Неточные совпадения
—
Вижу…
вижу, — сказала она лукаво. — Снимите
маску, полноте притворяться…
Он пошел в мастерскую профессора и
увидел снившуюся ему картину: запыленную комнату, завешанный свет, картины,
маски, руки, ноги, манекен… все.
«Нет, его теперь так отпустить невозможно, — думал про себя Ганя, злобно посматривая дорогой на князя, — этот плут выпытал из меня всё, а потом вдруг снял
маску… Это что-то значит. А вот мы
увидим! Всё разрешится, всё, всё! Сегодня же!»
Она вспомнила, что то же самое умиротворенное выражение она
видела на
масках великих страдальцев — Пушкина и Наполеона.
Ченцов очень хорошо
видел, что в настоящие минуты она была воск мягкий, из которого он мог вылепить все, что ему хотелось, и у него на мгновение промелькнула было в голове блажная мысль отплатить этому подлецу Крапчику за его обыгрыванье кое-чем почувствительнее денег; но, взглянув на Катрин, он сейчас же отказался от того, смутно предчувствуя, что смирение ее перед ним было не совсем искреннее и только на время надетая
маска.
— О! А! — воскликнула она с серьезным недоумением. — Я не так самонадеянна, чтобы отрицать дальше. Увы,
маска не защита. Я поражена, потому что
вижу вас первый раз в жизни. И я должна увенчать ваш триумф.
— Да это карнавал! — сказал я, отвечая возгласам Дэзи. — Они в
масках; вы
видите, что женщины в
масках!
К чему! мое лицо вам так же неизвестно,
Как
маска — и я сам вас
вижу в первый раз.
У стены, заросшей виноградом, на камнях, как на жертвеннике, стоял ящик, а из него поднималась эта голова, и, четко выступая на фоне зелени, притягивало к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их
видел, тупые глаза, вздрагивал широкий, приплюснутый нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые губы, открывая два ряда хищных зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали большие, чуткие, звериные уши — эту страшную
маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы негра.
— Знаю! Всяк себя чем-нибудь украшает, но это —
маска!
Вижу я — дядюшка мой с богом торговаться хочет, как приказчик на отчёте с хозяином. Твой папаша хоругви в церковь пожертвовал, — заключаю я из этого, что он или объегорил кого-нибудь, или собирается объегорить… И все так, куда ни взгляни… На тебе грош, а ты мне пятак положь… Так и все морочат глаза друг другу да оправданья себе друг у друга ищут. А по-моему — согрешил вольно или невольно, ну и — подставляй шею…
В маленькой комнате, тесно заставленной ящиками с вином и какими-то сундуками, горела, вздрагивая, жестяная лампа. В полутьме и тесноте Лунёв не сразу увидал товарища. Яков лежал на полу, голова его была в тени, и лицо казалось чёрным, страшным. Илья взял лампу в руки и присел на корточки, освещая избитого. Синяки и ссадины покрывали лицо Якова безобразной тёмной
маской, глаза его затекли в опухолях, он дышал тяжело, хрипел и, должно быть, ничего не
видел, ибо спросил со стоном...
Вкрасться в дом под чужим именем, наблюдать из-под лакейской
маски интимную жизнь, все
видеть и слышать, чтобы потом непрошено изобличить во лжи, — все это, скажете вы, похоже на воровство.
Скрыть это и носить в этом отношении
маску князь
видел, что на этот, по крайней мере, день в нем недостанет сил, — а потому он счел за лучшее остаться дома, просидел на прежнем своем месте весь вечер и большую часть ночи, а когда на другой день случайно
увидел в зеркале свое пожелтевшее и измученное лицо, то почти не узнал себя.
— И, полноте! Вы
видите, что я в маскерадном платье, а
масок по именам не называют. Что ты, Миронов? — продолжал офицер, увидя входящего казака.
У моих ног я
увидел разбросанные бессмысленные глаза существ с мордами, напоминающими страшные
маски.
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается в природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую
маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng) прекрасного в природе, и строже всмотримся в предмет; искажающая случайность вносит в прекрасную, по-видимому, группировку нескольких предметов много такого, что вредит ее полной красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и в отдельный предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы
видим, что ничто не изъято от ее владычества.
Наивность простого человека погибает, как скоро касается до него цивилизация; народные песни исчезают, когда обращают на них внимание, начинают собирать их; живописный костюм полудиких народов перестает им нравиться, когда они
видят кокетливый фрак живописца, пришедшего изучать их; если цивилизация, прельстившись живописным нарядом, хочет сохранить его, он уже обратился в
маску, и народ покидает его.
Из дневника Бессонова. Я жду, что будет. Я был недавно там и
видел их вместе. Всей силы воли, какая у меня есть, было недостаточно, чтобы продолжать носить на себе надетую мною
маску равнодушия и вежливости: я почувствовал, что если пробуду еще четверть часа, то сброшу ее и покажу им самого себя.
Полно врать.
Смотри. Ты
видишь этого гидальго[15],
В плаще и
маске, что минут уж с пять
Взад и вперед все ходит перед нами?
Спроси его, чего он хочет.
У Борисовых детей были игрушки, которых я ужасно боялся. Это было собрание самых безобразных и страшных
масок, с горбатыми красными носами и оскаленными зубами. Страшнее всего для меня были черные эфиопы с бровями из заячьего пуху. Хотя я и
видел с изнанки простую бумагу, но стоило кому-нибудь надеть эфиопа, и я убегал, подымая ужасный крик.
Незнакомка в
маске. Бог вас простит, маркиз, прощаю и я. Пожалуйте со мной, я отвезу вас к тому месту, где мы встретились. Вы позволите вам опять завязать глаза, потому что почтенное общество не хочет, чтобы кто-нибудь
видел дорогу к месту их заседаний.
Глаза, устремленные вперед, блистали тем страшным блеском, которым иногда блещут живые глаза сквозь прорези черной
маски; испытующий и укоризненный луч их, казалось, следовал за вами во все углы комнаты, и улыбка, растягивая узкие и сжатые губы, была более презрительная, чем насмешливая; всякий раз, когда Жорж смотрел на эту голову, он
видел в ней новое выражение; — она сделалась его собеседником в минуты одиночества и мечтания — и он, как партизан Байрона, назвал ее портретом Лары.
— Увлекся, вроде как бы полюбил! Но теперь
вижу, что напрасно я стараюсь ноль возвести в квадратную степень. То была
маска, вызвавшая во мне фальшивую тревогу. Яркий румянец невинности оказывается суриком, поцелуй любви — просьбой купить новое платье… Я взял ее в дом, как жену, она же держит себя, как любовница, которой платят деньги. Но теперь шабаш! Смиряю в душе тревогу и начинаю
видеть в Ольге любовницу… Шабаш!
Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью в природе
видеть лишь мертвую пустыню под покрывалом красоты, как под обманчивой
маской; помимо собственного сознания, она не мирилась с природой без Бога.
Схвачено звериное и человеческое, но оно не слито в ту необыкновенную
маску, которая теперь, на расстоянии, когда Я не
вижу самого кардинала X. и не слышу его трудного хохота, начинает крайне неприятно волновать Меня.
Там можно было
видеть веселого старика с наружностью отставного унтера, в черном сюртуке — дядю императора, окруженного всегда разноцветными домино. Тут же прохаживался с
маской под руку и тогдашний первый министр Бейст, взятый на австрийскую службу из Саксонии — для водворения равновесия в потрясенной монархии Габсбургов.
Никто не
видел лица конвойного, и ужас пролетел по зале невидимкой, как бы в
маске. Судебный пристав тихо поднялся с места и на цыпочках, балансируя рукой, вышел из залы. Через полминуты послышались глухие шаги и звуки, какие бывают при смене часовых.
Куртка обернулась…
вижу: женщина в крошечной
маске. Я ее сейчас узнала. Это знаменитая L***. Она из актрис попала теперь в простые камелии. Une femme abjecte, à ce qu'on dit [Подлая женщина, как говорят (фр.).]. И какая она дрянная вблизи… худая, как спичка. Губы накрашены до гадости.
— Да как же вы их
видите? Ведь они под
масками.
Этот приказ развязал руки качальщиков. Надо было
видеть, как летали турок, чертенок, капуцин и прочие
маски.
Видеть друг друга заключенные не могли, так как в коридорах им было строго запрещено оглядываться, да и кроме того, каждый из них до выхода из своей камеры, куда бы он ни выходил, обязан был надеть имеющуюся у каждого
маску с капюшоном, закрывающим совершенно не только лицо, но и всю голову.
— Ну и прекрасно, — уж тоном горького успокоения промолвила Юлия Федоровна, — будемте о чем-нибудь другом говорить… А то, что за трагедия в самом деле?.. Я только что каталась… и так много мы смеялись!.. а через полчаса я в маскарад; вы
видите, я одета так, что мне только
маску надеть; да я нынче
маски не надену: мне душно, у меня лицо горит… я спущу с капюшона двойную вуаль и буду интриговать вашего приятеля, генерала Крафта…
Вижу около директорской ложи, где самая сильная давка, стоит Домбрович. С ним говорят две
маски. Одна — маленькая, в ярко-каштановом домино, с кружевами, очень вертлявая, наверно, француженка. Другая высокая, почти с него ростом, в черном, тоже вся в кружевах. Мне не хотелось верить, но что-то такое говорило мне, что это Clémence. Я довольно насмотрелась на нее: наши ложи, в Михайловском театре, — рядом.
Вместо лица
вижу у него
маску.
Он молча отшатывается — и на мгновение
видит и понимает все. Слышит трупный запах; понимает, что народ бежал в страхе, и в церкви только он да мертвец;
видит, что за окнами темно, но не догадывается — почему, и отворачивается. Мелькает воспоминание о чем-то ужасно далеком, о каком-то весеннем смехе, прозвучавшем когда-то и смолкшем. Вспоминается вьюга. Колокол и вьюга. И неподвижная
маска идиота. Их двое, их двое, их двое…
И каждый человек, как я это познал и
увидел, был подобен тому богатому и знатному господину, который устроил пышный маскарад в замке своем и осветил замок огнями; и съехались отовсюду странные
маски, и, любезно кланяясь, приветствовал их господин, тщетно вопрошая, кто это; и приходили новые, все более странные, все более ужасные, и все любезнее кланялся господин, шатаясь от усталости и страха.