Пашня. Альманах. Выпуск 3

Creative Writing School

В третий выпуск Альманаха «Пашня» включены лучшие работы участников Литературных мастерских Creative Writing School за год с июня 2017 по июль 2018 года. В сборник вошли тексты из двух десятков мастерских, как очных, так и в онлайн формате, как для тех, кто делает первые шаги в литературном творчестве, так и тех, кто уже имеет некоторый опыт, но хотел бы продолжить под руководством признанных мастеров совершенствоваться в этом сложном, но увлекательном занятии. Книга содержит нецензурную брань.

Глеб Буланников

Розочка

Руслан старше меня на два года.

Он сутулый, поджарый, все время удивлялся — как он носит эти кеды? почему эта обувь, похожая на подростковую сумочку unisex, называется кеды? почему я несу на кассу газировку и батончик, а он везет коляску?

— Руслан!

— Привет, друг! Как жизнь?

— Руслан!

— Простите, вы кто?

— Руслан!

— Руслан!

— Руслан!

— Вы мне? Сожалею, вы ошиблись.

Конечно, может быть и по — другому. Например, ответят из коляски. Малыш Руслан Русланович.

Но даже тогда у разговора будет только два пути.

Есть еще третий.

Мы будем неловко расшаркиваться, а потом он пробьет у кассира свои товары и стыдливо (или с облегчением) убежит, забыв скидочную карту магазина (или оставит ее, чтобы я нашел его; или это взятка, чтобы я не искал).

Руслану двадцать два.

На правой ноге, чуть выше носка, у него шрам от бутылки пива. От розочки. Это горлышко, похожее на незажженный факел.

Он выбирает яблочное пюре для сына. Руками ничего не трогает, баночки стоят так плотно, они почти образуют цепочку, что неуклюжее прикосновение — и стеллажа нет.

Вряд ли у молодого отца есть чем расплатиться.

Хотя Руслан, конечно, знает, что такое расплата. Если стеллаж рухнет, он переживет. Если баночка упадет ему на ногу, и я подбегу, мы переживем.

Переживем дежавю.

Я этим не горжусь. Однажды я собрался прыгнуть с гаража на гараж, между ними было пять метров, задышал носом, взял разбег, ринулся и в последний момент передумал — Руслан был тем, кто схватил меня за рукав, когда я балансировал на краю. Внизу — грубая, затоптанная земля, из которой торчали пробки, стекла, камни, в которой были будто шишки от ударов — они выглядели как поднятый и согнутый палец, накрытый простыней.

Старик пытался предостеречь нас.

Он шугал нас: идите, сукины идите, и не возвращайтесь, и прочее. Грозил нам своей клюкой с набалдашником. Мы не понимали, он слепой или нет; он ходил в темных очках и никогда их не снимал, ходил ощупью, клюка всегда шла впереди.

Я кричал ему: дядя Андрей — паршивый гей, дядя Андрей — одноглаз, дядя Андрей — пидорас.

Руслан тоже кричал.

Все кричали.

В какой-то момент он стал бросать в нас бутылками. Он их собирал; наверное, чтобы сдавать — но кидал в нас. Потом мы убегали, и он собирал эти бутылки, те, что разбились, тоже.

Руслан берет сына на руки. Сын заплакал, отец берет его на руки — все правильно.

Я тоже брал ребенка на руки. Это был Руслан.

Мы брали его на руки. Нас было четверо или пятеро.

Наверное, следующим этапом были бы горючие смеси. После розочек пошли бы коктейли.

Руслана подначили, Руслану сказали, что он трус, что он баба, и он задышал носом, выдохнул последний дым, взял разбег, ринулся и — дядя Андрей бросил в него бутылку. Откуда он взялся, этот одноглаз, вот откуда? Хромоножка.

Ребенок успокоился. Руслан оторвал пакет и подошел к баклажанам.

Когда мы остановились, когда мы положили его на ступень подъезда, когда посмотрели на его ногу — она была такой же фиолетовой.

Руслан подошел к весам, нажал кнопку, аппарат выдал ценник.

Мы перестали общаться. Перестали прыгать по гаражам. Стали лазить на крышу двадцатиэтажного дома.

Там дяди Андрея не было.

К Руслану подошла девушка. У нее сильно выдавался живот.

Руслан старше меня на два года.