Неточные совпадения
— Разумеется, нет; я никогда не сказала ни
одного слова, но он знал. Нет, нет, есть взгляды, есть манеры. Я буду
сто лет жить, не забуду.
Прежде всего отнеслись к Коробочке, но тут почерпнули не много: купил-де за пятнадцать рублей, и птичьи перья тоже покупает, и много всего обещался накупить, в казну сало тоже ставит, и потому, наверно, плут, ибо уж был
один такой, который покупал птичьи перья и в казну сало поставлял, да обманул всех и протопопшу надул более чем на
сто рублей.
— Крестьян накупили на
сто тысяч, а за труды дали только
одну беленькую. [Беленькая — ассигнация в двадцать пять рублей.]
И коня дал ему воевода самого лучшего под верх; два
ста червонных стоит
один конь.
Когда он ходил в университет, то обыкновенно, — чаще всего, возвращаясь домой, — случалось ему, может быть, раз
сто, останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываться в эту действительно великолепную панораму и каждый раз почти удивляться
одному неясному и неразрешимому своему впечатлению.
Изо
ста кроликов никогда не составится лошадь, изо
ста подозрений никогда не составится доказательства, ведь вот как
одна английская пословица говорит, да ведь это только благоразумие-с, а со страстями-то, со страстями попробуйте справиться, потому и следователь человек-с.
По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия, вследствие каких-нибудь комбинаций, никоим образом не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни
одного, десяти,
ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы на пути как препятствие, то Ньютон имел бы право, и даже был бы обязан… устранить этих десять или
сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему человечеству.
Ни до
одной правды не добирались, не соврав наперед раз четырнадцать, а может, и
сто четырнадцать, а это почетно в своем роде; ну, а мы и соврать-то своим умом не умеем!
Одна смерть и
сто жизней взамен — да ведь тут арифметика!
Еще с более широкою — из
ста тысяч
один.
Он поспешно огляделся, он искал чего-то. Ему хотелось сесть, и он искал скамейку; проходил же он тогда по К—му бульвару. Скамейка виднелась впереди, шагах во
ста. Он пошел сколько мог поскорее; но на пути случилось с ним
одно маленькое приключение, которое на несколько минут привлекло к себе все его внимание.
Когда пример такой
У нас полюбят,
Тогда вползут сюда за доброю Змеёй,
Одной,
Сто злых и всех детей здесь перегубят.
Чтоб утешить бедного Савельича, я дал ему слово впредь без его согласия не располагать ни
одною копейкою. Он мало-помалу успокоился, хотя все еще изредка ворчал про себя, качая головою: «
Сто рублей! легко ли дело!»
— Еще
сто двадцать
один рубль восемнадцать копеек хлебнику да зеленщику.
— Брат! — заговорила она через минуту нежно, кладя ему руку на плечо, — если когда-нибудь вы горели, как на угольях, умирали
сто раз в
одну минуту от страха, от нетерпения… когда счастье просится в руки и ускользает… и ваша душа просится вслед за ним… Припомните такую минуту… когда у вас оставалась
одна последняя надежда… искра… Вот это — моя минута! Она пройдет — и все пройдет с ней…
— Викентьев: их усадьба за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их деревня, тут только
сто душ. У них в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой гостить, да бабушка
одних не пускает. Мы однажды только на
один день ездили… А Николай Андреич
один сын у нее — больше детей нет. Он учился в Казани, в университете, служит здесь у губернатора, по особым поручениям.
Мне
сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?»
Одним словом, не могу выразить моих впечатлений, потому что все это фантазия, наконец, поэзия, а стало быть, вздор; тем не менее мне часто задавался и задается
один уж совершенно бессмысленный вопрос: «Вот они все кидаются и мечутся, а почем знать, может быть, все это чей-нибудь сон, и ни одного-то человека здесь нет настоящего, истинного, ни
одного поступка действительного?
Одно знаю наверно: никогда уже более не сяду писать мою автобиографию, даже если проживу до
ста лет.
Я воображал тысячу раз, как я приступлю: я вдруг очутываюсь, как с неба спущенный, в
одной из двух столиц наших (я выбрал для начала наши столицы, и именно Петербург, которому, по некоторому расчету, отдал преимущество); итак, я спущен с неба, но совершенно свободный, ни от кого не завишу, здоров и имею затаенных в кармане
сто рублей для первоначального оборотного капитала.
Клянусь, что ни
одного стула, ни
одного дивана не обил бы я себе бархатом и ел бы, имея
сто миллионов, ту же тарелку супу с говядиной, как и теперь!
Вдруг с левой стороны, из чащи кустов, шагах во
ста от нас впереди, выскочило какое-то красивое, белое с черными пятнами, животное; оно
одним махом перебросилось через дорогу и стало неподвижно.
Порыв ветра нагнал холод, дождь, туман, фрегат сильно накренило — и берегов как не бывало: все закрылось белой мглой; во
ста саженях не стало видно ничего, даже шкуны, которая все время качалась, то с
одного, то с другого бока у нас.
Лодки эти превосходны в морском отношении: на них
одна длинная мачта с длинным парусом. Борты лодки, при боковом ветре, идут наравне с линией воды, и нос зарывается в волнах, но лодка держится, как утка; китаец лежит и беззаботно смотрит вокруг. На этих больших лодках рыбаки выходят в море, делая значительные переходы. От Шанхая они ходят в Ниппо, с товарами и пассажирами, а это составляет, кажется,
сто сорок морских миль, то есть около двухсот пятидесяти верст.
Сегодня, 19-го, явились опять двое, и, между прочим, Ойе-Саброски, «с маленькой просьбой от губернатора, — сказали они, — завтра, 20-го, поедет князь Чикузен или Цикузен, от
одной пристани к другой в проливе, смотреть свои казармы и войска, так не может ли корвет немного отодвинуться в сторону, потому что князя будут сопровождать до
ста лодок, так им трудно будет проехать».
Доктор говорил по-французски прекрасно, как не говорит ни
один англичанин, хоть он живи
сто лет во Франции.
В 10-м часу приехали, сначала оппер-баниосы, потом и секретари. Мне и К. Н. Посьету поручено было их встретить на шканцах и проводить к адмиралу. Около фрегата собралось более
ста японских лодок с голым народонаселением. Славно: пестроты нет, все в
одном и том же костюме, с большим вкусом! Мы с Посьетом ждали у грот-мачты, скоро ли появятся гости и что за секретари в Японии, похожи ли на наших?
Мы шли по полям, засеянным разными овощами. Фермы рассеяны саженях во
ста пятидесяти или двухстах друг от друга. Заглядывали в домы; «Чинь-чинь», — говорили мы жителям: они улыбались и просили войти. Из дверей
одной фермы выглянул китаец, седой, в очках с огромными круглыми стеклами, державшихся только на носу. В руках у него была книга. Отец Аввакум взял у него книгу, снял с его носа очки, надел на свой и стал читать вслух по-китайски, как по-русски. Китаец и рот разинул. Книга была — Конфуций.
Хорошо успокоение: прочесть подряд
сто историй,
одна страшнее и плачевнее другой, когда пускаешься года на три жить на море!
28. Раб же тот, вышед, нашел
одного из товарищей своих, который должен был ему
сто динариев, и, схватив его,душил, говоря: отдай мне, что должен.
Так прошел весь вечер, и наступила ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток и Катюша в девичьей —
одна. Он опять вышел на крыльцо. На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или распространяется от тающего последнего снега, наполнял весь воздух. С реки, которая была в
ста шагах под кручью перед домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
12. Как вам кажется? Если бы у кого было
сто овец, и
одна из них заблудилась; то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся?
— Эти комнаты открываются раз или два в год, — объяснял Ляховский. — Приходится давать иногда в них бал… Не поверите,
одних свеч выходит больше, чем на
сто рублей!
Не пьянствую я, а лишь «лакомствую», как говорит твой свинья Ракитин, который будет статским советником и все будет говорить «лакомствую». Садись. Я бы взял тебя, Алешка, и прижал к груди, да так, чтобы раздавить, ибо на всем свете… по-настоящему… по-на-сто-яще-му… (вникни! вникни!) люблю только
одного тебя!
Прощайте, Катерина Ивановна, вам нельзя на меня сердиться, потому что я во
сто раз более вас наказан: наказан уже тем
одним, что никогда вас не увижу.
Было ему лет семьдесят пять, если не более, а проживал он за скитскою пасекой, в углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена, еще в прошлом столетии, для
одного тоже величайшего постника и молчальника, отца Ионы, прожившего до
ста пяти лет и о подвигах которого даже до сих пор ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы.
Возрождено же оно у нас опять с конца прошлого столетия
одним из великих подвижников (как называют его) Паисием Величковским и учениками его, но и доселе, даже через
сто почти лет, существует весьма еще не во многих монастырях и даже подвергалось иногда почти что гонениям, как неслыханное по России новшество.
Затем последовал уже целый ряд писем, по письму в день, все так же важных и витиеватых, но в которых сумма, просимая взаймы, постепенно спускаясь, дошла до
ста рублей, до двадцати пяти, до десяти рублей, и наконец вдруг Грушенька получила письмо, в котором оба пана просили у ней
один только рубль и приложили расписку, на которой оба и подписались.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «грязную воду» он очень берег.
Одни слова, говорил он, выходят из уст человека и распространяются вблизи по воздуху. Другие закупорены в бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить
сто годов и больше. Эту чудесную «грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
— Немного? Он у
одних хлыновских восемьдесят десятин нанимает, да у наших
сто двадцать; вот те и целых полтораста десятин. Да он не
одной землей промышляет: и лошадьми промышляет, и скотом, и дегтем, и маслом, и пенькой, и чем-чем… Умен, больно умен, и богат же, бестия! Да вот чем плох — дерется. Зверь — не человек; сказано: собака, пес, как есть пес.
Много видал он на своем веку, пережил не
один десяток мелких дворян, заезжавших к нему за «очищенным», знает все, что делается на
сто верст кругом, и никогда не пробалтывается, не показывает даже виду, что ему и то известно, чего не подозревает самый проницательный становой.
И какой оркестр, более
ста артистов и артисток, но особенно, какой хор!» — «Да, у вас в целой Европе не было десяти таких голосов, каких ты в
одном этом зале найдешь целую сотню, и в каждом другом столько же: образ жизни не тот, очень здоровый и вместе изящный, потому и грудь лучше, и голос лучше», — говорит светлая царица.
Теперь, совсем напротив, сирота вовсе не бедная невеста, княгиня собирается ее выдать, как родную дочь, дает
одними деньгами
сто тысяч рублей и оставляет, сверх того, какое-то наследство.
Я считаю большим несчастием положение народа, которого молодое поколение не имеет юности; мы уже заметили, что
одной молодости на это недостаточно. Самый уродливый период немецкого студентства во
сто раз лучше мещанского совершеннолетия молодежи во Франции и Англии; для меня американские пожилые люди лет в пятнадцать от роду — просто противны.
Ученый язык — язык условный, под титлами, язык стенографированный, временный, пригодный ученикам; содержание спрятано в его алгебраических формулах для того, чтоб, раскрывая закон, не повторять
сто раз
одного и того же.
Глядя на какой-нибудь невзрачный, старинной архитектуры дом в узком, темном переулке, трудно представить себе, сколько в продолжение
ста лет сошло по стоптанным каменным ступенькам его лестницы молодых парней с котомкой за плечами, с всевозможными сувенирами из волос и сорванных цветов в котомке, благословляемых на путь слезами матери и сестер… и пошли в мир, оставленные на
одни свои силы, и сделались известными мужами науки, знаменитыми докторами, натуралистами, литераторами.
Слепушкина была
одна из самых бедных дворянок нашего захолустья. За ней числилось всего пятнадцать ревизских душ, всё дворовые, и не больше
ста десятин земли. Жила она в маленьком домике, комнат в шесть, довольно ветхом; перед домом был разбит крошечный палисадник, сзади разведен довольно большой огород, по бокам стояли службы, тоже ветхие, в которых помещалось большинство дворовых.
Одним словом, Аннушка, сколько ни хлопотала, осталась ни при чем. Справедливость требует, однако ж, сказать, что Григорий Павлыч дал ей на бедность
сто рублей, а сына определил в ученье к сапожному мастеру.
Все вышли. Из-за горы показалась соломенная кровля: то дедовские хоромы пана Данила. За ними еще гора, а там уже и поле, а там хоть
сто верст пройди, не сыщешь ни
одного козака.
Ежедневно все игроки с нетерпением ждали прихода князей: без них игра не клеилась. Когда они появлялись, стол оживал. С неделю они ходили ежедневно, проиграли больше
ста тысяч, как говорится, не моргнув глазом — и вдруг в
один вечер не явились совсем (их уже было решено провести в члены-соревнователи Кружка).
Самая крупная игра — «сотенный» стол, где меньшая ставка
сто рублей, — велась в
одной из комнат вверху или внизу.