Цитаты со словом «оговор»
Этим и страшна жизнь кругом. Чем она оглушает, громом и молнией? Нет, косыми взглядами и шепотом
оговора. В ней все двусмысленность и подвох. Отдельная нитка, как паутинка, потянул её – и нет конца, попробуй выбраться из сети – только больше запутаешься. И над сильным властвует подлый и слабый.
Похожие цитаты:
Нас всегда обвиняли в терроризме. Это ходячее обвинение, которое не сходит со страниц печати. Это обвинение в том, что мы ввели терроризм в принцип. Мы отвечаем на это: «Вы сами не верите в такую клевету».
Клевещите, клевещите! Что-нибудь от этой клеветы останется.
Оскорбление — это клевета в сокращенном виде.
Это — ложь, что я заставлял людей голодать. Ложь, ложь, обращенная на меня. Это показывает, как мало здесь патриотизма, как много совершено измен. (На суде)
Напишите о карманнике, судившемся тридцать раз, что он известный карманник-рецидивист — и он подаст на вас в суд за оскорбление личности, причем вы проиграете это дело.
Большое число соучастников не оправдывает преступления.
Автору удастся избежать обвинений во лжи только по той причине, что, прежде чем обманывать других, он приложил немало усилий, чтобы обмануть себя.
Своим недоверием мы оправдываем чужой обман.
От лжесвидетельства к беллетристике — один шаг.
Лживых историков следовало бы казнить, как фальшивомонетчиков.
Кругом измена и трусость и обман!
Оскорбление — доводы неправых.
Судья, вынесший обвиняемому приговор в припадке гнева, сам заслуживает смертного приговора.
Не подлежит сомнению, что упрек оскорбителен лишь постольку, поскольку он справедлив: малейший попавший в цель намек оскорбляет гораздо сильнее, чем самое тяжкое обвинение, раз оно не имеет оснований.
Не следует устраивать волокит с судебными разбирательствами. Это революция, доказательства тут вторичны. Мы должны действовать по убеждению. Они все — банда преступников и убийц.
Юридическое убийство (Судебное убийство).
Есть оружие пострашнее клеветы: оружие это — истина.
Ведь и лжеца можно так запугать, что он скажет правду, - то же самое, как из честного вымучить ложь.
Во всякой лжи можно сознаться, только в святой необходимо упорствовать.
Говорят, будто обман удается опытному лжецу. Но часто опытный, закоренелый лжец обманывает одного себя; легче всего верят лжи человека, который всю жизнь ходил в кандалах правдивости.
Лучше освободить некоторое число людей в чем-то виновных, чем держать в заключении и истязать тысячи невинных.
Молчание может быть самой чудовищной ложью. (Самая жестокая ложь часто говорится молча.)
Скорее мы сознаемся в наших нравственных заблуждениях, ошибках и прегрешениях, чем в научных.
Факт, что игрок находился в цейтноте, по моему, столь же малоизвинителен, как, к примеру, заявление преступника, что во время совершения преступления он был пьян.
Что будет после Страшного Суда? Как обычно — реабилитация!
Жалеть виновных, значит предать невинных.
Подведём итоги. Россия — царство лжи. Ложь — в общине, которую следовало бы назвать мнимой общиной. Ложь — в помещике, священнике и царе.
В управлении не должно быть полуответственности: она с неизбежностью ведёт к утайке растрат и неисполнению законов.
Я отрицаю сколько-нибудь существенное устрашающее действие смертной казни на потенциальных преступников. Я уверен в обратном — жестокость порождает жестокость.
Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению — никогда.
Преступления властителей нельзя вменять в вину тем, над кем они властвуют; правительства подчас бывают бандитами, народы же никогда.
Сугубо избирателен террор,Который лютый деспот учиняет:Заносится над головой топорТех, кто её пред властью не склоняет.
То, что о ней говорят, может быть, сплетни, но не враньё.
Судьба для тирана — оправдание злодейства, для глупца — оправдание неудачи.
Есть два способа установить свою репутацию — похвалы честных людей и поношения плутов.
Чрезмерно строгий судья часто осуждает того, кого сам закон оправдал бы, если бы он мог объясняться.
Анонимка являлась действенным оружием мести, устранения человека со служебного поприща, а то — и из жизни.
Тщеславие предпочитает клевету молчанию, но забвение душит его.
«…полиция может мгновенно превратить свидетеля в соучастника», — роман «Дождь»
Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного — душевную низость.
Послушание несправедливым приказам есть преступление.
Из всех этих лживых россказней о блондинках добрая половина неправда.
Двух вещей очень трудно избежать: тупоумия — если замкнуться в своей специальности, и неосновательности — если выйти из неё.
Ложь во спасение извинительна. Нельзя прощать лишь того, кто говорит правду, когда его об этом не просят.
Кто сознает свою невиновность, тот неохотно унижается до оправданий.