Раса (индуизм)

Ра́са (rāsa IAST букв. «сок растений»; в переносном смысле «лучший, сильнейший» ) — санскритское богословское понятие, используемое в традициях Кришна-бхакти, в частности в гаудия-вайшнавизме.

Термин использовался по крайней мере за 2 тыс. лет до кришнаитских учителей Нимбарки и Чайтаньи, во фразе «Веданта-сутры», которую часто цитируют последователи Чайтаньи: «Воистину, Господь есть раса» (raso vai sah). В этом ведийском афоризме Бог представляется как верховный наслаждающийся духовной расой или духовным блаженством, духовными эмоциями. В XVI веке гаудия-вайшнавский богослов Рупа Госвами под непосредственным руководством Чайтаньи сформулировал богословие расы: «определённые взаимоотношения души с Богом в любви и преданности».Тексты Рупы Госвами в основном базируются на теории расы, сформулированний основоположником санскриткой драматургии, или «Натьяшастры» (которая предположительно датируется II веком до н. э.). Эти взаимоотношения с Богом в духе любви и преданности, раса, очень близки к различным вариациям любовных чувств, испытываемых людьми друг к другу.

Расы делятся на низшие и высшие. В «Бхагавадгите» (11.44) Арджуна упоминает три наиболее возвышенные расы — супружеские, дружеские и родительские взаимоотношения.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Что касается Его трансцендентных игр (лила) с девочками-пастушками, в том числе известного танца «раса», то они, как свидетельствует «Шримад Бхагаватам», также символизируют бесконечно происходящие во Вселенной процессы созидания, сохранения и разрушения. Так, в песне 3, части 3, в комментарии к тексту 4 читаем: «Господь входит в материальную энергию, чтобы явить Свои игры, связанные с созиданием, сохранением и разрушением материального мира» (курсив мой. – Авт.). (ИНЕТ, сайт: e-reading. Club Шримад-Бхагаватам. Песнь 3. Часть 3. Статус-кво. Гл. 26. Начала материальной природы. Текст 4. Автор: Бхактиведанта Свами). Истинно сказано: «Кто имеет уши слышать, да слышит!». Для сведения читателя: Гауди́я-Вайшнави́зм – религиозная традиция внутри индуизма, представляющая собой направление или ветвь Вайшнавизма, одной из тантрических школ. Последователей Гаудия-Вайшнавизма называют часто кришнаи́тами, так как для них главным божеством является Кришна (главный аватара Вишну). Процесс поклонения называется бхакти-йогой (одна из 4-х основных йог в индуизме). Наиболее важным методом бхакти-йоги для кришнаитов является воспевание имён Радхи и Кришны, особенно в виде мантры «Харе Кришна», которую мы и привели чуть выше. Согласно Пятой Веде («Шримад Бхагаватам»), из всех жертвоприношений, упоминаемых в Ведах, санкиртана-ягья – повторение маха-мантры Харе Кришна – является наивысшим. В шастрах говорится, что повторение святых имен Господа может освободить падшую душу из материального рабства. 108-кратное повторение маха-мантры «Харе Кришна» ведёт к абсолютному успеху в бхакти-йоге и совершенству самоосознания. Со ссылкой на «Вишну-йамала-тантру» Шрила Госвамиджи утверждает, что только «повторения святого имени Господа достаточно, чтобы искупить любые грехи» (ИНЕТ, сайт: e-reading. Club Шримад-Бхагаватам. Песнь 2. Глава 1. Текст 12. Космическое проявление).

Валентина Францишко, Число 108 – космический таймер эволюции, или «Очи» Бога, 2018

БЕССМЕРТИЕ – бессмертие тела материального, утопическая мечта многих поколений магов и верующих. Есть сведения о долгожителях Тибета и других горных мест, живущих до 300 и более лет. В эзотерике бессмертной считается духовная субстанция человека. Одни называют ее душой, другие духовной частью души, монадой, высшей Триадой человеческой сущности. По теории теософии, герметики и других учений, совпадающих с идеями К.Э. Циолковского, окончательным итогом эволюции человека считают его трансформацию в полевую форму жизни или 7-ю расу, которая считается бессмертной формой жизни. Смерть в эзотерике – это распад физических тел и дальнейшее их участие в круговороте веществ. Дух же и духовные сущности обладают бессмертием.

Михаил Бубличенко, Большой эзотерический словарь, 2012

Очищение, редукция, обращение к глубинным первоосновам, к сущностям характеризует содержание самых различных областей развития буржуазной мысли начала XX века. В целом это тот же романтизм, но уже нашедший достаточно научных аргументов для того, чтобы провозгласить субъективность принадлежащей реальности. Если попытаться в двух словах сформулировать основные принципы каждой системы, то можно увидеть, как всюду в основе лежит противопоставление неизменного и поэтому сущностного ядра подверженной изменению под влиянием среды и поэтому неистинной оболочке. В феноменологии Э. Гуссерля с помощью «эйдетической редукции», то есть вынесения за скобки конкретного содержания сознания, ищется сущность сознания, его «смысл». В аксиологии М. Шелера отделяемые от их носителей духовные ценности существуют независимо от субъекта, будучи даны ему в созерцании, в интуиции, как эмоционально окрашенные «факты». Метафизика Н. Гартмана возрождает мир платоновских идей и средневековых «универсалий». В «фундаментальной онтологии» М. Хайдеггера содержанием жизни, «экзистенцией» оказываются независящие от эмпирического опыта, взятые до него (в результате гуссерлианской редукции) ощущения «страха», «заботы», «ввергнутости» в мир, «бытия-к-смерти» (их переживание становится главным мотивом в литературе, посвященной «уделу человека», – у Кафки, Беккета, в «театре абсурда» и др.). В философии К. Ясперса от поверхностного, повседневного, «неистинного» существования освобождает «экзистенциальное озарение», переживание «предельной ситуации». В психоанализе З. Фрейда неизменным и непреходящим оказывается бессознательное «Id» («оно»), противопоставленное обусловленному средой «Ego» («я»), а влияние его на человека проявляется в механизме извечно зафиксированных эротических комплексов. Отрывая эти комплексы от индивида и объявляя их принадлежностью «коллективного бес сознательного», К. Юнг называет их «архетипами» (то есть «первообразами»), хранящимися в памяти рас и поколений в виде мифов и сказаний.

Александр Дорошевич, Стиль и смысл. Кино, театр, литература, 2013

Особую миссию Индии на земле определяет и необычайное многообразие народов, говорящих на разных языках и исповедующих разные религии, – оно под стать богатству и многообразию природы. Индийские народы отличаются один от другого цветом кожи, культурными традициями, обычаями, образом жизни. Рабиндранат Тагор (1861–1941), пожалуй самый известный миру за пределами Индии автор нового времени, считал, что подобное многообразие должно подтолкнуть страну к созданию синтеза всех культур, которые существуют на ее территории, и тем самым показать остальному человечеству пример мирного и плодотворного сосуществования разных рас, языков, религий, традиций. Он писал: «Провидение словно открыло на земле Индии огромную лабораторию, чтобы получить небывалый общественный сплав». Говоря словами Р. Тагора, Индия была избрана «достичь высокого человеческого идеала, достичь такого совершенства, которое стало бы приобретением для всех людей».

Маргарита Альбедиль, Индия: беспредельная мудрость, 2003

Тональность статьи Шпенглера, очевидность ложного пафоса панегирика технике, отчаянная попытка отступиться от своих же собственных взглядов на историю как на процесс «бесконечного воспроизведения культурных форм», по сути, есть яркая иллюстрация характерной для межвоенного двадцатилетия ситуации, когда между поступательным ходом развития цивилизации (научно-технический прогресс) и постижением человеческим сознанием стремительно меняющегося мира обнаружился разрыв, послуживший одной из причин кризисного состояния культуры и обостривший до предела ее противоречия. «Фаустовская культура, – отмечает Шпенглер, – быть может, не последняя, но она, наверняка, самая насильственная, страстная, трагичнейшая в своем внутреннем противоречии между всеохватывающей одухотворенностью и глубочайшей разорванностью души» [47, с. 481]. Внутренние противоречия явили конфликтную сущность фаустовской культуры, проявившуюся в столкновении идеологий, конфликте человека и города, рационального и чувственного, цивилизационного и природного начал в человеческой натуре. «Драматизм и брутальность цивилизации» [13, с. 106] явили, согласно Шпенглеру, предпосылки заката фаустовской культуры: «Трагедия человека, – утверждает философ, – начинается потому, что природа сильнее. Человек остается зависимым от нее, ибо она все охватывает, в том числе и его, свое творение. Все великие культуры являются поэтому столь же великими поражениями. Целые расы пребывают сломленными, внутренне разрушенными, впавшими в бесплодие и расстройство духа – это ее жертвы. Борьба против природы безнадежна и все же она будет вестись до самого конца» [47, с. 469–470].

А. А. Степанова, «Закат Европы» Освальда Шпенглера и литературный процесс 1920–1930-х гг. Поэтология фаустовской культуры, 2015

Пророк писал, что богатство станет единственным источником преданности и почитания, страсть – основной связью между полами, а ложь – главным средством достижения успеха. Когда конец будет совсем близок, на землю сойдет некое Божественное существо, одаренное восемью сверхчеловеческими способностями. Оно восстановит справедливость на земле и даст рождение новой расе, которая будет следовать законам века чистоты. Явления, описанные в Священном писании, уже сегодня можно наблюдать в современном мире Европы и других стран.

Аурика Луковкина, Изменение отрицательной кармы, 2013

В модели мироздания Фабра д'Оливе можно усмотреть определенный эволюционизм: появление рас, борьба рас за господство на планете, природные катаклизмы, ниспровергающие власть одной расы и передающие ее другой (этим он предвосхитил теософию и антропософию). Хотя подобный эволюционизм никак не связан с дарвинизмом, ибо он духовного свойства и свидетельствует о провиденциальном замысле в отношении рас, наций и народов, и пути его претворения в жизнь. В вопросе же происхождения человека и человечества Фабр д'Оливе твердо придерживался креационистского убеждения, считая человека божественным и космическим существом. Критикуя руссоизм, он разделял мнение графа Жозефа де Местра о том, что пребывание в дикости отдельных племен и народностей является отнюдь не их естественным состоянием, а результатом упадка и вырождения. Фабр д'Оливе даже не без сарказма резюмировал в «Золотых стихах Пифагора»: «Всякий ряд животных представляет собой лишь длительную деградацию человеческого естества».

А. Ф. д'Оливе, Золотые стихи Пифагора, объясненные и впервые переведенные в эвмолпических французских стихах, предваряемые рассуждением о сущности и форме поэзии у главных народов земли, -1

Тремя проблемами полно все творчество Ницше: отношением человеческого и божественного, которое для него есть сверхчеловеческое, творчеством человека, который должен творить новые ценности, и страданием, героической силой сопротивления страданию. Устремленность Ницше к божественной высоте выразилась в воле к преодолению человека. И он проповедует сверхчеловека, который есть для него псевдоним божественного. Тут разворачивается предельная диалектика божественного и человеческого. Ницше – дитя европейского гуманизма, его плоть от плоти и кровь от крови. Но он приходит к отрицанию человека. Ницше изменяет человеку. Человек для него стыд и позор, лишь переход к новой расе сверхчеловека. Заратустра говорит: «Eine dieser Krankheiten heisst zum Beispiel – Mensch». И еще: «Der ?bermensch liegt mir am Herzen, der ist mein Erstes und Einziges, – und nicht der Mensch. Was ich lieben kann am Menschen, das ist, dass er ein ?bergang ist und ein Untergang».[34]

Н. А. Бердяев, Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого, -1

Коллективное бессознательное отражает скрытые следы памяти человеческого прошлого: расовую и национальную историю, а также дочеловеческое животное существование. Это – общечеловеческий опыт, характерный для всех рас и национальностей. Именно коллективное бессознательное является тем резервуаром, где сконцентрированы все архетипы.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Далеко вперед смотрели посвященные древности. Они понимали, что народы приходят и уходят, что империи возникают и погибают, что золотой век науки, искусства и идеализма сменится темными веками суеверий. Имея это в виду, мудрецы старых времен пошли на крайние меры для того, чтобы быть уверенными в сохранности своих знаний. Они выписали их на горных склонах и замаскировали колоссальными размерами изображений, каждое из которых было геометрическим чудом. Знания в химии и математике они скрыли в мифах, которые профаны будут хранить вечно, или в арках и переходах своих храмов, которые пожалело время. Они писали такими буквами, которые ни вандализм людей, ни безжалостность стихий не могли стереть полностью. Сегодня люди с изумлением и почтением смотрят на Колоссов Мемнона в песках Египта или на странные террасные пирамиды в Паланке. Эти монументы являются молчаливыми свидетелями утерянных искусств и наук Античности, и мудрость их будет скрыта до тех пор, пока нынешняя раса не научится читать на универсальном языке символизма.

М. П. Холл, Тайные учения всех времен. Энциклопедическое изложение герметической, каббалистической и розенкрейцерской символической философии, 1928

Помимо вышесказанного возросший интерес к проблемам морали обусловлен также глобальным процессом углубления и расширения международных связей – и в конечном счёте нравственных отношений – между представителями различных рас, наций, регионов. Всё большие массы людей вовлекаются в общий исторический процесс, для которого не существует «периферии». Всё бо́льшую важность приобретают универсальные моральные требования, в которых фиксируется «то общее и основное, что составляет культуру межчеловеческих взаимоотношений и откладывается в многовековом опыте развития общества».[71]

Е. Л. Скворцова, Духовная традиция и общественная мысль в Японии XX века, 2014