Неточные совпадения
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из
них все то, что переведено по-русски.
Они,
правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание
видеть тебя столько счастливу, сколько
в свете быть возможно.
«Неужели это
правда?» подумал Левин и оглянулся на невесту.
Ему несколько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному движению ее губ и ресниц
он знал, что она почувствовала
его взгляд. Она не оглянулась, но высокий сборчатый воротничок зашевелился, поднимаясь к ее розовому маленькому уху.
Он видел, что вздох остановился
в ее груди, и задрожала маленькая рука
в высокой перчатке, державшая свечу.
Он знал только, что сказал ей
правду, что
он ехал туда, где была она, что всё счастье жизни, единственный смысл жизни
он находил теперь
в том, чтобы
видеть и слышать ее.
— Нет, так я, напротив, оставлю
его нарочно у нас всё лето и буду рассыпаться с
ним в любезностях, — говорил Левин, целуя ее руки. — Вот
увидишь. Завтра… Да,
правда, завтра мы едем.
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул о том, что должен был переменить много мест и должностей, что много потерпел за
правду, что даже самая жизнь
его была не раз
в опасности со стороны врагов, и много еще рассказал
он такого, из чего Тентетников мог
видеть, что гость
его был скорее практический человек.
На вопрос, точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку и
правда ли, что
он сам взялся помогать и участвовать
в этом деле, Ноздрев отвечал, что помогал и что если бы не
он, то не вышло бы ничего, — тут
он и спохватился было,
видя, что солгал вовсе напрасно и мог таким образом накликать на себя беду, но языка никак уже не мог придержать.
Во власти такого чувства был теперь Грэй;
он мог бы,
правда, сказать: «Я жду, я
вижу, я скоро узнаю…» — но даже эти слова равнялись не большему, чем отдельные чертежи
в отношении архитектурного замысла.
Видите, барыни, — остановился
он вдруг, уже поднимаясь на лестницу
в нумера, — хоть
они у меня там все пьяные, но зато все честные, и хоть мы и врем, потому ведь и я тоже вру, да довремся же, наконец, и до
правды, потому что на благородной дороге стоим, а Петр Петрович… не на благородной дороге стоит.
— Как попали! Как попали? — вскричал Разумихин, — и неужели ты, доктор, ты, который прежде всего человека изучать обязан и имеешь случай, скорей всякого другого, натуру человеческую изучить, — неужели ты не
видишь, по всем этим данным, что это за натура этот Николай? Неужели не
видишь, с первого же разу, что все, что
он показал при допросах, святейшая
правда есть? Точнехонько так и попали
в руки, как
он показал. Наступил на коробку и поднял!
Он враг всех излияний; многие
его даже осуждают за такую твердость
его нрава и
видят в ней признак гордости или бесчувствия; но подобных
ему людей не приходится мерить обыкновенным аршином, не
правда ли?
Аркадий сказал
правду: Павел Петрович не раз помогал своему брату; не раз,
видя, как
он бился и ломал себе голову, придумывая, как бы извернуться, Павел Петрович медленно подходил к окну и, засунув руки
в карманы, бормотал сквозь зубы: «Mais je puis vous donner de l'argent», [Но я могу дать тебе денег (фр.).] — и давал
ему денег; но
в этот день у
него самого ничего не было, и
он предпочел удалиться.
—
Правду говоря, — нехорошо это было
видеть, когда
он сидел верхом на спине Бобыля. Когда Григорий злится, лицо у
него… жуткое! Потом Микеша плакал. Если б
его просто побили,
он бы не так обиделся, а тут — за уши! Засмеяли
его, ушел
в батраки на хутор к Жадовским. Признаться — я рада была, что ушел,
он мне
в комнату всякую дрянь через окно бросал — дохлых мышей, кротов, ежей живых, а я страшно боюсь ежей!
Была
в этой фразе какая-то внешняя
правда, одна из тех
правд, которые
он легко принимал, если находил
их приятными или полезными. Но здесь, среди болот, лесов и гранита,
он видел чистенькие города и хорошие дороги, каких не было
в России,
видел прекрасные здания школ, сытый скот на опушках лесов;
видел, что каждый кусок земли заботливо обработан, огорожен и всюду упрямо трудятся, побеждая камень и болото, медлительные финны.
Бальзаминов. Ну вот всю жизнь и маяться. Потому, маменька, вы рассудите сами,
в нашем деле без счастья ничего не сделаешь. Ничего не нужно, только будь счастье. Вот уж правду-то русская пословица говорит: «Не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив». А все-таки я, маменька, не унываю. Этот сон… хоть я
его и не весь
видел, — черт возьми эту Матрену! — а все-таки я от
него могу ожидать много пользы для себя. Этот сон, если рассудить, маменька, много значит, ох как много!
— Что ты затеваешь? Боже тебя сохрани! Лучше не трогай! Ты станешь доказывать, что это неправда, и, пожалуй, докажешь.
Оно и не мудрено, стоит только справиться, где был Иван Иванович накануне рожденья Марфеньки. Если
он был за Волгой, у себя, тогда люди спросят, где же
правда!.. с кем она
в роще была? Тебя Крицкая
видела на горе одного, а Вера была…
Вглядевшись и вслушавшись во все, что проповедь юного апостола выдавала за новые
правды, новое благо, новые откровения, она с удивлением
увидела, что все то, что было
в его проповеди доброго и верного, — не ново, что
оно взято из того же источника, откуда черпали и не новые люди, что семена всех этих новых идей, новой «цивилизации», которую
он проповедовал так хвастливо и таинственно, заключены
в старом учении.
Между тем она, по страстной, нервной натуре своей, увлеклась
его личностью, влюбилась
в него самого,
в его смелость,
в самое это стремление к новому, лучшему — но не влюбилась
в его учение,
в его новые
правды и новую жизнь, и осталась верна старым, прочным понятиям о жизни, о счастье.
Он звал к новому делу, к новому труду, но нового дела и труда, кроме раздачи запрещенных книг, она не
видела.
— И
правду сказать, есть чего бояться предков! — заметила совершенно свободно и покойно Софья, — если только
они слышат и
видят вас! Чего не было сегодня! и упреки, и declaration, [признание (фр.).] и ревность… Я думала, что это возможно только на сцене… Ах, cousin… — с веселым вздохом заключила она, впадая
в свой слегка насмешливый и покойный тон.
Он это
видел, гордился своим успехом
в ее любви, и тут же падал, сознаваясь, что, как
он ни бился развивать Веру, давать ей свой свет, но кто-то другой, ее вера, по ее словам, да какой-то поп из молодых, да Райский с своей поэзией, да бабушка с моралью, а еще более — свои глаза, свой слух, тонкое чутье и женские инстинкты, потом воля — поддерживали ее силу и давали ей оружие против
его правды, и окрашивали старую, обыкновенную жизнь и
правду в такие здоровые цвета, перед которыми казалась и бледна, и пуста, и фальшива, и холодна — та
правда и жизнь, какую
он добывал себе из новых, казалось бы — свежих источников.
— Право, заметили и втихомолку торжествуете, да еще издеваетесь надо мной, заставляя высказывать вас же самих. Вы знаете, что я говорю
правду, и
в словах моих
видите свой образ и любуетесь
им.
Видишь ли, Вера, как прекрасна страсть, что даже один след ее кладет яркую печать на всю жизнь, и люди не решаются сознаться
в правде — то есть что любви уже нет, что
они были
в чаду, не заметили, прозевали ее, упиваясь, и что потом вся жизнь
их окрашена
в те великолепные цвета, которыми горела страсть!..
— Давеча я проговорился мельком, что письмо Тушара к Татьяне Павловне, попавшее
в бумаги Андроникова, очутилось, по смерти
его,
в Москве у Марьи Ивановны. Я
видел, как у вас что-то вдруг дернулось
в лице, и только теперь догадался, когда у вас еще раз, сейчас, что-то опять дернулось точно так же
в лице: вам пришло тогда, внизу, на мысль, что если одно письмо Андроникова уже очутилось у Марьи Ивановны, то почему же и другому не очутиться? А после Андроникова могли остаться преважные письма, а? Не
правда ли?
Это
правда,
он готов был носить белье по два дня, что даже огорчало мать; это у
них считалось за жертву, и вся эта группа преданных женщин прямо
видела в этом подвиг.
Те, которые мы
видели, нельзя есть:
они,
правда, велики, но жестки и годны на варенье или
в компот.
Правду говорили мне
в Аяне! Иногда якут вдруг остановится,
видя, что не туда завел, впереди все одно: непроходимое и бесконечное топкое болото, дорожки не видать, и мы пробираемся назад. Пытка! Кучер Иван пытается утешать, говорит, что «никакая дорога без лужи не бывает, сколько
он ни езжал». Это
правда.
— Не
правда ли? — обратилась Мисси к Нехлюдову, вызывая
его на подтверждение своего мнения о том, что ни
в чем так не виден характер людей, как
в игре. Она
видела на
его лице то сосредоточенное и, как ей казалось, осудительное выражение, которого она боялась
в нем, и хотела узнать, чем
оно вызвано.
— Если вы меня не хотите
видеть, то
увидите удивительную актрису, — отвечая на смысл
его слов, сказала Mariette. — Не
правда ли, как она хороша была
в последней сцене? — обратилась она к мужу.
— Здравствуйте пожалуйста, — сказал Иван Петрович, встречая
его на крыльце. — Очень, очень рад
видеть такого приятного гостя. Пойдемте, я представлю вас своей благоверной. Я говорю
ему, Верочка, — продолжал
он, представляя доктора жене, — я
ему говорю, что
он не имеет никакого римского права сидеть у себя
в больнице,
он должен отдавать свой досуг обществу. Не
правда ли, душенька?
Душа русской интеллигенции отвращается от
него и не хочет
видеть даже доли
правды, заключенной
в нем.
Преобразующую же
правду нужно
видеть не столько
в том, чтобы человек ставил себе благостную цель, осуществляя ее средствами, непохожими на цель, сколько
в том, чтобы
он излучал благостную энергию.
Он видит в католичестве
правду, с которой православный мир должен воссоединиться.
Мы
видели еще сегодня здесь,
в этой зале, что непосредственная сила
правды еще живет
в его молодом сердце, что еще чувства семейной привязанности не заглушены
в нем безверием и нравственным цинизмом, приобретенным больше по наследству, чем истинным страданием мысли.
Но все эти три лица сами этих денег, однако, не видали,
видел опять-таки лишь Смердяков, но тут сам собою вопрос: если и
правда, что
они были и что
видел их Смердяков, то когда
он их видел в последний раз?
Воистину, если не говорят сего (ибо не умеют еще сказать сего), то так поступают, сам
видел, сам испытывал, и верите ли: чем беднее и ниже человек наш русский, тем и более
в нем сей благолепной
правды заметно, ибо богатые из
них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло!
«Великую, — продолжает
он, —
вижу в вас силу характера, ибо не побоялись истине послужить
в таком деле,
в каком рисковали, за свою
правду, общее презрение от всех понести».
Китайцы
в рыбной фанзе сказали
правду. Только к вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку.
В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу
в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и
увидел его профиль.
В такой поздний час
он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились
в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе,
они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал
им, что случилось с нами
в дороге, а
они мне говорили о том, как работали на Санхобе.
— А и это на
правду похоже, Петровна: отчего же на чужих-то жен зарятся? Оттого, что
их в наряде
видят, а свою
в безобразии. Так
в писании говорится,
в притчах Соломоних. Премудрейший царь был.
Она сейчас же
увидела бы это, как только прошла бы первая горячка благодарности; следовательно, рассчитывал Лопухов,
в окончательном результате я ничего не проигрываю оттого, что посылаю к ней Рахметова, который будет ругать меня, ведь она и сама скоро дошла бы до такого же мнения; напротив, я выигрываю
в ее уважении: ведь она скоро сообразит, что я предвидел содержание разговора Рахметова с нею и устроил этот разговор и зачем устроил; вот она и подумает: «какой
он благородный человек, знал, что
в те первые дни волнения признательность моя к
нему подавляла бы меня своею экзальтированностью, и позаботился, чтобы
в уме моем как можно поскорее явились мысли, которыми облегчилось бы это бремя; ведь хотя я и сердилась на Рахметова, что
он бранит
его, а ведь я тогда же поняла, что,
в сущности, Рахметов говорит
правду; сама я додумалась бы до этого через неделю, но тогда это было бы для меня уж не важно, я и без того была бы спокойна; а через то, что эти мысли были высказаны мне
в первый же день, я избавилась от душевной тягости, которая иначе длилась бы целую неделю.
— Да вот как, ваше сиятельство: бывало,
увидит он, села на стену муха: вы смеетесь, графиня? Ей-богу,
правда. Бывало,
увидит муху и кричит: Кузька, пистолет! Кузька и несет
ему заряженный пистолет.
Он хлоп, и вдавит муху
в стену!
Ну, пришло новое царствование, Орлов,
видите,
в силе, то есть я не знаю, насколько это
правда… так думают, по крайней мере; знают, что
он мой наследник, и внучка-то меня любит, ну, вот и пошла такая дружба — опять готовы подавать шубу и калоши.
Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка,
видел, что месяц ни с сего ни с того танцевал на небе, и уверял с божбою
в том все село; но миряне качали головами и даже подымали
его на смех.
Я только думая, что можно бы изобразить все
в той простоте и
правде, как я теперь это
вижу, и что история мальчика, подобного мне, и людей,
его окружающих, могла бы быть интереснее и умнее графа Монте — Кристо.
Аня. Мама!.. Мама, ты плачешь? Милая, добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя… я благословляю тебя. Вишневый сад продан,
его уже нет, это
правда,
правда, но не плачь, мама, у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа… Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты
увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце
в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!..
Но,
видя правду в простом народе,
в крестьянстве,
они пытались подражать народному быту.
Толстой был менее всего националистом, но
он видел великую
правду в русском народе.
— Вот,
видишь ли, — заговорила она смущенно, —
он говорит, что различает некоторую разницу
в окраске аиста, только не может ясно понять,
в чем эта разница… Право,
он сам первый заговорил об этом, и мне кажется, что это
правда…
Правда, тяжело нам дышать под мертвящим давлением самодурства, бушующего
в разных видах, от первой до последней страницы Островского; но и окончивши чтение, и отложивши книгу
в сторону, и вышедши из театра после представления одной из пьес Островского, — разве мы не
видим наяву вокруг себя бесчисленного множества тех же Брусковых, Торцовых, Уланбековых, Вышневских, разве не чувствуем мы на себе
их мертвящего дыхания?..
— Да и не то что слышал, а и сам теперь
вижу, что
правда, — прибавил
он, — ну когда ты так говорил, как теперь? Ведь этакой разговор точно и не от тебя. Не слышал бы я о тебе такого, так и не пришел бы сюда; да еще
в парк,
в полночь.
— Что! что! Этих мыслей мы не понимаем? — закричал Бычков, давно уже оравший во всю глотку. — Это мысль наша родная; мы с ней родились; ее сосали
в материнском молоке. У нас
правда по закону свята, принесли ту
правду наши деды через три реки на нашу землю. Еще Гагстгаузен это
видел в нашем народе. Вы думаете там,
в Польше, что
он нам образец?..
Он нам тьфу! — Бычков плюнул и добавил: — вот что это
он нам теперь значит.
— Но так увлекаться невозможно, тут что-нибудь да есть, и только что
он приедет, я заставлю
его объяснить это дело. Но более всего меня удивляет, что вы как будто и меня
в чем-то обвиняете, тогда как меня даже здесь и не было. А впрочем, Наталья Николаевна, я
вижу, вы на
него очень сердитесь, — и это понятно! Вы имеете на то все права, и… и… разумеется, я первый виноват, ну хоть потому только, что я первый подвернулся; не
правда ли? — продолжал
он, обращаясь ко мне с раздражительною усмешкою.