Неточные совпадения
Натягивая
чулки на белые
с голубыми жилками
ноги свои, она продолжала торопливо, неясно и почему-то часто вздыхая...
— Воинов, — глубоким басом, неохотно назвал себя лысый; пожимая его холодную жесткую руку, Самгин видел над своим лицом круглые, воловьи глаза, странные глаза, прикрытые синеватым туманом, тусклый взгляд их был сосредоточен на конце хрящеватого, длинного носа. Он согнулся пополам, сел и так осторожно вытянул длинные
ноги, точно боялся, что они оторвутся. На узких его плечах френч, на
ногах — галифе, толстые спортивные
чулки и уродливые ботинки
с толстой подошвой.
Рядом
с пушкой лениво качался на рыжей лошади,
с белыми, как в
чулках,
ногами, оловянный офицер,
с бородкой, точно у царя Николая.
Ноги ее, в черных
чулках, странно сливались
с тенями, по рубашке, голубовато окрашенной лунным светом, тоже скользили тени; казалось, что она без
ног и летит.
Она молча приняла обязанности в отношении к Обломову, выучила физиономию каждой его рубашки, сосчитала протертые пятки на
чулках, знала, какой
ногой он встает
с постели, замечала, когда хочет сесть ячмень на глазу, какого блюда и по скольку съедает он, весел он или скучен, много спал или нет, как будто делала это всю жизнь, не спрашивая себя, зачем, что такое ей Обломов, отчего она так суетится.
— Что же лучше? — спросила она и, не слыша ответа, обернулась посмотреть, что его занимает. А он пристально следил, как она, переступая через канавку, приподняла край платья и вышитой юбки и как из-под платья вытягивалась кругленькая, точно выточенная, и крепкая небольшая
нога, в белом
чулке,
с коротеньким, будто обрубленным носком, обутая в лакированный башмак,
с красной сафьянной отделкой и
с пряжкой.
«Это-то секретари?» На трап шли, переваливаясь
с ноги на
ногу, два старика, лет 70-ти каждый, плешивые,
с седыми жиденькими косичками, в богатых штофных юбках,
с широкой бархатной по подолу обшивкой, в белых бумажных
чулках и, как все прочие, в соломенных сандалиях.
— Подождите-с, — проговорил он наконец слабым голосом и вдруг, вытащив из-под стола свою левую
ногу, начал завертывать на ней наверх панталоны.
Нога оказалась в длинном белом
чулке и обута в туфлю. Не торопясь, Смердяков снял подвязку и запустил в
чулок глубоко свои пальцы. Иван Федорович глядел на него и вдруг затрясся в конвульсивном испуге.
— Разумеется, — добавляла Вера Артамоновна, — да вот что связало по рукам и
ногам, — и она указывала спичками
чулка на меня. — Взять
с собой — куда? к чему? — покинуть здесь одного,
с нашими порядками, это и вчуже жаль!
Нас выпороли и наняли нам провожатого, бывшего пожарного, старичка со сломанной рукою, — он должен был следить, чтобы Саша не сбивался в сторону по пути к науке. Но это не помогло: на другой же день брат, дойдя до оврага, вдруг наклонился, снял
с ноги валенок и метнул его прочь от себя, снял другой и бросил в ином направлении, а сам, в одних
чулках, пустился бежать по площади. Старичок, охая, потрусил собирать сапоги, а затем, испуганный, повел меня домой.
Бывало, Агафья, вся в черном,
с темным платком на голове,
с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет
чулок; у
ног ее, на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы небесные корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где кровь их падала, цветы вырастали.
— Глупости, Аннинька… вздор! — сердито проговорила m-lle Эмма, снимая
с своих круглых
ног чулки.
Пестрый плед, пестрая шапочка,
с длинными лентами на затылке, и
чулки на
ногах тоже были, конечно, подвергнуты самой строгой критике и тоже получили свое объяснение: барин.
В пол-аршина от лица Ромашова лежали ее
ноги, скрещенные одна на другую, две маленькие ножки в низких туфлях и в черных
чулках,
с каким-то стрельчатым белым узором.
С отуманенной головой,
с шумом в ушах, Ромашов вдруг крепко прижался зубами к этому живому, упругому, холодному, сквозь
чулок, телу.
Я пошел посмотреть; вижу, на
ногах с колен
чулки содраны, а
с рук по локти перчатки сняты, татарва это искусно делают: обчертит да дернет, так шкуру и снимет, — а голова этого человека в сторонке валяется, и на лбу крест вырезан.
Они вошли в офицерскую палату. Марцов лежал навзничь, закинув жилистые обнаженные до локтей руки за голову и
с выражением на желтом лице человека, который стиснул зубы, чтобы не кричать от боли. Целая
нога была в
чулке высунута из-под одеяла, и видно было, как он на ней судорожно перебирает пальцами.
Он ничего не думал: хорошенькая сестра,
нога Марцова
с движущимися в
чулке пальцами, мрак, бомбы и различные образы смерти смутно носились в его воображении.
Я познакомился
с ним однажды утром, идя на ярмарку; он стаскивал у ворот дома
с пролетки извозчика бесчувственно пьяную девицу; схватив ее за
ноги в сбившихся
чулках, обнажив до пояса, он бесстыдно дергал ее, ухая и смеясь, плевал на тело ей, а она, съезжая толчками
с пролетки, измятая, слепая,
с открытым ртом, закинув за голову мягкие и словно вывихнутые руки, стукалась спиною, затылком и синим лицом о сиденье пролетки, о подножку, наконец упала на мостовую, ударившись головою о камни.
Одевались на маскарад Варвара и Грушина вместе у Грушиной. Наряд у Грушиной вышел чересчур легок: голые руки и плечи, голая спина, голая грудь,
ноги в легоньких туфельках, без
чулок, голые до колен, и легкая одежда из белого полотна
с красною обшивкою, прямо на голое тело, — одежда коротенькая, но зато широкая, со множеством складок. Варвара сказала, ухмыляясь...
Двумя грязными двориками, имевшими вид какого-то дна не вовсе просохнувшего озера, надобно было дойти до маленькой двери, едва заметной в колоссальной стене; оттуда вела сырая, темная, каменная,
с изломанными ступенями, бесконечная лестница, на которую отворялись, при каждой площадке, две-три двери; в самом верху, на финском небе, как выражаются петербургские остряки, нанимала комнатку немка-старуха; у нее паралич отнял обе
ноги, и она полутрупом лежала четвертый год у печки, вязала
чулки по будням и читала Лютеров перевод Библии по праздникам.
Отъехав
с полверсты, мне стало холодно
ногам, и я подумал о том, что снял в вагоне шерстяные
чулки и положил их в сумку.
Помню, как во время великопостных всенощных, когда о. Яков приподымался на
ногах и
с поднятыми руками восклицал: «Господи, Владыко живота моего», — я, припадая головою к полу, ясно видел, что у него, за отсутствием сапог, на
ногах женины
чулки и башмаки.
А он лежит, подняв ему на плечи исхудалые
ноги в
чулках; свеча та же
с абажуром и та же непрекращающаяся боль.
Во-первых, она сняла
с себя толстые шерстяные единственные
чулки и дала их мужу; а во-вторых, из потника, который лежал плохо в конюшне и который Ильич третьего дня принес в избу, она ухитрилась сделать стельки таким образом, чтобы заткнуть дыры и предохранить от сырости Ильичовы
ноги.
Рыбников сидел у стола, расставив локти и опустив на них голову. Он, не отрываясь, глядел на ее большие, но красивые
ноги с полными икрами, которые ловко обтягивали черные ажурные
чулки.
Это было неверно;
с той поры, как мы подружились, она уже не выходила ко мне распустехой, — кофта застегнута, дыры под мышками зашиты, и даже —
чулки на
ногах; выйдет и, ласково улыбаясь, объявляет...
Но из-за стены не было никакого ответа. Продолжалось равномерное бормотание и еще звуки движения. «Верно, он кланяется в землю, — думала она. — Но не откланяется он, — проговорила она. — Он обо мне думает. Так же, как я об нем.
С тем же чувством думает он об этих
ногах», — говорила она, сдернув мокрые
чулки и ступая босыми
ногами по койке и поджимая их под себя. Она посидела так недолго, обхватив колени руками и задумчиво глядя перед собой. «Да эта пустыня, эта тишина. И никто никогда не узнал бы…»
Она встала, снесла
чулки к печке, повесила их на отдушник. Какой-то особенный был отдушник. Она повертела его и потом, легко ступая босыми
ногами, вернулась на койку и опять села на нее
с ногами. За стеной совсем затихло. Она посмотрела на крошечные часы, висевшие у нее на шее. Было два часа. «Наши должны подъехать около трех». Оставалось не больше часа.
Анна Фридриховна, вся раскрасневшаяся,
с сияющими глазами и губами как кровь, сняла под столом одну туфлю и горячей
ногой в
чулке жмет
ногу околоточному.
— Жиндаррр!!! Жиндаррр!! — кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры…Иду посмотреть, в чем дело…У одного из вагонов первого класса стоит господин
с кокардой и указывает публике на свои
ноги.
С несчастного, в то время когда он спал, стащили сапоги и
чулки…
— Что это, что? — спрашиваю я, выбегая на солнце, у дворовой женщины, которая, охая, бежит мимо меня. Она только оглядывается, взмахивает руками и бежит дальше. Но вот и стопятилетняя старуха Матрена, придерживая рукою платок, сбивающийся
с головы, подпрыгивая и волоча одну
ногу в шерстяном
чулке, бежит к пруду. Две девочки бегут, держась друг за друга, и десятилетний мальчишка, в отцовском сюртуке, держась за посконную юбку одной из них, поспешает сзади...
— Да вы послушайте, новенькая-то какая! Сейчас пришла это она в рукодельную. Барышня, как есть барышня! Платье суконное по два
с полтиной за аршин, не вру, ей-богу, локоны по плечам, ровно у херувима. А лицо — картинка. И в корсете, миленькие, сейчас помереть, в корсете. Совсем барышня! Сказывали, генеральская воспитанница. Си-ро-то-чка! А
чулки на ногах-то шелковые со стрелками. Сейчас помереть…
Чтобы хорошенько рассмотреть знакомую ей милую картину, не отдавая себе отчета, Дуня быстро сбросила
с ног неуклюжие приютские шлепанцы и, оставшись в одних
чулках, взобралась
с ногами на диван и прильнула к картине.
Она не договорила… Холодная струйка словно ужалила ей
ноги сквозь тонкие туфли и ажурный
чулок… Зажурчало посередине под дном лодки… И неожиданно еще
с большим напором хлынула холодная струя…
— Ха-ха, гадать! Куда уж гадать такой малышке! — снова беззвучно рассмеялась Васса. — Пускай только идет
с нами. Попадемся — она выручит. Тетя Леля и бранить не станет. Она Дунятку любит. А через нее, смотришь, спустит и нам вину… Ну, айда, девоньки, вперед! — И костлявая Васса засеменила полуобутыми, в одних
чулках,
ногами по холодным доскам коридора, держа крепко за руку Дуню. Оня и Паша поспешили за ней.
Одет он был щегольски, в новую триковую пару, которая носила еще на себе следы утюжной выправки; на груди болтался брелок; на
ногах лакированные штиблеты
с пряжками, красные
чулки.
— Психею. Хороший сюжет, да всё как-то не выходит; приходится всё
с разных натурщиц писать. Вчера писал одну
с синими
ногами. Почему, спрашиваю, у тебя синие
ноги? Это, говорит,
чулки линяют. А вы всё зубрите! Счастливый человек, терпение есть.
Дама села и закурила папироску.
Ногу она положила на
ногу, и из-под короткой юбки видна была до половины голени красивая
нога в телесно-розовом
чулке и туфельке
с высоким каблучком. От дамы пахло духами, в разрезе белого платья виднелись смуглые выпуклости грудей, и в Храброва шло от нее раздражающее электричество женщины, тянущейся к любви и ждущей ее.
Он протянул худенькие, немного кривые
ноги,
с которых старая грузинка, виденная мною на дворе, снимала изящные высокие сапожки… Его хрупкое, некрасивое личико утонуло в массе белокурых волос, падавших на белоснежный кружевной воротничок, надетый поверх коричневой бархатной курточки. Старая грузинка, вместо снятых дорожных сапожек, надевала на его слабые, в черных шелковых
чулках,
ноги лакированные туфли
с пряжками, каких я еще не видывала у нас в Гори.
— Да-с, сеньор! — часто говорил он, грациозно болтая
ногой и показывая свои красные
чулки.
На Нетовой капот из пестрой шелковой материи — мелкими турецкими цветочками, на голове легкая наколка,
ноги, — она вытянула их так, что видны и шелковые
чулки с шитьем, — в золотых туфлях.
Старуха приподнялась и спустила
ноги с кровати. Ей захотелось самой поглядеть, как спят ее милые зверьки, дававшие ей и Фифине заработок на лишнюю чашку чаю, на платье и теплые
чулки, на маленький подарочек внуке.
Из-под пальто выходило узкое, песочного цвета, тяжелое платье: спереди настолько высокое, что вся
нога, в башмаках
с пряжками и цветных шелковых
чулках, была видна.
Надя, розовая, счастливая,
с глазами, полными слез, в ожидании чего-то необыкновенного, кружилась в танце, и белое платье ее надувалось, и видны были ее маленькие красивые
ноги в
чулках телесного цвета…
— Мне надо было бы иметь одно из платьев Марьи Петровны, самое простое, а также и остальное, чтобы одеться
с головы до
ног…
чулки, башмаки…
Покрытый батистовым пудрамантом и нежа одну стройную
ногу, обутую в шелковый
чулок и в туфле, на пышном бархате скамейки, а другую спустив на персидский ковер, сидел он в креслах
с золотою герцогскою короною на спинке; осторожно, прямо взглядывался он по временам в зеркало, в котором видел всего себя.
Она
с интересом рассматривала свои набеленные руки, подведенные брови, красные, как кусок мяса, губы,
ноги в ярких шелковых
чулках, вздымающуюся грудь, всю трепещущую прелесть ее тела, вздымающегося под легкими складками воздушного платья.
Тяжело волновалась белая, пышная грудь, торчали две огромные
ноги в синих шерстяных
чулках с красными стрелками.
Из-под полудлинной юбки виднелись несколько большие
ноги в лаковых башмаках
с темными шелковыми
чулками.
Все существенное уже было сделано:
ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные
чулки и белые атласные башмаки
с бантиками; прически были почти окончены.