Неточные совпадения
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А кто,
скажет, здесь
судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!» Вот что худо!
— Я боюсь, что она сама не понимает своего положения. Она не
судья, — оправляясь говорил Степан Аркадьич. — Она подавлена, именно подавлена твоим великодушием. Если она прочтет это письмо, она не в силах будет ничего
сказать, она только ниже опустит голову.
— Зато и вы пожалуетесь мировому
судье, —
сказал Свияжский.
— У него большой талант, —
сказала Анна с радостною улыбкой. — Я, разумеется, не
судья. Но
судьи знающие то же
сказали.
— Maman, он всё сделает, он на всё согласен, — с досадой на мать за то, что она призывает в этом деле
судьей Сергея Ивановича,
сказала Кити.
Ему хотелось еще
сказать, что если общественное мнение есть непогрешимый
судья, то почему революция, коммуна не так же законны, как и движение в пользу Славян? Но всё это были мысли, которые ничего не могли решить. Одно несомненно можно было видеть — это то, что в настоящую минуту спор раздражал Сергея Ивановича, и потому спорить было дурно; и Левин замолчал и обратил внимание гостей на то, что тучки собрались и что от дождя лучше итти домой.
В то время как бабушка
сказала, что он очень вырос, и устремила на него свои проницательные глаза, я испытывал то чувство страха и надежды, которое должен испытывать художник, ожидая приговора над своим произведением от уважаемого
судьи.
— Прикажете, панове, и нам положить знаки достоинства? —
сказали судья, писарь и есаул и готовились тут же положить чернильницу, войсковую печать и жезл.
Со всем тем, не было в
судьях лицеприязни,
И то
сказать, что Щукиных проказ
Удобства не было закрыть на этот раз.
— Как я могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя — пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня — спасибо; казнишь — бог тебе
судья; а я
сказал тебе правду.
Я утвердился еще более в моем намерении, и когда
судьи спросили: чем могу опровергнуть показания Швабрина, я отвечал, что держусь первого своего объяснения и ничего другого в оправдание себе
сказать не могу.
«Дурак. Кажется, плакать готов», — подумал Самгин, а вслух
сказал тоном
судьи...
— Вы, господа, никак не
судьи мне, — серьезно
сказал солдат. — Вы со мной ничего не можете исделать, как я сполнял приказ…
— И лень, и претит. Одна умная женщина мне
сказала однажды, что я не имею права других судить потому, что «страдать не умею», а чтобы стать
судьей других, надо выстрадать себе право на суд. Немного высокопарно, но в применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился суждению.
— Да, да, — перебил я, — но утешительно по крайней мере то, что всегда, в таких случаях, оставшиеся в живых,
судьи покойного, могут
сказать про себя: «хоть и застрелился человек, достойный всякого сожаления и снисхождения, но все же остались мы, а стало быть, тужить много нечего».
— Полно, Лиза, не надо, ничего не надо. Я — тебе не
судья. Лиза, что мама?
Скажи, давно она знает?
— Пожалуйста, без театральных жестов — сделайте одолжение. Я знаю, что то, что я делаю, — подло, что я — мот, игрок, может быть, вор… да, вор, потому что я проигрываю деньги семейства, но я вовсе не хочу надо мной
судей. Не хочу и не допускаю. Я — сам себе суд. И к чему двусмысленности? Если он мне хотел высказать, то и говори прямо, а не пророчь сумбур туманный. Но, чтоб
сказать это мне, надо право иметь, надо самому быть честным…
И
сказал тогда аду Господь: «Не стони, аде, ибо приидут к тебе отселева всякие вельможи, управители, главные
судьи и богачи, и будешь восполнен так же точно, как был во веки веков, до того времени, пока снова приду».
— Об этом после, теперь другое. Я об Иване не говорил тебе до сих пор почти ничего. Откладывал до конца. Когда эта штука моя здесь кончится и
скажут приговор, тогда тебе кое-что расскажу, все расскажу. Страшное тут дело одно… А ты будешь мне
судья в этом деле. А теперь и не начинай об этом, теперь молчок. Вот ты говоришь об завтрашнем, о суде, а веришь ли, я ничего не знаю.
— Договаривайте, друг мой, эх, договаривайте, — подхватил Лупихин. — Ведь вас, чего доброго, в
судьи могут избрать, и изберут, посмотрите. Ну, за вас, конечно, будут думать заседатели, положим; да ведь надобно ж на всякий случай хоть чужую-то мысль уметь выговорить. Неравно заедет губернатор — спросит: отчего
судья заикается? Ну, положим,
скажут: паралич приключился; так бросьте ему,
скажет, кровь. А оно в вашем положении, согласитесь сами, неприлично.
Впрочем, если хотите, и я
скажу вам свое серьезное мнение — только не о женском вопросе, я не хочу быть
судьею в своем деле, а собственно о вас, m-r Бьюмонт.
Вслед за июньскими баррикадами пали и типографские станки. Испуганные публицисты приумолкли. Один старец Ламенне приподнялся мрачной тенью
судьи, проклял — герцога Альбу Июньских дней — Каваньяка и его товарищей и мрачно
сказал народу: «А ты молчи, ты слишком беден, чтоб иметь право на слово!»
— Толкуй больной с подлекарем! —
сказал отец с раздражением, чувствуя, что
судья склоняется к противной стороне, — так он тебе и отдал! Если он сильнее…
— Тссс… —
сказал он, косясь на терраску нашей квартиры, выходившую в сад. — Что, — как пан
судья? Очень сердит?..
Я тебе, читатель, позабыл
сказать, что парнасский
судья, с которым я в Твери обедал в трактире, мне сделал подарок. Голова его над многим чем испытывала свои силы. Сколь опыты его были удачны, коли хочешь, суди сам; а мне
скажи на ушко, каково тебе покажется. Если, читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Береги ее для бессонницы.
— Теодор! — продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая свои удивительно красивые пальцы с розовыми лощеными ногтями, — Теодор, я перед вами виновата, глубоко виновата, —
скажу более, я преступница; но вы выслушайте меня; раскаяние меня мучит, я стала самой себе в тягость, я не могла более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам, но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим… puis, j’ai été si malade, я была так больна, — прибавила она и провела рукой по лбу и по щеке, — я воспользовалась распространившимся слухом о моей смерти, я покинула все; не останавливаясь, день и ночь спешила я сюда; я долго колебалась предстать пред вас, моего
судью — paraî tre devant vous, mon juge; но я решилась наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту, ехать к вам; я узнала ваш адрес в Москве.
— Здравствуйте, bonjour, —
сказала Марья Дмитриевна, — конечно, я не воображала… впрочем, я, конечно, рада вас видеть. Вы понимаете, милая моя, — не мне быть
судьею между женой и мужем…
Князь Юсупов (во главе всех, про которых Грибоедов в «Горе от ума»
сказал: «Что за тузы в Москве живут и умирают»), видя на бале у московского военного генерал-губернатора князя Голицына неизвестное ему лицо, танцующее с его дочерью (он знал, хоть по фамилии, всю московскую публику), спрашивает Зубкова: кто этот молодой человек? Зубков называет меня и говорит, что я — Надворный
Судья.
Напротив, и исправник, и
судья, и городничий, и эскадронный командир находили, что Розанов «тонлр», чту выражало некоторую, так
сказать, пренебрежительность доктора к благам мира сего и неприятную для многих его разборчивость на род взятки.
Бог им
судья, ваше превосходительство! конечно, маленького человека обидеть ничего не значит, однако я завсегда, можно
сказать, и денно и нощно, словом, всем сердцем…
— Как вам
сказать… он у нас мировым
судьей служит. Да он здесь, с нами же едет, только во втором классе. Почуяла кошка, чье мясо съела, — предупредить грозу хочет! Да н'ишто ему: спеши! поспешай! мы свое дело сделаем!
— Перед вами суд, а не защита! — сердито и громко заметил ему
судья с больным лицом. По выражению лица Андрея мать видела, что он хочет дурить, усы у него дрожали, в глазах светилась хитрая кошачья ласка, знакомая ей. Он крепко потер голову длинной рукой и вздохнул. — Разве ж? —
сказал он, покачивая головой. — Я думаю — вы не
судьи, а только защитники…
Судьи зашевелились тяжело и беспокойно. Предводитель дворянства что-то прошептал
судье с ленивым лицом, тот кивнул головой и обратился к старичку, а с другой стороны в то же время ему говорил в ухо больной
судья. Качаясь в кресле вправо и влево, старичок что-то
сказал Павлу, но голос его утонул в ровном и широком потоке речи Власова.
— Прошу вас, — ближе к делу! —
сказал председатель внятно и громко. Он повернулся к Павлу грудью, смотрел на него, и матери казалось, что его левый тусклый глаз разгорается нехорошим, жадным огнем. И все
судьи смотрели на ее сына так, что казалось — их глаза прилипают к его лицу, присасываются к телу, жаждут его крови, чтобы оживить ею свои изношенные тела. А он, прямой, высокий, стоя твердо и крепко, протягивал к ним руку и негромко, четко говорил...
Она не отвечала, подавленная тягостным разочарованием. Обида росла, угнетая душу. Теперь Власовой стало ясно, почему она ждала справедливости, думала увидать строгую, честную тяжбу правды сына с правдой
судей его. Ей представлялось, что
судьи будут спрашивать Павла долго, внимательно и подробно о всей жизни его сердца, они рассмотрят зоркими глазами все думы и дела сына ее, все дни его. И когда увидят они правоту его, то справедливо, громко
скажут...
— Может, вы думаете, я там
скажу что-нибудь
судьям? — вдруг спросила она. — Попрошу их о чем-нибудь?
И старший
судья тоже как будто прислушивался к чему-то, ждал. Его товарищи пошевелились. Тогда он
сказал...
У него есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот господин сойдет оттуда и
скажет твоему отцу: «А ну-ка,
судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба или как там его зовут?» — с этого момента
судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у
судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из его рук…
— Bene, похвально!.. Можно рассчитывать, что не разболтаешь и вперед. Впрочем, я и всегда считал тебя порядочным малым, встречая на улицах. Настоящий «уличник», хоть и
судья… А нас судить будешь, скажи-ка?
— Э, чепуху вы говорите, Ромашов, — перебил его Веткин. — Вы потребуете удовлетворения, а он
скажет: «Нет… э-э-э… я, знаете ли, вээбще… э-э… не признаю дуэли. Я противник кровопролития… И кроме того, э-э… у нас есть мировой
судья…» Вот и ходите тогда всю жизнь с битой мордой.
В это время жена уездного
судьи, не выражавшая доселе никаких знаков неудовольствия, считает возможным, в знак сочувствия к Степаниде Карповне, пустить в ход горькую улыбку, давно созревшую в ее сердце. Но Дмитрий Борисыч ловит эту улыбку, так
сказать, на лету.
Деятельность моя была самая разнообразная. Был я и следователем, был и
судьею; имел, стало быть, дело и с живым материялом, и с мертвою буквою, но и в том и в другом случае всегда оставался верен самому себе или, лучше
сказать, идее долга, которой я сделал себя служителем.
Первого князь встретил с некоторым уважением, имея в суде кой-какие делишки, а двум последним
сказал по несколько обязательных любезностей, и когда гости введены были к хозяйке в гостиную, то
судья остался заниматься с дамами, а инвалидный начальник и винный пристав возвратились в залу и присоединились к более приличному для них обществу священника и станового пристава.
— В самом деле, господа, пора на покой, —
сказал судья.
Глядя на эти группы, невольно подумаешь, отчего бы им не сойтись в этой деревянной на валу беседке и не затеять тут же танцев, — кстати же через город проезжает жид с цимбалами, — и этого, я уверен, очень хочется сыну
судьи, семиклассному гимназисту, и пятнадцатилетней дочери непременного члена, которые две недели без памяти влюблены друг в друга и не имеют возможности
сказать двух слов между собою.
У Марфина вертелось на языке
сказать: «Не хитрите, граф, вы знаете хорошо, каковы бы должны быть результаты вашей ревизии; но вы опутаны грехом; вы, к стыду вашему, сблизились с племянницей губернатора, и вам уже нельзя быть между им и губернией
судьей беспристрастным и справедливым!..»
А именно: в смысле экспертизы, самым лучшим
судьей является сам господин Парамонов, который тратит на ремонт означенной выше движимости сорок тысяч рублей и тем самым, так
сказать, определяет годовой доход с нее…
— Не затем, —
сказал он, — не затем раздумал ты вешать их, чтобы передать их
судьям, а затем, что сказались они тебе людьми царскими. И ты, — продолжал царь с возрастающим гневом, — ты, ведая, что они мои люди, велел бить их плетьми?
— Что
скажешь ты на это? — спросил он, сохраняя хладнокровную наружность
судьи.
И Николай Афанасьевич, скрипя своими сапожками, заковылял в комнаты к протопопице, но, побыв здесь всего одну минуту, взял с собой дьякона и побрел к исправнику; от исправника они прошли к
судье, и карлик с обоими с ними совещался, и ни от того, ни от другого ничего не узнал радостного. Они жалели Туберозова, говорили, что хотя протопоп и нехорошо сделал,
сказав такую возбуждающую проповедь, но что с ним все-таки поступлено уже через меру строго.