Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без
царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
«Я не ропщу, — сказала я, —
Что Бог прибрал младенчика,
А больно
то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны вороны,
На части тело белое
Терзали?.. Неужли
Ни Бог, ни
царь не вступится...
На улице
царили голодные псы, но и
те не лаяли, а в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и дома; и только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал далеко за полночь зловещий свет.
— Ну, какое ваше дело! Мало вы разве и так мужиков наградили! И
то говорят: ваш барин от
царя за
то милость получит. И чудно: что вам о мужиках заботиться?
И каждое не только не нарушало этого, но было необходимо для
того, чтобы совершалось
то главное, постоянно проявляющееся на земле чудо, состоящее в
том, чтобы возможно было каждому вместе с миллионами разнообразнейших людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми, с мужиком, с Львовым, с Кити, с нищими и
царями, понимать несомненно одно и
то же и слагать
ту жизнь души, для которой одной стоит жить и которую одну мы ценим.
Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные обои,
Царей портреты на стенах,
И печи в пестрых изразцах.
Всё это ныне обветшало,
Не знаю, право, почему;
Да, впрочем, другу моему
В
том нужды было очень мало,
Затем, что он равно зевал
Средь модных и старинных зал.
Весь день на крейсере
царило некое полупраздничное остолбенение; настроение было неслужебное, сбитое — под знаком любви, о которой говорили везде — от салона до машинного трюма; а часовой минного отделения спросил проходящего матроса: «
Том, как ты женился?» — «Я поймал ее за юбку, когда она хотела выскочить от меня в окно», — сказал
Том и гордо закрутил ус.
Меж
тем уж золотит плоды лучистый
Царь,
Вот в самом
том саду, где также спеть всё стало,
Наливное, сквозное, как янтарь,
При солнце яблоко на ветке дозревало.
Что пользы нет большой
тому знать птичий быт,
Кого зверьми владеть поставила природа,
И что важнейшая наука для
царей...
И
Царь зверей
то снёс, не огорчась нимало...
В
тот грозный год
Покойный
царь еще Россией
Со славой правил.
Самгин вдруг вспомнил слова историка Козлова о
том, что
царь должен будет жестоко показать всю силу своей власти.
А через три дня утром он стоял на ярмарке в толпе, окружившей часовню, на которой поднимали флаг, открывая всероссийское торжище. Иноков сказал, что он постарается провести его на выставку в
тот час, когда будет
царь, однако это едва ли удастся, но что, наверное,
царь посетит Главный дом ярмарки и лучше посмотреть на него там.
— Да у него и не видно головы-то, все только живот, начиная с цилиндра до сапог, — ответила женщина. — Смешно, что
царь — штатский, вроде купца, — говорила она. — И черное ведро на голове — чего-нибудь другое надо бы для важности, хоть камилавку, как протопопы носят, а
то у нас полицеймейстер красивее одет.
— Ага? — рявкнул он и громогласно захохотал, указывая пальцем на Осипа. — Понял? Всяк человек сам себе хозяин, а над ним —
царь да бог. То-то!
— Но вдруг окажется, что он —
тот самый Иванушка-дурачок, Иван-царевич, которого издревле ласкала мечта народа о справедливом
царе, — святая мечта?
«Ведь не так давно стояли же на коленях пред ним, — думал Самгин. — Это был бы смертельный удар революционному движению и начало каких-то новых отношений между
царем и народом, быть может, именно
тех, о которых мечтали славянофилы…»
— Вспомните, что русский барин Герцен угрожал
царю мужицким топором, а затем покаянно воскликнул по адресу
царя: «Ты победил, Галилеянин!» Затем ему пришлось каяться в
том, что первое покаяние его было преждевременно и наивно. Я утверждаю, что наивность — основное качество народничества; особенно ясно видишь это, когда народники проповедуют пугачевщину, мужицкий бунт.
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно считая себя лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для
того, чтоб они приняли истину, доступную их разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их
царь, газеты…
Невозможно было помириться с
тем, что
царь похож на Диомидова, недопустима была виноватая улыбка на лице владыки стомиллионного народа. И непонятно было, чем мог этот молодой, красивенький и мягкий человек вызвать столь потрясающий рев?
— Эта конституция будет милостынею
царя либералам для
того, чтоб они помогли крепче затянуть петлю на шее рабочего класса.
— Смотря по
тому — о чем? — усмехаясь, сказал Харламов. — Например: о социализме — не велят беседовать. О
царе — тоже.
Он значительно расширил рассказ о воскресенье рассказом о своих наблюдениях над
царем, интересно сопоставлял его с Гапоном, намекал на какое-то неуловимое — неясное и для себя — сходство между ними, говорил о кочегаре, о рабочих, которые умирали так потрясающе просто, о
том, как старичок стучал камнем в стену дома, где жил и умер Пушкин, — о старичке этом он говорил гораздо больше, чем знал о нем.
Полиция усердно высылала неблагонадежных, осматривала чердаки домов на
тех улицах, по которым должен был проехать
царь.
«Здесь собрались представители
тех, которые стояли на коленях,
тех, кого расстреливали, и
те, кто приказывает расстреливать. Люди, в массе, так же бездарны и безвольны, как этот их
царь. Люди только тогда становятся силой, творящей историю, когда во главе их становится какой-нибудь смельчак, бывший поручик Наполеон Бонапарте. Да, — “так было, так будет”».
Этого
царя, говорит, убили за
то, что он обманул народ, — понимаете?
Царь ко всему равнодушен, пишут мне, а другой человек, близкий к высоким сферам, сообщает;
царь ненавидит
то, что сам же дал, — эту Думу, конституцию и все.
— Профессор Захарьин в Ливадии, во дворце, орал и топал ногами на придворных за
то, что они поместили больного
царя в плохую комнату, — вот это я понимаю! Вот это власть ума и знания…
Хорошо, самозабвенно пел высоким тенорком Диомидов. В нем обнаруживались качества, неожиданные и возбуждавшие симпатию Клима. Было ясно, что, говоря о своей робости пред домашними людями, юный бутафор притворялся. Однажды Маракуев возбужденно порицал молодого
царя за
то, что
царь, выслушав доклад о студентах, отказавшихся принять присягу ему, сказал...
Он даже начал собирать «открытки» на политические
темы; сначала их навязывала ему Сомова, затем он сам стал охотиться за ними, и скоро у него образовалась коллекция картинок, изображавших Финляндию, которая защищает конституцию от нападения двуглавого орла, русского мужика, который пашет землю в сопровождении
царя, генерала, попа, чиновника, купца, ученого и нищего, вооруженных ложками; «Один с сошкой, семеро — с ложкой», — подписано было под рисунком.
Была у Самгина смутная надежда, что в
ту минуту, когда он увидит
царя, все пережитое, передуманное им получит окончательное завершение.
— Тоска, брат! Гляди: богоносец народ русский валом валит угощаться конфетками за счет
царя. Умилительно. Конфетки сосать будут потомки ходового московского народа,
того, который ходил за Болотниковым, за Отрепьевым, Тушинским вором, за Козьмой Мининым, потом пошел за Михайлой Романовым. Ходил за Степаном Разиным, за Пугачевым… и за Бонапартом готов был идти… Ходовой народ! Только за декабристами и за людями Первого Марта не пошел…
«Сомнительный способ укрепления власти
царя», — весьма спокойно подумал Самгин, одеваясь, и сам удивился
тому, что думает спокойно. В столовой энергично стучала посудой Варвара.
— Пустяки, милейший, сущие пустяки, — громко сказал он, заставив губернатора Баранова строго посмотреть в его сторону. Все приличные люди тоже обратили на него внимание. Посмотрел и
царь все с
той же виноватой улыбкой, а Воронцов-Дашков все еще дергал его за рукав, возмущая этим Клима.
Бывал у дяди Хрисанфа краснолысый, краснолицый профессор, автор программной статьи, написанной им лет десять
тому назад; в статье этой он доказывал, что революция в России неосуществима, что нужно постепенное слияние всех оппозиционных сил страны в одну партию реформ, партия эта должна постепенно добиться от
царя созыва земского собора.
Клим довольно рано начал замечать, что в правде взрослых есть что-то неверное, выдуманное. В своих беседах они особенно часто говорили о
царе и народе. Коротенькое, царапающее словечко —
царь — не вызывало у него никаких представлений, до
той поры, пока Мария Романовна не сказала другое слово...
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и
царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр
тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
Лежа в постели, Самгин следил, как дым его папиросы сгущает сумрак комнаты, как цветет огонь свечи, и думал о
том, что, конечно, Москва, Россия устали за эти годы социального террора, возглавляемого
царем «карликовых людей», за десять лет студенческих волнений, рабочих демонстраций, крестьянских бунтов.
В воздухе плыл знакомый гул голосов сотен людей, и Самгин тотчас отличил, что этот гул единодушнее, бодрее, бархатистее, что ли, нестройного, растрепанного говора
той толпы, которая шла к памятнику деда
царя.
Дергался звонарь так, что казалось — он висит в петле невидимой веревки, хочет освободиться от нее, мотает головой, сухое длинное лицо его пухнет, наливается кровью, но чем дальше,
тем более звучно славословит
царя послушная медь колоколов.
Если б я был
царь, я бы издал такой закон, чтоб богатый женился на бедной, а бедный — на богатой; а кто не послушается,
тому смертная казнь.
А
то, что называют волей — эту мнимую силу, так она вовсе не в распоряжении господина, „
царя природы“, а подлежит каким-то посторонним законам и действует по ним, не спрашивая его согласия.
Сверх
того, всякому посетителю в этой прогулке предоставлено полное право наслаждаться сознанием, что он «
царь творения» — и все это за шиллинг.
Начальник же тюрьмы и надзиратели, хотя никогда и не знали и не вникали в
то, в чем состоят догматы этой веры, и что означало всё
то, что совершалось в церкви, — верили, что непременно надо верить в эту веру, потому что высшее начальство и сам
царь верят в нее.
Нехлюдов молча вышел. Ему даже не было стыдно. Он видел по выражению лица Матрены Павловны, что она осуждает его, и права, осуждая его, знал, что
то, что он делает, — дурно, но животное чувство, выпроставшееся из-за прежнего чувства хорошей любви к ней, овладело им и
царило одно, ничего другого не признавая. Он знал теперь, что надо делать для удовлетворения чувства, и отыскивал средство сделать это.
Та общая нить, которая связывает людей, порвалась сама собой, порвалась прежде, чем успела окрепнуть, и Привалов со страхом смотрел на
ту цыганскую жизнь, которая
царила в его доме, с каждым днем отделяя от него жену все дальше и дальше.
Но
тот же национализм
царит и в господствующей церкви.
Ровно восемь веков назад как мы взяли от него
то, что ты с негодованием отверг,
тот последний дар, который он предлагал тебе, показав тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя
царями земными,
царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию.
Убеждение же в
том, что старец, почивши, доставит необычайную славу монастырю,
царило в душе Алеши, может быть, даже сильнее, чем у кого бы
то ни было в монастыре.
По мере
того как мы подвигались книзу, ручей становился многоводнее. Справа и слева в него впадали такие же ручьи, и скоро наш ручей стал довольно большой горной речкой. Вода с шумом стремилась по камням, но этот шум до
того однообразен, что забываешь о нем и кажется, будто в долине
царит полная тишина.