Фани протанцевала, поклонившись всем с улыбкою, как обыкновенно кланяются балетчицы, и убежала. С Дарьею Ивановной Аполлосу Михайлычу опять были хлопоты. Проиграв, она встала и
ушла со сцены. Он едва умолил ее опять выйти и пропеть свой романс. Модная дама нехотя вышла, сделала гримасу и запела: раек буквально разинул рот, кресла слушали внимательно. Дарья Ивановна, с прежнею миною, встала и, не поклонясь публике, ушла. Таким образом кончился спектакль, так давно задуманный и с таким трудом составленный.
Я быстро поднял на него глаза. Он вдруг понял все, побледнел так же, как и я, и быстро отступил на два шага. Но было уже поздно. Тяжелым свертком я больно и громко ударил его по левой щеке, и по правой, и потом опять по левой, и опять по правой, и еще, и еще. Он не сопротивлялся, даже не нагнулся, даже не пробовал бежать, а только при каждом ударе дергал туда и сюда головой, как клоун, разыгрывающий удивление. Затем я швырнул тетрадь ему в лицо и
ушел со сцены в сад. Никто не остановил меня.
Неточные совпадения
И вдруг, взглянув на сына, она отодвинулась от него, замолчала, глядя в зеленую сеть деревьев. А через минуту, поправляя прядь волос, спустившуюся на щеку, поднялась
со скамьи и
ушла, оставив сына измятым этой
сценой.
Обломов
ушел к себе, думая, что кто-нибудь пришел к хозяйке: мясник, зеленщик или другое подобное лицо. Такой визит сопровождался обыкновенно просьбами денег, отказом
со стороны хозяйки, потом угрозой
со стороны продавца, потом просьбами подождать
со стороны хозяйки, потом бранью, хлопаньем дверей, калитки и неистовым скаканьем и лаем собаки — вообще неприятной
сценой. Но подъехал экипаж — что бы это значило? Мясники и зеленщики в экипажах не ездят. Вдруг хозяйка, в испуге, вбежала к нему.
Его поручение состоит в следующем: он,
уходя, чтобы «сойти
со сцены»…
— Итак,
уходя, чтобы, по очень верному его выражению, «сойти
со сцены», он оставил мне записку к вам…
— Ну, что же делать, очень жаль! — говорил Павел, находя и
со своей стороны совершенно невозможным, чтобы она в этом положении появилась на
сцене. — До свиданья! — сказал он и
ушел опять к Анне Ивановне, которая была уже в шляпке. Он посадил ее на нарочно взятого лихача, и они понеслись на Никитскую. Фатееву Павел в эту минуту совершенно забыл. Впереди у него было искусство и мысль о том, как бы хорошенько выучить Анну Ивановну сыграть роль Юлии.
Нашлись такие любители скандалов, которые хотели потешиться над заговаривавшейся девушкой, но какая-то добрая рука увела ее
со сцены под одним из тех предлогов, при помощи которых заставляют
уходить из комнаты детей.
От рукоплесканий дрожит весь зал, и,
уходя семь раз
со сцены и семь раз возвращаясь на вызовы, раскланиваясь, он останавливает на миг свой взгляд в левой стороне зала, где минуту назад Гамлет искал ответа невозможного. Там сидели Струкова и Вася.
Я уже знал от Петра Платоновича, что пятилетняя Ермолова, сидя в суфлерской будке
со своим отцом, была полна восторгов среди сказочного мира
сцены; увлекаясь каким-нибудь услышанным монологом, она, выучившись грамоте, учила его наизусть по пьесе, находившейся всегда у отца, как у суфлера, и, выучив,
уходила в безлюдный угол старого, заброшенного кладбища, на которое смотрели окна бедного домишки, где росла Ермолова.
— Боже! боже!.. ну, так уж далеко моя фантазия не
уходила! — продолжала, не выдержав, Ида. — Польщу вам лишнею победою, и вы
со всею вашей силой,
со всем своим талантом громким, как пудель, ляжете вот здесь к моим ногам и поползете, куда вам прикажу!.. И все из-за чего? из-за того, чтобы взойти в пафос, потоки громких фраз пустить на
сцену и обмануть еще одну своим минутным увлечением… да?
Всеуходятвправо.
Сцена пуста. За
сценой шум, какой бывает, когда провожают. Г о р н и ч н а я возвращается, чтобы взять
со стола корзину
со сливами, и опять
уходит.
Настасья Кириловна.
Уходи, разбойник этакой, прокляну тебя, варвара! (Почти насильно выталкивает Ваничку
со сцены и сама с ним скрывается.)
И когда Цирельман поднялся, чтобы
уйти, и почувствовал на своей спине десяток жадных, удивленных взглядов, то он вспомнил старое актерское время и прошел вдоль погреба театральной походкой, с выпяченной грудью и гордо закинутой назад головой, большими шагами, совершенно так, как
уходил, бывало,
со сцены в ролях иноземных герцогов и предводителей разбойничьих шаек.
Смысл этой игры — глубок. Все карты — парные, он один — один, ибо его пара до игры — сброшена. Всякая карта должна найти свою пару и с ней
уйти, просто — сойти
со сцены, как красавица или авантюристка, выходящая замуж, —
со стола всех еще возможностей, всеможности, единоличных и, может быть, исторических судеб — в тихую, никому уже не любопытную, не нужную и не страшную стопу отыгранных — парных карт. Предоставляя ему — весь стол, его — своей единственности.
— Стойте, чёрт вас возьми! Если эти козлы-тенора не перестанут рознить, то я
уйду! Глядеть в ноты, рыжая! Вы, рыжая, третья с правой стороны! Я с вами говорю! Если не умеете петь, то за каким чёртом вы лезете на
сцену со своим вороньим карканьем? Начинайте сначала!
Воспоминание о себе Куликов оставил у нас хорошее. У меня в памяти он остался как олицетворение краткой лорис-меликовской эпохи «диктатуры сердца». Года через два Куликов
ушел со службы. Не знаю, из-за либерализма ли своего или другие были причины. Слышал, что потом он стал драматургом (псевдоним — Н. Николаев) и что драмы его имели успех на
сцене. Он был сын известного в свое время водевилиста и актера Н. И. Куликова.
В голове Палтусова разыгрывалась
сцена. Вот он привозит свои бумаги. Это будет сегодня вечером. Старик приготовит сумму… Она у него есть — он врет. Он увидит процентные бумаги вместо брильянтов, но можно ему что-нибудь наговорить. Не все ли ему равно? Он пойдет за деньгами… Броситься на него… Раз, два!.. А собаки? А люди? Разве так покончил
со стариком недавно в Петербурге саперный офицер? То было в квартире. Даже кухарку
услал… Да и то поймали.