Дьявол на северном тракте

KaliSiva, 2023

Она бежала по мерзлой земле, спотыкаясь, шурша кринолиновыми юбками, путавшимися в ногах. Шелест кринолина был единственным звуком в этой мертвенной предрассветной тишине. Первые лучи восходящего из-за свинцовых туч солнца, едва начинали брезжить на горизонте, заливая округу кровавым светом. Женщина была напугана.

Глава 2

Женщине, наблюдавшей за всем этим балаганным действом было 19 зим от роду и она была почти красива: широкая коса цвета воронова крыла ниспадала на плечи. Из под высокого воротника была видна белоснежная шея, щеки горели холерическим румянцем. Глаза меняли цвет — в зависимости от погоды, были то зеленые, то темно — карие, а левый глаз немного косил. Зим 100 назад, будь она не шляхтичкой а простой дворовой бабой — быть ей повешенной на осиновом суку за ведьмовство. Но нынче на дворе не смутные времена, а просвещенный 1506 год от Рождества Христова, поэтому женщина живет да здравствует. Зовут ее Ядвига и принадлежит она к древнему знатному роду — Русиновских. Рано пришлось ей стать хозяйкой родового гнезда. Два года минуло с тех пор, как ушел ее батюшка со славными другами в боевой поход — искать не славы, но справедливости. Два года минуло с тех пор, как конь батюшки — верный Гром вернулся из боевого похода один, без седока. К сбруе был прикован лишь двуручный меч с засохшими бурыми пятнами крови предателей. Все глаза выплакала мать Ядвиги, оставшись без света очей своих — храброго мужа, не смогла нести тяжкого вдовского бремени и одной зимы. Прошел год траура по родителям и перед окнами хоромов девушки выстроились сваты со сватьями. Всех прочь гнала Ядвига! Спрашивали ее: « Что делать будешь когда тать ночной твою хату грабить придет? Кто защитит тебя от ножа убийцы?» — «Сама справлюсь» — на все был один ответ. Но все же пришлось выйти замуж — людская молва ранит порой похуже любого татя. Начали за спиной сначала на улицах а потом и в костеле шептаться — Русиновская то наша, мол — старая дева. Замуж не идет, знать чужих мужей из семей уводить будет. Ну а кто-то и в связи с нечистым упрекал ( уж сильно хороша была молодая шляхтичка). В мужья Ядвига взяла человека серьезного, строгого нраву, но доброго, вдовца Ходевича. Молва гласила — что умножила она этим браком состояние свое вдвое, но по правде — была все это ложь, да людские пересуды. Ходевич был игроком, игроком безнадежным — и чем больше времени он проводил за карточным столом тем свирепее становился, иногда и совсем терял человеческий облик.

Рукоделие пришлось отбросить в сторону. Молодая госпожа не находила себе места: ходила из угла в угол, и конец накинула на плечи тонкую шаль, доставшуюся от матери и вышла на крыльцо. Крыльцо текло в дождливую погоду, под ногами образовывалась лужа и пару раз кухарка — Барбара скатывалась с этого крыльца то с кринкой молока, то с корзиной печива, при этом, разумеется разлив и испоганив все, что было в руках. Сейчас было сухо, стоял теплый солнечный октябрь. Скрипели колеса телег, ржали лошади, перекрикивались мужики и плакали дети — Ядвигу оглушил рокот людского муравейника. Суматоха, царившая у нее во дворе — была вовсе не предпраздничной, это был сбор по ее приказу — боевая тревога. Округу — от Минска до Вильно в последний год сотрясала череда зверских убийств. Конечно на тракте и раньше случались разбойные нападения, нечего было ходить в ночное время разинув рот — особенно человеку с кошелем золотых — но такого не было никогда. Убийства отличались беспощадностью, жестокостью, непримиримостью к жизни и абсолютной бесчеловечностью. Полностью вырезали подворья, убивали крестьян, шляхтичей средней руки — не оставляя в живых никого — ни слепых немощных стариков ни

даже младенцев.

— Здрава буди, матушка

— И тебе не хворать, Остап.

К Ядвиге обращался кузнец — крепкий мужчина возраста ее мужа.

— Матушка вы наша. Заступница милосердная. Мало кто из господ крестьян на зимовку на подворье зовет. Буди здрава матушка.

Полно, тебе, Остап. Щеки женщины залились еще большим румянцем, глаза блестели. — Вы мне мертвые ни к чему, да и я вам тоже. Вместе все глядишь — не страшно. А коли что ты с сынами бойцов соберешь, к Ходевичу братья приедут — все гладишь, дадим отпор. На большие подворья не нападали еще…

на большие подворья не нападали. Ядвига говорила и собственные слова звенели в ее ушах. Да. На большие подворья ПОКА ЧТО не нападали…

Что есть жизнь! — Лишь игра в карты на столе у Бога! Ему скучно и он решил сыграть кон — другой. А что на кону? Мы с Вами! Наша смерть, фарт и фатальность, любовь, супружество — говоривший был худощавым мужчиной зим 30, разумеется подвыпивший, как и все сидевшие за карточным столом. Рассуждал он горячо, размахивая руками., иногда вскакивая и беспорядочно расхаживая по залу. Это был местный пан — Казимир Причинец, шляхтич из дальнего уезда.

— Вот Вы — Ходевич. Скажите. Как, старик, смогли захомутать такую даму? Любовь? Рассудок? — Да бросьте Вы! Так легла карта, там — наверху.

Это Вы бросьте, Причинец. Не то отправлю Вас за вашим батюшкой., в пекло. Первое — я не старик, всего на 10 зим старше Вас. А второе — не смейте трогать ни меня, ни мою жену! — Ходевич был пьян. Пьян и разъярен. Высказывание свое он подкрепил ударом тяжелой глиняной кружки об стол и смачным плевком.

Ну, полноте, не серчайте. Может я Вам завидую. Как и вся округа…такую женщину в супружницы получили — статная, видная, жалливая.

А что это Вы — Казимирушка — (Ходевич пытался встать из за стола, но ему это не удалось, сказывалось количество выпитого) — что это Вы, позвольте спросить ко мне прицепились. И что это вы Ядвигу превозносите? Уж не осчастливила ли она и Вас жалливостью?

Разговор принимал оборот нешуточной ссоры, дело могло кончится плохо. К счастью, подоспел Корчмарь — Гости вельможные, пожалуйте рябчиков откушать, чудо как хороши., так и тают во рту, свежие, сочные — вчера на лугу резвились а сейчас вот — вам к ужину подоспели…

Гости загремели посудой, уловка корчмаря помогла — внимание было отвлечено.

(Рябчиком бы да тебе по башке — прошептал себе под нос Казимир. — Ничего, найдется и на тебя управа).

Ночь опустилась незаметно. Пан Ходевич отказался от провожатых (по что они мне, когда чекан в руке лучше всякого провожатого защитит и поможет) и брел в кромешной темноте восвояси, бормоча под нос что-то бессвязное,злое. Дважды высокородный вельможа падал, часть пути преодолел на четвереньках, заблудился, чертыхнулся, постоял у незнакомой околицы, оказавшейся его собственной и постучал в ворота. — Открывай собака! — Ходевич учтивостью не отличался, крестьяне знали его крутой вспыльчивый норов и предпочитали под горячую руку не попадаться, знали они так-же, что пан частенько поколачивает супругу свою, а она, сердечная, терпит,но виду не подает, из гордости. Соседская же шляхта, обитавшая верст за сто считала его едва ли не местным богом. Родовитый господин, вдовец, старший из трех братьев — смелый воитель, щедрый меценат, устроитель сиротского приюта,и прочая. Тело щедрого мецената, подскользнувшись на сухом крыльце все же ввалилось в хату и заорало: — Ядвига, сукино вымя. Где ты! Что мужа не встречаешь! Вот Я. Вернулся. А меня и не ждет никто. ЯДВИИГАА!!! Она появилась из — за колонны словно тень — бесшумно и незаметно. — Не буди крестьян. У нас их полный двор нынче. И не будь посмешищем, дай я лучше кафтан снять помогу,посмотри, весь рукав изодрал в клочья. Тонкие белые руки потянулись к широкому плечу мужчины. Тонкие белые руки были оттолкнуты с невероятной для пьяного человека проворностью, затем послышался звук удара, звон стекла, упало что-то тяжелое и наступила тишина.

Наутро пан стоял на крыльце и пил молоко прямо из кринки. Тонкая белая струйка некрасиво стекала по грязной бороде, марала рубашку и образовывала на половицах лужу. У пана нещадно ломило голову, он плохо помнил произошедшее накануне, и вовсе не помнил как оказался спящим посреди хаты. Утолив жажду он решил осмотреться — уж больно шумно было вокруг. Прямо сказать именно шум, доносившийся из — за окон его и разбудил. Перед крыльцом сновали крестьяне, по трое подносили бревна и доски к плотникам, которые сколачивали большой сруб. Тут Ходевич уловил краем глаза движение у второго входа, кто — то тихо пробирался на улицу чрез дверь, которой на его памяти никто не пользовался. Может Воры? Воинское ремесло было еще не совсем забыто, и пан, преодолев очередной приступ головной боли, в два прыжка оказался у медленно открывающейся двери, надеясь поймать

Конец ознакомительного фрагмента.