Неточные совпадения
Я не мог надеяться на взаимность, да и не думал о ней: душа моя и без того была преисполнена счастием. Я не понимал, что за чувство любви, наполнявшее мою душу отрадой, можно было бы
требовать еще большего счастия и желать чего-нибудь, кроме того, чтобы чувство это никогда не прекращалось. Мне и так было хорошо. Сердце билось, как голубь,
кровь беспрестанно приливала к нему, и хотелось плакать.
[Нигилист чистых
кровей, мой дорогой! (фр.)]), так я с ним откровенно об этом говорил: «Правда ли, спрашиваю, господин Благосклонов, что вы сто тысяч голов
требуете?» — «Никогда, говорит, ваше сиятельство, этого не бывало!..»
Суди же сама: могу ли я оставить это все в руках другого, могу ли я позволить ему располагать тобою? Ты, ты будешь принадлежать ему, все существо мое,
кровь моего сердца будет принадлежать ему — а я сам… где я? что я? В стороне, зрителем… зрителем собственной жизни! Нет, это невозможно, невозможно! Участвовать, украдкой участвовать в том, без чего незачем, невозможно дышать… это ложь и смерть. Я знаю, какой великой жертвы я
требую от тебя, не имея на то никакого права, да и что может дать право на жертву?
Однажды дошли как-то эти слухи до Бориса Петровича: «вздор, — сказал он, — как это может быть?..» Такая беспечность погубила многих наших прадедов; они не могли вообразить, что народ осмелится
требовать их
крови: так они привыкли к русскому послушанию и верности!
Но недоверчивые и осторожные пытатели хотят разделить полюсы: без полюсов магнита нет; как только они вонзают скальпель,
требуя того или другого, — делается разъятие нераздельного, и остаются две мертвые абстракции,
кровь застывает, движение остановлено.
Он пустил
кровь раз, другой, потом повалил лошадь и поковырял ей что-то в ляжке, потом
потребовал, чтобы завели лошадь в станок, и стал ей резать стрелку до
крови, несмотря на то что лошадь билась и даже визжала, и сказал, что это значит «спущать подкопытную
кровь».
Кипит в нас быстро молодости
кровь;
Хотел бы ты во что б ни стало доблесть
Свою скорее показать; но разум
Иного
требует. Ты призван, сын,
Русийским царством править. Нам недаром
Величие дается. Отказаться
От многого должны мы. Обо мне
Со Ксенией вы вместе толковали —
В одном вы не ошиблись: неохотно
Ко строгости я прибегаю. Сердце
Меня склоняет милостивым быть.
Но если злая мне необходимость
Велит карать — я жалость подавляю
И не боюсь прослыть жестоким.
Казнь кличет казнь — власть
требовала жертв —
И, первых
кровь чтоб не лилася даром,
Топор все вновь подъемлется к ударам!
Послушай, Алварец! теперь, — теперь я
Ничем тебе не должен! — Алварец,
Ни благодарности, ни уваженья
Не
требуй от меня, —
кровь благородная
Текла поныне в жилах этих...
Не знаю, будет ли вам понятно, но мне сразу же захотелось кричать о ненависти,
требовать эшафота и
крови.
Он снова засмеялся и с наслаждением потер свои большие белые руки: едва ли он помнил в эту минуту, что на них уже есть человеческая
кровь. Да и надо ли это помнить человеку? Помолчав, сколько
требовало уважение к предмету, я спросил...
Зачем так поступал Кетчер — не знаю; но что я прекрасно знаю и помню — это то, что он затягивал печатание сначала потому, что потребовались рисунки по химико-микроскопическому анализу
крови и других животных жидкостей, образцы которых (с одного немецкого издания) я и доставил; а потом он
требовал, кажется, окончание моей работы.
А газеты ежедневно
требуют новых войск и новой
крови, и я все менее понимаю, что это значит. Вчера я читал одну очень подозрительную статью, где доказывается, что среди народа много шпионов, предателей и изменников, что нужно быть осторожным и внимательным и что гнев народа сам найдет виновных. Каких виновных, в чем? Когда я ехал с вокзала в трамвае, я слышал странный разговор, вероятно, по этому поводу...
Эти люди видят в богатых, не как обыкновенные старинные нищие, людей, спасающих свою душу милостыней, а разбойников, грабителей, пьющих
кровь рабочего народа; очень часто такого рода нищий сам не работает и всячески избегает работы, но во имя рабочего народа считает себя не только вправе, но обязанным ненавидеть грабителей народа, то есть богатых, и ненавидит их всей силой своей нужды, и если просит, а не
требует, то только притворяется.
— Впрочем, — продолжал врач, — способ, о котором я упомянул,
требует большой осторожности и потому опасен. В последнюю свою болезнь папа Иннокентий Восьмой хотел прибегнуть к нему. Сделали сначала опыт над тремя десятилетними мальчиками; но как опыт не совсем удался и дети умерли, то и святой отец не соизволил подвергнуться ему. Остается многожелчному быть как можно смирнее и уступчивей, а тому, у кого недостает желчи, более приводить
кровь свою в движение.
— Невинная
кровь вопиет и
требует искупления! — крикнула она не своим голосом и затряслась всем туловищем.
Потребуй от меня чего хочешь, отдам тебе по куску тела моего, по капле
крови; прикажи, вымолви только слово, и я исполню его.
— С того света указывает он тебе на
кровь, пролитую за тебя и отечество, на старушку вдову, оставленную без подпоры и утешения, и
требует, чтобы ты даровал жизнь ее сыну и матери отдал кормильца и утешителя. Не только как опекун Последнего Новика, но как человек, обязанный ему спасением своей жизни, умоляю тебя за него: умилосердись, отец отечества! прости его или вели меня казнить вместе с ним.
Константин Николаевич понял. Вся
кровь бросилась ему в лицо. Он за последнее время много думал о пережитом и перевиденном в доме своей приемной матери «тети Дони», как продолжал называть ее, по привычке детства и составил себе определенное понятие о нравственном ее образе. Она одинаково
требовала жертв, как для своей зверской ласки, так и для своего зверского гнева. Неужели рок теперь судил ему сделаться этой жертвой.
— Видишь, а если ты найдешь себе по душе работу, то весь этот жар молодой
крови вложишь в нее… Я не упрекаю тебя, я сам был молод и был почти в таком же положении как ты, меня спасла любовь к хозяйству… В тебе нет этой наклонности… Тогда служи… Деятельность земства видная, публичная и почетная деятельность… Она не
требует особого специального образования… Она
требует только трех вещей: честности, честности и честности.
— Что же это значит, брат? Шутка, что ли, над верным слугой? Глумление над ранами моими, над
кровью, пролитой за царя и за Русь-матушку? Али может, на самом деле царю сильно занедужилось и он, батюшка, к себе Владимира
потребовал!.. Только холоп-то этот подлый не так бы царскую волю передал, кабы была она милостивая, — почти прошептал князь Василий.