Лироневротические смыслы. Рифмотексты разных лет

Cергей Яхновец

18+ Использована нецензурная лексика Сергей Яхновец остро ощущает время в котором живёт. Его душа радуется и негодует, любит и ненавидит. Он идёт по жизни размашисто и торопливо. Поэт не может молчать, поэтому в книге "Лироневротические смыслы" нашли пристанище самые противоречивые и откровенные впечатления тернистого пути. Стихотворения, которые автор называет рифмотекстами, написаны в разные годы. Автор обращается к самым различным волнующим его темам. Он остро переживает противоречивость бытия, отражая различные смысловые аспекты диалектики жизни и смерти. Нам открывается широкая и яркая калейдоскопическая картина бытия, где смешиваются свет и тьма, добро и зло, ангелы и черти, любовь и разлука, красота и грязь, добро и мерзость. Все это воплощается в поэтическом осмыслении своей непростой судьбы и смысла существования современного человека в насильственном мире. Автор, несомненно интересен. Он не стремится к красивости слога и певучей слащавости. Порой предлагаемые нам строки горьки, грубы, агрессивны, пессимистичны, натуралистичны, фривольны, обжигают своим похотливым развратным эротизмом. Сергей Яхновец не боится осуждения коллег и читателей, поэтому порой пересекает «красные линии» принятые в литературной среде. Он так чувствует, живёт и пишет.

ОДИНОКИЕ

«Быть может, всё в жизни лишь средство

Для ярко — певучих стихов»

Валерий Брюсов

Ночь. Тишина. Новый день не начал расти —

темнота придавила тучным телом

городские лабиринты часов до шести.

А сверху злобный одноглазый демон —

лунный циклоп, вылупил замутнённый зрачок

под куполом звёздного забвения…

Возьму из лиричного сачка ночной стишок —

бабочку бренного откровения,

грустно трепещущую тревожностью мрака,

и, как ловкий лепидоптерофилист*,

закреплю на мониторе виденье страха

или распластаю на покорный лист…

Снова, в сачке удручённого стихотворца

обречённо бьётся бабочка траурница…

Обозревает равнодушно зрачок лунный

галактики мегаполисных окон,

за которыми обыденный и безумный

мир, пожираемый злом и пороком…

Вот пролился в одно окно

луч неземной вековечной прохлады.

Здесь бездна безмолвия стынет давно

и воздух пропитан печалью утраты.

На старом столе под слоем пыли —

таблетки, флаконы, зыбкие тени.

Омертвевшие чёрные стрелки застыли

в склепе времени. Бесстрастно олени

смотрят с ковра у подножья заснеженных гор

на ветхую, замызганную кровать.

Валяется брошенный сыном топор,

которым убита мать…

Зверски иссеченная и почерневшая,

взирает усохшими веками в потолок,

мумия полуистлевшая.

Здесь и сумасшедший сынок

под плафонами люстры застыл над паркетом…

Из распахнутой форточки холодит.

Осенью и зимою, весною и летом,

пять лет беспризорно парит…

Никого у них нет в этом временном мире,

где жизненной плотью питается смерть.

Одинокие мумии в старой квартире…

Как встретил их тот — неведомый свет?

P.S.:

Обществу мало дела до одиночества.

Пусть не иссякает родник стихотворчества,

до смертельного водопада бурля,

но, не всё в этой жизни лишь средство для

ярко — певучих стихов…

А неизбежность грехов —

ныне и присно и вовеки веков…

В мрачной коллекции грустного стихотворца —

на булавке стиха — бабочка траурница…

* Лепидоптерофилист — коллекционер бабочек.

(2020)

* * *

Трупным светом луна накрывает

грустный сон океанов и рек.

Ангел смерти незримо витает.

И не важно, какой нынче век…

Там, во мраке воды, безутешно,

растворённые омуты глаз

омывает безвестность неспешно.

Никого дьявол жизни не спас…

Донный холод колышет частицы

упокоенных тел в глубине.

И безмолвно существ вереницы

в омертвелой скользят тишине.

Мёртвый мир и живой, воедино

диалектика бездны свела.

Души сгинули необратимо,

растворились бесследно тела…

Вновь, над скорбным погостом подводным,

радость солнца расплещет лазурь.

Лишь отныне посмертно свободным

не страшны истязания бурь…

(2019)