Двери закрываются, или Станция метро «Новогодняя»

Karina Sterry (2024)

Когда мы взрослеем, то в повседневной суете остается слишком мало места для праздника и новогодних чудес. В рабочих буднях теряется сказка, и когда часы бьют полночь, мы отмахиваемся или делаем вид, что загадываем желание. Нам не верится, что одна единственная ночь может все изменить. Знакомо? Тогда эта сказка именно для вас. Дарья из тех одиноких женщин, которые давно разочаровались в жизни. И работа в новогодний праздник для нее самое обычное дело. Слезы в пустынном холле метро, пакет с мандаринами в руке, ссора с лучшей подругой и твердо принятое решение — никакого застолья. В последнем вагоне метро — ни души. Только Дарья и маленькая девочка с кудрявыми волосами и ярко-синими глазами. Куда направляется подземный состав? Бывают ли новогодние феи? И что бы вы ответили на предложение перемотать стрелки курантов назад, чтобы провести вечер в компании самого близкого вам человека?

Глава 8

Я замираю в тревожном ожидании чуда, пока папа Дениса беседует с начальством по телефону. А вдруг меня не возьмут? Вдруг детям не положено летать на военных самолетах? Или просто Алексей Семеныч передумает? Денис, заметив смятение в моих глазах, берет меня за руку и обещает:

И действительно, папа Дениса кладет трубку на рычаг, смотрит на нас веселыми глазами, потирает руки и подмигивает: — Он точно возьмет, не переживай. Только бы погода летная.

— Готова к полету? Не страшно?

Я действительно обмираю, но вовсе не от страха. Скорее от понимания того, что мое желание сбывается вопреки всему. Потому что оно непременно должно сбыться. Где-то там, в морозную темную ночь с девяносто пятого на девяносто шестой меня ждет домой бабушка. На часах половина двенадцатого. И если я сейчас здесь, если я сейчас не в гостях у Снежаны, то бабушка не услышит мой голос в полночь. Взволнуется, начнет меня искать, звонить по номеру, который я оставила ей на всякий случай. Что она подумает обо мне? Эта тревожная мысль кружит мне голову, пальцы дрожат. Впрочем… Я забыла одну важную вещь: раньше не было определителей номеров. Неважно, из какой точки я позвоню, бабушка ни о чем не догадается. Или догадается? Оператор, наверное, сообщит, что звонок с другого города.

— Алексей Семеныч, — нервно покусывая губы, говорю я, — можно я позвоню, предупрежу бабушку о приезде? Я быстро ей скажу и все. Понимаю, что звонки дорогие.

— Нет, не дорогие, — смеется он, протягивая мне телефон. — Связь служебная, не беспокойся.

Корпус телефона красного цвета, а у бабушки был бежевый, но пластиковый диск точно такой же: белый с черными цифрами. У меня перехватывает горло. Вдруг не вспомню номер? Но я замечаю, что в голове клубятся воспоминания не только о том, что я делала вчера во взрослой жизни, но и о том, что было во вчерашнем дне в детстве.

— Погоди, я код города наберу, — протягивает руку к диску Алексей Семеныч, — вот, теперь вводи цифры.

Я дрожащими пальцами набираю семизначный номер, слышу протяжные гудки. Они немного прерываются и хрипят.

— Алло! Кто это? Алло!

От знакомого голоса меня чуть не опрокидывает навзничь. Щиплет в носу. Мысли путаются, не знаю, что ответить. Но молчать нельзя! И нельзя упоминать о подругах, о том, что сейчас я в другом городе, о том, что я приеду, прилечу, и о том, что я чудесным чудом вернулась из будущего, чтобы провести Новый год с ней, тоже нельзя.

— Ну ты чего? — шепчет мне Денис. — Скажи, что приедешь скоро. Связь плохая?

— Бабушка, я скоро буду у тебя, — тут же нахожусь я, и меня оглушает собственный звонкий голос.

— А девочки как же? — удивляется она. — Ты ж с подружками сейчас.

— Ба, слышно плохо, — притворяюсь я. — Часа через два или три, хорошо?

— Хорошо, хорошо, милая, — скороговоркой говорит она, и я чувствую, как бабушка переживает, что я передумаю. — Я курочку тогда в печь поставлю. И дедушка Мороз с подарками подоспеет.

— Ладно, — выкрикиваю я в трубку. — С праздником, бабуль!

— И тебя тоже Дашенька, — хрипло смеется бабушка, — девочек тоже поздравляй от меня.

Я кладу трубку и глубоко вдыхаю, чтобы не выдать волнение. Теперь все будет хорошо. Не так хорошо, как могло бы быть, если бы я сразу нашла правильный вход, но все-таки. Два часа с бабушкой — это очень много, особенно, когда вы не виделись целую вечность.

— Все, молодежь, теперь вам спецзадание. Пока переодеваюсь, заводите машину. Денис, возьми ключи.

— Ура, — вскрикивает мой новый товарищ, хватает ключи и тащит меня в прихожую. Я почти одета, осталось только обуться.

— Так и пойдешь? — недовольно качая головой, спрашивает меня Денис. Он не спускает взгляд с моих ног в тонких колготках. — Ты бы еще босиком. Сейчас, принесу шерстяные носки. В самолете холодно, застынешь.

Я пытаюсь спорить, но Денис неумолим.

— Не повезем никуда тогда. Одевай.

Я недовольно бурчу себе под нос, что ходила так всегда, и было вполне нормально, до тех пор, пока он не вмешался, но послушно натягиваю носки.

— Догоняй, ты ляпа, — весело кричит он, хлопает меня по плечу и с шумным топотом спускается вниз. Я по старой привычке сперва разглядываю лестницу и спускаюсь вниз боком (как он только видит в такой темени?), а потом меня охватывает детское безрассудство (когда еще такое повторится) и, забыв о безопасности и других взрослых заморочках, срываюсь вслед за ним.

Во дворе Денис открывает дверцу старенькой белой"копейки", деловито шмыгает, садится за руль и заводит мотор. Потом достает из-под сидения щетку и убирает снег со стекол и зеркал. До моего лица долетает ледяная пыльца. Я стираю ее варежкой, смотрю в звездное небо и обхожу вокруг машины, ежась от мороза. Денис хмурится, недовольно морщит лоб и вообще выглядит очень грустным. Наверное, не хочет возвращаться домой.

Когда Алексей Семеныч подходит к машине и проверяет колеса, Денис подходит к нему, берет за руку и жалобно заглядывает в глаза:

— Пап…

— Даже не думай, — будто угадывая его мысли, мягко прерывает его отец. — Я подвезу тебя до дома. Нам по пути.

— Пап, — упрямо повторяет Денис и косится на меня. — Всего на минутку. Отойдем, — отрывисто выдыхает он облачко пара. — Я объясню.

— Не мерзни, — кивает на машину Алексей Семеныч, обращаясь ко мне, и поворачивается к сыну. — Пойдем, пойдем, времени мало. Скоро вылет.

Я не знаю, что просил Денис у отца, но, очевидно, они о чем-то договорились. Мальчишка забирается на заднее сидение, сияя как медный пряник.

— Что-то выпросил? — усмехаюсь я и дышу на замерзшие руки.

— Ага, — кивает он. — Мы вместе полетим. Чтоб тебе не было страшно. Это ж не простой самолет, а десантный. Ну и грузовой тоже, правда, пап?

— Сегодня грузовой, — отмахивается Алексей Семеныч, трогаясь с места. — Катапультироваться с парашютами не будем. На обратном пути Дениска будет груз охранять.

— Смотри, чего у меня есть, — шепчет Денис мне на ухо и хлопает себя по нагрудному карману. В нем что-то брякает точно погремушка.

— Что есть? — смеюсь я.

— Угадай, — хитро щурится он. Точь-в-точь, как отец. Денис смотрит на меня в упор блестящими озорными глазами. Дежавю. Такое будто уже случалось. Когда?

Денис достает из внутреннего кармана жестяную коробку и протягивает мне: — Не знаю, — растерянно бормочу я. — Покажи, не люблю загадки.

— Это тебе. Леденцы монпасье, пробовала такие?

— Давно, — уклончиво отвечаю я. — Но в такой коробочке нет, не видела раньше.

— Мама привезла из Франции. Коробка, правда, не полная, — смешно оправдывается он. — Я попробовал немного, с собой носил. Просто не знаю, что еще подарить. Кстати, а когда ты приедешь назад? Скажешь свой номер телефона? Я не навязываюсь, но если хочешь…

Я даже в темноте чувствую, как Денис краснеет. Мне становится неловко.

— Если хочешь, могли бы дружить, — наконец договаривает он. — Я живу недалеко от Чистых прудов.

Я смотрю на зеркало заднего вида и вижу, как смеются глаза Алексея Семеныча. Мне очень хочется сказать свой номер, я даже в одну секунду верю в придуманную легенду о том, что живу в Москве, но тут же понимаю, что одного желания слишком мало. Никто не позволит исказить прошлое. На ум не идет ничего, кроме номера нашего московского начальника, который помню наизусть.

— Пиши, — грустно улыбаюсь я. — Ручка есть?

Денис тянется к переднему сидению, папа протягивает ему карандаш и этот номер остается на талоне к зубному врачу.

— Дома перепишу, — обещает он. — Давай и я тебе свой оставлю.

— У меня ни одной бумажки, — пожимаю я плечами.

— А вот, на дне коробочки напишу.

— Хорошо.

Мы сворачиваем и проезжаем мимо маленького парка. Несмотря на холод, маленькие дети, закутанные по самый нос шарфами, барахтаются в сугробах, стоят в очередь на высокую горку с ледянками, картонками, подносами и по очереди возят друг друга на санках за длинную веревку. Немного скособоченная елка наряжена самодельными и стеклянными игрушками, она щедро посыпана разноцветным дождиком и обрывками мишуры. Я вспоминаю новогоднюю фею и елку на ее фотографии. Она поразительно похожа на ту, что стоит в парке. Закрываю глаза, потом оборачиваюсь и снова смотрю на елку сквозь заднее стекло. То ли зажглись гирлянды, то ли девочка была права… По еловым веткам рассыпаются разноцветные огоньки-искорки.

Полет мне помнится плохо. Алексей Семеныч встречает экипаж, провожает нас в полутемный салон и, когда самолет взлетает, сильно закладывает уши. От боли темнеет в глазах. Денис сидит рядом, он держит меня за руку и гладит по голове. Я пытаюсь сдержать тошноту и безостановочно гляжу на белую дверь — выход из салона. Время тянется безумно долго, хотя Денис говорит, что мы прилетим раньше, чем планировали. Говорит, что до самого Тагила, прям до бабушкиного адреса меня подбросит на машине папин товарищ. Я дышу мелкими глотками, сжимаю в ладонях гудящие виски и жду конца пытки. Наконец, мы приземляемся.

— Как вы тут без меня? А, товарищи десантники? — подшучивает над нами Алексей Семеныч, заходя в салон.

— Все хорошо, — дрожащим голосом отвечаю я. На самом деле меня сильно мутит, но признаваться в этом не хочу. Еще задержат, скажут, надо к врачу, надо отлежаться. — Сколько сейчас времени?

— Четыре утра с учетом часовых поясов, — чеканит он, глядя на часы.

Сердце в груди ухает часто и быстро. Я не учла часовые пояса, как же так! Когда в Москве была половина двенадцатого, в Тагиле — половина второго ночи. А бабушка все равно ждет. Вздыхаю. Когда было иначе? Для самых близких людей не существует часовых поясов. Никогда. И не только в Новый год. Я моргаю, и с ресниц срываются слезинки. Я боюсь только одного — опоздать.

— Все хорошо, не переживай, — протягивает мне широкую и шершавую ладонь Алексей Семеныч. — Сейчас тебя отвезут в Тагил. Приятно было познакомиться, Даша. Надеюсь, увидимся еще не раз. Пойдемте на улицу, попрощаетесь с Дениской.

Мы спускаемся по трапу вниз и смотрим на огоньки взлетной полосы. Мне грустно, потому что сомневаюсь в новой встрече с Денисом. А он и правда очень хороший. Такого друга очень не хватало в детстве. И брата у меня не было. Прикусываю губу, чтобы не разреветься. А он стоит и улыбается во все тридцать два зуба, не подозревает, что телефон, который я дала ему, ненастоящий. Надеется, что еще увидимся. Я подхожу ближе и крепко его обнимаю. У Дениса на темных ресницах вспыхивают золотые искры. Шепчу ему:

— Еще увидимся. До встречи! И с Новым годом тебя. За подарок тоже спасибо. А мне совершенно нечего тебе подарить.

— И ладно, — смущаясь, отмахивается он. — Если бы не ты… Папа раньше не брал меня с собой. Так что уже подарила. Это самый лучший Новый год. Правда.

У самой машины я оглядываюсь на Дениса еще раз. Он замечает это и поднимает вверх руку. В темноте ничего не разобрать, но я знаю, он до сих пор улыбается.