Неточные совпадения
Ваше теперешнее положение незавидно, но оно может поправиться: вы имеете состояние; вас любит
дочь моя, она воспитана так, что составит
счастие мужа, — я богата, она у меня одна…
Я знал, что отец почтет за
счастие и вменит себе в обязанность принять
дочь заслуженного воина, погибшего за отечество.
Спасая искренно и горячо от сетей «благодетеля», открывая глаза и матери и
дочери на значение благодеяний — он влюбился сам в Наташу. Наташа влюбилась в него — и оба нашли
счастье друг в друге, оба у смертного одра матери получили на него благословение.
— Почему вы знаете, что для меня
счастье — жениться на
дочери какого-то Мамыкина?
Нынешний пост четверги Агриппины Филипьевны заставляли говорить о себе положительно весь город, потому что на них фигурировал Привалов. Многие нарочно приезжали затем только, чтобы взглянуть на этот феномен и порадоваться
счастью Агриппины Филипьевны, которая так удивительно удачно пристраивала свою младшую
дочь. Что Алла выходит за Привалова — в этом могли сомневаться только завзятые дураки.
Марья Степановна проводила глазами уходящих
дочерей, которые были счастливы молодым
счастьем.
— Отчего же он не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну… Вот и партия Nadine. Точно с неба жених свалился! Этакое
счастье этим богачам: своих денег не знают куда девать, а тут, как снег на голову, зять миллионер… Воображаю: у Ляховского
дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных
дочь, у Бахаревых целых две… Вот извольте тут разделить между ними одного жениха!..
Была у Недопюскина жена, худая и чахоточная; были и дети; к
счастью, они все скоро перемерли, исключая Тихона да
дочери Митродоры, по прозванию «купецкая щеголиха», вышедшей, после многих печальных и смешных приключений, за отставного стряпчего.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей
дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать
дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с
дочерью, не огорчаясь.
А мужчина говорит, и этот мужчина Дмитрий Сергеич: «это все для нас еще пустяки, милая маменька, Марья Алексевна! а настоящая-то важность вот у меня в кармане: вот, милая маменька, посмотрите, бумажник, какой толстый и набит все одними 100–рублевыми бумажками, и этот бумажник я вам, мамаша, дарю, потому что и это для нас пустяки! а вот этого бумажника, который еще толще, милая маменька, я вам не подарю, потому что в нем бумажек нет, а в нем все банковые билеты да векселя, и каждый билет и вексель дороже стоит, чем весь бумажник, который я вам подарил, милая маменька, Марья Алексевна!» — Умели вы, милый сын, Дмитрий Сергеич, составить
счастье моей
дочери и всего нашего семейства; только откуда же, милый сын, вы такое богатство получили?
— Нет, не говорите! это большое, большое
счастье иметь такую прелестную
дочь! Вот на мою Феничку не заглядятся — я могу быть спокойна в этом отношении!
Это обстоятельство не помешало, однако, супружескому
счастью, и плодом этой поздней любви явилась единственная
дочь, которая была почти ровесницей слепому мальчику.
Всё ж будет верст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога хуже там пойдет,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, — и притом
Имел я
счастье графа знать,
Семь лет служил при нем.
Отец ваш редкий человек
По сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам
дочери его
Готов я… весь я ваш…
Между прочим, он принял систему не торопить
дочерей своих замуж, то есть не «висеть у них над душой» и не беспокоить их слишком томлением своей родительской любви об их
счастии, как невольно и естественно происходит сплошь да рядом даже в самых умных семействах, в которых накопляются взрослые
дочери.
Всё объяснялось нетерпеливостью «не желавшей более сомневаться» Лизаветы Прокофьевны и горячими содроганиями обоих родительских сердец о
счастии любимой
дочери.
У Татьяны почти каждый год рождался ребенок, но, на ее
счастье, дети больше умирали, и в живых оставалось всего шесть человек, причем
дочь старшая, Окся, заневестилась давно.
Наступила страда, но и она не принесла старикам обычного рабочего
счастья. Виной всему был покос Никитича, на котором доменный мастер страдовал вместе с племянником Тишкой и
дочерью Оленкой. Недавние ребята успели сделаться большими и помогали Никитичу в настоящую силу. Оленка щеголяла в кумачном сарафане, и ее голос не умолкал с утра до ночи, — такая уж голосистая девка издалась. Пашка Горбатый, страдовавший с отцом, потихоньку каждый вечер удирал к Тишке и вместе с ним веселился на кержацкую руку.
Умирая, эта «немка» умоляла мужа отправить
дочь туда, на Запад, где и свет, и справедливость, и
счастье.
Приехавши ночью, я не хотел будить женатых людей — здешних наших товарищей. Остановился на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной,
дочери служившего здесь офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать
счастие молодой своей жены…
— Девушка бесподобная — про это что говорить! Но во всяком случае, как женщина умная, самолюбивая и, может быть, даже несколько по характеру ревнивая, она, конечно, потребует полного отречения от старой привязанности. Я считаю себя обязанным поставить вам это первым условием:
счастие Полины так же для меня близко и дорого, как бы
счастие моей собственной
дочери.
Фрау Леноре скончалась в Нью-Йорке, куда она последовала за
дочерью и зятем, — однако успела порадоваться
счастью своих детей, понянчить внучат...
— Вы не имеете права так бесчеловечно располагать
счастием вашей
дочери! — воскликнул он и пошел было в соседнюю комнату.
— Не плакать, а радоваться надобно, что так случилось, — принялась, Юлия Матвеевна успокаивать
дочь. — Он говорит, что готов жениться на тебе… Какое
счастье!.. Если бы он был совершенно свободный человек и посторонний, то я скорее умерла бы, чем позволила тебе выйти за него.
Красота ее все более и более поражала капитана, так что он воспринял твердое намерение каждый праздник ходить в сказанную церковь, но дьявольски способствовавшее в этом случае ему
счастье устроило нечто еще лучшее: в ближайшую среду, когда капитан на плацу перед Красными казармами производил ученье своей роте и, крикнув звучным голосом: «налево кругом!», сам повернулся в этом же направлении, то ему прямо бросились в глаза стоявшие у окружающей плац веревки мать и
дочь Рыжовы.
Юлия Матвеевна, конечно, хотела сказать: «будет ли ей
счастье», и вместо «друг мой» — «другую мою
дочь», вместо «Егорыча» — «Егора Егорыча», но у нее не выходило этого.
В порыве веселости Степан Михайлыч вытащил было на сцену Лупеневскую и, будто ничего не зная, громко ее спросил: «Что, Флена Ивановна, приглянулась ли тебе моя невестка?» Флена Ивановна с восторгом, удвоенным пивом и наливками, начала уверять, божиться и креститься, что она свою
дочь Лизыньку так не любит, как полюбила Софью Николавну с первого взгляда и что какое
счастье послал бог братцу Алексею Степанычу!
Пришел Алексей Степаныч и старик, растроганный искренно нежностью своей
дочери, искреннею ласковостью своего зятя, взаимною любовью обоих, слушал все их рассказы с умилением и благодарил бога со слезами за их
счастие.
Если ты нас, стариков, так заочно полюбила и уважаешь, то и мы тебя полюбили; а при свиданье, бог даст, и еще больше полюбим, и будешь ты нам, как родная
дочь, и будем мы радоваться
счастию нашего сына Алексея».
Понятно, что все это очень хорошо и необходимо в домашнем обиходе; как ни мечтай, но надобно же подумать о судьбе
дочери, о ее благосостоянии; да то жаль, что эти приготовительные, закулисные меры лишают девушку прекраснейших минут первой, откровенной, нежданной встречи — разоблачают при ней тайну, которая не должна еще быть разоблачена, и показывают слишком рано, что для успеха надобна не симпатия, не
счастье, а крапленые карты.
— Дуня была на верху
счастия; она на Глафиру Львовну смотрела как на ангела; ее благодарность была без малейшей примеси какого бы то ни было неприязненного чувства; она даже не обижалась тем, что
дочь отучали быть
дочерью; она видела ее в кружевах, она видела ее в барских покоях — и только говорила: «Да отчего это моя Любонька уродилась такая хорошая, — кажись, ей и нельзя надеть другого платьица; красавица будет!» Дуня обходила все монастыри и везде служила заздравные молебны о доброй барыне.
Кукушкина. Признаюсь вам, мне тяжело с ней расстаться. Это любимая моя
дочь… она была бы мне утешением на старости… но Бог с ней, возьмите ее… ее
счастие для меня дороже. (Закрывает лицо платком.)
Какая мать усомнится выдать
дочь таким образом, даже против ее воли, считая слезы своей
дочери за глупость, за ребячество и благодаря Бога, что он послал ее Машеньке или Аннушке такое
счастье.
К
счастию, ее мать, игравшая в это время в карты, захотела посмотреть, что
дочь выиграла, и, увидав, что именно, вырвала книгу из рук
дочери и почти кинула ее в лицо Николя.
Мурзавецкая. Прощайте, дорогие гостьи! (Смотрит на Купавину.) Добрая у тебя душа, Евлампеюшка! Дай тебе Бог
счастья (шепотом), мужа хорошего! Ведь вот я как тебя люблю, словно ты мне
дочь. (Анфусе.) Ишь ты, кутаешься, точно в Киев.
— Я долго колебался, и хотя замечал, что частые мои посещения были вовсе не противны Лидиной, но, не смея сам предложить мою руку ее
дочери, решился одним утром открыться во всем Оленьке; я сказал ей, что все мое
счастие зависит от нее.
Я первая, со слезами, и день и ночь буду молиться за
счастье моей
дочери.
Горько было Вильфингам расстаться с своей воспитанницей, которую они любили, как родную
дочь, но
счастие ее казалось так завидно, так неожиданно, так высоко, что они не смели горевать.
Так и шло время. Свыклась Настя с Крылушкиным и Митревной и была у них вместо
дочери любимой. Все к ней всё с смешком да с шуточкой. А когда и затоскует она, так не мешают ей, не лезут, не распытывают, и она, перегрустивши, еще крепче их любила. Казалось Насте, что в рай небесный она попала и что уж другого
счастья ей никакого не нужно.
Вошла
дочь, разодетая, с обнаженным молодым телом, тем телом, которое так заставляло страдать его. А она его выставляла. Сильная, здоровая, очевидно влюбленная и негодующая на болезнь, страдания и смерть, мешающие ее
счастью.
Живое и ясное предчувствие говорило ей, что в этом браке ее идолу угрожает погибель и что она сама отрывает
дочь свою от
счастья, которое суждено бы ей было в браке с Рожновым, и сама отдает ее какому-то пустому щеголю и отдает, может быть, на бедность, на нелюбовь и тому подобное.
Я очень ясно понял, в чем дело, и полагая, что не его, а
дочь должен отдарить за труды, им понесенные, рассудил подарить Анисье Ивановне золотой перстень, который маменька, очень любя, носила во всю жизнь до самой кончины, и на нем был искусно изображен поющий петух. Полагая, что такой подарок будет приличен, сказал, право, без всякого дурного намерения:"мое главное желание устроить ее
счастье (разумея перстнем), и если мое
счастье такое…"
— Мне, персонально, ничего не нужно, — перервал он, — но я отец; мне дорого
счастье моей
дочери. Она, я вижу, страдает; я боюсь… и должен вам открыть… — Тут он нюхал табак и не находил, что сказать.
Неуеденов. А разве мы не проживаем! Да проживать-то надобно с толком. Я, сударь мой, вот за сестру теперь очень опасаюсь. Подвернется ей фертик во фрачке с пуговками или какой с эполетками, а она, сдуру-то, и обрадуется, как невесть какому
счастью. Дочь-то отдаст — нужды нет, а вот денег-то жалко…
— Только будьте осторожнее, — с беспокойством заметила на все это Клавдия Петровна, — и как вы восторженны, я, право, боюсь за вас! Конечно, Лиза теперь и моя
дочь, но тут так много, так много еще неразрешенного! А главное, будьте теперь осмотрительнее; вам непременно надо быть осмотрительнее, когда вы в
счастье или в таком восторге; вы слишком великодушны, когда вы в
счастье, — прибавила она с улыбкою.
— Да я же сказал вам, что я у них как родной, — почти в гневе закричал Вельчанинов. — Клавдия Петровна за
счастье почтет по одному моему слову. Как бы мою
дочь… да черт возьми, ведь вы сами же знаете, что вы только так, чтобы болтать… чего же уж тут говорить!
Женился Поликей, и дал ему Бог
счастье: жена, скотникова
дочь, попалась баба здоровая, умная, работящая; детей ему нарожала, один другого лучше.
Эй,
дочь, смотри; не будь такая дура,
Не прозевай ты
счастья своего,
Не упускай ты князя, да спроста
Не погуби самой себя?
На луговой стороне Волги, там, где впадает в нее прозрачная река Свияга и где, как известно по истории Натальи, боярской
дочери, жил и умер изгнанником невинным боярин Любославский, — там, в маленькой деревеньке родился прадед, дед, отец Леонов; там родился и сам Леон, в то время, когда природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась с улыбкою в зеркало… вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть в мае месяце, и в самую ту минуту, как первый луч земного света коснулся до его глазной перепонки, в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и худое предзнаменование! по которому осьми-десятилетняя повивальная бабка, принявшая Леона на руки, с веселою усмешкою и с печальным вздохом предсказала ему
счастье и несчастье в жизни, вёдро и ненастье, богатство и нищету, друзей и неприятелей, успех в любви и рога при случае.
1 Стар<уха>. Дай-то бог! А я слышала, что Горинкин женился. Да на ком! Знавали вы Болотину? так на ее
дочери. Славная партия… ведь сколько женихов за нею гонялось! так нет… кому
счастье.
— По искреннему желанию добра Лидии Николаевне? Да чем же вы, господа, после этого меня считаете? Неужели же я менее Леонида и вас желаю
счастия моей
дочери, или я так глупа, что ничего не могу обсудить? Никто из моих детей не может меня обвинить, чтобы я для благополучия их не забывала самой себя, — проговорила Марья Виссарионовна с важностию.