед глазами. На них он неизменно был жертвой. Солдат бил его палкой, на другой картинке он стоял привязанный к столбу, и не видел своего врага. Только звук хлыста и дикую боль в спине, где мясо отделялось от костей. Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Никто не обратил на него внимания, только Эсфия смотрела пристально, но ничего не сказала. Когда все уснули, она подсела к нему. Повозка стояла под деревом, а охрана спала, явно не опасаясь побега.

— Я видела тебя.. Ты один из них! — девушка прошептала одними губами прямо в ухо. Безымянный почувствовал тепло ее дыхания.

— Я… Я не знаю. Из кого я?

— Я видела твое свечение. Твою ауру.

— Что?

— Ты что-то задумался, как будто погрузился глубоко в себя. Глаза закатились, и ты перестал дышать. Я думала, что у тебя приступ. Видела такое один раз. Человек упал, глаза закатились, а изо рта пошла пена. Но у тебя не так. Ты просто как будто улетел куда-то.

— Да, я увидел тысячи картинок, где людей пытают, убивают. Я был мужчинами, женщинами, детьми. И везде — жертвой.

— И в этот момент я увидела твое свечение. Очень слабое. Если бы я не следила за тобой, то ничего бы не заметила.

— Ты следила? Зачем?

— Ты не ешь, не пьешь, не спишь. Ты не выглядишь уставшим. Здесь явно что-то не так. И я подумала, что ты особенный, и не ошиблась.

— Свечение? И что это значит?

— Ты бог. Только у них есть такое свечение. Я видела такое один раз, давно-давно. Иногда боги спускаются в наш мир. Нечасто, но бывает. И в тот раз я узрела его. Высокий, сильный мужчина. Я не знаю причин его появления. По сути он просто проходил мимо с какими-то людьми. И от него исходило сильное синее свечение, настолько яркое, что смотреть было больно.

— У меня тоже синее?

— Нет. У тебя красное. Я не знаю, что означают цвета. Нам, простым смертным, не положено знать.

— Интересно. Но я не чувствую, что я бог. Я такой, же как все. Теперь вот мы все сидим в клетке. И я не знаю ни своего прошлого, ни того, что мне делать дальше.

— Ты должен нам помочь. Ты должен нас спасти. Свечение есть, это неспроста. Если ты бог, а ты бог, ты можешь все.

— Как? Я такой же как вы.

— Не такой! — девушка упрямо смотрела ему в глаза. — Ты должен поверить, иначе мы все обречены. Боги должны же заступаться за простых смертных, мы верим в вас, выполняем ваши заповеди, так почему бы вам не помочь нам?

— Помочь? Да я сам себе не могу помочь?! — он почувствовал гнев, впервые в своей недолгой жизни.

— Ты же бог. Почему боги такие злые? За что вы ненавидите простых людей и постоянно обрекаете их на муки? Мы можем просто сбежать. Я не требую разрушать мир. Я прошу только для себя и всех, кто в повозке.

— Помочь? Как?

— Сломай решетки.

— Да? Я… Не уверен, что могу.

— А ты попробуй! Только тихо.

Безымянный медленно встал, стараясь не шуметь и не разбудить охрану и других пленных. “Что дальше? Попробовать сломать замок?”. Тот казался прочным. Он взялся за дужку одной рукой, и за сам замок другой, подумал, что надо переломить его и как это легко у него выходит. В голову пришла мысль “А вообще, почему замок должен быть твердым? Да пусть он будет мягким как глина”. И в этот момент замок стал пластичным, растягиваясь и разрываясь. Он держал в руках кусочки, а потом смял их в единую массу и скатал шарик. Эсфия смотрела на него с благоговением. Стараясь не скрипнуть петлями, открыли решетку. Девушка разбудила остальных пленных, которые были сильно удивлены увиденному, но не стали терять время на расспросы. Люди вылезали из повозки как можно тише, помогали друг другу спуститься. Безымянный остался один внутри.

— А дальше что? Куда бежать? — спросил Безымянный. — Нас догонят. Я так понял, что в этом мире так заведено — есть сильные, есть слабые. Есть рабство. Бежать некуда, рабство повсюду.

— Мы сломаем рабство! Все вместе. Ну, идем с нами!

Они побежали так быстро, как только могли. Безымянный бежал легко и уверенно, а вот люди быстро устали. Кто-то запыхался, другие кашляли. Очень быстро они остановились. Самые слабые чуть не упали под деревья, жадно глотая воздух.

— Воды… Дайте воды… — слабо сказал старик, смотря на него.

— Дай ему воды, — сказала Эсфия.

Другие вопросительно посмотрели на нее. Она ответила на немой вопрос:

— Он бог, я видела его красное свечение. Он смог сломать замок и выпустить нас. Он сможет дать нам воды.

— Боги злы, — сказала женщина, — Обращаться к ним за помощью опасно. Даже если они помогут, плата будет непомерно высока.

Кто-то кивнул ее словам, от Безымянного отошли.

— Сделай ему воду, покажи, что ты за нас.

— Я.. Попробую.

Люди столпились вокруг них. Безымянный, не зная, что вообще делать, постарался представить воду. Ничего. “Вода в стакане”. Ничего.

— Не могу, — смущенно сказал он. — Я не умею.

Один из беглецов, заросший и сухой как щепка, махнул рукой.

— Что их слушать. Одни разговоры. Вера, боги… Боги всегда сами по себе.

— Он смог нас освободить. Он сломал замок!

— Да проржавел, наверное. Мы сдуру не проверили. Нечего приписывать божественность простым событиям в твоей жизни, Эсфия. Боги нам не помогут. Уже пора бы понять это. Спасибо тебе… — мужчина вопросительно посмотрел на него.

— Безымянный.

— А я Вилет. — он протянул руку и Безымянный ответил рукопожатием. — Спасибо тебе. Ты нас освободил. Но дальше мы как-нибудь сами. Ты явно не из нашего племени, я тебя раньше не видел. Но если хочешь — идем с нами.

— Да, спасибо за предложение. Я пойду.

Люди стали собираться в дорогу. Тем, кто уже еле шел, сначала помогали идти, потом сделали из палок и веток салазки и поволокли ослабевшие тела, уже не просивших воды.

Вилет шел первым, видимо зная эти леса. По ему одному известным приметам, он вел их, а люди угрюмо шли за ним, не задавая вопросов. Безымянный поравнялся с Эсфией.

— Извини, я не смог. Знаешь не получилось. Наверное, Вилет прав. Не бог я совсем. Не получилось…

— Не получилось, потому что ты не веришь, — оборвала она его. — И они не верят. Трудно что-то сделать, когда все только и ждут, что ты провалишься, чтобы посмеяться и махнуть рукой. А я в тебя верю. Ты сможешь. Ты все сможешь.

Наконец впереди послышался шум. Вилет явно повеселел и ускорил шаг. Вскоре лес слегка поредел, шум превратился в журчание воды.

— Вот, вывел! Вода, — радостно сказал Вилет.

Люди подбежали в реке. Кто-то нырнул прямо в воду, барахтаясь стараясь напитаться влагой даже сквозь высохшую и потрескавшуюся кожу. Другие просто жадно пили. Безымянный не хотел пить, но вспомнил о наиболее слабых. Он зачерпнул сколько смог и понес к салазкам. Человек не шевелился, не дышал. Эсфия подошла к нему, склонилась, чтобы проверить пульс.

— Поздно.

— Столько страданий, столько пройдено. И это все? Вот так он и закончил? — спросил БезымЯнный, спустя мгновение понимая, что задал глупый вопрос.

— Да. — угрюмо сказал сзади Вилет. — Люди рождаются, живут и умирают в мучениях. Богам не видны их маленькие жизни. Мы сами по себе.

Прошелестела стрела, угодив в человека в реке. Он не умер, но как-то ослабев медленно осел в воду. Крик, бегущие люди, всадники. Безымянный смотрел на медленно происходящие события. Кого-то срубили мечом, кого-то затоптали кони. Все было кончено быстрее двух вдохов.

— На колени! — властный голос всадника и направленный на Безымянного и его спутников меч возымел действие.

Они опустились на колени. Подъехало еще несколько всадников, толкая перед собой копьем еще двоих.

— Вы ослушались власти великого Рима! — продолжал всадник. — Вы думали скрыться от его гнева? Не выйдет. Мне было очевидно, что первым делом вы пойдете к реке. Ума скрыться, переждать, у вас не хватило. В этом и выражается величие римских граждан — мы можем сдерживать свои животные порывы ради достижения цели. А вы просто низкие варвары, — он сплюнул перед пленниками, — и ваш удел — служить гражданам Рима. За непослушание и побег предусмотрена казнь.

Он кивнул всадникам, не спеша досавшим веревки.

— Я казню нескольких из вас в назидание остальным.

Копье указало на Эсфию и еще несколько человек. Всадники молниеносно накинули на них веревки и закинули на ближайшее дерево. Кто-то попытался сбежать, но был сбит и растоптан конем.

Безымянный попытался было вскочить, но Вилет его удержал.

— Тихо ты, а то и тебя убьют.

Эсфию уже вздернули на дереве. Он видел, как она дергалась, и как жизнь медленно уходила из нее. И он поклялся, что пусть даже если он и не бог, то уж постарается их встретить. И они ему заплатят за все страдания всех несчастных.

Глава 3. Рабы

Город, в которой привезли Безымянного и Вилета, поразил размерами, что немедленно отозвалось мыслями “Ого, этот город не чета лагерю”. Он с любопытством глазел во все стороны, даже забыв на секунду, что было в лесу.

Горожане обтекали плотной рекой повозку, кто в лохмотьях, как у него, а кто — в цветастых и явно дорогих одеждах. Шум и гам, новые запахи пряностей, пота, гниения, благовоний, виды особняков — их изобилие кружило голову. Здесь пересекалось и смешивалось все.

— Как называется город? — спросил он у охранников.

— Содом.

При этих словах в голове Безымянного пронеслись картинки. Тела, как черви, извивающиеся рядом друг с другом. Множество обнаженных тел, маски. Руки, обнимающие, ласкающие, много-много рук, похоть… Губы, поцелуи… Мужчины, женщины… Все смешалось на картинках. Голос охранника привел его в чувство.

— Приехали. Выходи.

Перед повозкой стояли охранники и еще двое неизвестных. Безымянный вышел, и один из незнакомцев взял его за челюсть и открыл рот, заглянул, проверяя зубы, внимательно осмотрел.

— Раздеться, — незнакомец говорил с каким-то акцентом. Сознание добавило “Южным. Это Торговцы-перекупщики. Сейчас они предложат за тебя цену охранникам, а потом перепродадут тебя уже на городском рынке”.

Безымянный повиновался. Двое незнакомцев осмотрел его подробно со всех сторон.

— Что умеешь? — спросил торговец, пока второй осматривал Вилета.

— Не понял. В смысле?

— Что умеешь делать? Писать-читать умеешь? Чем раньше занимался?

— Я… Я не знаю. Я ничего не помню. Возможно.

Незнакомец достал свиток, шурша, раскрыл его.

— Читай!

— Купить полагается 10 рабов. Качество материала должно…

— Достаточно, — он свернул свиток. — Хороший раб. Нам такой подойдет. Гней, я надеялся, что ты привезешь нам больше рабов. Нам нужно еще девять.

Охранник развел руками.

— Улов нонче не тот. Леса оскудели товаром. Нуно двигаться глубже, дальше переходы, навар не тот. Ловим кого поближе.

— Ну, ладно, дорогой. Привози всех к нам. Особенно грамотных найдешь — так двойную цену дам. Вот, держи.

Небольшая стопка монет перешла из рук в руки. Охранник взвесил ее, некоторое время с трудом пересчитывал, пробовал на зуб, потом передал второму, повторившему его действия.

— Добро!

Торговцы и охранники пожали руки и телега укатила.

— Как тебя и второго зовут?

— Безымянный. А это Вилет.

— А я теперь твой хозяин, дорогой. На время. Зови меня Кастор. Это мой счетовод Поллукс. Пойдем.

Пленники послушно побрели за ними. Безымянный подумал было убежать, но откуда-то из толпы появились двое здоровенных мужиков, вставших сзади. Пока шел торг, он их не видел. Видимо, прятались, стараясь не привлекать внимания, но готовые прийти на помощь хозяину.

Кастор пару раз свернул на перекрестках, пропустил мимо повозку, груженную навозом, еще раз свернул и открыл дверь в неприметное строение. Внутри узкий коридор, несколько лестниц. Появился тощий парнишка с клеймом буквы “Х” на руке.

— Вот, идите за ним. Он все объяснит, — сказал Кастор.

Они последовали за мальчишкой, стараясь ступать аккуратно в полутемных коридорах, пока глаза не привыкли к сумраку. В подвале не было окон, а темнота рассеивалась только чадящими лампами. Парнишка привел их в помещение с амфорами, наполненными водой. Щетки и скребки соседствовали с мылом. Парнишка наконец сказал:

— Сейчас мыться, потом есть.

— Что я должен сделать? — не понял Безымянный.

— Вымыться.

— Это как?

— В смысле как? А… — понимающе улыбнулся он, — ты варвар. Никогда не знал гигиены. Вот, берешь мыло, воду…

Лязгнувшие петли, стальной звук проворачиваемого ключа, удаляющиеся шаги тюремщика. Безымянный очутился среди других рабов вместе с Вилетом. Люди с затравленным взглядом, неразговорчивые, вырванные с корнем из привычного круга жизни, страшились судьбы и боялись. Страх витал и был почти материальным. Неизвестность и отчаяние, безысходность читались на их лицах. Здесь явно были воины — шрамы и цепкий уверенный взгляд выдавали их. Но и они боялись, потому что проиграли и очутились здесь. И вся их сила и ловкость не помогли им.

Пристроившись у стены, Безымянный наблюбдал за людьми. Молчание, отчужденность. Сразу были видны группки знакомых друг с другом, слабые старались не задевать сильных. Безымянный так и не притронулся к ужину, отдав его Вилету.

Рядом была компаниям рабов, говоривших на другом языке, но Безымянный их прекрасно понимал.

— Содом… Если бы еще куда-то в другой город. Но здесь точно добра не жди.

— Да… — вторил ему другой. — Главное не попасть к Фиву. Говорят, что он есть людей.

— Да врут, не может такого быть!

— Парень, ты знаешь, где ты оказался? Это Содом. Здесь нет правил, здесь разрешено все. У тебя есть деньги — можешь хоть свежую кровь по утрам пить. Бежать надо, это наш единственный шанс. Если попадем в руки этого демона, то проще сразу удавиться самому.

Наступившая ночь разогнала людей по полу — сильные и беспринципные устроились получше на старых матрасах, остальные — где придется. Безымянный ни с кем не спорил — спать ему не хотелось. Опираясь спиной о камень, он по-прежнему не спал, не чувствовал боли. Хотя он и не смог сотворить воду и спасти Эсфию, все же он чем-то от всех отличался. До рассвета еще было далеко, и он мог только любоваться звездным небом, таким бесконечно глубоким и прекрасным. Он вспомнил, что смог стереть звезду, так может удастся ее зажечь? Все равно, никто не видит. Как сказала Эсфия? Если поверить в себя, и если никто не будет мешать?

Он подошел к окну, переступив несколько тел, просунул руки сквозь решетки. Наугад ткнув пальцем в небо, подумал “Пусть зажжется яркая звезда” — и у него получилось. Новая звездочка появилась на небе и будто ему улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ и вернулся на свое место, наблюдая за ее мерцанием всю оставшуюся ночь.

Утром он понял зачем нужны были гигиенические процедуры. Тюремщик с охраной выводили рабов по одному из подвала, заковывали руки и ноги в кандалы. Длинные цепи позволяли идти, но бежать в них было невозможно. Как и вчера ни один раб не сказал ни слова, не попытался сопротивляться, даже сильные и свирепые на вид покорно шли за невысоким тюремщиком, казавшимся тщедушным на их фоне. А наверху их уже ждал помост — сегодня все они были товаром. Как и все рабы, Безымянный вышел наверх голый и зажмурился из-за яркого света, контрастирующего с тьмой подземелья. Привыкнув к свету, он посмотрел сверху на толпу из множества зевак и прохожих. Некоторые смотрели оценивающе, кто-то проходил, бросал любопытный взгляд: “О, кого-то сегодня продают? Есть ли что-то интересное?”.

Покупателей видно было сразу — хорошая одежда, охрана, уверенные и неторопливые движения — у таких людей много денег и времени, им нет нужды суетиться. Они смеялись и что-то говорили друг другу. Появился Кастор с небольшим жезлом и обратился к покупателям.

— Приветствуют вас, достопочтенные жители Содома! Сегодня у нас прекрасный товар — свежие рабы. Молодые, сильные и здоровые! — при этих словах он ткнул жезлом в самого высокого из рабов со шрамом на груди и щеке.

— Здоровые? Ты в прошлый раз продал нам гнилье! — сказал один из покупателей, блондин, но уже седеющий. Его палец, ткувшийся в сторону продавца, блеснул золотым перстнем.

— Не может такого быть! Что могло с ним случиться? На вид все было хорошо, дорогой Фив!

— Когда я стал его разделывать для пира с моими друзьями, то обнаружил внутри червей. — он развел руками, обращаясь к другим покупателям. Кто-то закивал.

— Ну, кто ж мог знать! Они же внутри. Но, в знак моего уважения и извинений, я сделаю скидку. Скажем, 10 процентов, достопочтенный Фив, вас устроит?

Картинки снова застили взор Безымянного. Он видел Фив глазами его жертв. Ножи, огонь, вилки…

Палка продавца ударила Безымянного в живот, выведя из оцепенения.

— Этот умеет читать и писать. Будет полезен в хозяйстве. Зубы в порядке, волосы не выпадают, кости крепкие, не гнилые. Этот умеет говорить на нашем языке… — продавец пошел дальше, рассказывая о каждом рабе.

Покупателей становилось все больше. Появились женщины, с интересом разглядывавшие рабов и оценивающие размеры достоинств, перешептывались, хихикали, будто выбирали вещь. Безымянный поймал взгляд одной из них — рыжая девушка лет 30.

— Итак, начнем торги! Начнем с 10 драхм за самого маленького! — он ткнул палкой кого-то, кто стоял слева от Безымянного.

Торг шел вяло, но почему — он не смог бы сказать. Может товар был неинтересен, может денег у покупателей было не так много, как они старались показать. За час или два удалось сбыть только половину рабов — на рудники и для работы в поле. Наконец, очередь дошла и до Безымянного.

— начальная цена 20 драхм. Великолепный раб, обучен грамоте. Пригодится в хозяйстве и на вилле для управления имуществом.

— 25! — вяло сказал Фив взмахнув рукой с перстнем, участвуя в торгах больше для имиджа.

— 30, — сказал лысый мужчина.

— 50! — сказала девушка, которая смотрела до этого на Безымянного. Наступила секундная пауза.

— 50 драхм! Кто больше?! — крикнул продавец. — Посмотрите, хороший выбор! Прекрасная леди Макконелл ценит ум и образованность! 50 драхм! Кто больше? Продано!

Безымянный посмотрел ей в глаза — рыжая, стройная. Можно было бы сказать, что она прекрасна, если бы не глаза — ему что-то в них не понравилось. Буквально секундное ощущение, которое тут же прошло, потому что он вдруг понял — у нее есть синяя аура. “Бог?” — промелькнула мысль — “Может именно так люди и узнают богов — по свечению? Как меня узнала Эсфия”.

Как и все предыдущие проданные рабы, он спустился с помоста и направился к покупателю. Девушка ему мило улыбнулась, подходя. Мягкий запах персика и чего-то морского вдруг опьянили его, стало жарко от ее присутствия.

— Меня зовут Диора. А тебя? — алые губы остались чуть приоткрыты, и мысли поплыли.

— Безымянный, — в тумане ответил он и поплыл за ней, даже не чувствуя оков, затрудняющих движения.

Очнулся он только в строю других рабов, когда девушка отошла на некоторое расстояние. В голове вдруг прояснилось и вместо тумана появились мысли. “Ого, вот это магия. Что это было? Если она бог, то достаточно сильный, меня просто выключило. Я даже не помню, как очутился здесь”.

Другие рабы были также не в лучшей форме — пошатывались и держались за голову, кто-то тер глаза, другие озирались по сторонам, пытаясь сориентироваться где они и как здесь очутились.

Погонщик рабов щелкнул хлыстом над головами. Рабы от испуга присели, обернулись к нему. Черный мужчина с жестким взглядом и мускулистыми руками, явно способными сломать любого из рабов.

— Рабы! Теперь вы собственность нашей госпожи Диоры! Я ваш погонщик, и вы будете слушать менять. Иначе я зарежу каждого, кто вздумает ослушаться. Идем прямо по дороге! Кто отстанет — будет прирезан и выкинут в канаву. А теперь пошли! Пошли!

для ускорения процесса он взмахнул хлыстом над ними. Безымянный почувствовал легкое дуновение ветра над собой, затем щелчок.

— Скоты. Убивать слабых. Как это по-содомски. В их религии выживает сильнейший. Поэтому детям, старикам и больным в таком мире нет места. — сказал очутившийся рядом Вилет.

— Нет места? А сильным здесь есть место? Ты вроде как неслабый.

— Да. Ты прав. Наше положение не лучше. Но, мы живы! А значит еще есть надежда.

Люди шли как заведенные, разговоры стихли, все старались сохранить скорость движения, что на жаре было затруднительно. Тяжелые оковы давили и натирали руки и ноги. Иногда погонщик хлестал над головами, подгоняя, но пока никто не отстал.

Пейзаж был бы прекрасен, и им можно было бы любоваться, если бы не положение раба. Однако Безымянный погрузился в себя. Картинки приходили и уходили, и постепенно он стал слышать голос. Негромкий, идущий как будто изнутри: “Здесь, внутри себя — ты свободен. Никто не сможет изменить твои мысли, твое отношение”.

Безымянный внял словам голоса и подумал:

“Я свободен. Внутри, здесь, я свободен. Они не могут залезть мне в голову. Я сам решаю, что думать. Поэтому я выбираю думать о свободе. У них есть мое тело, но моя душа принадлежит мне, мой разум от них закрыт. А тело я смогу освободить. А сейчас? Сейчас это просто прогулка. Мы просто идем гулять”.

И после этих слов Безымянный почувствовал себя лучше. К отсутствию голода и жажды теперь прибавилась легкость движений. Оковы перестали натирать, стил почти невесомыми. И даже зрение улучшилось — он увидел впереди вдоль дороги кресты с телами людей, изъеденные воронами. Было даже непонятно, кто это — мужчина или женщина, так обезображены и обглоданы были трупы. Поравнявшись с ними, рабы невольно замедляли шаг, озираясь по сторонам, но хлыст щелкнул прямо над головой Вилета. Тот как и остальные вздрогнул и увеличил темп. Погонщик крикнул:

— Это беглые рабы! Запомните, собаки, каждый, кто захочет сбежать, или дотронется до госпожи без ее разрешения, или до любого другого свободного гражданина Содома, будет так же распят на кресте, если, конечно, выживет после 20 ударов плетью. Пошли! Пошли!

Ускорив шаг, они прошли мимо солдат, прибивавших очередную жертву к кресту. Солдат не торопясь вбил гвоздь в правую руку, перешел к ногам. Первый удар и из-под гвоздя полилась кровь. Девушка вскрикнула. Снова удар, вскрик, удар, вскрик, но уже не такой сильный.

Безымянный рванул цепи, но не смог их разорвать. Дернулся было к девушке, но Вилет крепко сжал его плечо.

— Не глупи. Ты один ничего не сделаешь. Ты в оковах и один. А среди наших врагов не только солдаты с оружием, но и богиня. А может еще и колдуны. Нас порвут. Терпи.

Рабы шагали мимо. Безымянный повернул голову налево, наблюдая за девушкой. Она страдала, закрыв глаза, кричала, но не видела его. Наконец, ее крики стихли где-то позади. Вот только еще долго ее образ будет ему являться наяву. Как и тысячи других убитых, искалеченных и замученных рабов, которых он не видел, но жизни которых каким-то образом проникали в его разум картинками и вдруг увидел Эсфию. Только двигалась она словно по воздуху, невесомо и легко ступая чуть выше земли.

— Ты жива?! — воскликнул он радостно.

— Эй, тише ты. С кем ты говоришь? — спросил Вилет.

— Эсфия. Вот она, рядом идет. Вернее.. Парит.

— Никого рядом нет. Она умерла и мы с тобой видели это. Ее вздернули и на этом все закончилось. — угрюмо сказал раб.

Безымянный посмотрел на девушку — та шла как ни в чем не бывало. И все было настолько реально, пока один из погонщиков не прошел сквозь нее.

“Мираж… Это мне все только кажется” — подумал он.

“Может и так. Но я здесь и могу говорить с тобой, пусть никто другой меня и не видит. Мне достаточно, что ты видишь меня, а значит, я жива”.

“Как такое возможно? Ты же умерла”.

“Да, но что такое смерть? И почему после нее я не могу быть с тобой. Ты ведь — бог”.

“Мы это уже обсуждали, я не бог. Я не могу порвать эти цепи и освободить людей”.

“Можешь, просто не веришь. Все у тебя в голове. Если поверишь, если и другие поверят в тебя, как я — ты сможешь”.

“Ты поверила и чем это закончилось?”

“Я поверила и продолжаю верить. И как видишь — я с тобой и ни о чем не жалею. Если не хочешь делать это по моей просьбе, то поверь ради этих несчастных. Они ждут спасителя”.

Словно вторя ее словам один из рабов сзади сказал:

— Когда-нибудь появится раб, который нас освободит. И тогда придет время мести.

Под вечер они дошли до виллы. Вдоль дороги росли кипарисы, устремляясь вверх словно колонны. Стена из желтого кирпича окружала внутренние постройки. Навстречу процессии из рабов открылись ворота, а привратник, глядя на них, “гостеприимно” проскрипел:

— Новые мясо.

Глава 4. Философ

В эту ночь не спали все, не только Безымянный. Запертые снова в подвале, люди боролись за лучшее место, либо старались не конфликтовать с уже живущими здесь рабами, относящимися к ним с подозрением. Вилет, тоже попавший сюда, благоразумно молчал и держался рядом с Безымянным. Примостившись у дальней от входа стены на земле, оба смотрели оценивающе.

Один раб из “старичков” с повязкой на глазу, видимо самый словоохотливый, пугал новеньких.

— Что, поздравляю вас. Пополнение прибыло. Сколько вас? Жаль, считать не умею. Нас тоже было много. Да только осталось четверо. Недолго мы тут живем.

Один молодой раб из новеньких, испуганно спросил.

— А остальные куда делись?

— А, куда делись… Это не просто вилла. Здесь работа заключается не какой-нибудь каменоломне. Хотя и туда могут отправить. И это будет еще хорошо. Здесь устраиваются тайные оргии. Тайные даже по меркам Содома.

— Какие? — не унимался парнишка.

— Какие, — невесело ухмыльнулся одноглазый. — Неважно, какие. Каждый раз разные. Да только итог один — с каждым разом нас все меньше. Вот хозяйка и прикупает новеньких, типа вас.

— Да врешь ты все, — сказал Вилет, зачем-то вмешавшийся в спор. — Брось пугать мальца.

— Вру? — одноглазый некоторое время молчал, а потом, глядя в пол, сказал — Если бы я врал. Да только придя сюда я тоже так говорил одному старому. Че он пугает? Да только он не пугал. Через два дня пропал. Куда делся — неведомо. Пропал и все тут. Да и не наше это дело. Работали мы потом на жаре, собирали виноград. И вижу я — хозяйка недалеко устроилась, смотрела на нас. Ну, и я поглядывал так, чтобы она не видела. Хорошенькая же. Иногда еще это свечение ее, аура синяя. Богиня, значит. Ну, я дерзким был, молодым. Думал, что не заметит, что и вообще, иногда боги и с обычными смертными не прочь. Так она заметила. Сказала так ласково “Подойди”. И я подошел, улыбнулся ей. Она тоже улыбнулась, и тут я окаменел.

Одноглазый задумался, то ли вспоминая, то ли пытаясь себя успокоить и снова пережить этот момент. Все ждали. Наконец, молодой не выдержал.

— Ну, а дальше-то что? Повезло тебе?

— Повезло-то повезло. Жив остался, да только глаз один она вырвала. Сказала, чтоб не заглядывался на то, что не по чину. Поэтому я тебе советую парниша — молчи, да не отсвечивай. А лучше, не попадайся ей на глаза, не дерзи, не смотри на нее. Дольше проживешь.

Наутро Безымянный уже не чувствовал трений между рабами. Может сказался рассказ одноглазого, объединивший всех, может быть общая незавидная судьба и страх смерти. Зачем что-то делить, если не все надеются дожить до утра. А еще всех сплачивал монотонный труд на том самом винограднике. Жара как и всегда стояла неимоверная, усиливаемая шумом моря, до которого было рукой подать, но охладиться в нем было невозможно. Вокруг ходили надсмотрщики, раздающие удары палками зазевавшимся рабам.

Безымянный, единственный не страдавший от жары и работы, спокойно и быстро собирал ягоды, выполнял все команды, хотя удары его нисколько не смущали — боли он также не чувствовал. Не понимая зачем, он старался помочь самым слабым, в тщетной попытке хоть так их защитить от гнева.

— Эй, ты, раб, подойди сюда! — крикнула невесть откуда взявшаяся хозяйка.

Безымянный подбежал к ней, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Как тебя зовут?

— Безымянный.

— Да. Безымянный. Настоящий раб, без рода, памяти и имени. Такие мне и нужны. Смотри мне в глаза!

Он спокойно посмотрел — бездонные голубые глаза, прекрасные черты лица, золотые волосы.

— Вижу, ты помогаешь тому молодому рабу, делаешь работу за него. Думаешь, ты этим поможешь ему? Нет, только хуже сделаешь. Эй, управляющий.

К ней подбежал высокий черный мужчина с палкой.

— Вон тому рабу отвесить 10 ударов палкой, чтоб больше не принимал помощи и делал все сам. А ты, Безымянный, смотри. Это из-за тебя. Не думай, что я не вижу.

Управляющий медленно подошел к парнишке, сильный удар ноги сбил его на землю. Как молот обрушились на него десять ударов. Первый разбил лицо, второй и третий пришлись по рукам, которыми тот пытался закрыться, по ногам и спине. Когда управляющий закончил, парень только тихонько всхлипывал, попытался подняться и тут же упал, держась за ногу.

— Вот, Безымянный. Теперь можешь ему помочь, отнеси его в подвал. Если к утру оклемается, будет жить. А нет, ну, что ж. Его смерть будет на твоих руках.

Безымянный не выразил лицом своих мыслей. Молча подошел к парнишке, как можно более аккуратно поднял его и под взором остальных рабов понес его к зданию.

— Эй, а вы чего уставились? А ну, работать! — рявкнул управляющий.

В подвале было прохладно и немного сыро. Узкое зарешеченное окно давало немного света. Безымянный положил парнишку на пол, поскольку ни стола, ни скамеек не было. Парень не мог разогнуться, каждое движение причиняло ему боль. Безымянный посмотрел на тело и будто увидел все его рано сквозь кожу — сломанные кости рук и ног, порванные сухожилия, разрыв органов.

“Это ж как надо было бить, чтобы нанести такие увечья?” подумал он.

“Помоги ему” — услышал он знакомый голос. Обернувшись. он увидел Эсфию.

“Как?”

“Вера и желание помочь. У тебя этого достаточно. Никто сейчас тебя не видит и не сможет помешать насмешками”.

“Я не могу. Не получится”.

“Если ты не сделаешь, то он умрет. Может не завтра, но с такими ранами не живут. Ты хотя бы попробуй”.

Безымянный посмотрел на изувеченное тело, потом в глаза парнишке, такие пронзительные, и в груди у него проснулась жалость, перед взором пронеслись картинки тысяч и тысяч замученных ради развлечения людей. Он почувствовал, как тело его наливается силой их силой, призывавшей его помочь несчастному. Он воздел руки над телом и сказал невесть откуда явившиеся слова:

— Пусть тело сие да воспрянет. Пусть боле не будет ломаться, испытывать страдания. Да выйдет боль и хворь всякая, да восстановится душа его.

На глазах раны, синяки и ссадины затягивались. Кости срастались и органы восстанавливались. Безымянный снова посмотрел в глаза парнишке — они уже не были полны боли, только изумления.

— Кто ты?

— Безымянный.

— Ты бог?

— Нет.

— Ты бог, потому что ты смог вылечить меня. Больше никто не может так сделать. Что я могу для тебя сделать?

— Ничего, ты ничем мне не обязан. Это я на тебя навлек гнев богини и должен просить прощения.

Парень улыбнулся.

— Меня зовут Дион.

— Безымянный.

Они пожали руки.

Вечером, когда изможденные рабы валились на земляной пол, у них даже не осталось сил, чтобы конфликтовать из-за еды или матраса для сна. Только Вилет обратил внимание, что парнишка жив и здоров.

— Что случилось с этим парнем? Ты его отнес к лекарю? — спросил он у Безымянного, подсев к нему в углу.

— Нет. Никакого лекаря, о чем ты? Я его отнес сюда. как и сказала Диора. А потом я его сам исцелил.

— Это невозможно.

— Да? Почему? Потому что ты в это не веришь? Не хочешь верить, не можешь? Но вот он, здоров и полон сил, в отличие от вас, валящихся с ног.

Вилет долго смотрел на Диона, как тот спокойно устраивается на полу, на тело без единой ссадины.

— Если я тебе поверю, значит, ты бог. Только они могут исцелять. Но ты не бог.

— Да? а кто же я?

— Ты раб. Как и все здесь. Если бы ты был богом, то ты бы не сидел здесь.

— Возможно. А что бы я тогда делал?

— Ты бы освободил нас. Вывел бы из этой темницы.

— Тааак, — протяжно сказал Безымянный, — А дальше что?

— А дальше мы бы пошли мстить всем рабовладельцам, всем господам и управляющим. Мы бы их самих прибили к крестам.

— А дальше? Мы просто всех убьем и оставим этот мир в руинах? Все рабовладельцы несут страдания, но и мы также сделаем. Тогда чем мы лучше? Мы из рабов сделаемся… рабовладельцами? Если нам выкалывают глаза, мы тоже выколим глаза. И мы получим слепой мир в руинах.

— Так ты еще и философ. А что ты предлагаешь? Терпеть?

— Я предлагаю мир равенства. Мир, где не будет места рабам и господам. Я хочу избавить мир от любого страдания. Мир, в котором всем найдется место, мир, в котором нет проигравших, но только победители.

— Хотел бы я поверить, что это возможно. Но боги сотворили этот мир таким. Может быть какой-то другой мир и лучше, но я знаю только этот. А в этом мире, как ты видел, боги злы и мстительны.

— Мир можно изменить.

— Тогда тебе, философ, надо бы изменить и его богов.

— Если ты в меня поверишь, если они все в меня поверят, и если мы все поверим в новый мир… Может быть мы сможем его создать.

— Да, если бы. И рабы станут богами.

— И рабы… станут богами, — повторил Безымянный задумчиво.

Глава 5. Испытание

Диора не выразила ни малейшего удивления, что Дион выжил, но почему-то Безымянный понял — она знает обо всем, что происходило в темнице. Иногда он почти спиной чувствовал ее взгляд, даже если ее не было рядом.

“Она что-то затевает. Не может смириться, что ты так просто сделал ее. Другие рабы ничего не сказали тебе, но они прекрасно видели, что от парнишки был не жилец. А теперь он бегает, будто его кости и не ломались. Они просто не подают вида, но что-то меняется”.

В один из дней Безымянный как и всегда вышел на работу в виноградник, но управляющий, ткнув его палкой под ребро, сказал:

— А ты сегодня пойдешь в каменоломню. Там не хватает людей. С тобой пойдет тот парнишка. Я так понял, у него крепкие кости, выживет.

— Ты решил добить его?

От дерзости ахнули даже рабы. В поле стало тихо, даже шум ветра, казалось, притих. Все ждали наказания, но управляющий только улыбнулся.

— Нет. Это приказ хозяйки. У нее к тебе и твоему парню, — он улыбнулся еще шире, — особое отношение. Дойдешь пешком вон в те горы. И ты, я думаю, понимаешь, что бежать нет смысла.

— Я с ними, — все обернулись на голос. Вилет встретил взгляд управляющего и не отвел взор.

— Троица. Что ж, будет причина купить новых рабов.

Управляющий ушел, явно довольный. Некоторые рабы опасливо косились на них, но заговорить не решались.

— Зачем ты идешь с нами? Это верная смерть, — спросил Безымянный Вилета.

— Мне понравились твои разговоры, философ. Новый мир. Знаешь, такого я никогда не слышал и даже не могу себе такого вообразить. И это хорошо, иначе, что в нем было бы нового? И если для того, чтобы построить его нужна вера, так я с тобой. И вот, Дион, я думаю тоже. А? Парень?

— Конечно! Я после исцеления верю в новый мир. Верю в Безымянного.

Они легко дошли до каменоломни, невзирая на зной, и даже не устали. Рядом с Безымянным рабы не чувствовали ни жажды, ни голода.

Уже подходя к месту, Безымянный уловил взгляд Диоры, изучавшей, наблюдавшей, слушавшей.

Около горы на солнцепеки трудились рабы, ломавшие примитивными каменными инструментами другие камни. Никаких бронзовых или, тем более, железных орудий им не полагалось.

— Это не добыча камня. Это место страданий, — сказал Вилет. — Просто, чтобы все как можно быстрее сдохли. Вот какие они, наши боги.

— Что ж. Сила бога зависит от силы веры в него.

Вилет и Дион уставились на него. Первый с изумлением, второй с благоговением.

— Эй, троица. А ну сюда! — скомандовал надсмотрщик. — Берете вон те ящики с камнями и тащите в гору. Там грузите на повозки. Пошли! — для подкрепления приказа, каждый получил обжигающий удар кнута.

Они подошли к ящикам, и Безымянный как-то неосознанно, сказал им:

— Берите эти ящики и несите, будто все рабы, которые были до вас, несут их с вами. Несите легко.

Вилет уставился на него, не зная как реагировать, а Дион с улыбкой схватил первый ящик и понес одной рукой, будто тот не весил ничего. Вилет даже разинул рот, но тут же собрался и поднял второй ящик. Не согнулся под его тяжестью как другие рабы, но и не поднял его как пушинку.

— Верь мне, — сказал Безымянный и похлопал по ящику.

Вилет распрямился и пошел уже намного легче. Другие рабы, кто увидел это, провожали их взглядом, пока каждого не огрел кнут надсмотрщика пополам с бранью.

Безымянный взял свой ящик одной рукой и легко пошел за своими друзьями, чувствуя легкость движений и освежающий ветерок, дующий лично для него.

Сделав несколько таких ходок, они вернулись за очередными ящиками. Безымянный встретился взглядом с Диорой — тяжелые глаза, полные ненависти. Она с улыбкой сказала:

— Мне сказали, что вы хорошо работаете. Легко носите эти ящики наверх. Я так понимаю, что другие рабы отлынивают от работы, показывают всем видом, как им тяжело. А вы показали, как надо работать. Я увеличиваю норму для всех. Теперь каждый раб должен нести два ящика. Спасибо тебе, Безымянный, что помог мне раскрыть их коварный замысел. Я тебя награжу сегодня вечером.

Улыбаясь, она ушла. Безымянный встретился взглядом с другими рабами. Ненависть и злоба, вот что он увидел в них. Никакой веры.

Вечером они втроем не ушли на виллу, оставшись ночевать прямо в каменоломне.

— Они тебе этого не простят. Они думают, что ты с ней заодно, специально пришел и повысил им нормы работы.

— Да, но это ее хитрость. Разве они этого не понимают?

— Может и понимают, да не все. Решения все равно нет. А кто в этом виноват? Ясное дело ты. Не будь тебя, не было бы проблем.

Ночью Вилет и Дион спали. Безымянный снова смотрел на звезды, облокотившись спиной о скалу. Несколько силуэтов приблизились к нему.

— Добрый вечер.

— Что ты несешь, — сказал крепкий приземистый раб. — Какой он добрый. Нам из-за тебя норму подняли. Устроил представление, пустые ящики несли. Подкидыш хренов.

— О, нет, ящики были настоящими. И я не подкидыш Диоры.

Рабы замешкались.

— Не подкидыш? Никто из рабов не позволяет себе дерзости называть хозяйку по имени. Это опасно. Может накликать беду. А если ты называешь, значит, ты не просто работаешь по ее приказу, а максимально близок к ней.

— Если и так, то побив меня, вы явно не приобретете ее расположения. Так?

Рабы не нашлись что ответить, и Безымянный продолжал.

— Но есть и другой вариант, для вас, для всех нас, хороший. Что я действительно нес ящик с настоящим камнем. И нес его одной рукой. И что мои друзья, — он указал на спящих, — обычные люди, как вы, тоже смогли нести их. Почему? Потому что поверили в меня. Я не знаю, как, но я имею силу, возможно, равную богам. Я смог исцелить вот этого парнишку после жестоких побоев, от которых он должен был умереть. Я смог, потому что поверил. И если вы поверите в меня, а я в вас, то мы сможем не только камни таскать. Мы сможем изменить мир. В новом мире не будет деления на господ и рабов. Все будут равны, будут уважать друг друга. Мы все будем свободными.

— Что за хрень? Такое не может быть. Боги поделили людей на рабов и господ. И стали властвовать над ними.

— Значит, таких богов надо скинуть.

В темноте не было видно, но Безымянный понял, что рты рабов раскрылись в беззвучном “Ах!”, а кто-то даже быстро закрыл рот рукой.

— Сила богов в вере в них. Если в них не верить, то что они могут? Если мы вообразим новый мир, то сможем его создать. Все вместе, как равные.

— Не может быть такого! — сказал раб.

— По вере твоей воздастся тебе. Если ты не веришь в такой мир, то будешь и дальше жить в этом и носить камень наверх, пока не сдохнешь, вместо того, чтобы просто поверить и что-то изменить. В любом случае, у вас есть два пути. Либо вы меня бьете, рискуя за это получить от Диоры, потому что я ее подкидыш, либо, вы можете даже не верить в меня и новый мир, но я поверю в вас и завтра вы легко сможете поднять весь камень наверх, будто это пушинка. Вы верите в меня, я верю в вас. Решать вам.

Рабы переглянулись, постояли немного и ушли. Безымянный продолжил смотреть на звезды, любуясь их бесконечностью, зажигая и гася для создания созвездий.

Глава 6. Урок

Когда прозвучал горн на побудку, Безымянный уже знал, что ночные гости все пересказали, и теперь только от веры рабов зависело, смогут ли они поднять камень. Дион первым взялся за ящик, оставленный еще со вчера, и легко понес его наверх под внимательные взгляды других рабов. Вторым подошел Вилет, взял два ящика — по одному в каждую руку и тоже легко пошел мимо них.

Один из рабов, по фигуре похожий на вчерашнего визитера, стал третьим. Он немного постоял перед ящиком, примеряясь. Потом взял в руки. Не так легко, как друзья Безымянного, но намного легче, чем мог бы ожидать.

— По вере твоей будет и груз твой, — сказал Безымянный. Тот в ответ улыбнулся и понес ящик.

Сразу же остальные рабы стали разбирать ящики. Кто-то брал по одному ящику, некоторые сразу три. Легко и уверенно они пошли в гору, улыбаясь надсмотрщикам, таращившимся на них.

Безымянный огляделся и обнаружил шатер наверху, из которого вышла Диора. Девушка была прекрасна, стройна и изящна в движениях. Яркие цвета ее хитона резко контрастировали с пылью дороги, лохмотьями рабов и песчаным пейзажем. Она не торопясь подошла к столу на краю, явно не опасаясь упасть, и села к роскошное кресло. Тут же рабы принесли бутылки красного вина и еду. Она же смотрела вниз на рабов и улыбалась.

“Ей что, нравится наблюдать за несчастными людьми? Которые работают до изнеможения? Да я сам видел, как некоторые падают от усталости и их просто забивают на месте. Или ей доставляет удовольствие страдания? Но сегодня она явно просчиталась и не увидит этого представления. Но и наказание за это будет”.

Он взял оставшиеся два ящика, быстро обогнал всех остальных рабов и первым донес груз наверх. Поставив их, он взглянул ей в глаза, пока остальные расставляли ящики рядом и становились позади него, так же дерзко глядя на Диору.

В этот момент он почувствовал на себе тяжелый взгляд богини, тело, будто на него опустили каменную глыбу, чуть не присело. Казалось, что на плечах он держит весь мир. Весь мир будущего, про который говорил. И теперь только от него зависело, будет ли существовать этот мир.

— Подойди ко мне, раб! — голос звучал властно, и некоторые рабы упали на колени, благоговея перед ее мощью.

Безымянный не двинулся, хотя искушение было велико. Он уже чувствовал в себе силу, подкрепленную верой рабов. он видел мир, к которому шел, и из этого черпал свою силу. Взгляд богини стал пристальнее и тяжелее.

— Я сказала! Подойди!

Невероятная сила, которой было почти невозможно сопротивляться, влилась в его тело, заставляя ноги двигаться против воли. Безымянный боролся с каждым шагом, прилагая всю силу, отчаянно сопротивляясь. Вот только тело уже бежало, и в конце упало на колени перед ней. Девушка медленно его осмотрела. Взмах белоснежной руки, контрастирующей с грубой загоревшей кожей слуг и рабов. Бутылка вина поднялась в воздух и изящно с проворотом налила вино в хрустальный бокал. Ни одна капля не упала на сухую растрескавшуюся землю. Опустевшая бутылка сама улетела в шатер, а бокал, сверкая на солнце, полетел в руку Диоры. Безымянный подумал “Слуги ей явно нужны не для принеси-подай. Это все декорации”.

— Кто ты? Раб?

— Меня зовут Безымянный.

— Откуда ты?

— Не знаю. Я ничего не помню до того момента, как был захвачен в плен.

В этот момент он почувствовал, будто в его голове завелся червь, обшаривающий все закоулки его мыслей, но находящий только пустоту.

— Зачем ты мутишь людей, заставляя их верить в несуществующие сказки, что они могут стать свободными? Что, какие глупости, рабы и боги могут быть равны.

— Это не сказки. Я верю, что это возможно.

— Веришь, Ахаха, — звонкий смех резал и его и рабов, — Да? И каким же образом?

— Если мы перестанем верить в мир, где боги правят рабами, а уверуем в мир, где мы можем быть братьями, без господ и слуг. И где каждый выполняет свое предназначение.

— Да. И предназначение рабов — служить богам, — она улыбнулась, — Это заведено испокон веков. Этот мир создан таким. И не тебе ломать этот порядок, погружая мир в хаос. Твоя философия — опасная ересь. Ты уже нарушил работу в карьере и должен за это поплатиться.

Его тело окаменело, но почему-то открылся рот, и высунулся язык. Он собрал все свое спокойствие, стараясь повлиять на мир не усилием, а сосредоточенностью, пытаясь вернуть свои силы или хотя бы контроль над телом — тщетно. Богиня медленно с улыбкой и холодным злым взглядом подошла к нему. Приятный аромат нежных духов, пряди волос так мило ложились на ее личико.

Резким движением она вырвала ему язык. Безымянный хотел бы кричать от боли, но даже этого его лишили. Тело ему больше не принадлежало. Он мог только стоять на коленях и смотреть на окровавленный кусок в ее прекрасных руках и отчаянно ненавидеть. Смотреть, как красные сочные капли падают и напитывают изможденную землю влагой.

— Вот, теперь ты будешь молчать, Ах-ха-ха, — девушка мило рассмеялась и бросила язык вниз.

***

Вилет и Дион сидели рядом с матрасом, на котором лежал Безымянный. Другие рабы смотрели на несчастного с сочувствием, но не помогали, опасаясь гнева богини. Он чувствовал, как уходят силы вместе с их верой. И как рушится мир, который он хотел им дать.

— Что ж ты, дурак, рассказывал глупости, — сокрушался Вилет, смотря в глаза молчавшего. — Философ-философ. Язык твой — враг твой. Вот и вырвала она его. Помолчишь теперь.

Безымянный ничего не ответил, только пристально смотрел на Вилета. Тот не знал как помочь.

— Может тебе воды? Или как еще помочь? Я не знаю, что делать, философ. О, кажется, я придумал тебе кличку. Слабое утешение, но хоть что-то новое. Воды?

Он помотал головой. Постарался сесть, Вилет и Диор помогли. Опершись на его руку, Безымянный уперся в стену спиной. Тяжело дыша и закрыв глаза, перевел дух.

— Лежал бы лучше. Хоть немного отдохнешь. Завтра снова в карьер. Не будет другого мира, философ. Понимаешь? Может ты и можешь дать нам силы, но не тебе тягаться с богами. Устои этого мира неизменны. Так было заведено тысячелетиями, так и будет впредь.

— А я не согласен, — вдруг сказал парнишка. — Я верю ему. Я за его мир. И пусть она, — он запнулся, боясь дерзнуть, — Диора и сильнее оказалась в этот раз. Но я за Безымянного. Я за его мир. И если надо будет умереть, так что ж? Все люди смертны. Но если есть хоть малейшая надежда, хоть крохотная, что сможем что-то исправить, приблизиться хоть на мгновение в этот светлый мир, то ради этого стоит жить. Уж всяко лучше, чем просто таскать камень и сдохнуть от истощения на потеху богам.

— Парень, тебя схаорчат первым! — сказал Щербатый раб, но его тут же одернул ночной гость.

— Помолчи. Парень дело говорит. Все равно умирать. Так что, на потеху богам? Чтобы они смотрели и смеялись? Так уж лучше в борьбе за мечту, чем изнеможения упасть к ее ногам. Я хочу так же, как философ, гордо стоять перед ней и смотреть в глаза. Как равный. И пусть после этого делают, что хотят.

Безымянный медленно поднялся, опираясь спиной о стену, ноги как деревянные костыли, не слушались его воли. Такое ощущение, что приходилось учиться заново ходить. Вилет хотел было помочь.

— Помочь что? Ты хоть скажи? А, глупо, извини, как-то само вырвалось, — сконфуженно пробормотал Вилет, встретившись взглядом.

Безымянный отмахнулся. Неуверенные шаги до стола дались тяжело, пришлось опереться о стол. Лежавшие на столе камни разных размеров закачались от его толчка, стол заскрипел. Вилет встал и направился к нему. Тело слушалось с трудом, видимо в результате вмешательства богини. Контроль над движениями возвращался, но ноги и руки были ватными. С третьего раза пальцы смогли сжать камень надежно, чтобы не уронить по дороге. Неуверенными дергаными движениями проковылял к стене, уперся в нее плечом, отдыхая и пытаясь справиться с тошнотой. Собравшись с силами, с неимоверным трудом, стал писать на стене, несколько раз проводя каждую линию, чтобы оставить след.

Вилет и другие рабы смотрели на него, на рваные движения, скособоченное тело. Щербатый раб сказал:

— Хватит писать, философ. Ты уже лишился языка. А так лишишься рук!

Но он писал, писал, превозмогая немощь и неверие окружащих. И почему-то с каждым движением ему становилось легче.

— Так, отлично. А что здесь написано? — спросил щербатый. — Мы же читать не умеем.

— Здесь написано “Свобода — внутри”, — ответил один из рабов.

— Тьфу, — сплюнул щербатый. — И что это? Помогло ему там, с богиней? Как был рабом, так и остался. Только уже без языка.

— Он единственный, кто выступил против. Никто из вас, считающих себя мужиками, и слова поперек не сказал, — ответил ему Вилет. Некоторые рабы кивнули.

— А он сказал! Хорош, герой. Только теперь вечно будет молчать. А теперь может и рук лишится, или жизни, если богиня узнает.

— Может она его убьет. Но умрет он свободным, единственным из рабов, кого она не смогла сломать. А ты внутри раб. И таким останешься. Что бы ты ни делал, твои мысли и твое тело принадлежат ей, а не тебе. — Вилет зло смотрел на щербатого, больше показывающего уверенность, чем реально чувствующего ее.

Несколько рабов посмотрели на Безымянного и кивнули. И сразу прошла боль, усталость, а тело вернуло подвижность. Уже без труда он смог улыбнуться. И голос его прозвучал не изо рта, а в душах поверивших в него людей “Боль и страдания соединили вас, некогда разных, в единое. Вы стоите здесь передо мной — равные среди равных, ни господ ни рабов. В единстве сила ваша. И где хотя бы двое или трое соберутся с именем моим, там и я буду среди них. Равный среди равных”.

Глава 7. Вера

Безымянный шел по коридору виллы, звеня кандалами на ногах и руках. Сделать обычный широкий шаг он не мог из-за коротких цепей, поэтому приходилось семенить или идти очень медленно. Горящий в чащах у стен огонь отбрасывал причудливые тени на мраморные стены, бюсты неизвестных ему людей в стенных нишах походили на настоящие отрубленные головы некогда живых. В одно мгновение ему даже показалось, что он видит кровь, вытекающую из глазниц и рта, но видение исчезло.

В конце коридора окованные железными листами двери, ведущие в покой богини, охранялись двумя воинами в латах. Будто каменные изваяния, они не двигались, а может и не дышали. В этом мире, где сосуществуют боги и простые люди, он бы не удивился, если бы каменные статуи можно было оживлять. А почему нет? Он сам ломал стальные замки и катал из них шарики. Как будто в другой жизни.

Двери открылись сами, будто ждали его. Солдаты не шелохнулись и не обратили на него внимания. Звеня, он прошел внутрь, и двери тут же сами закрылись. Массивный засов, лежавший у стены, как живой поднялся и встал в пазы. В сумраке комнаты казалось никого нет.

— А, философ! — послышался приятный голос богини. — Мы тебя ждали, правда, Фив?

“Фив? Людоед?” — ужас накрыл его, он попятился, спина уперлась в закрытую дверь.

— Не торопись уходить и не бойся, — голос шел словно со всех сторон, — Проходи, располагайся. Нам есть, о чем поговорить. А, извини, у тебя нет языка. Ну, ничего, ничего. Проходи, проходи.

Безымянный взял себя в руки и прошел дальше. Полутемное помещение, освещавшееся парящими в воздухе шарами света, создавало ощущение тайных мистерий. Запах благовоний, колонны вокруг большого бассейна в центре помещения, россыпь точек-звезд, отражавшихся в воде. Он прошел вперед, и из-за колонн открылся вид на широкую кровать с лежавшими на ней голыми мужчиной и девушкой в масках. Около кровати сидела обнаженная и без маски богиня, опираясь ногами на связанную рабыню. Но как не омерзительна была эта картина, его больше поразило другое. На дальней стене был распят человек. Присмотревшись, Безымянный с ужасом понял, что несчастный еще жив и явно находится под действием какого-то зелья, туманящего разум, иначе бы он кричал от боли — одной руки у него не было. Чтобы он не умер от потери крови, обрубок был стянут жгутом. Но даже не это было жутко. На длинном столе, уставленном вином, фруктами и дорогими яствами, лежала на шампуре румяная рука. Принюхавшись, Безымянный почувствовал сквозь пряности и фруктовые ароматы запах жареного мяса. Неприятный липкий комок подступил к горлу, но он сдержался.

— Я представлял тебя несколько… старше! — Фив сказал почти в ухо, отчего Безымянный вздрогнул и обернулся. Мужчина стоял совсем рядом. Обнаженный в маске с клыками. “Но как он подобрался так быстро?”. Безымянный попятился и уперся в стол.

Богиня встала и тут же оказалась рядом с Безымянным, будто по колдовству, приведя его в ужас.

— Ахаха! — рассмеялась она мелодично и тут же исчезла. Послышался шум воды. Безымянный оглянулся — девушка лежала в бассейне не двигаясь.

— Диора позвала меня, — начал Фив, — чтобы поразвлечься. Ты знаешь, чем знаменит этот дом? Ах, да, ты же не можешь говорить. Этот дом, — Фив старался рассмотреть Безымянного полностью, ходил вокруг него, заходя за спину, отчего тому приходилось поворачиваться. — Этот дом знаменит разными удовольствиями, доступными только богам. И вот она сказала, что я могу развлечься здесь изысканным удовольствием.

Фиву направился к прикованному рабу. Нож как-то сам прыгнул в руку бога, отточенные движения выдавали мастера, когда он срезал куски плоти. Раб смотрел на все с ужасом, но не издал ни звука.

— Ты знаешь, что вот эти развлечения, секс с разными женщинами и мужчинами… Еда.. Хочешь кусочек? — он протянул кусок мяса с кровью — Нет? Ты знаешь, это в Содоме уже обыденно. Вот например, я могу спокойно одним словом убить смертного. Вот, — он посмотрел на девушку, все еще лежавшую на постели. — Умри!

Тело дернулось и перестало дышать, будто жизнь мгновенно вытащили из нее.

— Вот, видишь, как просто. А если оно обыденно, то приедается, — он кинул мясо на решетку гриля — И хочется необычного, какого-то разнообразия. И тут Диора мне рассказала, что есть один философ, который возомнил себя, ты не поверишь, способным бросить вызов нам, богам! Ну, возомнил и ладно. Подумаешь. Вырвать ему язык, чтоб не болтал. Ну, она так и сделала. Вот и истории конец. Но Диора не была бы собой, богиней похоти и утонченных удовольствий, если бы не превратила обычные наказания в нечто большее. У тебя ведь есть последователи? Они ведь верят в тебя, не так ли? Не отвечай, я и так это знаю. Диора сказала… Дай-ка вспомнить… Мне донесли, что ты не можешь говорить, но пишешь на стенах свои мысли. Я сначала подумала, что надо лишить тебя рук, — богиня оперлась спиной о бортик бассейна и положила на него руки, отчего ее грудь вызывающе поднялась из воды и острые соски угрожающе призывно уставились на мужчин — вызывая вожделение и говоря об опасности. — Но потом подумала, что у тебя есть последователи. И так будет мило устроить для тебя небольшой аттракцион. Он один из твоих последователей здесь, — она указала на лежащего на кровати раба. Безымянный узнал Диона.

Конец ознакомительного фрагмента.