Цитаты со словом «ежовый»
Похожие цитаты:
Когда с человека нечего больше взять, с него хоть маску снимают.
Я умру, если так решила моя партия. (Последние слова Моро перед казнью «Красными бригадами»)
Тот, кто обращается к судье, держит волка за уши.
И у Эйнштейна были начальники, и у Фарадея, и у Попова… Но о них почему-то никто не помнит. Это есть нарушение субординации!
Если вы будете отлынивать от суровой работы, не подчиняться распоряжениям — я вас упрекну; если это будет тщетным — я стану вас сечь. А если и это не поможет, я в конце концов вас расстреляю — и освобожу от вас… землю божью.
Временно советую назначать своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты.
Кто очень сухощав, тот охотно носит фуфайку, у кого мало содержания — те раздувают его словами.
Если я знаю, что знаю мало, я добьюсь того, чтобы знать больше, но если человек будет говорить, что он коммунист и что ему и знать ничего не надо прочного, то ничего похожего на коммуниста из него не выйдет.
Любого работника — от сторожа до министра — можно заменить таким же или еще более способным работником. Хорошего же отца заменить таким же хорошим отцом невозможно.
Под конец жизни дело идёт …, как в конце маскарада, когда снимают маски.
Каково! Мы оппозицию развели, как котят, я не знаю, что они будут делать на выборах!
Мои товарищи второй раз в Форос не ездили. Это уже те товарищи, которые мне никак не товарищи.
Испытанная добрая традицияВ политике немногих подвела:Все время находиться в оппозицииК тому, кто отвечает за дела.
Отказ короля Георга III разрешить колониям выпускать собственные честные деньги, которые высвобождали простого человека из тисков денежных воротил, стал главной причиной революции.
Можно называть сразу двух людей своими любимыми. Ровно до тех пор, пока один из них не окажется в курсе дел.
Наш лозунг должен быть один — учиться военному делу настоящим образом, ввести порядок на железных дорогах.
Я уехал из Советского Союза в 1925 году. У меня возникли проблемы с властями, и я вынужден был уехать, чтобы продолжать работу.
Мы не можем доверять никому, даже собственной семье. (1972 год, генералу Иону Пачепе)
Лучший из людей, если б у него на лбу были написаны совершенные им ошибки, должен был бы нахлобучить шляпу на глаза.
Я никогда не голосовал. Раньше на выборы насильно гоняли, но я бросал пустой листок. Я и комсомольцем был, но в моё время даже хулиганы были комсомольцами.
Если меня посадят в тюрьму, по крайней мере, не надо будет раздавать автографы.
Дайте мне 6 строчек, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них то, за что его можно повесить.
Последний нацист был для них дороже самого порядочного немца. Раз ты нацист, тебе всё дозволено: не так-то легко до него добраться. У них это называется стоять друг за друга.
Пост президента во многом схож с должностью директора кладбища. У тебя под началом столько людей, и никто тебя не слушает.
Почему жена десять лет усердно старается изменить привычки мужа, а потом жалуется, что он не тот человек, за которого она выходила?
Лучше освободить некоторое число людей в чем-то виновных, чем держать в заключении и истязать тысячи невинных.
Без дисциплины никак нельзя и никакой пользы в делах быть не может.
Трудно рассказать о своих грехах: нам хочется прикрыть их и свалить на другого; это даёт преимущество руководителю над духовником.
Да здравствует свободная социалистическая Румыния. Долой предателей! (Последние слова Чаушеску перед расстрелом, также, по воспоминаниям участников событий, он пел «Интернационал»)
Человек не будет свободен до тех пор, пока последний король не будет повешен на кишках последнего священника.
Поколебав с детской резвостью авторитет самодержавия, какой же другой социальный авторитет могут выставить гг. либералы? Уж не себя ли? «Хвали траву в стогу, а барина в гробу», — ответят им мужики.
Где честный человек?… Кто честный человек?… Честный человек — это тот, кому мало дают. Дать надо столько, чтобы человек не мог отказаться, и тогда он обязательно возьмёт! («Прощание в июне»)
Я на самом деле обитаю в системе, где слова могут потрясти всю структуру управления, где слова могут быть сильнее, чем десять военных дивизий.