Минуту спустя Марья Петровна сидела перед печкой, заставляя рябую Палашку мешать целебные травы и в то же время
твердя молитвы. Софья Ивановна вместе с поручицей, все еще вязавшей чулок, расположилась подле нее. Первая не переставала повторять соседке свои опасения, подтверждая их каждый раз случаем с Егором Ивановичем Редечкиным.
И много времени спустя, когда Васю похоронили и трава выросла на его могиле, попадья все еще
твердила молитву всех несчастных матерей: «Господи, возьми мою жизнь, но отдай мое дитя!»
Неточные совпадения
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал
молитвы. То
твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
Он мысленно пробежал свое детство и юношество до поездки в Петербург; вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял за матерью
молитвы, как она
твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают добрые и злые дела людей; как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как радуются, когда добрые дела превышают злые.
Иногда мне казалось, что церковь погружена глубоко в воду озера, спряталась от земли, чтобы жить особенною, ни на что не похожею жизнью. Вероятно, это ощущение было вызвано у меня рассказом бабушки о граде Китеже, и часто я, дремотно покачиваясь вместе со всем окружающим, убаюканный пением хора, шорохом
молитв, вздохами людей,
твердил про себя певучий, грустный рассказ...
— Возьми, возьми! — настойчиво
твердил Илья. — И сотню свою возьми на неё… Мне не надо твоего… А она за тебя помолится… Её
молитва много значит…
Обращался я к богу словами псалмов Давидовых, а также всеми другими
молитвами, какие знал, и было приятно мне
твердить про себя складные, певучие слова, но как только вспомню Титова, скажу: «Помилуй, господи, велиею милостию твоею раба твоего Георгия…» — и вдруг остынет сердце, и как бы иссякнет ручей молитвословия моего, замутится ясность радости, словно стыдно мне перед богом, — не могу больше!
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну
молитву чудную
Твержу я наизусть.
И теперь еще, когда звучит в памяти эта песня, я так живо переживаю тогдашнее настроение: ощущение праздничной сытости и свободы, лучи весеннего солнца в синем дыме, чудесные дисканты, как будто звучащие с купола, холодная, издевательская насмешка судьбы, упреки себе и тоска любви такая безнадежная! Особенно все это во фразе: «Пасха, двери райские нам отверзающая». Мне и сейчас при этой
молитве кажется: слезы отчаяния подступают к горлу, и я
твержу себе...
Уста шепчут кичливую
молитву о прощении бесчинных старцев, а в душе тайный голос
твердит: «Господи! да есть ли же где-нибудь человек праведен паче мене?»