Неточные совпадения
Уж у меня ухо востро!
уж я…» И точно: бывало, как прохожу через департамент — просто землетрясенье, все дрожит и трясется, как
лист.
И Вронскому и Анне московская жизнь в жару и пыли, когда солнце светило
уже не по-весеннему, а по-летнему, и все деревья на бульварах
уже давно были в
листьях, и
листья уже были покрыты пылью, была невыносима; но они, не переезжая в Воздвиженское, как это давно было решено, продолжали жить в опостылевшей им обоим Москве, потому что в последнее время согласия не было между ними.
Ему казалось, что и важничал Федор Федорович
уже чересчур, что имел он все замашки мелких начальников, как-то: брать на замечанье тех, которые не являлись к нему с поздравленьем в праздники, даже мстить всем тем, которых имена не находились у швейцара на
листе, и множество разных тех грешных принадлежностей, без которых не обходится ни добрый, ни злой человек.
Уже два
листа бумаги были испорчены… не потому, чтобы я думал что-нибудь переменить в них: стихи мне казались превосходными; но с третьей линейки концы их начинали загибаться кверху все больше и больше, так что даже издалека видно было, что это написано криво и никуда не годится.
Уже кони, чуя рассвет, все полегли на траву и перестали есть; верхние
листья верб начали лепетать, и мало-помалу лепечущая струя спустилась по ним до самого низу.
Похвальный
лист этот, очевидно, должен был теперь послужить свидетельством о праве Катерины Ивановны самой завести пансион; но главное, был припасен с тою целью, чтобы окончательно срезать «обеих расфуфыренных шлепохвостниц», на случай если б они пришли на поминки, и ясно доказать им, что Катерина Ивановна из самого благородного, «можно даже сказать, аристократического дома, полковничья дочь и
уж наверно получше иных искательниц приключений, которых так много расплодилось в последнее время».
Медаль… ну медаль-то продали…
уж давно… гм… похвальный
лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно его хозяйке показывала.
Раскольников молча взял немецкие листки статьи, взял три рубля и, не сказав ни слова, вышел. Разумихин с удивлением поглядел ему вслед. Но, дойдя
уже до первой линии, Раскольников вдруг воротился, поднялся опять к Разумихину и, положив на стол и немецкие
листы и три рубля, опять-таки ни слова не говоря, пошел вон.
Новое обстоятельство усилило беспокойство коменданта. Схвачен был башкирец с возмутительными
листами. [Возмутительные
листы — воззвания, призывающие к бунту, восстанию.] По сему случаю комендант думал опять собрать своих офицеров и для того хотел опять удалить Василису Егоровну под благовидным предлогом. Но как Иван Кузмич был человек самый прямодушный и правдивый, то и не нашел другого способа, кроме как единожды
уже им употребленного.
— С неделю тому назад сижу я в городском саду с милой девицей, поздно
уже, тихо, луна катится в небе, облака бегут,
листья падают с деревьев в тень и свет на земле; девица, подруга детских дней моих, проститутка-одиночка, тоскует, жалуется, кается, вообще — роман, как следует ему быть. Я — утешаю ее: брось, говорю, перестань! Покаяния двери легко открываются, да — что толку?.. Хотите выпить? Ну, а я — выпью.
Это был человек среднего роста, одетый в широкие, длинные одежды той неуловимой окраски, какую принимают
листья деревьев поздней осенью, когда они
уже испытали ожог мороза.
А этот, товарищ Яков, — что такое он?» — Незаметно для себя Самгин дошел до бульвара, остановился, посмотрел на голые деревья, — они имели такой нищенский вид, как будто
уже никогда больше не покроются
листьями.
Раскрашенный в цвета осени, сад был тоже наполнен красноватой духотой;
уже несколько дней жара угрожала дождями, но ветер разгонял облака и, срывая желтый
лист с деревьев, сеял на город пыль.
— Прозевал книгу,
уже набирают. Достал оттиски первых
листов. Прозевал, черт возьми! Два сборничка выпустил, а третий — ускользнул. Теперь, брат, пошла мода на сборники. От беков, Луначарского, Богданова, Чернова и до Грингмута, монархиста, все предлагают товар мыслишек своих оптом и в розницу. Ходовой товар. Что будем есть?
— Ну пусть для семьи, что же? В чем тут помеха нам? Надо кормить и воспитать детей? Это
уже не любовь, а особая забота, дело нянек, старых баб! Вы хотите драпировки: все эти чувства, симпатии и прочее — только драпировка, те
листья, которыми, говорят, прикрывались люди еще в раю…
— Cher, — зашептал он в каком-то безумном
уже страхе, весь дрожа как
лист, — друг мой, скажи мне всю правду: куда меня теперь денут?
Дни
уже почти осенние, но ясные, иногда так свежо, затаишься в глуши, забредешь в лес, пахнет
листьями…
Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие
листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили
уже гнезда, и мухи жужжали у стен, пригретые солнцем.
Председательствующий Никитин, весь бритый человек, с
узким лицом и стальными глазами; Вольф, с значительно поджатыми губами и белыми ручками, которыми он перебирал
листы дела; потом Сковородников, толстый, грузный, рябой человек, ученый юрист, и четвертый Бе, тот самый патриархальный старичок, который приехал последним.
Черная туча совсем надвинулась, и стали видны
уже не зарницы, а молнии, освещавшие весь двор и разрушающийся дом с отломанными крыльцами, и гром послышался
уже над головой. Все птицы притихли, но зато зашелестили
листья, и ветер добежал до крыльца, на котором сидел Нехлюдов, шевеля его волосами. Долетела одна капля, другая, забарабанило по лопухам, железу крыши, и ярко вспыхнул весь воздух; всё затихло, и не успел Нехлюдов сосчитать три, как страшно треснуло что-то над самой головой и раскатилось по небу.
Приближалась осень, и в старом саду было тихо, грустно, а на аллеях лежали темные
листья.
Уже рано смеркалось.
Тут же из зарослей поднимала свою красивую головку пышная ятрышниковая любка, а рядом с нею — ядовитая чемерица, которую легко узнать по плойчатым грубым
листьям и шапке белых цветов, теперь
уже побуревших и засохших.
Видовое название этого колокольчика показывает, что цветы его крупной величины; потом я заметил тимьян с
уже поблекшими жесткими фиолетовыми цветами; крупную веронику, имеющую бархатисто-опушенные стебли и короткие остроконечные зубчатые
листья.
— Примеч. авт.] Иные, еще обросшие
листьями внизу, словно с упреком и отчаянием поднимали кверху свои безжизненные, обломанные ветви; у других из листвы, еще довольно густой, хотя не обильной, не избыточной по-прежнему, торчали толстые, сухие, мертвые сучья; с иных
уже кора долой спадала; иные наконец вовсе повалились и гнили, словно трупы, на земле.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие
листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников,
уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Но Владимиру было
уж не до возражений: он дрожал, как
лист, зуб на зуб не попадал, и совершенно бессмысленно улыбался. Куда девалось его красноречие, его чувство тонкого приличия и собственного достоинства!
Я глядел тогда на зарю, на деревья, на зеленые мелкие
листья,
уже потемневшие, но еще резко отделявшиеся от розового неба; в гостиной, за фортепьянами, сидела Софья и беспрестанно наигрывала какую-нибудь любимую, страстно задумчивую фразу из Бетховена; злая старуха мирно похрапывала, сидя на диване; в столовой, залитой потоком алого света, Вера хлопотала за чаем; самовар затейливо шипел, словно чему-то радовался; с веселым треском ломались крендельки, ложечки звонко стучали по чашкам; канарейка, немилосердно трещавшая целый день, внезапно утихала и только изредка чирикала, как будто о чем-то спрашивала; из прозрачного, легкого облачка мимоходом падали редкие капли…
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце
уж не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь еще белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие покоробленные
листья, — когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро кружатся над ней…
Бледно-серое небо светлело, холодело, синело; звезды то мигали слабым светом, то исчезали; отсырела земля, запотели
листья, кое-где стали раздаваться живые звуки, голоса, и жидкий, ранний ветерок
уже пошел бродить и порхать над землею.
Там недавно срубленные осины печально тянулись по земле, придавив собою и траву и мелкий кустарник; на иных
листья еще зеленые, но
уже мертвые, вяло свешивались с неподвижных веток; на других они
уже засохли и покоробились.
Та м и сям среди кустарников высились: зонтичная ангелика, вороний глаз с расходящимися во все стороны
узкими ланцетовидными
листьями и особый вид папоротника с
листьями, напоминающими развернутое орлиное крыло, и вследствие этого называемый в просторечии «орляком».
Из таких вьющихся растений можно указать на
уже знакомую коломикту и лимонник с запахом и вкусом, действительно напоминающими лимон. В сырых местах росли папоротник, чистоуст с красным пушком на стеблях, что придает растению весьма эффектный вид, и целые заросли гигантского белокопытника.
Листья его большие, раздельнозубчатые, сверху бледно-зеленые, внизу матово-бледные. Весной это самое лакомое блюдо медведей.
Вера Павловна опять села и сложила руки, Рахметов опять положил перед ее глазами записку. Она двадцать раз с волнением перечитывала ее. Рахметов стоял подле ее кресла очень терпеливо, держа рукою угол
листа. Так прошло с четверть часа. Наконец, Вера Павловна подняла руку
уже смирно, очевидно, не с похитительными намерениями, закрыла ею глаза: «как он добр, как он добр!» проговорила она.
В самом деле, на третьем уроке Акулина разбирала
уже по складам «Наталью, боярскую дочь», прерывая чтение замечаниями, от которых Алексей истинно был в изумлении, и круглый
лист измарала афоризмами, выбранными из той же повести.
Стойте!
Обманщик Лель, зачем же я ждала,
Плела венок? Ведь не затем, чтоб после
Смочить его слезами. Ты
уж так бы
Сказал тогда: Снегурочка, плети,
Плети венок и плачь, роняй слезинки
На каждый
лист, на каждый лепесток!
А ты манил.
Теперь я привык к этим мыслям, они
уже не пугают меня. Но в конце 1849 года я был ошеломлен ими, и, несмотря на то что каждое событие, каждая встреча, каждое столкновение, лицо — наперерыв обрывали последние зеленые
листья, я еще упрямо и судорожно искал выхода.
Раз, — ну вот, право, как будто теперь случилось, — солнце стало
уже садиться; дед ходил по баштану и снимал с кавунов
листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце.
Петро хотел было спросить… глядь — и нет
уже его. Подошел к трем пригоркам; где же цветы? Ничего не видать. Дикий бурьян чернел кругом и глушил все своею густотою. Но вот блеснула на небе зарница, и перед ним показалась целая гряда цветов, все чудных, все невиданных; тут же и простые
листья папоротника. Поусомнился Петро и в раздумье стал перед ними, подпершись обеими руками в боки.
Одиноко сидел в своей пещере перед лампадою схимник и не сводил очей с святой книги.
Уже много лет, как он затворился в своей пещере.
Уже сделал себе и дощатый гроб, в который ложился спать вместо постели. Закрыл святой старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый
лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его лицо.
Но еще не успели козаки сесть на коней и зарядить мушкеты, а
уже ляхи, будто упавший осенью с дерева на землю
лист, усеяли собою гору.
Улица была в тени, но за огородами, между двумя черными крышами, поднималась луна, и на ней резко обрисовывались черные ветки дерева,
уже обнаженного от
листьев.
Их еще нет, над ними еще колышутся другие
листья и стебли, а между тем там
уже все готово для нового растения.
Но вот наконец я сдал экзамен в третий класс, получил в награду Евангелие, Басни Крылова в переплете и еще книжку без переплета, с непонятным титулом — «Фата-Моргана», дали мне также похвальный
лист. Когда я принес эти подарки домой, дед очень обрадовался, растрогался и заявил, что всё это нужно беречь и что он запрет книги в укладку себе. Бабушка
уже несколько дней лежала больная, у нее не было денег, дед охал и взвизгивал...
Общество
уже настолько разнообразно и интеллигентно, что в Александровске, например, в 1888 г. могли в любительском спектакле поставить «Женитьбу»; когда здесь же, в Александровске, в большие праздники, по взаимному соглашению, чиновники и офицеры заменяют визиты денежными взносами в пользу бедных семейных каторжных или детей, то на подписном
листе обыкновенно число подписей доходит до 40.
Общий признак старости дерев, даже при зеленых, но
уже редких
листьях — повисшие книзу главные сучья; этот признак всего заметнее в березе, когда ей исполнится сто лет] При своем падении они согнули и поломали молодые соседние деревья, которые, несмотря на свое уродство, продолжают расти и зеленеть, живописно искривясь набок, протянувшись по земле или скорчась в дугу.
Водяной цвет, называемый зеленью около Москвы и шмарою в Оренбургской губернии, которым ежегодно во время лета покрываются непроточные пруды, озера и болота, который появляется и на реках, по разбивается и уносится быстрым их течением, — водяной цвет, соединяясь с перегнивающими водяными растениями, древесными иглами и
листьями, составляет
уже довольно густую массу, плавающую на воде.
— Благодарю вас, — тихо продолжал Ипполит, — а вы садитесь напротив, вот и поговорим… мы непременно поговорим, Лизавета Прокофьевна, теперь
уж я на этом стою… — улыбнулся он ей опять. — Подумайте, что сегодня я в последний раз и на воздухе, и с людьми, а чрез две недели наверно в земле. Значит, это вроде прощания будет и с людьми, и с природой. Я хоть и не очень чувствителен, а, представьте себе, очень рад, что это всё здесь в Павловске приключилось: все-таки хоть на дерево в
листьях посмотришь.
— Ипполит, — сказал князь, — закройте вашу рукопись и отдайте ее мне, а сами ложитесь спать здесь, в моей комнате. Мы поговорим пред сном и завтра; но с тем, чтоб
уж никогда не развертывать эти
листы. Хотите?
Вот тут, под окном, коренастый лопух лезет из густой травы, над ним вытягивает зоря свой сочный стебель, богородицыны слезки еще выше выкидывают свои розовые кудри; а там, дальше, в полях, лоснится рожь, и овес
уже пошел в трубочку, и ширится во всю ширину свою каждый
лист на каждом дереве, каждая травка на своем стебле.
Наполнились альбомы и стихами и прозой. В моем остались стихи Пушкина. Они
уже приведены вполне на 6-м
листе этого рассказа.