Неточные совпадения
Матери не нравились в Левине и его
странные и резкие суждения, и его неловкость в
свете, основанная, как она полагала, на гордости, и его, по ее понятиям, дикая какая-то жизнь в деревне, с занятиями скотиной и мужиками; не нравилось очень и то, что он, влюбленный в ее дочь, ездил в дом полтора месяца, чего-то как будто ждал, высматривал, как будто боялся, не велика ли будет честь, если он сделает предложение, и не понимал, что, ездя в дом, где девушка невеста, надо было объясниться.
Да не покажется читателю
странным, что обе дамы были не согласны между собою в том, что видели почти в одно и то же время. Есть, точно, на
свете много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна дама, они выйдут совершенно белые, а взглянет другая, выйдут красные, красные, как брусника.
Ну можно ли было предполагать, когда, помните, Чичиков только что приехал к нам в город, что он произведет такой
странный марш в
свете?
Прости ж и ты, мой спутник
странный,
И ты, мой верный идеал,
И ты, живой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с вами знал
Всё, что завидно для поэта:
Забвенье жизни в бурях
света,
Беседу сладкую друзей.
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне —
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
«Чем, чем, — думал он, — моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на
свете, с тех пор как этот
свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так…
странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге!
Женская фигура, с лицом Софьи, рисовалась ему белой, холодной статуей, где-то в пустыне, под ясным, будто лунным небом, но без луны; в
свете, но не солнечном, среди сухих нагих скал, с мертвыми деревьями, с нетекущими водами, с
странным молчанием. Она, обратив каменное лицо к небу, положив руки на колени, полуоткрыв уста, кажется, жаждала пробуждения.
— Вот — и слово дал! — беспокойно сказала бабушка. Она колебалась. — Имение отдает!
Странный, необыкновенный человек! — повторяла она, — совсем пропащий! Да как ты жил, что делал, скажи на милость! Кто ты на сем
свете есть? Все люди как люди. А ты — кто! Вон еще и бороду отпустил — сбрей, сбрей, не люблю!
Он взглянул на нее, она отвечала ему
странным взглядом, «русалочным», по его выражению: глаза будто стеклянные, ничего не выражающие. В них блеснул какой-то торопливый
свет и исчез.
Если же захотят узнать, об чем мы весь этот месяц с ним проговорили, то отвечу, что, в сущности, обо всем на
свете, но все о
странных каких-то вещах.
Необыкновенны переливы вечернего
света на небе — яшмовые, фиолетовые, лазурные, наконец такие
странные, темные и прекрасные тоны, под какие ни за что не подделаться человеку!
Странное дело, это девичье имя осветило каким-то совершенно новым
светом все его заветные мечты и самые дорогие планы.
Мучили его тоже разные
странные и почти неожиданные совсем желания, например: уж после полночи ему вдруг настоятельно и нестерпимо захотелось сойти вниз, отпереть дверь, пройти во флигель и избить Смердякова, но спросили бы вы за что, и сам он решительно не сумел бы изложить ни одной причины в точности, кроме той разве, что стал ему этот лакей ненавистен как самый тяжкий обидчик, какого только можно приискать на
свете.
А тут как нарочно случай появления на
свет его шестипалого младенца и смерть его совпали как раз с другим весьма
странным, неожиданным и оригинальным случаем, оставившим на душе его, как однажды он сам впоследствии выразился, «печать».
— А какие муки у вас на том
свете, кроме-то квадриллиона? — с каким-то
странным оживлением прервал Иван.
Странные дела случаются на
свете: с иным человеком и долго живешь вместе и в дружественных отношениях находишься, а ни разу не заговоришь с ним откровенно, от души; с другим же едва познакомиться успеешь — глядь: либо ты ему, либо он тебе, словно на исповеди, всю подноготную и проболтал.
Странное готовилось ему пробуждение. Он чувствовал сквозь сон, что кто-то тихонько дергал его за ворот рубашки. Антон Пафнутьич открыл глаза и при бледном
свете осеннего утра увидел перед собой Дефоржа: француз в одной руке держал карманный пистолет, а другою отстегивал заветную суму. Антон Пафнутьич обмер.
По
странному капризу, она дала при рождении детям почти однозвучные имена. Первого, увидевшего
свет, назвала Михаилом, второго — Мисаилом. А в уменьшительном кликала их: Мишанка и Мисанка. Старалась любить обоих сыновей одинаково, но, помимо ее воли, безотчетный материнский инстинкт все-таки более влек ее к Мишанке, нежели к Мисанке.
Счастье в эту минуту представлялось мне в виде возможности стоять здесь же, на этом холме, с свободным настроением, глядеть на чудную красоту мира, ловить то
странное выражение, которое мелькает, как дразнящая тайна природы, в тихом движении ее
света и теней.
Потом на «тот
свет» отправился пан Коляновский, который, по рассказам, возвращался оттуда по ночам. Тут уже было что-то
странное. Он мне сказал: «не укараулишь», значит, как бы скрылся, а потом приходит тайком от домашних и от прислуги. Это было непонятно и отчасти коварно, а во всем непонятном, если оно вдобавок сознательно, есть уже элемент страха…
Мне показалось, что наш двор при лунном
свете очень
странный и что в открытую дверь со двора непременно войдет «вор».
Я просыпался весь в поту, с бьющимся сердцем. В комнате слышалось дыхание, но привычные звуки как будто заслонялись чем-то вдвинувшимся с того
света, чужим и
странным. В соседней спальне стучит маятник, потрескивает нагоревшая свеча. Старая нянька вскрикивает и бормочет во сне. Она тоже чужая и страшная… Ветер шевелит ставню, точно кто-то живой дергает ее снаружи. Позвякивает стекло… Кто-то дышит и невидимо ходит и глядит невидящими глазами… Кто-то, слепо страдающий и грозящий жутким слепым страданием.
Умный старик понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а отпустить ее в гимназию не было сил. Ведь только и
свету было в окне, что одна Устенька. Да и она тосковать будет в чужом городе. Думал-думал старик, и ничего не выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже не лучше. Один совет — отправить Устеньку в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил старика из затруднения неожиданный и
странный случай.
Спокойно посмотрев на сестру своими
странными глазами, Харитина молча ушла в переднюю, молча оделась и молча вышла на улицу, где ее ждал свой собственный рысак. Она ехала и горько улыбалась. Вот и дождалась награды за свою жалость. «Что же, на
свете всегда так бывает», — философствовала она, пряча нос в новый соболий воротник.
Он лежал в полудремоте. С некоторых пор у него с этим тихим часом стало связываться
странное воспоминание. Он, конечно, не видел, как темнело синее небо, как черные верхушки деревьев качались, рисуясь на звездной лазури, как хмурились лохматые «стрехи» стоявших кругом двора строений, как синяя мгла разливалась по земле вместе с тонким золотом лунного и звездного
света. Но вот уже несколько дней он засыпал под каким-то особенным, чарующим впечатлением, в котором на другой день не мог дать себе отчета.
Слух его чрезвычайно обострился;
свет он ощущал всем своим организмом, и это было заметно даже ночью: он мог отличать лунные ночи от темных и нередко долго ходил по двору, когда все в доме спали, молчаливый и грустный, отдаваясь
странному действию мечтательного и фантастического лунного
света.
Пока дядя Максим с холодным мужеством обсуждал эту жгучую мысль, соображая и сопоставляя доводы за и против, перед его глазами стало мелькать новое существо, которому судьба судила явиться на
свет уже инвалидом. Сначала он не обращал внимания на слепого ребенка, но потом
странное сходство судьбы мальчика с его собственною заинтересовало дядю Максима.
Наконец она приобрела достаточно смелости, чтобы выступить в открытую борьбу, и вот, по вечерам, между барским домом и Иохимовой конюшней началось
странное состязание. Из затененного сарая с нависшею соломенною стрехой тихо вылетали переливчатые трели дудки, а навстречу им из открытых окон усадьбы, сверкавшей сквозь листву буков отражением лунного
света, неслись певучие, полные аккорды фортепиано.
Ночь глядела в черные отверстия окон; кое-где из сада заглядывали с любопытством зеленые группы листьев, освещенных
светом лампы. Гости, подготовленные только что смолкшим смутным рокотом пианино, отчасти охваченные веянием
странного вдохновения, витавшего над бледным лицом слепого, сидели в молчаливом ожидании.
К тому же Белоконская и в самом деле скоро уезжала; а так как ее протекция действительно много значила в
свете и так как надеялись, что она к князю будет благосклонна, то родители и рассчитывали, что «
свет» примет жениха Аглаи прямо из рук всемощной «старухи», а стало быть, если и будет в этом что-нибудь
странное, то под таким покровительством покажется гораздо менее
странным.
— Знаете, Афанасий Иванович, это, как говорят, у японцев в этом роде бывает, — говорил Иван Петрович Птицын, — обиженный там будто бы идет к обидчику и говорит ему: «Ты меня обидел, за это я пришел распороть в твоих глазах свой живот», и с этими словами действительно распарывает в глазах обидчика свой живот и чувствует, должно быть, чрезвычайное удовлетворение, точно и в самом деле отмстил.
Странные бывают на
свете характеры, Афанасий Иванович!
— Вы мнительны, вы в тревоге, — продолжал он, обращаясь к ней, — просто-запросто вы ревнуете к Катерине Федоровне и потому готовы обвинить весь
свет и меня первого, и… и позвольте уж все сказать:
странное мнение можно получить о вашем характере…
Когда мы воротились с похорон Нелли, мы с Наташей пошли в сад. День был жаркий, сияющий
светом. Через неделю они уезжали. Наташа взглянула на меня долгим,
странным взглядом.
Девушка улыбнулась. Они молча пошли по аллее, обратно к пруду. Набоб испытывал какое-то
странное чувство смущения, хотя потихоньку и рассматривал свою даму. При ярком дневном
свете она ничего не проиграла, а только казалась проще и свежее, как картина, только что вышедшая из мастерской художника.
Струя
света падала на ее белокурую головку, заливала ее всю, но, несмотря на это, она как-то слабо выделялась на фоне серого камня
странным и маленьким туманным пятнышком, которое, казалось, вот-вот расплывется и исчезнет.
Трудно передать мои ощущения в эту минуту. Я не страдал; чувство, которое я испытывал, нельзя даже назвать страхом. Я был на том
свете. Откуда-то, точно из другого мира, в течение нескольких секунд доносился до меня быстрою дробью тревожный топот трех пар детских ног! Но вскоре затих и он. Я был один, точно в гробу, в виду каких-то
странных и необъяснимых явлений.
Она медлила уходить и стояла, прислонившись к двери. В воздухе пахло от земли и от камней сухим, страстным запахом жаркой ночи. Было темно, но сквозь мрак Ромашов видел, как и тогда в роще, что лицо Шурочки светится
странным белым
светом, точно лицо мраморной статуи.
Когда же она хотела быть веселой, то веселье ее выходило какое-то
странное — не то она смеялась над собой, не то над тем, с кем говорила, не то над всем
светом, чего она, верно, не хотела.
Наконец настал первый экзамен, дифференциалов и интегралов, а я все был в каком-то
странном тумане и не отдавал себе ясного отчета о том, что меня ожидало. По вечерам на меня, после общества Зухина и других товарищей, находила мысль о том, что надо переменить что-то в своих убеждениях, что что-то в них не так и не хорошо, но утром, с солнечным
светом, я снова становился comme il faut, был очень доволен этим и не желал в себе никаких изменений.
Сени и первые две комнаты были темны, но в последней, в которой Кириллов жил и пил чай, сиял
свет и слышался смех и какие-то
странные вскрикивания.
Вообще много
странного можно было услышать о белом
свете от ямщика Силуяна, обычно знавшего, впрочем, каждый пенек на А-ском тракте.
Города, страны время от времени приближали к моим зрачкам уже начинающий восхищать
свет едва намеченного огнями,
странного далекого транспаранта, — но все это развивалось в ничто; рвалось, подобно гнилой пряже, натянутой стремительным челноком.
И начинало мне представляться, что годы и десятки лет будет тянуться этот ненастный вечер, будет тянуться вплоть до моей смерти, и так же будет реветь за окнами ветер, так же тускло будет гореть лампа под убогим зеленым абажуром, так же тревожно буду ходить я взад и вперед по моей комнате, так же будет сидеть около печки молчаливый, сосредоточенный Ярмола —
странное, чуждое мне существо, равнодушное ко всему на
свете: и к тому, что у него дома в семье есть нечего, и к бушеванию ветра, и к моей неопределенной, разъедающей тоске.
— Это правда. Всем на
свете можно любоваться, если только хочешь. Мне часто приходит в голову
странный вопрос: отчего человек умеет всем наслаждаться, во всем находить прекрасное, кроме в людях?
И я покинул всё, с того мгновенья,
Всё: женщин и любовь, блаженство юных лет,
Мечтанья нежные и сладкие волненья,
И в
свете мне открылся новый
свет,
Мир новых,
странных ощущений,
Мир обществом отверженных людей,
Самолюбивых дум и ледяных страстей
И увлекательных мучений.
На террасу отеля, сквозь темно-зеленый полог виноградных лоз, золотым дождем льется солнечный
свет — золотые нити, протянутые в воздухе. На серых кафлях пола и белых скатертях столов лежат
странные узоры теней, и кажется, что, если долго смотреть на них, — научишься читать их, как стихи, поймешь, о чем они говорят. Гроздья винограда играют на солнце, точно жемчуг или
странный мутный камень оливин, а в графине воды на столе — голубые бриллианты.
Порой ведь что-то помнится ж такое, чего никак себе растолковать не можешь, какой-то
свет, такой совсем не солнечный, не огненный, не лунный; слова беззвучные и звуки
странного значения…
На дворе меня охватил сырой холодок. Солнце еще только собиралось подняться где-то за облаками. Был тот неопределенный промежуток между ночью и зарей, когда
свет смешан с тьмою и сон с пробуждением… И все кажется иным, необычным и
странным.
Она принадлежала к высшему
свету и слыла за женщину несколько
странную, не совсем добрую, но чрезвычайно умную.
Вверху бледно горел огромной силы электрический шар, и от этого вся внутренность оранжереи освещалась
странным кинематографическим
светом.
Галуэй что-то промычал. Вдруг все умолкли, — чье-то молчание, наступив внезапно и круто, закрыло все рты. Это умолк Ганувер, и до того почти не проронивший ни слова, а теперь молчавший, с
странным взглядом и бледным лицом, по которому стекал пот. Его глаза медленно повернулись к Дюроку и остановились, но в ответившем ему взгляде был только спокойный
свет.