Неточные совпадения
Нет спора, что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно
держать этот плод твердой рукою и притом
так, чтобы можно было во всякое время отнять его от слишком лакомых уст.
Когда он стал спрашивать, на каком основании освободили заложников, ему сослались на какой-то регламент, в котором будто бы сказано:"Аманата сечь, а будет который уж высечен, и
такого более суток отнюдь не
держать, а выпущать домой на излечение".
Вронский сам был представителен; кроме того, обладал искусством
держать себя достойно-почтительно и имел привычку в обращении с
такими лицами; потому он и был приставлен к принцу.
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сидите вот
так и обеими руками
держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
Вронский сейчас же догадался, что Голенищев был один из
таких, и потому вдвойне был рад ему. Действительно, Голенищев
держал себя с Карениной, когда был введен к ней,
так, как только Вронский мог желать этого. Он, очевидно, без малейшего усилия избегал всех разговоров, которые могли бы повести к неловкости.
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел, глядя на землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу, по той большой дороге-муравке, по которой он шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах,
держал дышлом по колее,
так что колеса бежали по гладкому.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой,
держал сына за плечо, и Сереже было
так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
— Ну,
так можешь зa меня и проиграть, — сказал Вронский смеясь. (Яшвин
держал большое пари за Вронского.)
— Нет, он мне очень нравится. Не оттого, что он будущий beau-frère, [Шурин,] — отвечала Львова. — И как он хорошо себя
держит! А это
так трудно
держать себя хорошо в этом положении — не быть смешным. А он не смешон, не натянут, он видно, что тронут.
Священник зажег две украшенные цветами свечи,
держа их боком в левой руке,
так что воск капал с них медленно, и пoвернулся лицом к новоневестным. Священник был тот же самый, который исповедывал Левина. Он посмотрел усталым и грустным взглядом на жениха и невесту, вздохнул и, выпростав из-под ризы правую руку, благословил ею жениха и
так же, но с оттенком осторожной нежности, наложил сложенные персты на склоненную голову Кити. Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.
— Ну,
так так и делай, как велено! — крикнул Левин, садясь на катки. — Пошел! Собак
держи, Филипп!
— Ани? (
так звала она дочь свою Анну) Здорова. Очень поправилась. Ты хочешь видеть ее? Пойдем, я тебе покажу ее. Ужасно много было хлопот, — начала она рассказывать, — с нянями. У нас Итальянка была кормилицей. Хорошая, но
так глупа! Мы ее хотели отправить, но девочка
так привыкла к ней, что всё еще
держим.
Так же несомненно, как нужно отдать долг, нужно было
держать родовую землю в
таком положении, чтобы сын, получив ее в наследство, сказал
так же спасибо отцу, как Левин говорил спасибо деду за всё то, что он настроил и насадил.
Кити
держала ее за руку и с страстным любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: «Что же, что же это самое важное, что дает
такое спокойствие? Вы знаете, скажите мне!» Но Варенька не понимала даже того, о чем спрашивал ее взгляд Кити. Она помнила только о том, что ей нынче нужно еще зайти к М-me Berthe и поспеть домой к чаю maman, к 12 часам. Она вошла в комнаты, собрала ноты и, простившись со всеми, собралась уходить.
— Я вот что намерен сказать, — продолжал он холодно и спокойно, — и я прошу тебя выслушать меня. Я признаю, как ты знаешь, ревность чувством оскорбительным и унизительным и никогда не позволю себе руководиться этим чувством; но есть известные законы приличия, которые нельзя преступать безнаказанно. Нынче не я заметил, но, судя по впечатлению, какое было произведено на общество, все заметили, что ты вела и
держала себя не совсем
так, как можно было желать.
— Я уже просил вас
держать себя в свете
так, чтоб и злые языки не могли ничего сказать против вас. Было время, когда я говорил о внутренних отношениях; я теперь не говорю про них. Теперь я говорю о внешних отношениях. Вы неприлично
держали себя, и я желал бы, чтоб это не повторялось.
Упав на колени пред постелью, он
держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое
так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно
держа себя,
так, как будто он ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
Он во всем всегда
держал сторону дворянства, он прямо противодействовал распространению народного образования и придавал земству, долженствующему иметь
такое громадное значение, сословный характер.
К счастью, по причине неудачной охоты, наши кони не были измучены: они рвались из-под седла, и с каждым мгновением мы были все ближе и ближе… И наконец я узнал Казбича, только не мог разобрать, что
такое он
держал перед собою. Я тогда поравнялся с Печориным и кричу ему: «Это Казбич!..» Он посмотрел на меня, кивнул головою и ударил коня плетью.
— Нет, брат! она
такая почтенная и верная! Услуги оказывает
такие… поверишь, у меня слезы на глазах. Нет, ты не
держи меня; как честный человек, поеду. Я тебя в этом уверяю по истинной совести.
Уже сукна купил он себе
такого, какого не носила вся губерния, и с этих пор стал держаться более коричневых и красноватых цветов с искрою; уже приобрел он отличную пару и сам
держал одну вожжу, заставляя пристяжную виться кольцом; уже завел он обычай вытираться губкой, намоченной в воде, смешанной с одеколоном; уже покупал он весьма недешево какое-то мыло для сообщения гладкости коже, уже…
Англичанин стоит и сзади
держит на веревке собаку, и под собакой разумеется Наполеон: «Смотри, мол, говорит, если что не
так,
так я на тебя сейчас выпущу эту собаку!» — и вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков.
— Да, ваше превосходительство… Это, ваше превосходительство, дело
такое, что я бы хотел его
подержать в секрете…
Нужно разве, чтобы они вечно были перед глазами Чичикова и чтоб он
держал их в ежовых рукавицах, гонял бы их за всякий вздор, да и не то чтобы полагаясь на другого, а чтобы сам
таки лично, где следует, дал бы и зуботычину и подзатыльника».
Перед ним стояла не одна губернаторша: она
держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи
так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Он стряхнул
так, что Чичиков почувствовал удар сапога в нос, губы и округленный подбородок, но не выпустил сапога и еще с большей силой
держал ногу в своих объятьях.
Известно, что есть много на свете
таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором раз — вышел нос, хватила в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: «Живет!»
Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича:
держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и в силу
такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на дверь.
— Ну, полно, брат, экой скрытный человек! Я, признаюсь, к тебе с тем пришел: изволь, я готов тебе помогать.
Так и быть:
подержу венец тебе, коляска и переменные лошади будут мои, только с уговором: ты должен мне дать три тысячи взаймы. Нужны, брат, хоть зарежь!
Сидят они на том же месте, одинаково
держат голову, их почти готов принять за мебель и думаешь, что отроду еще не выходило слово из
таких уст; а где-нибудь в девичьей или в кладовой окажется просто: ого-го!
— А что, брат, — говорил Ноздрев, прижавши бока колоды пальцами и несколько погнувши ее,
так что треснула и отскочила бумажка. — Ну, для препровождения времени,
держу триста рублей банку!
—
Так зачем же вы мне этого не объявили прежде? Зачем из пустяков
держали? — сказал с сердцем Чичиков.
— Бейте его! — кричал он
таким же голосом, как во время великого приступа кричит своему взводу: «Ребята, вперед!» — какой-нибудь отчаянный поручик, которого взбалмошная храбрость уже приобрела
такую известность, что дается нарочный приказ
держать его за руки во время горячих дел.
«Куда? Уж эти мне поэты!»
— Прощай, Онегин, мне пора.
«Я не
держу тебя; но где ты
Свои проводишь вечера?»
— У Лариных. — «Вот это чудно.
Помилуй! и тебе не трудно
Там каждый вечер убивать?»
— Нимало. — «Не могу понять.
Отселе вижу, что
такое:
Во-первых (слушай, прав ли я?),
Простая, русская семья,
К гостям усердие большое,
Варенье, вечный разговор
Про дождь, про лён, про скотный двор...
С первой молодости он
держал себя
так, как будто готовился занять то блестящее место в свете, на которое впоследствии поставила его судьба; поэтому, хотя в его блестящей и несколько тщеславной жизни, как и во всех других, встречались неудачи, разочарования и огорчения, он ни разу не изменил ни своему всегда спокойному характеру, ни возвышенному образу мыслей, ни основным правилам религии и нравственности и приобрел общее уважение не столько на основании своего блестящего положения, сколько на основании своей последовательности и твердости.
— Нет, меня сердит, — продолжал папа, взяв в руку пирожок, но
держа его на
таком расстоянии, чтобы maman не могла достать его, — нет, меня сердит, когда я вижу, что люди умные и образованные вдаются в обман.
a тут-то, как назло,
так и хочется болтать по-русски; или за обедом — только что войдешь во вкус какого-нибудь кушанья и желаешь, чтобы никто не мешал, уж она непременно: «Mangez donc avec du pain» или «Comment ce que vous tenez votre fourchette?» [«Ешьте же с хлебом», «Как вы
держите вилку?» (фр.)] «И какое ей до нас дело! — подумаешь.
— Как! чтобы жиды
держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить
такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот
так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Андрий схватил мешок одной рукой и дернул его вдруг
так, что голова Остапа упала на землю, а он сам вскочил впросонках и, сидя с закрытыми глазами, закричал что было мочи: «
Держите,
держите чертова ляха! да ловите коня, коня ловите!» — «Замолчи, я тебя убью!» — закричал в испуге Андрий, замахнувшись на него мешком.
Иные рассуждали с жаром, другие даже
держали пари; но бо́льшая часть была
таких, которые на весь мир и на все, что ни случается в свете, смотрят, ковыряя пальцем в своем носу.
— Благодарю! — Грэй сильно сжал руку боцмана, но тот, сделав невероятное усилие, ответил
таким пожатием, что капитан уступил. После этого подошли все, сменяя друг друга застенчивой теплотой взгляда и бормоча поздравления. Никто не крикнул, не зашумел — нечто не совсем простое чувствовали матросы в отрывистых словах капитана. Пантен облегченно вздохнул и повеселел — его душевная тяжесть растаяла. Один корабельный плотник остался чем-то недоволен: вяло
подержав руку Грэя, он мрачно спросил...
Кроме того, государственные дела, дела поместий, диктант мемуаров, выезды парадных охот, чтение газет и сложная переписка
держали его в некотором внутреннем отдалении от семьи; сына он видел
так редко, что иногда забывал, сколько ему лет.
Выслушав мысленно
такое заявление, капитан Гоп
держал, мысленно же, следующую речь: «Отправляйтесь куда хотите, мой птенчик.
Пламенный веселый цвет
так ярко горел в ее руке, как будто она
держала огонь.
Ну, да все это вздор, а только она, видя, что ты уже не студент, уроков и костюма лишился и что по смерти барышни ей нечего уже тебя на родственной ноге
держать, вдруг испугалась; а
так как ты, с своей стороны, забился в угол и ничего прежнего не поддерживал, она и вздумала тебя с квартиры согнать.
— Вот Раскольников! — промямлил Зосимов, кивнув на больного, затем зевнул, причем как-то необыкновенно много раскрыл свой рот и необыкновенно долго
держал его в
таком положении. Потом медленно потащился в свой жилетный карман, вынул огромнейшие выпуклые глухие золотые часы, раскрыл, посмотрел и
так же медленно и лениво потащился опять их укладывать.
И заметьте, всю-то жизнь документ против меня, на чужое имя, в этих тридцати тысячах
держала,
так что задумай я в чем-нибудь взбунтоваться, — тотчас же в капкан!
— Ведь вот прорвался, барабанит! За руки
держать надо, — смеялся Порфирий. — Вообразите, — обернулся он к Раскольникову, — вот
так же вчера вечером, в одной комнате, в шесть голосов, да еще пуншем напоил предварительно, — можете себе представить? Нет, брат, ты врешь: «среда» многое в преступлении значит; это я тебе подтвержу.
Студент разболтался и сообщил, кроме того, что у старухи есть сестра, Лизавета, которую она,
такая маленькая и гаденькая, бьет поминутно и
держит в совершенном порабощении, как маленького ребенка, тогда как Лизавета, по крайней мере, восьми вершков росту…
— А, вот вы куда? Я согласен, что это болезнь, как и все переходящее через меру, — а тут непременно придется перейти через меру, — но ведь это, во-первых, у одного
так, у другого иначе, а во-вторых, разумеется, во всем
держи меру, расчет, хоть и подлый, но что же делать? Не будь этого, ведь этак застрелиться, пожалуй, пришлось бы. Я согласен, что порядочный человек обязан скучать, но ведь, однако ж…