Неточные совпадения
Павел, все это время ходивший по коридору и повторявший умственно и, если можно так выразиться, нравственно свою роль, вдруг услышал плач в женской уборной. Он вошел туда и
увидел, что на диване сидел, развалясь, полураздетый из женского костюма Разумов, а на креслах маленький Шишмарев, совсем еще не одетый для
Маруси. Последний заливался горькими слезами.
Прошло еще несколько дней. Члены «дурного общества» перестали являться в город, и я напрасно шатался, скучая, по улицам, ожидая их появления, чтобы бежать на гору. Один только «профессор» прошел раза два своею сонною походкой, но ни Туркевича, ни Тыбурция не было видно. Я совсем соскучился, так как не
видеть Валека и
Марусю стало уже для меня большим лишением. Но вот, когда я однажды шел с опущенною головою по пыльной улице, Валек вдруг положил мне на плечо руку.
— Валек! — тихо обрадовалась
Маруся,
увидев брата.
— Извините, господа! Дикая она у меня, — сказал Степан с оттенком самодовольства, заметив, что мы любуемся его
Марусей. — Она,
видите, думала, что вы — приискатели.
Я очнулся точно после странного сна… Над слободкой опять играли последние лучи скупого осеннего солнца… Люди еще волновались, громко обсуждая значение странного явления. В дверях нашей избы стояла
Маруся с омертвевшим, испуганным лицом… Она опять показалась мне постаревшей и изменившейся…
Увидев, что Степан запряг лошадь, она наскоро собрала свои пожитки и, не прощаясь, не глядя на меня, как будто болезненно стыдясь показать свое лицо, вышла из избы и села в телегу.
Егорушка, бледно-зеленый, растрепанный, сильно похудевший, лежал под тяжелым байковым одеялом, тяжело дышал, дрожал и метался. Голова и руки его ни на минуту не оставались в покое, двигались и вздрагивали. Из груди вырывались стоны. На усах висел маленький кусочек чего-то красного, по-видимому крови. Если бы
Маруся нагнулась к его лицу, она
увидела бы ранку на верхней губе и отсутствие двух зубов на верхней челюсти. От всего тела веяло жаром и спиртным запахом.
Они не
видели и не слышали, с каким кряхтеньем и бормотаньем старый Никифор отпирал свой сундучок, когда
Маруся занимала у него денег на завтрашний обед. Этим пошлым и тупым людям, князю и его мещанке, никакого дела не было до всего этого!
Княжна говорила, что есть мелкие, и отдавала последнее. Егорушка и Калерия ели и пили, и не
видели, как часы, кольца и серьги
Маруси, вещь за вещью, уходили в ссуду, как продавались старьевщикам ее дорогие платья.
Маруся видела и понимала этот апогей распутства… Бесцеремонность Калерии тоже шла crescendo.
Княжна подошла к дому Топоркова и робко, с замиранием сердца, дернула за звонок. Через минуту за дверью послышались шаги.
Маруся почувствовала, что у нее леденеют и подгибаются ноги. В двери щелкнул замок, и
Маруся увидела перед собой вопросительное лицо смазливой горничной.
И все трое посмотрели в окно на коляску, в которую садилась знаменитость в большой медвежьей шубе. Княгиня покраснела от зависти, а Егорушка значительно подмигнул глазом и свистнул.
Маруся не
видела коляски. Ей некогда было
видеть ее: она рассматривала доктора, который произвел на нее сильнейшее впечатление. На кого не действует новизна?
— Ну, птички, ну, рыбки мои! Ну, пичужечки милые, что поделывали без меня? Феничка, плутишка моя! Сколько книжек проглотила, пока я пять месяцев за границей была? А ты, Любаша, как в рукоделиях преуспеваешь?
Маруся Крымцева! Кра-са-ви-ца по-прежнему? Все цветешь, как роза, прелесть моя! А Паланя? Цыганочка черноокая! Все в рукоделии преуспеваешь? Оня Лихарева, башибузук ты этакий! Толстеет все и свежеет, шалунишка этакая! А Дорушка, где наша умница-разумница? Не
вижу Дорушки!
— Ха-ха-ха! — залилась
Маруся. — Ну, дети мои, теперь уже решено: мы не
увидим конфет как своих ушей.
Сейчас, сейчас я
увижу своих: мою Ольгу, печальную, серьезную Саню, веселую
Марусю, нарядную Ксению, длинного Боба, Борю Коршунова, Федю, Володю, Костю. Жаль, что Васи Рудольфа нет с нами и Лили тоже.
Я
вижу черные, как траурная фата, волосы и глаза цвета угля, огромные глаза итальянки. Я приковываюсь взглядом к этим глазам и начинаю свою речь, трепеща от волнения. Ольга в грациознейшем реверансе склоняется перед нею и передает букет. Саня и
Маруся делают тоже по глубокому поклону.