Неточные совпадения
Когда Анна вышла в шляпе и накидке и, быстрым движением красивой руки играя зонтиком, остановилась подле него, Вронский
с чувством облегчения оторвался от пристально устремленных
на него жалующихся глаз Голенищева и
с новою любовию взглянул
на свою прелестную, полную жизни и радости
подругу.
— А эта женщина, — перебил его Николай Левин, указывая
на нее, — моя
подруга жизни, Марья Николаевна. Я взял ее из дома, — и он дернулся шеей, говоря это. — Но люблю ее и уважаю и всех, кто меня хочет знать, — прибавил он, возвышая голос и хмурясь, — прошу любить и уважать ее. Она всё равно что моя жена, всё равно. Так вот, ты знаешь,
с кем имеешь дело. И если думаешь, что ты унизишься, так вот Бог, а вот порог.
Начала печалиться о том, что она не христианка, и что
на том свете душа ее никогда не встретится
с душою Григория Александровича, и что иная женщина будет в раю его
подругой.
Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная
подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что сыну пришла пора
на службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны; сын, будучи отправлен в губернский город,
с тем чтобы узнать в палате, по мнению отца, службу существенную, определился вместо того в полк и написал к отцу уже по своем определении, прося денег
на обмундировку; весьма естественно, что он получил
на это то, что называется в простонародии шиш.
Задумчивость, ее
подругаОт самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь
на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию, закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы
с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги
на широкий луг
Всех маленьких ее
подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
У ночи много звезд прелестных,
Красавиц много
на Москве.
Но ярче всех
подруг небесных
Луна в воздушной синеве.
Но та, которую не смею
Тревожить лирою моею,
Как величавая луна,
Средь жен и дев блестит одна.
С какою гордостью небесной
Земли касается она!
Как негой грудь ее полна!
Как томен взор ее чудесный!..
Но полно, полно; перестань:
Ты заплатил безумству дань.
И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.
Лягушка,
на лугу увидевши Вола,
Затеяла сама в дородстве
с ним сравняться:
Она завистлива была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
«Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я
с него?»
Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» —
«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.
Ну, каково?
Пополнилась ли я?» — «Почти что ничего». —
«Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела
И кончила моя затейница
на том,
Что, не сравнявшись
с Волом,
С натуги лопнула и — околела.
—
С неделю тому назад сижу я в городском саду
с милой девицей, поздно уже, тихо, луна катится в небе, облака бегут, листья падают
с деревьев в тень и свет
на земле; девица,
подруга детских дней моих, проститутка-одиночка, тоскует, жалуется, кается, вообще — роман, как следует ему быть. Я — утешаю ее: брось, говорю, перестань! Покаяния двери легко открываются, да — что толку?.. Хотите выпить? Ну, а я — выпью.
— Ходит в худых башмаках. Работает
на фабрике махорку. Живет
с подругой в лачуге у какой-то ведьмы.
—
Подруги упрекают меня, дескать — польстилась девушка
на деньги, — говорила Телепнева, добывая щипчиками конфекты из коробки. — Особенно язвит Лидия, по ее законам необходимо жить
с милым и чтобы — в шалаше. Но — я бытовая и водевильная, для меня необходим приличный домик и свои лошади. Мне заявлено: «У вас, Телепнева, совершенно отсутствует понимание драматизма». Это сказал не кто-нибудь, а — сам, он, который сочиняет драмы. А
с милым без драмы — не прожить, как это доказано в стихах и прозе…
В ее возбуждении, в жестах, словах Самгин видел то наигранное и фальшивое, от чего он почти уже отучил ее своими насмешками. Было ясно, что Лидия рада встрече
с подругой, тронута ее радостью; они, обнявшись, сели
на диван, Варвара плакала, сжимая ладонями щеки Лидии, глядя в глаза ее.
— Дурак! — крикнула Татьяна, ударив его по голове тетрадкой нот, а он схватил ее и
с неожиданной силой, как-то привычно, посадил
на плечо себе. Девицы стали отнимать
подругу, началась возня, а Самгин, давно поняв, что он лишний в этой компании, незаметно ушел.
А
на другой день вечером они устроили пышный праздник примирения — чай
с пирожными,
с конфектами, музыкой и танцами. Перед началом торжества они заставили Клима и Бориса поцеловаться, но Борис, целуя, крепко сжал зубы и закрыл глаза, а Клим почувствовал желание укусить его. Потом Климу предложили прочитать стихи Некрасова «Рубка леса», а хорошенькая
подруга Лидии Алина Телепнева сама вызвалась читать, отошла к роялю и, восторженно закатив глаза, стала рассказывать вполголоса...
А подле гордо-стыдливой, покойной
подруги спит беззаботно человек. Он засыпает
с уверенностью, проснувшись, встретить тот же кроткий, симпатичный взгляд. И чрез двадцать, тридцать лет
на свой теплый взгляд он встретил бы в глазах ее тот же кроткий, тихо мерцающий луч симпатии. И так до гробовой доски!
Он вспомнил, что когда она стала будто бы целью всей его жизни, когда он ткал узор счастья
с ней, — он, как змей, убирался в ее цвета, окружал себя, как в картине, этим же тихим светом; увидев в ней искренность и нежность, из которых создано было ее нравственное существо, он был искренен, улыбался ее улыбкой, любовался
с ней птичкой, цветком, радовался детски ее новому платью, шел
с ней плакать
на могилу матери и
подруги, потому что плакала она, сажал цветы…
— Чем это — позвольте спросить? Варить суп, ходить друг за другом, сидеть
с глазу
на глаз, притворяться, вянуть
на «правилах», да
на «долге» около какой-нибудь тщедушной слабонервной
подруги или разбитого параличом старика, когда силы у одного еще крепки, жизнь зовет, тянет дальше!.. Так, что ли?
Она порицала и осмеивала
подруг и знакомых, когда они увлекались, живо и
с удовольствием расскажет всем, что сегодня
на заре застали Лизу, разговаривающую
с письмоводителем чрез забор в саду, или что вон к той барыне (и имя, отчество и фамилию скажет) ездит все барин в карете и выходит от нее часу во втором ночи.
Она описывала ему свою пустынную жизнь, хозяйственные занятия,
с нежностию сетовала
на разлуку и призывала его домой, в объятия доброй
подруги; в одном из них она изъявляла ему свое беспокойство насчет здоровья маленького Владимира; в другом она радовалась его ранним способностям и предвидела для него счастливую и блестящую будущность.
Подруга ее, небольшого роста, смуглая брюнетка, крепкая здоровьем,
с большими черными глазами и
с самобытным видом, была коренастая, народная красота; в ее движениях и словах видна была большая энергия, и когда, бывало, аптекарь, существо скучное и скупое, делал не очень вежливые замечания своей жене и та их слушала
с улыбкой
на губах и слезой
на реснице, Паулина краснела в лице и так взглядывала
на расходившегося фармацевта, что тот мгновенно усмирялся, делал вид, что очень занят, и уходил в лабораторию мешать и толочь всякую дрянь для восстановления здоровья вятских чиновников.
Однажды в теплый осенний вечер оба семейства сидели
на площадке перед домом, любуясь звездным небом, синевшим глубокою лазурью и горевшим огнями. Слепой, по обыкновению, сидел рядом
с своею
подругой около матери.
Слепой взял ее за руки
с удивлением и участием. Эта вспышка со стороны его спокойной и всегда выдержанной
подруги была так неожиданна и необъяснима! Он прислушивался одновременно к ее плачу и к тому странному отголоску, каким отзывался этот плач в его собственном сердце. Ему вспомнились давние годы. Он сидел
на холме
с такою же грустью, а она плакала над ним так же, как и теперь…
Прошлым летом, год тому назад, у соседа нашего женился сын
на моей
подруге,
с которой я хаживала всегда в посиделки.
С подругами изгнания
с первой встречи стала
на самую короткую ногу и тотчас разменялись прозвищами. Нарышкину назвали Lischen, Трубецкую — Каташей, Фонвизину — Визинькой, а ее звали Мурашкою. Эти мелочи в сущности ничего не значат, но определяют близость и некоторым образом обрисовывают взаимные непринужденные сношения между ними, где была полная доверенность друг к другу.
Теперь она спит, обняв Лизу, и голова ее, скатившись
с подушки, лежит
на плечике
подруги, которая и перед нею кажется сущим ребенком.
Лиза шла рядом
с подругою, все сильнее и сильнее опираясь
на ее руку.
Порою завязывались драки между пьяной скандальной компанией и швейцарами изо всех заведений, сбегавшимися
на выручку товарищу швейцару, — драка, во время которой разбивались стекла в окнах и фортепианные деки, когда выламывались, как оружие, ножки у плюшевых стульев, кровь заливала паркет в зале и ступеньки лестницы, и люди
с проткнутыми боками и проломленными головами валились в грязь у подъезда, к звериному, жадному восторгу Женьки, которая
с горящими глазами, со счастливым смехом лезла в самую гущу свалки, хлопала себя по бедрам, бранилась и науськивала, в то время как ее
подруги визжали от страха и прятались под кровати.
Десять или пятнадцать торговок, в обыкновенное время злоязычных сплетниц и неудержимых, неистощимых в словесном разнообразии ругательниц, а теперь льстивых и ласковых
подруг, очевидно, разгулялись еще
с прошлого вечера, прокутили целую ночь и теперь вынесли
на базар свое шумное веселье.
— Иди, что ли, ты, Манька, — приказала Тамара
подруге, которая, похолодев и побледнев от ужаса и отвращения, глядела
на покойников широко открытыми светлыми глазами. — Не бойся, дура, — я
с тобой пойду! Кому ж идти, как не тебе?!
Женька вдруг оживилась и
с любопытством поглядела
на подругу...
В светлом коридоре Женька положила руки
на плечи
подруги и
с исказившимся, внезапно побледневшим лицом сказала...
Через несколько времени принесли два венка: один от Тамары из астр и георгинов
с надписью
на белой ленте черными буквами: «Жене-от
подруги», другой был от Рязанова, весь из красных цветов;
на его красной ленте золотыми литерами стояло: «Страданием очистимся». От него же пришла и коротенькая записка
с выражением соболезнования и
с извинением, что он не может приехать, так как занят неотложным деловым свиданием.
Несмотря
на ее внешнюю кротость и сговорчивость, все в заведении относятся к ней
с почтением и осторожностью: и хозяйка, и
подруги, и обе экономки, и даже швейцар, этот истинный султан дома терпимости, всеобщая гроза и герой.
Я даже сердился
на маленькую свою
подругу, доказывая ей, что после сергеевских дубов, озера и полей гадко смотреть
на наш садишко
с тощими яблонями.
— Каковы физиономии, каковы? — шептал Салов, показывая
на разных толстых дам, которые или
с супругами, или
с подругами степенно расхаживали по залам.
Девичники в то время в уездных городках справлялись еще
с некоторою торжественностью. Обыкновенно к невесте съезжались все ее подружки
с тем, чтобы повеселиться
с ней в последний раз; жених привозил им конфет, которыми как бы хотел выкупить у них свою невесту. Добродушный и блаженствующий Живин накупил, разумеется, целый воз конфет и, сверх того, еще огромные букеты цветов для невесты и всех ее
подруг и вздумал было возложить всю эту ношу
на Вихрова, но тот решительно отказался.
Аннинька пользовалась этим моментом душевного расслабления своей
подруги, забиралась к ней
с ногами
на кровать и принималась без конца рассказывать о своей любви, как те глупые птички, которые щебечут в саду
на заре от избытка преисполняющей их жизни.
В первое воскресенье она, однако ж, посовестилась тревожить
подруг."Им не до меня, — сказала она себе, — они теперь по родным ездят, подарки получают, покупают наряды!"Но
на другое воскресенье отважилась. Надела высокий, высокий корсет, точно кирасу, и
с утра отправилась к Настеньке Буровой.
«
На второй день Масленицы, в два часа пополудни, приходите
на каток Чистых прудов. Я буду
с подругой. Ваша З. Б.».
Дом Синельниковых стал часто посещаться юнкерами. Один приводил и представлял своего приятеля, который в свою очередь тащил третьего. К барышням приходили гимназические
подруги и какие-то дальние московские кузины, все хорошенькие, страстные танцорки, шумные, задорные пересмешницы, бойкие
на язык,
с блестящими глазами, хохотушки. Эти субботние непринужденные вечера пользовались большим успехом.
— Почему пропало? Я хоть и реалист и практический человек, но зато верный и умный друг. Посмотри-ка
на письмо Машеньки: она будет ждать меня к четырем часам вечера, и тоже
с подругой, но та превеселая, и ты от нее будешь в восторге. Итак, ровно в два часа мы оба уже
на Чистых прудах, а в четыре без четверти берем порядочного извозчика и катим
на Патриаршие. Идет?
Сверх того, она утверждала, что люди деловые, рассудительные пускай женятся
на каких им угодно неземных существах, но что людям
с душой доброй, благородной следует выбирать себе
подругу жизни, которая умела бы хозяйничать и везде во всем распорядиться.
Тогда близ нашего селенья,
Как милый цвет уединенья,
Жила Наина. Меж
подругОна гремела красотою.
Однажды утренней порою
Свои стада
на темный луг
Я гнал, волынку надувая;
Передо мной шумел поток.
Одна, красавица младая
На берегу плела венок.
Меня влекла моя судьбина…
Ах, витязь, то была Наина!
Я к ней — и пламень роковой
За дерзкий взор мне был наградой,
И я любовь узнал душой
С ее небесною отрадой,
С ее мучительной тоской.
И действительно, я зашел в кофейную Амбиеля (в доме армянской церкви) и
на двугривенный приобрел сладких пирожков (тогда двугривенный стоил в Петербурге восемьдесят копеек
на ассигнации, в Москве же ценность его доходила до рубля) и разделил их
с доброю своею
подругой.
Любонька в людской, если б и узнала со временем о своем рождении, понятия ее были бы так тесны, душа спала бы таким непробудимым сном, что из этого ничего бы не вышло; вероятно, Алексей Абрамович, чтобы вполне примириться
с совестью, дал бы ей отпускную и, может быть, тысячу-другую приданого; она была бы при своих понятиях чрезвычайно счастлива, вышла бы замуж за купца третьей гильдии, носила бы шелковый платок
на макушке, пила бы по двенадцати чашек цветочного чая и народила бы целую семью купчиков; иногда приходила бы она в гости к дворечихе Негрова и видела бы
с удовольствием, как
на нее
с завистью смотрят ее бывшие
подруги.
— Надя этого хочет… — наивно ответила она и улыбнулась, посмотрев
на подругу. — Я уеду вечером,
с девятичасовым поездом.
Два раза меняли самовар, и болтали, болтали без умолку. Вспоминали
с Дубровиной-Баум Пензу, первый дебют, Далматова, Свободину, ее
подругу М.И.М., только что кончившую 8 классов гимназии. Дубровина читала монологи из пьес и стихи, — прекрасно читала… Читал и я отрывки своей поэмы, написанной еще тогда
на Волге, — «Бурлаки», и невольно
с них перешел
на рассказы из своей бродяжной жизни, поразив моих слушательниц, не знавших, как и никто почти, моего прошлого.
Всю дорогу он спрашивал себя
с упреком: почему он устроил себе семью не
с этою женщиной, которая его так любит и была уже
на самом деле его женой и
подругой?
Был осенний день. Юлия только что пошла во флигель плакать, а Лаптев лежал в кабинете
на диване и придумывал, куда бы уйти. Как раз в это время Петр доложил, что пришла Рассудина. Лаптев обрадовался очень, вскочил и пошел навстречу нежданной гостье, своей бывшей
подруге, о которой он уже почти стал забывать.
С того вечера, как он видел ее в последний раз, она нисколько не изменилась и была все такая же.