От 350 до 0

Kelly Newborn, 2023

Все знают, что мотоциклисты – это потенциальные доноры органов. Саманта Льюис – хирург-трансплантолог, знает это лучше всех. И даже на личном опыте…Во снах она видит бьющееся сердце своего любимого мужчины в своих руках, ведь наяву она не успела его спасти. Зато ей предстоит встретиться с тем, кому пересадили сердце её Алекса, и спасти его вновь… Что принесёт ей эта встреча? И кто поможет ей справиться с новыми испытаниями, которые ждут её? Сможет ли кто-то открыть сердце Саманты для любви снова?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Стою с открытым ртом, мысли несутся. «Не может быть! Какова вероятность, что именно этому человеку пересадили сердце Алекса?» — спрашиваю я саму себя.

Когда прихожу в себя, скорой уже нет. Я забираю его рюкзак с собой. Набираю Джулию, по пути к байку.

— Ало, — отвечает она.

— Джулия, в нашу больницу везут пострадавшего в ДТП мотоциклиста. Свободные хирурги есть? — даже не поздоровавшись, быстро спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она, сразу включившись в ситуацию.

— Приготовьте, пожалуйста, операционную. Я еду, — быстро говорю я, и не дожидаясь её ответа, кладу трубку. Завожу мотор и мчусь. Обгоняю скорую. Подъезжаю ко входу приемной скорой помощи. Быстро вхожу, говорю дежурному врачу:

— Сейчас приедет скорая с пострадавшим в ДТП мотоциклистом. Держите его стабильным и сразу поднимайте в операционную. Вот его история, — протягиваю я папку с медицинскими записями. Получаю подтверждение и бегу готовиться к операции.

Мою руки, в предоперационную входит Крейн.

— Привет. Мне сказали у тебя сейчас срочная операция? — спрашивает он серьёзно.

— Да. ДТП, мотоциклист. Кровотечение в брюшную полость… — не отрываясь от своего дела, отвечаю я.

— Ясно, — только говорит он, и тоже начинает готовиться. «Откуда он здесь? Сегодня не наша смена?» — думаю я. Но мысленно радуюсь его присутствию, сейчас мне нужна хорошая команда.

Входим в операционную мы вместе. Пострадавшего завозят. Дежурный врач скорой информирует:

— В брюшной полости примерно литр свободной жидкости, но причину кровотечения установить не удалось.

— Поняла. Спасибо, — киваю я ему.

Я начинаю лапаротомию. Подозреваю селезёнку. Так и выходит. Осколок сломанного ребра пробил орган. К счастью, разрыв единичный. Сгусток крови заблокировал кровотечение. Когда начинаю ушивать рану, орган снова кровит. Прикладываю гемостатическую губку⁴ и накладываю шов на рану. Проверяю, что больше ран нет и не кровит. Тут начинают пищать мониторы.

— Давление сто шестьдесят на сто, ЧСС — сто тридцать, — говорит Крейн.

«Черт!» — ругаюсь я мысленно.

— Остановка! — объявляет Крейн.

— Дефибриллятор на двести… — командую я. Крейн подкатывает реанимационную укладку и подаёт мне электроды.

— Разряд! — восклицаю я, производя кардиоверсию⁵.

«Ничего…» — констатирую я данные кардиомонитора.

— Триста! — не сдаюсь я. — Разряд!

И снова ничего…

— Не смей умирать! Триста шестьдесят! — почти в отчаянии восклицаю я. «Только не сейчас, когда я тебя уже спасла!» — не то в отчаянии, не то в злости, восклицаю я про себя.

— Стой! — останавливает меня Крейн. — Есть синусовый ритм!

— Вот так… Даже не думай умирать… — говорю я, отдавая электроды.

Я проверяю ещё раз брюшную полость пациента на предмет кровотечений. Чисто. Зашиваю. Его увозят в реанимацию. Я остаюсь стоять в операционной. Руки чуть подрагивают. По лицу скатываются капли пота.

— Ничего, он жив, всё хорошо… — произношу я, успокаивая себя. Снимаю операционную одежду, иду заполнять бумаги по операции.

Через два часа иду в реанимацию. Подхожу к кровати мужчины. «Просто невероятно — встретить человека, которому пересадили сердце Алекса.» — всё ещё поражаюсь я такому совпадению, в своих мыслях. Стою, рассматриваю мужчину.

Он, примерно, моего возраста, может, чуть старше. Тёмные, короткие волосы, приятное, доброе лицо, пухлые губы и выдающийся подбородок. Есть лёгкая щетина. Мужчина стройный и высокий. Глядя на него, у меня складывается впечатление, что это добрый и отзывчивый человек. «Алексу бы понравился… Он был бы рад, что его сердце спасло этому человеку жизнь…» — прихожу я к мысленному выводу.

— Он твой знакомый? — снова неожиданно рядом оказывается Крейн. Встаёт с другой стороны кровати, проверяет показатели пациента.

— Нет, — отвечаю я. «Я и имени его не знаю. Во всей этой суматохе даже не посмотрела в папке…» — понимаю я.

— Но, мне показалось, ты говорила с ним, как со знакомым… — вопросительно смотрит он на меня.

— Я говорила не с ним, — отвечаю я, спустя пару минут молчания. Крейн смотрит на меня, будто у меня на голове павлиний хвост вырос. Я молчу, он ждёт.

— Этому мужчине пересадили сердце Алекса… — зачем-то говорю я это Крейну. У него уходит пара секунд на осмысление.

— А Алекс это? — с осторожностью спрашивает он.

— Мы жили вместе восемь лет, Ники его дочь, — объясняю я.

— Откуда ты узнала, что сердце пересадили именно ему? — с нотами сомнения, спрашивает он.

— Я изымала сердце… Запрос был отсюда. В его документах я увидела дату, вот и сопоставила… — тихо отвечаю я.

— Ты? — с нескрываемым изумлением, спрашивает он.

Его удивление заставляет меня опустить глаза. Смотрю на этого человека, в котором бьётся сердце моего Алекса.

— Да, — всё-таки отвечаю я, сама не знаю зачем. — Когда Алекс поступил, мозг уже был мёртв. Запрос на сердце пришёл моментально, свободных хирургов не было, моё промедление могло стоить другому человеку жизни… «Этому человеку жизни…»

— Ясно… — произносит он, слегка растягивая слово, словно сомневаясь, но затем всё-таки спрашивает: — Значит, в твоём понимании, сейчас ты спасала Алекса? — вкрадчиво говорит он. У меня встаёт ком в горле.

— Я не могла позволить умереть ему… Снова, — с огромной печалью в голосе, говорю я.

— Но это не Алекс, — поправляет меня Крейн.

— Это сложно объяснить… — не глядя на него, говорю я. И молчу, но он не уходит.

— Выговорись, станет легче, — предлагает он мне. Я глубоко вздыхаю.

— Понимаешь… — начинаю я, пытаясь сформулировать свои мысли и чувства так, чтобы Крейн смог понять это, или, хотя бы, чтобы не посчитал меня выжившей из ума. — Я не могла спасти его тогда, я уже не могла ему помочь. Но его сердце — это часть него и оно живёт в другом человеке. Это… — перевожу я дух. — Это значит, что его смерть не была напрасной, он спас другому человеку жизнь. И Алекс, будто продолжает жить… В нём, — указываю я на мужчину, который несколько часов назад был на моём операционном столе. Глаз на Крейна не поднимаю. Вряд ли он сможет меня понять. А о том, что Алекс мёртв и этот человек не Алекс, я не хочу слышать.

— Мне очень жаль, — говорит он в конце концов с сочувствием, и уходит.

Я стою неподвижно какое-то время, а потом замечаю на тумбочке медицинскую папку пациента. Решаю посмотреть как проходил послеоперационный период и как приживалось сердце.

«Майкл Эванс» — произношу я мысленно его имя, глядя в документы.

— Ну, здравствуй, Майкл… — говорю я уже вслух, но самой себе.

— Здравствуйте… — раздаётся снизу, еле слышно, хриплый голос пациента.

Примечания

4

Губка гемостатическая оказывает кровоостанавливающее и антисептическое действие, стимулирует регенерацию тканей.

5

Кардиоверсия — процедура, в ходе которой нарушения ритма сердца преобразуют в нормальный ритм посредством электричества или лекарств.