Пашня. Альманах. Выпуск 3

Creative Writing School

В третий выпуск Альманаха «Пашня» включены лучшие работы участников Литературных мастерских Creative Writing School за год с июня 2017 по июль 2018 года. В сборник вошли тексты из двух десятков мастерских, как очных, так и в онлайн формате, как для тех, кто делает первые шаги в литературном творчестве, так и тех, кто уже имеет некоторый опыт, но хотел бы продолжить под руководством признанных мастеров совершенствоваться в этом сложном, но увлекательном занятии. Книга содержит нецензурную брань.

Татьяна Маркова

Ранняя Пасха

Обезьянник, куда милицейский патруль доставил Марию, был пуст. В отделении стояла тишина, как в больнице после обеда. Время застыло, предоставив воспоминаниям полную свободу.

Вот она выходит из метро в темноту мартовского промозглого утра. Душа неподвижна, в дреме. Это подействовали две таблетки снотворного. Приняла впервые в жизни — обязательно было нужно хоть ненадолго уснуть перед воскресным дежурством в больнице. Ей удалось провалиться в серое облако сна, но с утра подташнивало. Казалось, в голове остался рыхлый клок ваты.

Хмуро и зябко. Под ногами кое-где блестит ледок, сверху сыплется снежная вата. «Не дам снова мучить ребенка». Решение пришло так естественно, что Мария даже удивилась. Ускорив шаг, она еле слышно затянула: «Я несла свою беду по весеннему по льду…»

Электронные часы над входом в детское отделение застряли на цифре семь. В палате для тяжелобольных полумрак. Две кроватки пустые, на третьей, у окна, спит, сопя через трубочку в горле, шестилетний Ромка из Новосибирска. Напротив него полулежит в подушках ее Илюша. Взгляд упирается в свекровь. Она подносит ко рту Илюши маленькую ложечку и показывает ему крашеное яйцо. Сквозь вату в голове до Марии доносится собственный голос:

— Елена Арнольдовна? Сегодня же не ваш день?

— Вон отсюда! Ты не мать, раз не даешь делать операцию, — шипит свекровь и бесцеремонно отталкивает ее от кроватки…

А вот этого делать нельзя. Щелчок — и вата из головы исчезает. Что-то происходит со зрением. Оно сужается до красного китайского термоса с цветочками, стоящего на тумбочке. Хруст — вскрик — хлопанье дверью. Мария медленно кладет помятый термос на место, садится на стул и начинает спокойно кормить сына завтраком.

Невыносимо во второй раз смотреть это кино, но не в ее власти прекратить стрекотанье старенького проектора. Проектор время от времени заедает. Кадр останавливается, заставляя вглядываться в свое прошлое с тупым спокойствием обреченного на казнь.

Снова измученная неизвестностью и страхом она поднимается с почти ослепшим двухлетним ребенком на руках по высокой мраморной лестнице. Видит длинный серый коридор детского отделения НИИ Нейрохирургии им. Бурденко. Инвалидную коляску в его начале, куда, устав держать на руках, она сажает своего малыша. Отчетливо слышит чей-то голос: «Не надо, не сажайте — плохая примета».

Стайка женщин с маленькими детьми на руках молчаливо дожидается обследования. Они в черных до бровей платках. Робкая надежда прячется в уголках их восточных глаз. У Марии надежды почти нет — риск потерять ребенка во время операции слишком велик.

Две белые двери. За ними — операционная. Мария ничего не чувствует, просто стоит. Стоит долго. Время провалилось. Теперь она лежит на полянке в лесу и смотрит в небо. Оно высоко, там, где кроны деревьев почти смыкаются. Около уха что-то жужжит и стрекочет. Запах красно-коричневой липучки, травы и земляники. Она жмурится от солнца и поворачивает голову. Навстречу ей бежит Илюша в голубом костюмчике в темно-синюю полоску. Мария встает на колени и протягивает к нему руки. По рукам к кончикам пальцев начинают двигаться теплые потоки. Пальцы покалывает. Она встает в полный рост. Потоки движутся все сильнее. Пальцы так наэлектризованы, что кажется, еще немного — и между ними засверкает молния. Двери открываются. Мария понимает, что операция закончена. Ее сын жив, а значит жива и ее надежда.

Проходит год. Надежда сменяется отчаянием — злая опухоль, не удаленная полностью, снова начинает расти. Муж и свекровь требуют повторной операции. Мария противится. Врачи ничего не обещают.

Дверь обезьянника открывается, прервав поток воспоминаний. Ее ведут по длинному коридору к кабинету с табличкой: «Начальник отделения милиции полковник Шкодо Б. Г.». Пожилой мужчина с неожиданно добродушным лицом перебирает лежащие на столе бумаги.

Заявление потерпевшей, свидетельское показание мужа, медицинское заключение… легкое сотрясение мозга.

— Ну что, голубушка, — делает он паузу и поднимает глаза, — проголодалась? Вон, бери чай, кекс. Дочка принесла.

— Соленый какой, — пытается улыбнуться Мария, пробуя сдобный духовитый кулич.

— Да не плачь ты. Таких мамаш из Бурденко часто приводят. Кого домой отправляем, кого в психушку. Уголовное дело заводить не будем. Пусть твои родственнички гражданский иск подают. Беги в больницу к сыночку своему. Пасха.

Улица встретила Марию празднично зажженными фонарями. «Христос воскрес! — поняла она и вдруг запела сильным красивым голосом, — А что я не умерла, знала голая ветла, да еще перепела с перепелками».