Неточные совпадения
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не
сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои
покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда
по нем свой быстрый бег...
Потом он стал говорить, что
по их обычаю на могилы покойников нельзя
ходить, нельзя вблизи стрелять, рубить лес, собирать ягоды и мять траву — нельзя нарушать
покой усопших.
— В таком случае… конечно… я не смею… — и взгляд городничего выразил муку любопытства. Он помолчал. — У меня был родственник дальний, он сидел с год в Петропавловской крепости; знаете, тоже, сношения — позвольте, у меня это на душе, вы, кажется, все еще сердитесь? Я человек военный, строгий, привык;
по семнадцатому году поступил в полк, у меня нрав горячий, но через минуту все
прошло. Я вашего жандарма оставлю в
покое, черт с ним совсем…
Пройдя немного
по берегу реки, я свернул в лес, где царило великое безмолвие и
покой.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего
покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу
по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она
ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Бабушка была женщина самая простая и находилась в полном распоряжении у своих дочерей; если иногда она осмеливалась хитрить с Степаном Михайловичем, то единственно
по их наущению, что,
по неуменью, редко
проходило ей даром и что старик знал наизусть; он знал и то, что дочери готовы обмануть его при всяком удобном случае, и только от скуки или для сохранения собственного
покоя, разумеется будучи в хорошем расположении духа, позволял им думать, что они надувают его; при первой же вспышке всё это высказывал им без пощады, в самых нецеремонных выражениях, а иногда и бивал, но дочери, как настоящие Евины внучки, не унывали:
проходил час гнева, прояснялось лицо отца, и они сейчас принимались за свои хитрые планы и нередко успевали.
Много, дорого стоило вспыльчивой молодой женщине, привыкшей к полновластному господству в доме своего отца, переносить дерзкие оскорбления от «подлого холопа!» Но она так любила отца, находила такое счастие в том, чтобы
ходить за ним,
покоить его, облегчать,
по возможности, его страдальческое положение, что мысль оставить умирающего старика в полную зависимость негодяя Калмыка и других слуг долго не входила ей в голову.
В соседнем
покое к ним присоединилось пятеро других казаков; двое
по рукам и ногам связанных слуг лежали на полу.
Сойдя с лестницы, они пошли вслед за Шалонским к развалинам церкви. Когда они
проходили мимо служб, то, несмотря на глубокую тишину, ими наблюдаемую, шум от их шагов пробудил нескольких слуг; в двух или трех местах народ зашевелился и растворились окна.
Пройдя широким двором, посреди которого возвышались обширные
по тогдашнему времени каменные палаты князя Черкасского, они добрались
по узкой и круглой лестнице до первой комнаты, где, оставив свои верхние платья, вошли в просторный
покой, в котором за большим столом сидело человек около двадцати.
Ходит воевода
по своим
покоям и тяжко вздыхает.
И с внезапной острой тоскою в сердце он понял, что не будет ему ни сна, ни
покоя, ни радости, пока не
пройдет этот проклятый, черный, выхваченный из циферблата час. Только тень знания о том, о чем не должно знать ни одно живое существо, стояла там в углу, и ее было достаточно, чтобы затмить свет и нагнать на человека непроглядную тьму ужаса. Потревоженный однажды страх смерти расплывался
по телу, внедрялся в кости, тянул бледную голову из каждой поры тела.
Если вздумается утром, то
пройдет по двору, осмотрит хозяйство, и опять на
покой.
Шум, порою достигавший оттуда до ее слуха, был, так смел и дерзок, что боярыня уже хотела встать и
сойти или послать вниз спавшую в смежном с нею
покое фаворитку Алексея Никитича; но самой Марфе Андревне нездоровилось, а будить непорожнюю женщину и гонять ее
по лестнице боярыня пожалела.
Полежала Марфа Андревна еще с минуточку, и вдруг ей кажется, что вокруг ее будто ветер веет, а кроме ветра,
по ее
покоям ходят и живые люди.
— Волковня это у меня, а не дом, — говаривала, бывало, Марфа Андревна,
проходя иногда с кем-нибудь
по своим большим нижним
покоям. — Ишь, куда ни глянешь, хоть волков пугай, пусто.
Отстоял службу,
хожу вокруг церкви. День ясный,
по снегу солнце искрами рассыпалось, на деревьях синицы тенькают, иней с веток отряхая. Подошёл к ограде и гляжу в глубокие дали земные; на горе стоит монастырь, и пред ним размахнулась, раскинулась мать-земля, богато одетая в голубое серебро снегов. Деревеньки пригорюнились; лес, рекою прорезанный; дороги лежат, как ленты потерянные, и надо всем — солнце сеет зимние косые лучи. Тишина,
покой, красота…
— Видите ли-с, — продолжал он, — я хотел обратиться к вам по-дружески… извините за вольность… хотел испросить у вас, чтоб вы
ходили —
по той стороне и со стороны переулка, где черный выход, эдак,
покоем, описывая букву П, то есть. Я тоже, с своей стороны, буду ходить-с у главного подъезда, так что мы не пропустим; а я все боялся один пропустить; я не хочу пропустить. Вы, как увидите ее, то остановите и закричите мне…Но я сумасшедший! Только теперь вижу всю глупость и неприличие моего предложения!
В одном только
покое адъютанта долго еще светился огонь, потому что долго
ходил адъютант
по комнате и ломал голову над композицией своего донесения. Впрочем, на случай какого-либо чрезвычайного затруднения, обязательный Пшецыньский был под рукою.
Внизу несколько крепче, но и то не совсем крепко, ветер
ходит по всем
покоям, гудит в трубах и хлопает дверями.
Она жила теперь на отдельной квартире, но Ляхов не оставлял ее в
покое. Он поджидал ее при выходе из мастерской, подстерегал на улице и требовал, чтоб она снова шла жить к нему. Однажды он даже ворвался пьяным в ее квартиру и избил бы Катерину Андреевну насмерть, если бы квартирный хозяин не позвал дворника и не отправил Ляхова в участок. Катерина Андреевна со страхом покидала свою квартиру и в мастерскую
ходила каждый раз
по разным улицам.
И хозяйке и всем домашним сначала слышалось, что у них над самыми их головами
по чердаку кто-то
ходит — сначала тихо, как еж, а потом словно начал сердиться: что-то такое переставлял, что-то швырял и вообще страшно возился и не давал
покою.
Прибавь неотступную тень славы, которая
ходит везде
по пятам твоим и не дает тебе минуты
покоя.
Около полугода со времени женитьбы этот страшный кошмар наяву, казалось, совершенно оставил его — он забыл о прошлом в чаду страсти обладания красавицей-женой, но как только эта страсть стала
проходить, уменьшаться, в душе снова проснулись томительные воспоминания, и снова картина убийства в лесу под Вильной рельефно восставала в памяти мнимого Зыбина, и угрызения скрытой на глубине его черной души совести, казалось,
по временам всплывшей наружу, не давали ему
покоя.
— Я невозможного просить не стану, а у меня такое желание больше всего на свете, чтобы вы явили мне протекцию —
сошли ко мне в нижние
покои и сели с нами за стол и что-нибудь скушали, или даже хоть просто так посидели, потому что я нынче справляю мою серебряную свадьбу, после двадцати пяти лет, как я на Амалии Ивановне женился
по вашему милосердию. А будет это к вечеру в одиннадцатом часу; в полночь же, как вам угодно, вы можете благопристойно холодком выехать.
А Андрей Николаевич остался в Петербурге, вероятно, не в наилучшем расположении духа, и
ходил ли он в своем архалуке
по покоям Троицкого подворья, или ездил верхом в своем штатском плаще, — он, без сомнения, чувствовал желчную досаду от того, что терпел в угоду прихотям «гусара», как величал он графа Протасова.
Начал Алексей Кирилович кидать это дело так и сяк, и вышло оно у него делом неладным. Он
ходил,
ходил по своему
покою и наконец воскликнул...
Дождь льет, и молнья сверкает, а я то сижу, то
хожу один
по покою, а потом падаю на колени и молюсь: «Господи!