Неточные совпадения
Утомленный взор ее выбивался из сил,
стремясь к чему-то, несытая
грудь неровно подымалась.
Он рыдал как дитя, как женщина. Рыдания теснили
грудь его, как будто хотели ее разорвать. Грозный старик в одну минуту стал слабее ребенка. О, теперь уж он не мог проклинать; он уже не стыдился никого из нас и, в судорожном порыве любви, опять покрывал, при нас, бесчисленными поцелуями портрет, который за минуту назад топтал ногами. Казалось, вся нежность, вся любовь его
к дочери, так долго в нем сдержанная,
стремилась теперь вырваться наружу с неудержимою силою и силою порыва разбивала все существо его.
Нас мгла и тревоги встречали,
Порой заграждая нам путь.
Хотелось нередко в печали
Свободною
грудью вздохнуть,
Но дни проходили чредою,
Все мрак и все злоба вокруг —
Не падали духом с тобою
Мы, горем исполненный друг!
И крепла лишь мысль и
стремиласьК рассвету,
к свободе вперед —
Туда, где любовь сохранилась,
Где солнце надежды взойдет!
В это время с другой половины кресел
стремился к статскому другой военный, уж какой-то длинновязый, с жиденькими усами и бакенбардами, с лицом, усыпанным веснушками, с ученым знаком на
груди и в полковничьих эполетах.
Он сидел и рыдал, не обращая внимания ни на сестру, ни на мертвого: бог один знает, что тогда происходило в
груди горбача, потому что, закрыв лицо руками, он не произнес ни одного слова более… он, казалось, понял, что теперь боролся уже не с людьми, но с провидением и смутно предчувствовал, что если даже останется победителем, то слишком дорого купит победу: но непоколебимая железная воля составляла всё существо его, она не знала ни преград, ни остановок,
стремясь к своей цели.
Но вскоре раздается громкий голос, говорящий, подобно Юлию Цезарю: «Чего боишься? ты меня везешь!» Этот Цезарь — бесконечный дух, живущий в
груди человека; в ту минуту, как отчаяние готово вступить в права свои, он встрепенулся; дух найдется в этом мире: это его родина, та,
к которой он
стремился и звуками, и статуями, и песнопениями, по которой страдал, это Jenseits [потусторонний мир (нем.).],
к которому он рвался из тесной
груди; еще шаг — и мир начинает возвращаться, но он не чужой уже: наука дает на него инвеституру.