Престолонаследник

Престолонаследник — член правящего дома какой-либо наследственной монархии, являющийся согласно её законодательству автоматическим преемником правящего монарха в случае его кончины либо отречения от престола. В традиционной примогенитуре, полностью исключающей женщин от наследования либо допускающей наследование женщинами в случае отсутствия у монарха мужского потомства, законным престолонаследником является старший либо единственный сын правящего монарха. В абсолютной примогенитуре, принятой в настоящее время в большинстве европейских монархий, за исключением Испании, Монако и Лихтенштейна, законным престолонаследником является старший ребёнок правящего монарха независимо от пола. Законный престолонаследник также может утверждаться из числа любых членов династии решением правящего монарха, как в Саудовской Аравии, Таиланде и Катаре, либо семейного совета и парламента, как в Кувейте.

В ряде случаев законный престолонаследник может носить особый титул (в большинстве случаев не принадлежащий предполагаемому престолонаследнику): в Японии — наследный принц, в Дании, Швеции и Норвегии — кронпринц, в Великобритании — принц Уэльский (с рядом других сопутствующих титулов), в Нидерландах — принц Оранский, в Бельгии — герцог Брабантский, в Испании — принц Астурийский. В Российской империи таким титулом был цесаревич, во Франции — дофин.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Утвержденный в 1722 году Указом Петра I «Устав о наследии престола» отменил сложившуюся, но не закрепленную какими-либо актами традицию передачи власти от отца к сыну или прямым потомкам по мужской линии. Данный Устав предусматривал назначение престолонаследника по воле монарха, то есть согласно завещанию.

В. А. Злобин, Уголовное дело княжны Таракановой, 2018

Отметим еще одну деталь, которая, кажется, также указывает на то, что Бржетислав I стремился радикализовать сеньорат до единовластия. Спустя некоторое время после исполнения отцовского завещания Спытигнев предпочел заключить договор с Вратиславом, который вернулся из Венгрии и получил назад свои моравские владения[41]. Судя по тому, что Конрада и Оттона этот копромисс не коснулся, речь шла не об отказе от программы Бржетислава I и возобновлении прежних династических порядков, а скорее о признании Братислава престолонаследником. А вот когда пражский стол занял Вратислав II (1061–1092), он немедленно восстановил моравские уделы обоих младших братьев[42], что было воспринято как сигнал и Яромиром, который вернулся в Чехию «в надежде получить ту или иную долю наследства в отцовской державе»[43]. Поскольку духовная карьера была предписана Яромиру волею отца, а не старшего брата, то такое предъявление наследственных прав Яромиром может означать лишь одно: четвертый по старшинству среди Бржетиславичей считал, что с вокняжением Братислава порядок, завещанный их отцом и реализованный Спытигневом, отменен и снова действует традиционный сеньорат с учетом прав всех братьев по corpus fratrum[44].

А. В. Назаренко, Древняя Русь и славяне, 2009

Король Драгутин. Драгутин был миролюбивым правителем. Женатый на дочери короля Стефана V, он поддерживал хорошие отношения как с Венгрией, так и с Византией, так как престолонаследник Андроник был женат на второй дочери Стефана. В 1282 г. на охоте, упав с коня, Драгутин повредил ногу, что воспринял как божью кару за свержение отца. Тогда он созвал собор и отрёкся от престола в пользу брата Милутина, но с условием, что его наследником будет сын Драгутина Владислав. Себе отрёкшийся король оставил в управление лишь северную Сербию. От венгерского короля он получил Мачву, Белград, Срем, Усору и Соли в Боснии. Тогда Белград впервые оказался частью сербского государства. Позднее он воевал с Милутином, отказавшимся завещать престол сыну Драгутина; потерпел поражение, но братьев помирил архиепископ Даниил II, который впоследствии напишет их жития. В конце жизни Драгутин принял постриг под именем Феоктист. Упокоился в 1316 г., а власть в своей части государства оставил сыну Владиславу.

Коллектив авторов, Листая страницы сербской истории…, 2014

Из вышеизложенного можно сделать такой вывод, что в случаях, когда шах не оставлял письменного завещания о назначении престолонаследника, решающими полномочиями при назначении нового шаха в Сефевидском государстве обладало «Али Меджлис». То есть его письменное решение было основаным юридическим документом для назначения нового шаха. Именно поэтому на церемонии коронации этот документ должен был быть зачитан вслух.

Назим Джафарли, Азербайджанское государство Сефевидов, 2009

Средоточием противостояния в открывшейся сессии стал Билль об исключении герцога Йорка из престолонаследников, вынесенный на обсуждение палаты общин 15 мая 1679 г. Ричардом Гемпденом, сыном знаменитого оппозиционера в Долгом парламенте при Карле I[198]. Общим мотивом выступлений сторонников билля было указание на несовместимость сосуществования «папистского» короля и протестантской религии, но для вигов характерен следующий аргумент: «Что сказал бы нам народ, если бы мы ничего не предприняли в парламенте?» Данный билль так и не успел стать законом ни в этом парламенте, ни в его следующих созывах в 1680 и 1681 гг., поскольку король на основании своей прерогативы подверг их роспуску, не дав биллю пройти процедуру утверждения. Эти парламенты вошли в английскую историю под именем «вигских» не только по причине их состава, но и по сумме проблем, которые были поставлены в ходе обсуждения Билля об исключении и на фоне общественно-политической обстановки вне стен парламента, влияющей на позиции членов парламента. В ходе дебатов[199] подверглась осмыслению сама традиционная формула «король в парламенте», когда менялся баланс между всеми ветвями власти и появлялись представления о значимых политических ценностях. Требование защиты протестантской религии, регулярного созыва парламента, соблюдения права подданных на петиции, свободы высказывания в парламенте и широкая гласность дебатов, новое истолкование понятий закона и законности, принятие поправок к Habeas Corpus Act, отстаивающего права личности, – пусть в первом приближении, – разрешали оппонентам вигов указывать на опасную предсказуемость последствий такой позиции. Однако стремление оградить протестантство в сочетании с верностью легитимной монархии открывало дорогу к сближению отдельных представителей вигов и тори: «Когда я говорю против папства, я говорю в пользу королевской фамилии», – так выразил эту позицию сэр Уиннигтон.

Коллектив авторов, Политические партии Англии. Исторические очерки, 2017

Однако Михаил Федорович и тут проявил просто каменную непреклонность. В качестве царицы и матери престолонаследника он видел лишь ту, которую любил до сих пор. Беспристрастный летописец сохранил для потомков его дословный ответ патриарху Филарету: «Сочетался я по закону Божию, обручена мне царица, кроме нея не хочу взять иную». Более того, молодой царь теперь энергично настаивал на всестороннем расследовании обстоятельств расторжения помолвки и особенно странной болезни Хлоповой. Филарет, при всей его властности, был человеком справедливым и потому поддержал требования сына.

Николай Фоменко, Корона Российской империи. Слава, честь и доблесть династии Романовых, 2013