Неточные совпадения
Да и мигнул Орефьевне:
И бабы, что протискались
Поближе к господам,
Креститься тоже начали,
Одна так даже всхлипнула
Вподобие дворового.
(«Урчи! вдова Терентьевна!
Старуха полоумная!» —
Сказал сердито Влас.)
Из тучи солнце красное
Вдруг выглянуло; музыка
Протяжная и
тихаяПослышалась с
реки…
Очень пыльно было в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая мысли, высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим смотрел на нее, как смотрят из окна вагона на коров вдали, в полях. Скука заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий, вещей, от всей массы города, прижавшегося на берегу
тихой, мутной
реки. Картины выставки линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает, поглощает эта маленькая, сизая фигурка царя.
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу, постоял минуту, глядя в заречье, ограниченное справа черным полукругом леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце.
Тихий ветер ласково гнал к
реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
С детства слышал Клим эту песню, и была она знакома, как унылый, великопостный звон, как панихидное пение на кладбище, над могилами.
Тихое уныние овладевало им, но было в этом унынии нечто утешительное, думалось, что сотни людей, ковырявших землю короткими, должно быть, неудобными лопатами, и усталая песня их, и грязноватые облака, развешанные на проводах телеграфа, за
рекою, — все это дано надолго, может быть, навсегда, и во всем этом скрыта какая-то несокрушимость, обреченность.
Лютов, придерживая его за рукав, пошел
тише, но и девушки, выйдя на берег
реки, замедлили шаг. Тогда Лютов снова стал расспрашивать хромого о вере.
Дальше он доказывал, что, конечно, Толстой — прав: студенческое движение — щель, сквозь которую большие дела не пролезут, как бы усердно ни пытались протиснуть их либералы. «Однако и юношеское буйство, и
тихий ропот отцов, и умиротворяющая деятельность Зубатова, и многое другое — все это ручейки незначительные, но следует помнить, что маленькие речушки, вытекая из болот, создали Волгу, Днепр и другие весьма мощные
реки. И то, что совершается в университетах, не совсем бесполезно для фабрик».
В последний вечер пред отъездом в Москву Самгин сидел в Монастырской роще, над
рекою, прислушиваясь, как музыкально колокола церквей благовестят ко всенощной, — сидел, рисуя будущее свое: кончит университет, женится на простой, здоровой девушке, которая не мешала бы жить, а жить надобно в провинции, в
тихом городе, не в этом, где слишком много воспоминаний, но в таком же вот, где подлинная и грустная правда человеческой жизни не прикрыта шумом нарядных речей и выдумок и где честолюбие людское понятней, проще.
Он с громкими вздохами ложился, вставал, даже выходил на улицу и все доискивался нормы жизни, такого существования, которое было бы и исполнено содержания, и текло бы тихо, день за днем, капля по капле, в немом созерцании природы и
тихих, едва ползущих явлениях семейной мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать ее широкой, шумно несущейся
рекой, с кипучими волнами, как воображал ее Штольц.
Люди как
реки: вода во всех одинакая и везде одна и та же, но каждая
река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то
тихая, то чистая, то холодная, то мутная, то теплая.
Ночь светлая,
тихая, теплая, июльская,
река широкая, пар от нее поднимается, свежит нас, слегка всплеснет рыбка, птички замолкли, все тихо, благолепно, все Богу молится.
По выходе из гор течение
реки Квандагоу становится
тихим и спокойным.
Река блуждает от одного края долины к другому, рано начинает разбиваться на пороги и соединяется с
рекой Амагу почти у самого моря.
Не успели мы отойти от бивака на такое расстояние, с которого в
тихую погоду слышен ружейный выстрел, как дождь сразу прекратился, выглянуло солнце, и тогда все кругом приняло ликующий вид, только мутная вода в
реке, прибитая к земле трава и клочья тумана в горах указывали на недавнее ненастье.
Здесь
река Арму имеет до 6 м ширины и около 45 см глубины. Вода в ней красноватого цвета и не имеет той низкой температуры, которая свойственна быстрым горным речкам. Русло Арму завалено колодником, что при сравнительно
тихом течении вполне понятно: дерево остается лежать там, где оно упало.
Самыми быстрыми
реками Единского бассейна будут Тали и Тунка, самой
тихой — Талма.
Дойдя до
реки Кулумбе, я сел на камень и стал вслушиваться в
тихие, как шепот, звуки, которыми всегда наполняется тайга в часы сумерек. Безбрежный океан, сонная земля и глубокое темное небо с миллионами неведомых светил одинаково казались величественными.
История залива. —
Тихая пристань. — Пост Ольги. — Крестовая гора. — Манза-золотоискатель. — Птицы. — Тигр на вершине хребта. — Лишаи и мхи. — Гольцы. — Поиски. — Лед подземный. — Истоки
реки Сандагоу. — Пятнистые олени
Лесная растительность. — Женьшень. — Заездка для ловли рыбы. — Истоки Тютихе. — Перевал Скалистый. — Верховья Имана. — Дерсу перед китайской кумирней. — Сильный вихрь. —
Тихая ночь. —
Река Горбуша. — Пещеры. — Медведь добывает желуди. —
Река Папигоуза. — Изюбры. — Тигр на охоте за оленями. — Факел. — Возвращение на бивак
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает
Тихий ключ, впадающий с правой стороны. По этому ключу идет тропа на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название. В нем всегда царит тишина, свойственная местам болотистым. Растительность по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи. Первые разбросаны по всей долине в одиночку и небольшими группами, вторые образуют частые насаждения по берегам
реки.
С Крестовой горы можно было хорошо рассмотреть все окрестности. В одну сторону шла широкая долина Вай-Фудзина. Вследствие того что около
реки Сандагоу она делает излом, конца ее не видно. Сихотэ-Алинь заслоняли теперь другие горы. К северо-западу протянулась
река Арзамасовка. Она загибала на север и терялась где-то в горах. Продолжением бухты
Тихой пристани является живописная долина
реки Ольги, текущей параллельно берегу моря.
Мы были на самом стрежне
реки, дощаник двигался
тише и
тише, можно было предвидеть, когда он совсем погрузнет.
Бродяга на мгновение остановился, смерил глазами расстояние и
тихою рысцой, как травленый волк, побежал в сторону
реки.
Молодые гусята вылупляются из яиц, покрытые серо-желтоватым пухом; они скоро получают способность плавать, нырять, и потому старики немедленно переселяют свою выводку на какую-нибудь
тихую воду, то есть на озеро, заводь или плесо
реки, непременно обросшей высокой травою, кустами, камышом, чтобы было где спрятаться в случае надобности.
Я убеждаюсь в справедливости этого предположения тем, что почти всегда, объезжая весною разливы
рек по долинам и болотам, встречал там кроншнепов, которые кричали еще пролетным криком или голосом, не столь протяжным и одноколенным, а поднявшись на гору и подавшись в степь, на версту или менее, сейчас находил степных куликов, которые, очевидно, уже начали там хозяйничать: бились около одних и тех же мест и кричали по-летнему: звонко заливались, когда летели кверху, и брали другое трелевое колено, звуки которого гуще и
тише, когда опускались и садились на землю.
Так, однажды, когда его свели на высокий утес над
рекой, он с особенным выражением прислушивался к
тихим всплескам
реки далеко под ногами и с замиранием сердца хватался за платье матери, слушая, как катились вниз обрывавшиеся из-под ноги его камни.
Но теперь они приносили с собой то яркую трель жаворонка, то
тихий шелест распустившейся березки, то чуть слышные всплески
реки.
И опять ему вспомнилось детство,
тихий плеск
реки, первое знакомство с Эвелиной и ее горькие слезы при слове «слепой»… Инстинктивно почувствовал он, что теперь опять причиняет ей такую же рану, и остановился. Несколько секунд стояла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах. Эвелины совсем не было слышно, как будто она исчезла. По ее лицу действительно пробежала судорога, но девушка овладела собой, и, когда она заговорила, голос ее звучал беспечно и шутливо.
С
реки потянуло прохладой, и
тихий мир наступающего вечера отразился на лице слепого, он сидел с опущенною головой, видимо, удивленный этим выражением горячего сочувствия.
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная
река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора
тихая».
Не заметил он, как чрез Никольские ворота вступили они в Кремль, обошли Ивана Великого и остановились над кремлевским рвом, где тонула в тени маленькая церковь, а вокруг извивалась зубчатая стена с оригинальными азиатскими башнями, а там
тихая Москва-река с перекинутым через нее Москворецким мостом, а еще дальше облитое лунным светом Замоскворечье и сияющий купол Симонова монастыря.
Мы должны были поспеть на перевоз на солнечном восходе, чтоб переправиться через
реку в
тихое время, потому что каждый день, как только солнышко обогреет, разыгрывался сильный ветер.
Уже показалось веселое солнышко и приветливо заглянуло всюду, где праздность и изнеженность не поставили ему искусственных преград; заиграло оно на золоченых шпилях церквей, позолотило
тихие, далеко разлившиеся воды
реки Крутогорки, согрело лучами своими влажный воздух и прогнало, вместе с тьмою, черную заботу из сердца…
Вот солнце коснулось
тихой воды у берега, — кажется, что вся
река подвинулась, подалась туда, где окунулось солнце.
Приятно слышать последние вздохи жизни, но после каждого удара колокола становится
тише, тишина разливается, как
река по лугам, все топит, скрывает. Душа плавает в бескрайней, бездонной пустоте и гаснет, подобно огню спички во тьме, растворяясь бесследно среди океана этой пустоты, где живут, сверкая, только недосягаемые звезды, а все на земле исчезло, ненужно и мертво.
Жили все эти герои старомодного покроя на старгородской поповке, над
тихою судоходною
рекой Турицей.
Молодые люди спустились к Москве-реке и пошли вдоль ее берега. От воды веяло свежестью, и
тихий плеск небольших волн ласкал слух.
Бог судья твоим сестрицам, Елизавете и Александре Степановне…» Но рассеянно слушал Алексей Степаныч: освежительная тень, зелень наклонившихся ветвей над
рекою,
тихий ропот бегущей воды, рыба, мелькавшая в ней, наконец, обожаемая Софья Николавна, его жена, сидящая подле и обнявшая его одной рукой…
Я не согласен с ним, но также очень полюбил
тихий домик на берегу Кинеля, его прозрачные воды, его движущиеся течением
реки камыши, зеленую степь вокруг и плот, ходивший почти от самого крыльца и перевозивший через Кинель в еще более степную, ковылистую, казалось безграничную даль, прямо на юг!..
Место голое, пустое, на припеке, на плоском берегу; кругом ровная степь с сурчинами, ни деревца, ни кустика,
река тихая, омутистая, обросшая камышом и палочником…
Для нее нет особенных мест: она держится по всей
реке, но я замечал ее в большем количестве в местах глубоких и
тихих.
Итак, из всего мною сказанного следует заключить, что есть какие-нибудь другие условия, при содействии которых дохнет рыба под льдом, но что независимо от этих причин рыба отдыхает, если будет увеличено сообщение воды с атмосферическим воздухом, и что содержание больших прорубей, ежедневно вычищаемых не только на прудах, не имеющих течения, и озерах, но даже на прудах проточных и даже на
тихих омутистых
реках, покрывающихся сплошным льдом, — для сохранения здоровья рыбы весьма полезно.
Приведите их в таинственную сень и прохладу дремучего леса, на равнину необозримой степи, покрытой тучною, высокою травою; поставьте их в
тихую, жаркую летнюю ночь на берег
реки, сверкающей в тишине ночного мрака, или на берег сонного озера, обросшего камышами; окружите их благовонием цветов и трав, прохладным дыханием вод и лесов, неумолкающими голосами ночных птиц и насекомых, всею жизнию творения: для них тут нет красот природы, они не поймут ничего!
В
реках не запруженных, текущих вольно, собственною массою воды, обыкновенно выбирают для уженья омуты, то есть глубокие места, где вода вдруг теряет свою быстроту, падая в яму; потом, завертывая назад около берега, она встречается с верхнею, текучею струею, борется с нею и, наконец, теряет свое стремление: из этой борьбы образуется тишина; в таких
тихих омутах постоянно держится рыба.
Линь хорошо водится в
реках тихих, тинистых и травянистых; холодной воды не любит, но всего больше размножается в проточных прудах, озерах и даже в прудах непроточных, небольших.
Они водятся только в больших
реках, преимущественно в
тихих, тинистых и глубоких.
Самый клев линей в
реках (правильнее сказать: в заливах
рек, и то в самых
тихих, и то рано весною), озерах и прудах начинается сейчас по слитии вешних вод; летом они берут уже в одних прудах, то есть в их травянистых полоях и верховьях, изредка даже в материке пруда; но в
реке незапруженной летом уже ни за что линя не выудишь.
Когда вода еще не совсем слила и не просветлела, трудно достать раков, насекомых еще никаких нет, и потому единственная насадка — черви; но как скоро
река войдет в межень и образуются
тихие места, то на них всякая нехищная рыба очень охотно станет брать на хлеб.
Он не сносит воды холодной и появляется в
реках после всех рыб; преимущественно водится во множестве в
реках тихих, глубоких, тинистых, имеющих много плес и заливов; особенно любит большие пруды и озера; икру мечет в апреле, в самое водополье.
Для уженья, если оно производится в
реках, избираются места
тихие и глубокие, всего лучше заводи и заливы.
Ровною, серебряною скатертью, кой-где тронутою лазурью, протянулась
река на семь верст от берега до берега, и поверхность ее, как поверхность озера в
тихую погоду, казалась недвижною.
У горного берега
река была оживлена — сновали пароходы, шум их доносился тяжким вздохом сюда, в луга, где
тихое течение волн наполняло воздух звуками мягкими.