В тряпице, завязанной в несколько узлов, нашлись, к сожалению, одни только заржавленные, старые скобки, задвижки, пуговицы, петли и гвозди, перемешанные, впрочем, с несколькими пятаками. Несмотря на тщательный розыск, в сундуке не нашлось больше ни одного гроша; все сокровища Глеба заключались в кожаном кошеле; то был капитал, скопленный трудолюбивым стариком в продолжение
целого десятка лет!
Неточные совпадения
Решительно нет ничего; но я сам, рассуждающий теперь так спокойно и благоразумно, очень помню, что в старые
годы страстно любил стрельбу в узерк и, несмотря на беспрерывный ненастный дождь, от которого часто сырел на полке порох, несмотря на проклятые вспышки (ружья были тогда с кремнями), которые приводили меня в отчаяние,
целые дни, правда очень короткие, от зари до зари, не пивши, не евши, мокрый до костей,
десятки верст исхаживал за побелевшими зайцами… то же делали и другие.
На небольших заводах
летом работы приостанавливаются, потому что все население страдует, заготовляя сено; только такие громадные заводы, как Кукарский и Баламутский, работали насквозь
целый год, потому что располагали
десятками тысяч рабочих рук.
«В продолжение 20
лет все силы знания истощаются на изобретение орудий истребления, и скоро несколько пушечных выстрелов будет достаточно для того, чтобы уничтожить
целое войско. [Книга эта издана
год тому назад; за этот
год выдумали еще
десятки новых орудий истребления — новый, бездымный порох.] Вооружаются не как прежде несколько тысяч бедняков, кровь которых покупали за деньги, но теперь вооружены поголовно
целые народы, собирающиеся резать горло друг другу.
Чтобы окончательно вылечить свою подругу, Феня однажды рассказала ей
целую историю о том, как Алешка таращил глаза на дочь заводского бухгалтера, и ссылалась на
десятки свидетелей. Но Нюша только улыбалась печальной улыбкой и недоверчиво покачивала головой. Теперь Феня была желанной гостьей в брагинском доме, и Татьяна Власьевна сильно ухаживала за ней, тем более что Зотушка все
лето прожил в господском доме под крылышком у Федосьи Ниловны.
В думе, у губернатора, у архиерея, всюду в домах много
лет говорили о том, что у нас в городе нет хорошей и дешевой воды и что необходимо занять у казны двести тысяч на водопровод; очень богатые люди, которых у нас в городе можно было насчитать
десятка три и которые, случалось, проигрывали в карты
целые имения, тоже пили дурную воду и всю жизнь говорили с азартом о займе — и я не понимал этого; мне казалось, было бы проще взять и выложить эти двести тысяч из своего кармана.
Десятки лет проходили в этом однообразии, и никто не замечал, что это однообразие, никто не жаловался ни на пресыщение, ни на головную боль! В баню, конечно, ходили и прежде, но не для вытрезвления, а для того, чтобы испытать, какой вкус имеет вино, когда его пьет человек совершенно нагой и окруженный
целым облаком горячего пара.
При таком положении дел может быть странно только одно: каким же образом сатирики и в течение
десятков лет могли оставаться в столь забавной иллюзии, воображая, что от их слов может произойти «поправление нравов» в
целой России?
Все еще, видно, я молод тогда был и не совсем хорошо ведал тех людей, посреди которых жил и действовал, и только уже теперь, отдалившись от них на
целый почти
десяток лет, я вижу их перед собою как бы живыми, во всем их страшном и безобразном значении…
А Илья Ильич Обломов, появившийся в то же время, окончательно и резко объяснил всей русской публике, что теперь человеку бессильному и безвольному лучше уж и не смешить людей, лучше лежать на своем диване, нежели бегать, суетиться, шуметь, рассуждать и переливать из пустого в порожнее
целые годы и
десятки лет.
Молодой регистратор, отплясывающий с дамой в голубом шарфе, во всех фигурах и во всех пяти кадрилях, которые были протанцованы в этот вечер, выкидывал все одну и ту же штуку, а именно: он несколько отставал от своей дамы, подхватывал кончик ее шарфа и на
лету, при переходе визави, успевал влеплять в этот кончик
десятка два
поцелуев.
Платонов. Сегодня только и видимся… Навсегда скроюсь… (Берет ее за рукав и потом за плечо.) Забудьте дурака, осла, подлеца и мерзавца Платонова! Он провалится сквозь землю, стушуется… Встретимся, быть может, через
десятки лет, когда оба будем в состоянии хохотать и старчески плакать над этими днями, а теперь… черт с ним! (
Целует руку.)
И потому весьма естественно, что пренеприятно был изумлен непривычный к компании герой нашей повести, когда, ровно
год тому назад, очутился он, солидный и скромный, вдруг посреди шумливой и беспокойной ватаги
целого десятка молодых ребят, своих новых сожителей и товарищей.
Ввиду того, что на прииске Толстых за доставляемое золото давали «божеские цены», приискателей-крестьян вокруг него собрался почти
целый поселок, с маленькою деревянною церковью, существующей уже
десятки лет, чуть ли не с первых
годов открытия прииска, который в течение этих
лет все более и более уходил в глубь тайги, вследствие заявления все новых и новых площадей.
— Слушаю-с. Долго ли, коротко ли, стал я ее от мужа сманивать к себе, значит, в холе пожить. Согласилась. С мужем я на ста рублях поладил; паспорт выдал — переехала. С
год уж прошло, супруг не очинно нас беспокоил, иногда это в пьяном образе
десятку или синенькую сорвет — и ничего; только к концу прошлого
года стал он с меня эту самую контрибуцию уж очинно часто взыскивать; деньжищ я ему
целую прорву переплатил-с, а окромя того скандалы-с.