Двери закрываются, или Станция метро «Новогодняя»

Karina Sterry (2024)

Когда мы взрослеем, то в повседневной суете остается слишком мало места для праздника и новогодних чудес. В рабочих буднях теряется сказка, и когда часы бьют полночь, мы отмахиваемся или делаем вид, что загадываем желание. Нам не верится, что одна единственная ночь может все изменить. Знакомо? Тогда эта сказка именно для вас. Дарья из тех одиноких женщин, которые давно разочаровались в жизни. И работа в новогодний праздник для нее самое обычное дело. Слезы в пустынном холле метро, пакет с мандаринами в руке, ссора с лучшей подругой и твердо принятое решение — никакого застолья. В последнем вагоне метро — ни души. Только Дарья и маленькая девочка с кудрявыми волосами и ярко-синими глазами. Куда направляется подземный состав? Бывают ли новогодние феи? И что бы вы ответили на предложение перемотать стрелки курантов назад, чтобы провести вечер в компании самого близкого вам человека?

Глава 7

Сколько раз за жизнь я хотела бы снова оказаться в детстве? Столько, что не перечесть. Образы и воспоминания не давали уснуть, я снова и снова оказывалась на старых улочках родного города. Думала, что там все было совсем по-другому, иначе, интереснее. Деревья зеленее, небо голубее, снежинки белее и больше. Но я никогда не считала такие перемещения возможными. Никому и никогда не удавалось победить время. Теперь мечта исполнилась, все вокруг меня вполне реально, но это ничуть не радует. Подумать только: я никогда не была в Москве, но из-за своей глупости оказалась тут в самый неподходящий момент. Почему я не опомнилась, когда увидела название станции? Наверное, получилось бы вернуться.

Я дышу на руки и топчусь у дверей метро, раздумывая, что делать дальше и куда идти. Пальто продувает насквозь. В рукавах что-то давит и мешает. Я засовываю в них пальцы и нащупываю варежки. Варежки на резинке! С ума сойти. Бабушка подарила на одиннадцатилетие. Я вытираю слезинку со щеки и любуюсь на вышитых краснопузых снегирей.

Снова на автомате проверяю карман и тут же вспоминаю, что телефона в нем нет. Время — только на часах у метро. Большая стрелка неумолимо приближается к цифре восемь. Скоро одиннадцать. Все потеряно. Нет ни единого шанса вернуться в Тагил. Если только на самолете. Два часа до Екатеринбурга, два часа на поезде, если они еще ходят. Нет. Все потеряно. Я попросту не успею.

Я снова вытираю мокрое лицо варежкой и бреду, куда глаза глядят по заснеженной улице. Подхожу к многоэтажкам и, задрав голову вверх, обхожу безлюдный двор. Очень холодно, у меня застывают ноги в прохудившихся сапожках, мечтаю о теплых валенках и шубе. Причем не только о той шубе, которая одежда, а еще и о той, которая салат. И горячий чай с медом тоже не помешает. Окно на первом этаже приоткрыто, из него пахнет жареной курицей с чесноком. Я голодна настолько, что вот-вот потеряю сознание. Хочу отойти от окна подальше, но запах еды словно магнитом притягивает меня ближе.

— Эй! — окликает меня возмущенный мальчишечий голос. — Ты чего здесь делаешь?

Я оглядываюсь и замечаю у скамейки невысокую фигурку. На мальчика падает неяркий свет фонаря. Он одет в черную болоньевую куртку и меховую шапку-ушанку, на ногах — теплые валенки. В руках у него большой пакет.

Я вылезаю из сугроба и бреду к нему. Пока он первый, кто заговорил со мной. Не считая, конечно, охранника в метро. Другие люди проходили мимо, не обращая внимания на незнакомую девчонку. Хрусть-хрусть, хрусть-хрусть. Снег скрипит все сильнее, я и забыла, какие холода были в ночь с девяносто пятого на девяносто шестой. Минус двадцать, не меньше. Морозный воздух пахнет дымом. Пока иду, раздумываю, что сказать мальчишке.

— Я…случайно тут оказалась, — привираю я. — Понимаешь, я должна была к бабушке лететь, мама обещала, что билет купит… А потом оказалось, что не было никакого билета. Вот и убежала. Так обидно, понимаешь? Я и четверть закончила на одни пятерки, и по дому помогала, чтобы только к бабушке на каникулы поехать. Но вот так…

— На улице будешь Новый год встречать? — шмыгает он носом и вытирает нос перчаткой.

— Наверное, — пожимаю я плечами. — Не хочу домой.

— Тебя как зовут?

— Даша.

— А меня Денис. Пойдем, Даша, — тянет он меня за рукав к двери. — Давай, топай, не стесняйся. У меня оливье сейчас в мороженку превратится. Погреешься немного. Ты с этого района?

— Нет, — мотаю я головой и покорно иду за ним. На ум приходит песня, которая часто звучала в моем доме. Кажется, есть такая станция в Москве. — Чистые пруды. Вот там живу.

— Не так далеко, — улыбается он. — Ты пешком дошла?

— Нет, на метро. А ты здесь живешь?

— Тут папа живет, — деловито объясняет мальчик, снова шмыгает и хмурится. — Они с мамой…ну в общем не вместе. Разошлись.

— Он не заругается, что ты со мной? — я останавливаюсь на ступеньке и вцепляюсь в перила. — Наверное, мне лучше не идти.

— Папа один живет. Он всегда рад гостям. Пойдем, ничего он не скажет.

Папа у Дениса действительно рад гостям. Он добродушно улыбается, жмет мне руку и, хитро подмигнув, представляется:

–Алексей Семеныч, очень приятно видеть такую милую даму рядом с сыном. А вас как звать, величать?

Я искренне удивляюсь: разве с такими мужчинами разводятся? Высокий, красивый, с чувством юмора, галантный… Что еще нужно? Потом я цепляюсь взглядом за вешалку с синим кителем на шкафу. Летчик… Наверное, редко бывает дома. Из-за этого все беды. Вот и Денис сразу поник, когда увидел форму. Он говорит упавшим голосом:

— Па… У тебя снова рейс? Я думал…мы…вместе сегодня…

— Да вот, вызвали, понимаешь. Груз надо доставить. Некому больше лететь. Ну не расстраивайся, кто ж ревет при такой симпатичной подружке. Денис! Ну-ка соберись! Ты же мужчина в конце концов!

Лицо мальчика искажается злостью. Он со стуком ставит блюдо на стол, разворачивается к двери и говорит:

— Ну и пожалуйста! Только не приду к тебе больше. Всегда, когда прихожу, ты улетаешь. Специально да?! Ты просто не хочешь меня видеть.

— Дениска, — охает Алексей Семеныч, опустившись перед ним на колени и взъерошив ему взмокшие волосы. — Ну что ты такое говоришь! Ты очень-очень мне дорог. Но уйти со службы тоже не могу. Без неба это ж как без жизни совсем. Это важно для меня. И ты тоже важен.

Денис еще раз всхлипывает, вытирает слезы, натягивает куртку и снова тянет меня за собой:

— Пойдем. Ты домой поедешь или со мной?

— Не знаю, — испуганно отзываюсь я. — Лучше с тобой, если можно.

— Можно, — кивает он. — Мы с тобой вроде как товарищи по несчастью. Не только у тебя испорчен праздник. Чума какая-то.

— Не злись, пожалуйста, — протягивает ему руку отец. — Мир?

— Хорошо, мир, — неохотно отвечает Денис. — Завтра тебя тоже не будет?

— Буду, — радуется он и широко улыбается. — Завтра точно буду. По расписанию никаких рейсов. А что случилось у твоей дамы? Почему испорчен вечер?

— Я у бабушки хотела встретить праздник. Но билет мне не купили. Не судьба, выходит.

— Далеко живет? — спрашивает Алексей Семеныч, почесывая затылок.

— Ага. Рядом с Екатеринбургом, в Тагиле. Наверное, вы и не знаете такой город.

— Как же не знать, — смеется он. — Каждый военный знает. Я даже больше скажу, сегодня лечу как раз туда. Военный аэродром Салка, слыхала?

— Нет, — качаю я головой. — Думала, что в Тагиле нет аэродромов.

— Что ж с тобой делать, как быть, — исчезает в комнате отец Дениса. — А дома-то потеряли, небось, а?

Я снова пожимаю плечами и гляжу в пол. По щекам снова катятся слезы. Зачем он только сказал про этот чертов аэродром? Все равно ведь не повезет. А тут как ножом по сердцу. Он полетит в Тагил, а я останусь здесь до шести утра, потом проснусь, все забуду и прощай новогодние чудеса, прощай детство. Я забуду Дениса, забуду Москву, волшебный лабиринт с переходами и рельсами, забуду про то, каково снова стать подростком. Такая легкость во всем теле! И совсем ничего не болит.

— Идешь? — спрашивает меня Денис. — Чего зависла?

— Да, да, — вздыхаю я, подавляя в себе боль.

— Подожди, — Алексей Семеныч вырастает на пороге и складывает руки на груди. — Обещай, что позвонишь родителям и предупредишь их, когда прилетишь к бабушке.

— Папа! — округляет глаза Денис. — Ты, правда, возьмешь Дашу с собой?

— Правда, — тихо отвечает он и смеется. — Звонил Дед Мороз, просил его подменить. Что скажете, а?