Солдат (персонаж)

Солдат (Служивый) — положительный герой русских народных сказок. Он храбрый, умный, смелый, «ни в огне не горит, ни в воде не тонет, ни черта не боится, ни покойников». В его образе собраны все лучшие черты народа. Обычно солдатам — главным героям сказок — всё легко дается, без особых проблем они делают карьеру в другом королевстве, получают богатство, обманывают сатану и саму смерть, отгадывают сложнейшие загадки. Обычно героями «солдатских сказок» являются отставные солдаты. Удачливый солдат в роли героя более характерен для новеллистической сказки.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Вдруг серия разрывов снарядов. Дальше, ближе, рядом. На земле корчится в крови часовой, который стоял у штабной землянки. Схватился за ногу пожилой солдат, шедший по дороге. Рядом с ним девчушка-санинструктор. Ревет в три ручья, дорожки слез бегут по грязному, много дней не мытому лицу. Руки дрожат – растерялась. Жалкое зрелище! Солдат спокойно снимает штаны, перевязывает кровоточащую дырку у себя на бедре и еще находит силы утешать и уговаривать девицу: «Дочка, не бойся, не плачь!»… Не женское это дело – война. Спору нет, было много героинь, которых можно поставить в пример мужчинам. Но слишком жестоко заставлять женщин испытывать мучения фронта. И если бы только это! Тяжело им было в окружении мужиков. Голодным солдатам, правда, было не до баб, но начальство добивалось своего любыми средствами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди множества кавалеров были удальцы на любой вкус: и спеть, и сплясать, и красно поговорить, а для образованных – почитать Блока или Лермонтова… И ехали девушки домой с прибавлением семейства. Кажется, это называлось на языке военных канцелярий «уехать по приказу 009». В нашей части из пятидесяти прибывших в 1942 году к концу войны осталось только два солдата прекрасного пола. Но «уехать по приказу 009» – это самый лучший выход. Бывало хуже. Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское пополнение и, проходя вдоль строя, отбирал приглянувшихся ему красоток. Такие становились его ППЖ2, а если сопротивлялись – на губу, в холодную землянку, на хлеб и воду! Потом крошка шла по рукам, доставалась разным помам и замам. В лучших азиатских традициях!

Николай Никулин, Воспоминания о войне, 2015

Солдатчина внушала народу величайший ужас. Рекрутский набор вызывал по деревням вопли отчаяния. Рекрута семья оплакивала как покойника. Плач и уныние охватывали даже те дома, которых набор непосредственно не касался. Рекрута заковывали в цепи и так, под звон кандалов, везли в присутствие. А затем начиналась двадцатипятилетняя каторга. В военное время солдат был пушечным мясом, а в мирное – живой игрушкой для их высочеств и их величеств. Их обмундировка была приспособлена не для походов, а для парадов. При Александре врачи нашли, что солдаты часто болели потому, что слишком стягивали – ради красоты талии – пояса. В Екатеринбургском полку по время учения солдаты падали в обморок от сильного затягивания ранцевых ремней на груди. Часто и в мирное время воры-командиры кормили их так, как хороший помещик не кормит своих свиней. «Участь солдата, – по словам сосланного потом в Сибирь майора Раевского, – почти всегда вверяется жалким офицерам, из которых большая часть едва читать умеет, с испорченной нравственностью, без правил и ума». И у них была сумасшедшая власть: за воровство капитан давал 500 палок, за ошибку в учении – 300, за то, что не привел девку – 100, за то, что не вычистил ремней или не нафабрил усов – 100, за первый побег – 500 шпицрутенов, за последующие – 1000. Очевидец рассказывает, как раз в Курске два офицера держали пари, что один солдат выдержит 1000 палок и не упадет. Солдат согласился за 4 рубля асс. и штоф водки. Свидетель этой сцены удивился: как может он соглашаться на такое дело? Солдат усмехнулся:

Иван Наживин, Во дни Пушкина. Том 2, 1930

Однако деваться некуда и приходится выполнять приказы. Меня, чужака и бастарда, скинула семья – это понятно. Поручик Фредегард Оракис кадровый военный, и служба на благо государства краеугольный камень его жизни, а корнеты выходцы из небогатых семей, поэтому выбор у них невелик, либо армия, которая их поднимет или уничтожит, либо нищета. Ну а с рядовыми все еще проще. Прижимистые деревенские старосты и городские мастеровые старшины отдавали в солдаты кого не жалко: лентяев, разгильдяев, буянов, недоимщиков и выпивох. И хорошо еще, что не больных и не увечных присылали, за этим следили строго. Но, в общем, личный состав от идеала был далек и ничего не умел, хотя каждый новобранец должен был получить начальную военную подготовку. Да только должен – совсем не значило, что получил, ибо все мы люди и запасных, которых первыми отправляли в войска, откупали. Военные из штаба Дрангийского округа получали небольшую мзду и подарки, и новобранцы, вместо чистки оружия и маршей, работали на полях, рубили лес, подновляли стены городов, ловили рыбу и охотились. Обычное дело, а мы теперь расхлебываем, и магией свои силы не восстановишь, ибо запрещено полковником Рифом, который вспомнил молодость, подстригся, привел себя в порядок и снова превратился в образцового командира, словно с героической картины. После чего стал гонять всех, и офицеров и рядовых, в хвост и в гриву, дабы повысить нашу выносливость.

Василий Сахаров, Последыш Древних, 2014

Паша Аликбаров, Тимоха и взводный-еврей – водитель Лодочник-Маркман, были главные по добыче всяких полезных вещей во взвод: инструменты, запчасти для машин, продукты, теплые вещи для ночных выходов. Так просто ничего нам не доставалось. Калмык Савва считался хорошим солдатом, но был слабохарактерным человеком. Он был как ребенок. Им нужно было руководить и объяснять самые простые вещи: например, что полезно чистить зубы по утрам или что на построение нельзя опаздывать, если дана команда всему взводу. Савва был анархистом, но в то же время был идеальным солдатом. Он обладал лисьим нюхом; и все знали: если Савва пошел первым, можно быть спокойным – он ничего и никого не пропустит. Савва воевал в первую и вторую чеченские кампании. Савва на гражданке себя так и не нашел. Уже через две недели отпуска, вместо положенных сорока пяти дней, он возвращался в комендатуру и лыбился как дурак. Все смеялись над Саввой, называли его узкоглазой макакой. Но он не обижался.

Вячеслав Немышев, Дневник полковника Макогонова, 2016

Александр Михайлов, или дед Саша, казался маленькому Савве олицетворением русской мощи, потому что походил на русского богатыря из сказок, услышанных от бабушки Тани. Высокий, с крепкой широкой грудью, с абсолютно седой головой и такой же седой окладистой бородой, которая всегда была аккуратно подстрижена и расчесана. Своей статью дед Саша производил впечатление даже на взрослых, что уж говорить о ребятишках. Особенно хорош был деда, когда в престольные праздники надевал китель с тремя Георгиевскими крестами, полученными на войне с Японией в 1905 году. Тогда молодой Александр Михайлов, сержант лейб-гвардии Семеновского кавалерийского полка, показывал чудеса храбрости на сопках Маньчжурии. Один раз спас полковое знамя, другой – вынес с поля боя раненого командира. И как-то даже из горячности, необузданной силы и смелости, налетел с эскадроном подчиненных ему конников на японский хорошо охраняемый обоз и отбивал его у врага. А ведь это был фураж для коней, еда для солдат, но главное, оружие и боеприпасы.

Анатолий Аргунов, Студенты. Книга 2, 2011

Однажды, история эта произошла 13 июля 1941 года под Кишиневом, рядовой пулеметной роты Дмитрий Овчаренко вез на телеге боеприпасы. Надо сказать, что изначально ничего героического не было: ни в боевой задаче, ни в самом облике молодого солдатика. После ранения Дмитрия даже в строй не взяли по слабосилию, поэтому жил солдат при конюшне.

Прокопенко И. С., Правда и мифы о спецназе, 2017

– Мы ли умудрились, вы ли постарались… А только это показатель того, что твой великан был на глиняных ногах. Я много, знаешь, думал над этим. Меня самого интересовало, как это можно было так быстро вырвать армию из-под опеки старого командования. Это богатейшая тема для психолога и художника. Глиняные ноги состояли в том, что офицерство, несмотря на кажущуюся близость к солдату психологически, я подчеркиваю – психологически, было чуждо солдату. Вы делили с солдатом горе и радости боевой жизни, а жизнь интимная солдата, его мир душевный, его нутро – все это было terra incognita для вас. Вы были чужие. Вас не связывала никакая интимная нить. Пропасть, бывшая между интеллигенцией и народом, была пропастью между офицером и солдатом. Это явления одного порядка. И как интеллигенция с первых же дней революции шарахнулась в сторону, так и офицерство шарахнулось. Интеллигенция и вы отвернулись от революционного знамени, поэтому народ и армия отвернулись от вас. Народ и армия шли за революцией, а вы пятились от нее. Вы искусственно увеличивали и углубляли пропасть. Вы теряли своих солдат потому, что не искали ничего в революции.

Савченко И. Г., В красном стане. Зеленая Кубань. 1919 (сборник), 1920

В октябре ночи долгие и темные, а если еще дождь моросит – разглядеть всадника и за сотню шагов трудно. Мои полугеройские-полуразбойничьи приключения тоже не прошли даром: удалось благополучно миновать все посты. Только забинтованный бок болел все больше, слабоват я еще был для путешествий. На рассвете, выбрав подходящее место недалеко от леса, позволил час или два отдохнуть коню и себе, потом продолжил путь, не желая без нужды задерживаться на землях, жестоко разоренных нашей армией во время весеннего похода. За последние полгода я научился с грехом пополам объясняться по-немецки, но акцент сразу выдавал. Стоило крестьянам узнать во мне француза – не поздоровилось бы. Недалеко от Штутгарта, столицы герцогства Вюртембергского, силы наши, мои и коня, окончательно иссякли и, хуже того, рана начала кровоточить. Пришлось повернуть к людям. В город подозрительному иностранцу лезть явно не следовало, придорожный трактир показался мне более надежным пристанищем. Его хозяин наверняка привык к пестрой толпе маркитантов, дезертиров и мародеров, окружающей обыкновенно армии на марше, как кровососущие мухи – стадо коров. За ужином, заговорив с трактирщиком, я рассказал ему о себе: итальянец, наемный солдат, служил у французов, вышел по ранению и теперь пробираюсь на север, чтобы поступить к голландцам, которые, по слухам, лучше платят. Такая история объясняла все, включая французское седло и изобилие оружия. Ложь бывает тем убедительней, чем больше в ней правды. Самая виртуозная ложь должна состоять из правды на сто процентов.

Радов Константин, Оружейник. Винтовки для Петра Первого, 2014

Я знал кое-кого из этих солдат. Все они хорошо относились и к офицерам, и к своим товарищам, солдатам. Я частенько разговаривал с ними. Многие были из Москвы, и я, хорошо зная столичный город, всегда мог найти общую тему для разговора с тоскующими по дому мальчиками. Произнесенное в разговоре название улицы, на которой они жили, обычно развязывало им рот.

Болеславский Ришард, Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918, -1

Честно говоря, матерью солдата я уже однажды была, лет двенадцать назад, но как выяснилось, многое забыла. Например то, что новобранцы в израильской армии собираются на службу примерно так, как бравый Портос в романе Дюма экипировался перед военной кампанией во славу короля и Франции. То есть, заботы о некоторых деталях экипировки лежат на плечах семьи. И за две недели до призыва мы, высунув языки, скупали по магазинам теплые мужские кальсоны (да-да, с ширинкой, неважно: декабрьская ночь в палатке слезам не верит), мужские майки с начесом, теплые носки, ботинки, наконец.

Рубина Д. И., Ружье для Евы, -1

Август 1914 года… Мое мнение о тех днях: беспорядок и путаница рождались не в окопах, а в высших инстанциях, и чем выше стоял начальник, тем больше хаоса он порождал; русский солдат нес главные потери даже не в атаках, а при отступлении. Когда же солдат бежит, офицеры пускают в лоб себе пули, а с плеч генералов срывают погоны… Полно всяких эмоций!

Пикуль В. С., Честь имею. Том 2, 1987

В низком сыром зале «лучшего ресторана» городка, где, казалось, в стены навечно въелись запахи плесени и бедности, разместилось практически все офицерство обоих полков. Встреча эта – не первая, поэтому уже никого не волнуют причины драки солдат пулеметной команды и казаков из второй сотни, никому не интересны подробности удивительного пари между подъесаулом Краповым и капитаном Ентальцевым, равно как и результаты этого дикого спора. Никто не собирается играть в «тигр идет», да и метать банк тоже как-то никому неохота. Тянется ленивая бесконечная беседа «ни о чем», ну да еще поругивают германцев, правда – с осторожностью. Ни у кого нет желания просто так злить капитана Вельцбаха и подпоручика Айзенштайна. В конце концов, они совершенно не виноваты в том, что их родственники сейчас воюют на противоположной стороне. Судьба…

Земляной А. Б., Отморозки: Другим путем, 2017

С первых же дней отступление стало походить на бегство, по словам Fezensac. Некоторые части просто умирали с голода в то время, как другие не знали, куда девать провизию... Солдаты, отходившие в сторону от дороги в поисках пропитания, попадали в руки казаков и вооруженных крестьян. Дорога была покрыта зарядными ящиками, пушками и брошеными экипажами. Каждый солдат был буквально нагружен добычей. «У меня, – рассказывает Duverger, – были меха, картины великих мастеров, для удобства свернутые в трубочку, и несколько драгоценностей. Один из моих друзей тащил огромный ящик хинина, другой целую библиотеку прекрасных книг с позолоченными обрезами в красных кожаных переплетах... Я не забыл и о желудке: у меня был запасен рис, сахар, кофе, три больших горшочка варенья – два вишневого, третий смородины...»

Верещагин В. В., Наполеон в России, -1

Кузьмич был старым матерым подполковником, начальником группы испытательной базы. Имел в подчинении пятерых офицеров и два десятка солдат. Солдаты жили на третьем этаже казармы в просторном отдельном помещении со всеми положенными атрибутами – туалетом, умывальником, спальным расположением, канцелярией и комнатой психологической разгрузки. Офицеры жили где придется: кто в общежитии, кто на съемной квартире, кто в той же канцелярии, государство считало что они уже никуда не денутся, в отличие от солдат, которые время от времени устраивали побеги из части, поэтому особо заботится об их быте не стоит. Объединяло эти две столь разные категории одно – и над теми, и над другими безраздельно властвовал Кузьмич, или как они его называли между собой «Кузьмич, на». Прозвище образовалось от привычки подполковника к месту и не к месту вставлять в свою речь вышеуказанный предлог. К примеру, при входе в расположение группы, Кузьмич обращался к дневальному проспавшему его появление следующим образом:

Михайлов Максим, Двухгадюшник (сборник), 2012

Конечно, было непросто удержать измученного жаждой солдата, вдоволь наглотавшегося дорожной пыли, от того, чтобы не пить воду из первого же попавшегося источника. Было невозможно этого добиться и с помощью одного лишь строгого приказа командира батальона. Эту проблему со свойственным ему остроумием решил Мюллер. Однажды утром несколько пехотинцев нашли рядом с деревенским колодцем какие-то странные ампулы. Когда они принесли их в медсанчасть, я исследовал их и установил, что они совершенно безвредны. Однако в ротах быстро распространился слух, что это были ампулы с ядом, которым русские отравили воду во всех колодцах в округе. Разумеется, никто из нашего медицинского персонала не стал опровергать этот слух. Вечером Мюллер и Дехорн привели ко мне с торжествующим видом шестерых солдат. Павшие духом солдаты сознались, что пили воду из «отравленного» колодца. Одним из них оказался Земмельмайер из Кёльна, любимый всеми весельчак и балагур, который к тому же был помощником нашего повара, что извиняло его за допущенный проступок еще меньше, чем всех остальных.

Хаапе Генрих, Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942, -1

– Мы собрались здесь, чтобы проводить юношей старшего возраста в нашу непобедимую армию. В их жизни настает самый замечательный день – скоро они наденут полевую форму солдат вермахта, чтобы встать в его железные непоколебимые шеренги. На этой трибуне, где собрались самые почётные люди этого города, находятся два замечательных молодых офицера, которые совсем недавно были членами нашей общегерманской организации и, как Вы все, не жалея себя, вставали в шесть утра по звуку горна и упорно осваивали трудные дисциплины довоенной подготовки. А теперь они офицеры танковой дивизии, которая стремительным марш-броском преодолела урочища Чехословакии, неся нашим несчастным соотечественникам свободу на своих победоносных штыках и знаменах.

Федоров Брюс, Вестники Судного дня, 2016