Неточные совпадения
Появились какие-то новые трихины,
существа микроскопические, вселявшиеся в
тела людей.
— Что если бы хоть одну сотую этих усилий мы направляли на то, чтобы помогать тем заброшенным
существам, на которых мы смотрим теперь только как на руки и
тела, необходимые для нашего спокойствия и удобства.
Лицо, взгляд, голос, каждое движенье — все
существо незнакомца дышало сумасбродной отвагой и гордостью непомерной, небывалой; его бледно-голубые, стеклянные глаза разбегались и косились, как у пьяного; он закидывал голову назад, надувал щеки, фыркал и вздрагивал всем
телом, словно от избытка достоинства, — ни дать ни взять, как индейский петух.
Распятое
тело воскресало, в свою очередь, и не стыдилось больше себя; человек достигал созвучного единства, догадывался, что он
существо целое, а не составлен, как маятник, из двух разных металлов, удерживающих друг друга, что враг, спаянный с ним, исчез.
Причины смерти почти всякий раз регистрируются священниками по запискам врачей и фельдшеров, много тут фантазии, [Между прочим, я встречал тут такие диагнозы, как неумеренное питье от груди, неразвитость к жизни, душевная болезнь сердца, воспаление
тела, внутреннее истощение, курьезный пневмоний, Шпер и проч.] но в общем этот материал по
существу тот же, что и в «Правдивых книгах», не лучше и не хуже.
Она, еще так недавно отдававшая безучастно или, наоборот, с имитацией знойной страсти свое
тело десяткам людей в день, сотням в месяц, привязалась к Лихонину всем своим женским
существом, любящим и ревнивым, приросла к нему
телом, чувством, мыслями.
И во сне Ришелье несколько раз осторожно и с благоговением приподнимал осчастливленную ногу, точно эта нога составляла уже не часть его
тела, а сам он составлял всем своим
существом только ничтожный придаток к этой ноге.
Я вспомнил все, что было в этой комнате полчаса назад, и мне было ясно, что она сейчас — Все мое
существо билось и пульсировало в той (к счастью, непрозрачной) части
тела, какою я прикрыл рукопись.
Вдруг ужаснейший, потрясающий не одни ушные органы, но всё
существо ваше, гул поражает вас так, что вы вздрагиваете всем
телом.
Немного далее вы видите старого солдата, который переменяет белье. Лицо и
тело его какого-то коричневого цвета и худы, как скелет. Руки у него совсем нет: она вылущена в плече. Он сидит бодро, он поправился; но по мертвому, тусклому взгляду, по ужасной худобе и морщинам лица вы видите, что это
существо, уже выстрадавшее лучшую часть своей жизни.
Но вскоре
тело обвыкало в холоде, и когда купальщики возвращались бегом в баню, то их охватывало чувство невыразимой легкости, почти невесомости во всем их
существе, было такое ощущение, точно каждый мускул, каждая пора насквозь проникнута блаженной радостью, сладкой и бодрой.
Здесь наше
существо вводится в райскую сущность, которая открывается, как божественная теплота, за каковою следует небесная сладость, ощущение коей не сопровождается никаким страстным томлением и никакими движениями в
теле; последнюю же степень составляет видение небесного света и божественных образов.
— У тебя вот еще кто на руках: несчастное живое
существо, а там одно
тело… прах! — проговорил он.
И опять зеленая противная муть поплыла перед ее глазами. Лбу стало холодно, и тошно-томительное ощущение обморока овладело ее
телом и всем ее
существом. Она нагнулась над бортом, думая, как давеча, получить облегчение, но она видела только темное, тяжелое пространство внизу и на нем белые волны, то возникающие, то тающие.
Крепко, свежо и радостно пахло морским воздухом. Но ничто не радовало глаз Елены. У нее было такое чувство, точно не люди, а какое-то высшее, всемогущее, злобное и насмешливое
существо вдруг нелепо взяло и опоганило ее
тело, осквернило ее мысли, ломало ее гордость и навеки лишило ее спокойной, доверчивой радости жизни. Она сама не знала, что ей делать, и думала об этом так же вяло и безразлично, как глядела она на берег, на небо, на море.
Кто испытал раз эту власть, это безграничное господство над
телом, кровью и духом такого же, как сам, человека, так же созданного, брата по закону Христову; кто испытал власть и полную возможность унизить самым высочайшим унижением другое
существо, носящее на себе образ божий, тот уже поневоле как-то делается не властен в своих ощущениях.
Существо наше усиливается придать скорость кораблю; мысль, множество раз побывав на воображаемом берегу, должна неохотно возвращаться в медлительно ползущее
тело.
Не говорю уже о том, что любовь в них постоянно является как следствие колдовства, приворота, производится питием"забыдущим"и называется даже присухой, зазнобой; не говорю также о том, что наша так называемая эпическая литература одна, между всеми другими, европейскими и азиятскими, одна, заметьте, не представила — коли Ваньку — Таньку не считать никакой типической пары любящихся
существ; что святорусский богатырь свое знакомство с суженой-ряженой всегда начинает с того, что бьет ее по белому
телу"нежалухою", отчего"и женский пол пухол живет", — обо всем этом я говорить не стану; но позволю себе обратить ваше внимание на изящный образ юноши, жень-премье, каким он рисовался воображению первобытного, нецивилизованного славянина.
Принадлежа, впрочем, к разряду тех
существ, про которых лермонтовский Демон сказал, что для них нет раскаяния, нет в жизни уроков, Елена не стала ни плакать, ни стенать, а все, что чувствовала, спрятала в душе; но как ни бодрилась она духом,
тело ее не выдержало нравственных мук...
Нельзя сомневаться, что есть люди, имеющие этот дар, но им воспользоваться может только
существо избранное,
существо, которого душа создана по образцу их души, которого судьба должна зависеть от их судьбы… и тогда эти два созданья, уже знакомые прежде рождения своего, читают свою участь в голосе друг друга; в глазах, в улыбке… и не могут обмануться… и горе им, если они не вполне доверятся этому святому таинственному влечению… оно существует, должно существовать вопреки всем умствованиям людей ничтожных, иначе душа брошена в наше
тело для того только, чтоб оно питалось и двигалось — что такое были бы все цели, все труды человечества без любви?
Он нашел ее полуживую, под пылающими угольями разрушенной хижины; неизъяснимая жалость зашевелилась в глубине души его, и он поднял Зару, — и с этих пор она жила в его палатке, незрима и прекрасна как ангел; в ее чертах всё дышало небесной гармонией, ее движения говорили, ее глаза ослепляли волшебным блеском, ее беленькая ножка, исчерченная лиловыми жилками, была восхитительна как фарфоровая игрушка, ее смугловатая твердая грудь воздымалась от малейшего вздоха… страсть блистала во всем: в слезах, в улыбке, в самой неподвижности — судя по ее наружности она не могла быть
существом обыкновенным; она была или божество или демон, ее душа была или чиста и ясна как веселый луч солнца, отраженный слезою умиления, или черна как эти очи, как эти волосы, рассыпающиеся подобно водопаду по круглым бархатным плечам… так думал Юрий и предался прекрасной мусульманке, предался и
телом и душою, не удостоив будущего ни единым вопросом.
И с внезапной острой тоскою в сердце он понял, что не будет ему ни сна, ни покоя, ни радости, пока не пройдет этот проклятый, черный, выхваченный из циферблата час. Только тень знания о том, о чем не должно знать ни одно живое
существо, стояла там в углу, и ее было достаточно, чтобы затмить свет и нагнать на человека непроглядную тьму ужаса. Потревоженный однажды страх смерти расплывался по
телу, внедрялся в кости, тянул бледную голову из каждой поры
тела.
Тела живых
существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа — это я… я… Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь.
С первыми лучами солнца, отыскав дорогу и возвращаясь домой, он чувствовал себя как будто изломанным, исщипанным и, увидя свое
тело, покрытое пятнами, он легко мог приписать их щипанью или щекотанью того же сверхъестественного
существа.
Её слова долетали до него откуда-то издалека, неясные, ничего не запрещавшие ему. И он наклонялся к воде, простирая вперед руки, едва держась на ногах, дрожавших от усилия сдержать его неестественно изогнутое
тело, горевшее в пытке страсти. Весь, каждым фибром своего
существа, он стремился к ней, и вот он упал на колени, почти коснувшись ими воды.
Я ехал с товарищем — поляком из ссыльных. Он участвовал в известном восстании на кругобайкальской дороге и был ранен. Усмиряли их тогда жестоко, и у него на всю жизнь остались на руках и ногах следы железа: их вели в кандалах без подкандальников по морозу… От этого он был очень чувствителен к холоду… И вообще
существо это было хлипкое, слабое — в чем душа, как говорится… Но в этом маленьком
теле был темперамент прямо огромный. И вообще весь он был создан из странных противоречий… Фамилия его была Игнатович…
На секунду встает в воображении Меркулова колодец, густая темнота ночи, мелкий дождик, журчанье воды, бегущей из желоба, и шлепанье по грязи чьих-то невидимых ног. О! Как там теперь холодно, неприятно и жутко… Все
тело, все
существо Меркулова проникается блаженной животной радостью. Он крепко прижимает локти к
телу, съеживается, уходит поглубже головой в подушку и шепчет самому себе...
Она видела, что зять — слабое
существо, не мог говорить и жить иначе, и видела, что упреки ему от жены не помогут, и она все силы употребляла, чтобы смягчить их, чтоб не было упреков, не было зла. Она не могла физически почти переносить недобрые отношения между людьми. Ей так ясно было, что от этого ничто не может стать лучше, а всё будет хуже. Да этого даже она не думала, она просто страдала от вида злобы, как от дурного запаха, резкого шума, ударов по
телу.
Делая все эти вопросы, схоластики не понимали, что, считая душу идеальным
существом, механически вложенным в
тело, они через то сами впадают в грубейший материализм.
Средневековые учёные постарались отделить душу от
тела и, взглянувши на неё, как на
существо, совершенно ему чуждое, принялись потом отгадывать: как же это душа с
телом соединяется?
Еще скатывается с пальцев вода на мраморные плиты, когда что-то мягко распластывается у ног Пилата, и горячие, острые губы целуют его бессильно сопротивляющуюся руку — присасываются к ней, как щупальца, тянут кровь, почти кусают. С отвращением и страхом он взглядывает вниз — видит большое извивающееся
тело, дико двоящееся лицо и два огромные глаза, так странно непохожие друг на друга, как будто не одно
существо, а множество их цепляется за его ноги и руки. И слышит ядовитый шепот, прерывистый, горячий...
Припадала она к кровати всем своим
существом, с силой и жадностью, как будто боялась нарушить покойную и удобную позу, которую наконец нашла для своего утомленного
тела.
Не теоретически, а всем
существом своим я сознаю необходимость для духа энергичной жизни
тела, и отсутствие последней действует на меня с мучительностью, почти смешною.
Жизнь человеческая есть неперестающее воссоединение отделенного
телом духовного
существа с тем, с чем оно сознает себя единым.
Под ногами морозная, твердая земля, кругом огромные деревья, над головой пасмурное небо,
тело свое чувствую, занят мыслями, а между тем знаю, чувствую всем
существом, что и крепкая, морозная земля, и деревья, и небо, и мое
тело, и мои мысли — случайно, что всё это только произведение моих пяти чувств, мое представление, мир, построенный мною, что всё это таково только потому, что я составляю такую, а не иную часть мира, что таково мое отделение от мира.
То, что разумному
существу, человеку, несвойственно предаваться сластолюбию, а свойственно всегда бороться с ним, всякий может на опыте узнать из того, что чем больше человек удовлетворяет требованиям
тела, тем слабее становятся его духовные силы. И наоборот. Великие мудрецы и святые были воздержны и целомудренны.
Всё, что мы познаем, мы познаем или нашими пятью чувствами, то есть тем, что видим, слышим, ощупываем вещи, или тем, что переносимся в другие
существа, живем их жизнью. Если бы мы познавали вещи только пятью чувствами, мир был бы нам совсем непонятен. То, что мы знаем о мире, мы знаем только потому, что мы можем посредством любви переноситься в другие
существа и жить их жизнью. Люди
телами своими разделены и не могут понимать друг друга. Любовью же они все соединены, и в этом великое благо.
Но, кроме того, что он видит на других
существах и на себе, каждый человек знает в себе еще то, что не портится и не стареется, а, напротив, нечто такое, что чем больше живет, тем больше крепнет и улучшается: знает каждый человек в себе еще свою душу, с которой не может быть того, что совершается с
телом. И потому страшна смерть только тому, кто живет не душою, а
телом.
Душа человеческая, будучи отделена
телом от бога и душ других
существ, стремится к соединению с тем, от чего она отделена. Соединяется душа с богом всё большим и большим сознанием в себе бога, с душами же других
существ — всё большим и большим проявлением любви.
А знать это и необходимо и легко: смысл жизни в одном — в том, чтобы всё больше и больше освобождать душу от
тела и соединять ее с другими
существами и началом всего — богом.
Все живые
существа телами своими отделены друг от друга, но то, что дает им жизнь — одно и то же во всех.
Если человек только телесное
существо, то смерть — конец чего-то столь ничтожного, что не стоит и сожалеть о нем. Если же человек
существо духовное и душа только временно живет в
теле, то смерть только перемена.
Основа всякой веры в том, что, кроме того, что мы видим и чувствуем в своих
телах и
телах других
существ, есть еще то, что невидимо, бестелесно, дает жизнь нам и всему видимому и телесному.
Чем больше живет человек для души, тем ближе он чувствует себя со всеми живыми
существами. Живи для
тела, и ты один среди чужих; живи для души, и тебе все родня.
6) Большее и большее соединение души человеческой с другими
существами и богом, и потому и большее и большее благо человека, достигается освобождением души от того, что препятствует любви к людям и сознанию своей божественности: грехи, т. е. потворство похотям
тела, соблазны, т. е. ложные представления о благе, и суеверия, т. е. ложные учения, оправдывающие грехи и соблазны.
— Через веру мы знаем, что мы имеем
тело и что вне нас имеется другое
тело и другое мыслящее
существо.
И то, что мы в мире дальнем познаем как стремление каждого земного
существа к своей идее, как эрос творчества, муку и тревогу всей жизни, то в мире умопостигаемом, «в небе», есть предвечно завершенный блаженный акт, эротическое взаимопроникновение формы и материи, идеи и
тела, духовная, святая телесность.
Церковь не есть только «община последователей», какую оставляли после себя великие учители и пророки, но некое
Существо, живой организм,
Тело Христово.
Первым
существом, заключенным в
тело, был диавол, который в книге Иова называется драконом (40, 14).
Определив личность как симптом ущемленное» духа
телом, Древе без труда справляется с этим призраком рационализма и совершенно отвергает идею личности в применении к
существу абсолютно духовному.