Неточные совпадения
Люди слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый
юноша сидел открыв рот, и в светлых глазах его изумление сменялось страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя
тело, но подняв голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою лица оратора. Фомин, зажав руки в коленях, смотрел под ноги себе, в лужу растаявшего снега.
Я сообщил раз студенту, что Жан-Жак Руссо признается в своей «Исповеди», что он, уже
юношей, любил потихоньку из-за угла выставлять, обнажив их, обыкновенно закрываемые части
тела и поджидал в таком виде проходивших женщин.
Я бросился к реке. Староста был налицо и распоряжался без сапог и с засученными портками; двое мужиков с комяги забрасывали невод. Минут через пять они закричали: «Нашли, нашли!» — и вытащили на берег мертвое
тело Матвея. Цветущий
юноша этот, красивый, краснощекий, лежал с открытыми глазами, без выражения жизни, и уж нижняя часть лица начала вздуваться. Староста положил
тело на берегу, строго наказал мужикам не дотрогиваться, набросил на него армяк, поставил караульного и послал за земской полицией…
И
юноша сейчас же вышел на середину зала, выгнулся всем
телом, заложил пальцы рук за проймы жилета и начал неблагопристойным образом ломаться.
Матери почему-то казалось, что они все говорят о
теле ее сына и товарищей его, о мускулах и членах
юношей, полных горячей крови, живой силы.
Я вижу грубое изображение — может быть, тоже на этом камне: крылатый
юноша, прозрачное
тело, и там, где должно быть сердце, — ослепительный, малиново-тлеющий уголь.
Александров справился с ним одним разом. Уж не такая большая тяжесть для семнадцатилетнего
юноши три пуда. Он взял Друга обеими руками под живот, поднял и вместе с Другом вошел в воду по грудь. Сенбернар точно этого только и дожидался. Почувствовав и уверившись, что жидкая вода отлично держит его косматое
тело, он очень быстро освоился с плаванием и полюбил его.
Все относятся к ней почтительно, молодежь даже немножко боится ее, — смотрит
юноша на это большое
тело жадными глазами, но когда с его взглядом встретится ее тесно обнимающий взгляд —
юноша смущенно опускает свои глаза. Жихарев тоже почтителен к своей гостье, говорит с нею на «вы», зовет ее кумушкой, угощая — кланяется низко.
Юноша вспомнил тяжёлое, оплывшее жиром, покрытое густой рыжею шерстью
тело отца, бывая с ним в бане, он всегда старался не смотреть на неприятную наготу его. И теперь, ставя рядом с отцом мачеху, белую и чистую, точно маленькое облако в ясный день весны, он чувствовал обиду на отца.
Матвей перестал ходить на реку и старался обегать городскую площадь, зная, что при встрече с Хряповым и товарищами его он снова неизбежно будет драться. Иногда, перед тем как лечь спать, он опускался на колени и, свесив руки вдоль
тела, наклонив голову — так стояла Палага в памятный день перед отцом — шептал все молитвы и псалмы, какие знал. В ответ им мигала лампада, освещая лик богоматери, как всегда задумчивый и печальный. Молитва утомляла
юношу и этим успокаивала его.
Мучительная тревога за неё сжимала сердце,
юноша ощущал горячую сухость в горле, ему казалось, что из земли в спину и в затылок ему врастают острые шипы, рвут
тело.
Не говорю уже о том, что любовь в них постоянно является как следствие колдовства, приворота, производится питием"забыдущим"и называется даже присухой, зазнобой; не говорю также о том, что наша так называемая эпическая литература одна, между всеми другими, европейскими и азиятскими, одна, заметьте, не представила — коли Ваньку — Таньку не считать никакой типической пары любящихся существ; что святорусский богатырь свое знакомство с суженой-ряженой всегда начинает с того, что бьет ее по белому
телу"нежалухою", отчего"и женский пол пухол живет", — обо всем этом я говорить не стану; но позволю себе обратить ваше внимание на изящный образ
юноши, жень-премье, каким он рисовался воображению первобытного, нецивилизованного славянина.
Согнув спины, взмахивая руками и ногами, натужно покряхтывая, устало хрипя, они деловито возились на мостовой, как большие мохнатые черви, таская по камням раздавленное и оборванное
тело белокурого
юноши, били в него ногами, растаптывая лицо и грудь, хватали за волосы, за ноги и руки и одновременно рвали в разные стороны.
— Я вас перестреляю — идите прочь! — сухо и громко раздалось на площадке, но Мельников перешагнул через Якова, схватил белокурого
юношу поперек
тела, бросил его на мостовую и диким голосом исступлённо закричал...
«Некрасивый какой!» — заставила она себя подумать, пристально рассматривая желтоватое голодное лицо, измеряя сутулое
тело с длинными, как плети, руками и неподвижными, точно из дерева, пальцами. Но взгляд ее утопал в глазах Симы, уходя куда-то всё дальше в их светлую глубину; беспокойное тяготение заставляло ее подвигаться вплоть к
юноше, вызывая желание дотронуться до него.
Она вытянула ноги, легко опрокинула Симу на колени себе и наклонилась над ним, почти касаясь грудью его лица.
Юноше было сладостно и неудобно — больно спину: длинное
тело его сползало на пол, он шаркал ногами по половицам, пытаясь удержаться на кровати, и — не мог.
После того, как Сима сблизился с Лодкой, Жуков стал еще более неприятен ему: порою он представлял себе, как толстые красные руки этого человека тянутся к
телу его подруги — тогда в груди
юноши разливался острый холод, ноги дрожали, он дико выкатывал глаза и мычал от горя.
Лодка злобно взвизгнула и бросилась вон. Бурмистрову показалось, что она ударила его чем-то тяжелым и мягким сразу по всему
телу, в глазах у него заиграли зеленые и красные круги, он бессмысленно взглянул в темную дыру двери и, опустив руки вдоль
тела, стал рассматривать Симу:
юноша тяжело вытаскивал из-под кровати свое полуголое длинное
тело, он был похож на большую ящерицу.
Все крепче обнимая худое, нескладное
тело, она заглядывала в глаза
юноши темнеющим взглядом, а между поцелуями рассудительно доказывала...
Но иногда поспешные, милостивые и тепленькие ласки его возлюбленной поднимали в груди
юноши тошное ощущение обиды, он вспоминал торопливые слова женщины, деловые движения ее
тела и с унылою горечью думал...
Каждый раз, когда эта женщина видела
юношу, наглый блеск ее взгляда угасал, зрачки расширялись, темнели, изменяя свой серо-синий цвет, и становились неподвижны. В груди ее разливался щекотный холодок, и она чаще облизывала губы, чувствуя во всем
теле тревожную сухость. Сегодня она ощущала всё это с большей остротою, чем всегда.
Колесница остановилась на Великой площади… Граждане обнимали воинов, слезы текли из глаз их. Марфа подала руку Михаилу с видом сердечного дружелюбия; он не мог идти: чиновники взнесли его на железные ступени Вадимова места. Посадница открыла
тело убитого Мирослава… На бледном лице его изображалось вечное спокойствие смерти… «Счастливый
юноша!» — произнесла она тихим голосом и спешила внимать Храброму Михаилу. Ксения обливала слезами хладные уста своего друга, но сказала матери: «Будь покойна: я дочь твоя!»
Позвали тогда стражу. Воины набросились на
юношей, избили многих, других кое-как разогнали. Но вот увидели они обольстительное, хотя уже измятое многими ласками
тело Мафальды и услышали ее свирельно-звонкий вопль...
Первому же из них открыла юная Мафальда свои страстные объятия и упоила его блаженством сладостных поцелуев и страстных ласк. Отдала она его желаниям свое прекрасное
тело, простертое здесь же, на улице, на поспешно разостланном широком плаще ее любовника. И пред очами вожделеющей толпы
юношей, испускающих вопли страсти и ревности, быстро насладились они горячими ласками.
Разнеслась по городу быстрокрылая молва о неистовой Мафальде, которая лежит обнаженная на перекрестке улиц и предает свое прекрасное
тело ласканиям
юношей. И пришли на перекресток мужи и жены, старцы и почтенные госпожи и дети и широким кругом обступили тесно сплотившуюся толпу неистовых. И подняли громкий крик, укоряли бесстыдных и повелевали им разойтись, угрожая всею силою родительской власти, и гневом Божиим, и строгою карою от городских властей. Но только воплями распаленной страсти отвечали им
юноши.
Красота юной Мафальды и еще более, чем эта красота, бесовское обаяние, разлитое в ее бесстрашно и дерзко обнаженном предо всеми
теле, распалили желания сбежавшихся
юношей.
Едва разомкнулись объятия первого любовника, едва склонился он к ногам прекрасной Мафальды в страстной истоме, желая кратким отдыхом восстановить любовный неистовый пыл, оттащили его от Мафальды. И второй
юноша завладел
телом и жаркими ласками Мафальды.
— Я ваш — и душой и
телом! — восторженно воскликнул
юноша. — Делайте со мной что хотите!.. Когда вы меня представите?
Другой персиянин, как две капли воды похожий на первого
юношу, очевидно, его старший брат, с силой наносил себе раны кинжалом, но ни одной капли крови не проступало на его смугло-бронзовом
теле.
Но здоровый крепкий организм
юноши выдержал и это испытание, и он, хотя и не без больших забот о равновесии собственного
тела, сегодня мог вымыться, причесаться, — словом, несколько заняться туалетом, о котором и не думал вчера.
Под сыпавшимся теперь вокруг них дождем пулями,
юноша быстро обернулся к Милице и, собрав все свои силы, осторожно приподнял ее над седлом и перенес через себя. Теперь её отяжелевшая головка упала ему на грудь. Безжизненно повисли вдоль
тела её ослабевшие руки. Не обращая внимания на свистевшие, то и дело, кругом пули, Игорь заботливо склонился над ней и, скорее угадывая, нежели видя в кромешной тьме её бледное, помертвевшее личико, прошептал прерывисто и тревожно...
Тот же огромный венгерец подскочил к Игорю. При свете костра
юноша заметил в его руках веревку. На минуту легкий трепет охватили
тело молодого Корелина и холодный пот выступил y него на лбу. Он невольно подался вперед и схватил за руку венгерца-офицера. Тот отдернул от него обшлаг своего мундира, точно обожженный этим прикосновением.
В первую же минуту, убедившись в этом, Игорь почувствовал ледяной холод во всем
теле. Он смертельно испугался за своего друга. Холодные мурашки забегали по спине и липкие капли пота внезапно выступили на лбу
юноши… Что, если Мила умирает? Что, если шальная пуля сразила ее на смерть? Он по-прежнему чувствовал на своем плече заметно отяжелевшую головку девушки, и сердце его сжалось больнее…
Юноша еще читал стихи. Шла речь о каких-то неслыханных «дерзаниях», о голых женских
телах, о громовых беседах с «братом-солнцем...
Весь необузданный, страстный темперамент
юноши вылился в этих словах. Неприятный огонь снова пылал в его глазах, руки были сжаты в кулаки. Он дрожал всем
телом под влиянием дикого порыва возмущения. Очевидно, он решился начать борьбу с отцом, которого прежде так боялся. Но взрыва гнева отца, которого ожидал сын, не последовало. Иван Осипович смотрел на него серьезно и молчал с выражением немого упрека по взгляде.
Несмотря на раннее развитие
тела, мысли о существе другого пола, долженствующем пополнить ее собственное «я», не посещали еще юной головки, хотя за последнее время, слушая песни своих сенных девушек, песни о суженых, о молодцах-юношах, о любви их к своим зазнобушкам, все ее существо стало охватывать какое-то неопределенное волнение, и невольно порой она затуманивалась и непрошеные гости — слезы навертывались на ее чудные глаза.