Неточные совпадения
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и
тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть, девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич
постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
Посредине комнаты, на столе,
стоял гроб, вокруг него нагоревшие свечи в высоких серебряных подсвечниках; в дальнем углу сидел дьячок и
тихим однообразным голосом читал псалтырь.
Когда я теперь вспоминаю его, я нахожу, что он был очень услужливый,
тихий и добрый мальчик; тогда же он мне казался таким презренным существом, о котором не
стоило ни жалеть, ни даже думать.
Ассоль некоторое время
стояла в раздумье посреди комнаты, колеблясь между желанием отдаться
тихой печали и необходимостью домашних забот; затем, вымыв посуду, пересмотрела в шкапу остатки провизии.
— Что ж вы
стоите? Сядьте, — проговорил он вдруг переменившимся,
тихим и ласковым голосом.
Тихим, ослабевшим шагом, с дрожащими коленами и как бы ужасно озябший, воротился Раскольников назад и поднялся в свою каморку. Он снял и положил фуражку на стол и минут десять
стоял подле, неподвижно. Затем в бессилии лег на диван и болезненно, с слабым стоном, протянулся на нем; глаза его были закрыты. Так пролежал он с полчаса.
Он
стоял и ждал, долго ждал, и чем
тише был месяц, тем сильнее стукало его сердце, даже больно становилось.
Почувствовав что-то близкое стыду за себя, за людей, Самгин пошел
тише, увидал вдали отряд конной полиции и свернул в переулок. Там, у забора,
стоял пожилой человек в пиджаке без рукава и громко говорил кому-то...
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел
тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия
стояло человек десять, из магазина вышел коренастый человек, с бритым лицом под бобровой шапкой, в пальто с обшлагами из меха, взмахнул рукой и, громко сказав: «В дантиста!» — выстрелил. В проходе во двор на белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу,
постоял минуту, глядя в заречье, ограниченное справа черным полукругом леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце.
Тихий ветер ласково гнал к реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
Самгин приостановился, пошел
тише, у него вспотели виски. Он скоро убедился, что это — фонари, они
стоят на панели у ворот или повешены на воротах. Фонарей было немного, светились они далеко друг от друга и точно для того, чтоб показать свою ненужность. Но, может быть, и для того, чтоб удобней было стрелять в человека, который поравняется с фонарем.
— Вы сами говорили о павлиньих перьях разума, — помните? — спросил он,
стоя спиной к Туробоеву, и услыхал
тихий ответ...
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда вышли на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот
стоял в воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек поднимал голову, Самгин видел на истомленном лице выражение
тихой радости.
Ах,
тише,
тише, друг!.. Сейчас
Отец и мать глаза закрыли…
Постой… услышать могут нас.
И вот раз закатывается солнце, и этот ребенок на паперти собора, вся облитая последними лучами,
стоит и смотрит на закат с
тихим задумчивым созерцанием в детской душе, удивленной душе, как будто перед какой-то загадкой, потому что и то, и другое, ведь как загадка — солнце, как мысль Божия, а собор, как мысль человеческая… не правда ли?
Купцы, однако, жаловались мне, что торг пушными товарами идет гораздо
тише прежнего, так что едва
стоит ездить в отдаленные края. Они искали разных причин этому, приписывая упадок торговли частью истреблению зверей, отчего звероловы возвышают цены на меха, частью беспокойствам, возникшим в Китае, отчего будто бы меха сбываются с трудом и дешево.
Сказал бы кучеру: «
Стой,
тише!» — да как ему скажешь?
—
Постой, — сказал старец и приблизил ухо свое прямо к ее губам. Женщина стала продолжать
тихим шепотом, так что ничего почти нельзя было уловить. Она кончила скоро.
Служим мы ей, а ей это тягостно: «Не
стою я того, не
стою, недостойная я калека, бесполезная», — а еще бы она не стоила-с, когда она всех нас своею ангельскою кротостью у Бога вымолила, без нее, без ее
тихого слова, у нас был бы ад-с, даже Варю и ту смягчила.
С утра погода была удивительно
тихая. Весь день в воздухе
стояла сухая мгла, которая после полудня начала быстро сгущаться. Солнце из белого стало желтым, потом оранжевым и, наконец, красным; в таком виде оно и скрылось за горизонтом. Я заметил, что сумерки были короткие: как-то скоро спустилась ночная тьма. Море совершенно успокоилось, нигде не было слышно ни единого всплеска. Казалось, будто оно погрузилось в сон.
С утра погода
стояла хмурая; небо было: туман или тучи. Один раз сквозь них прорвался было солнечный луч, скользнул по воде, словно прожектором, осветил сопку на берегу и скрылся опять в облаках. Вслед за тем пошел мелкий снег. Опасаясь пурги, я хотел было остаться дома, но просвет на западе и движение туч к юго-востоку служили гарантией, что погода разгуляется. Дерсу тоже так думал, и мы бодро пошли вперед. Часа через 2 снег перестал идти, мгла рассеялась, и день выдался на славу — теплый и
тихий.
Ночь была
тихая, славная, самая удобная для езды. Ветер то прошелестит в кустах, закачает ветки, то совсем замрет; на небе кое-где виднелись неподвижные серебристые облачка; месяц
стоял высоко и ясно озарял окрестность. Я растянулся на сене и уже вздремнул было… да вспомнил о «неладном месте» и встрепенулся.
Через четверть часа мы уже сидели на дощанике Сучка. (Собак мы оставили в избе под надзором кучера Иегудиила.) Нам не очень было ловко, но охотники народ неразборчивый. У тупого, заднего конца
стоял Сучок и «пихался»; мы с Владимиром сидели на перекладине лодки; Ермолай поместился спереди, у самого носа. Несмотря на паклю, вода скоро появилась у нас под ногами. К счастью, погода была
тихая, и пруд словно заснул.
Все эти дни
стояла хорошая и
тихая погода. Было настолько тепло, что мы шли в летних рубашках и только к вечеру одевались потеплее. Я восторгался погодой, но Дерсу не соглашался со мной.
День, как на грех, выпал
тихий, безветренный; жара
стояла невыносимая.
Старый дьячок пел
тихим и слабым голосом, Матвей со слезами радости смотрел на нас, молодые шаферы
стояли за нами с тяжелыми венцами, которыми перевенчали всех владимирских ямщиков.
Домишко был действительно жалкий. Он
стоял на юру, окутанный промерзлой соломой и не защищенный даже рощицей. Когда мы из крытого возка перешли в переднюю, нас обдало морозом. Встретила нас тетенька Марья Порфирьевна, укутанная в толстый ваточный капот, в капоре и в валяных сапогах. Лицо ее осунулось и выражало младенческое отупение. Завидев нас, она машинально замахала руками, словно говорила:
тише!
тише! Сзади
стояла старая Аннушка и плакала.
Здесь шла скромная коммерческая игра в карты по мелкой,
тихая, безмолвная. Играли старички на своих, десятилетиями насиженных местах. На каждом столе
стояло по углам по четыре стеариновых свечи, и было настолько тихо, что даже пламя их не колыхалось.
Счастье в эту минуту представлялось мне в виде возможности
стоять здесь же, на этом холме, с свободным настроением, глядеть на чудную красоту мира, ловить то странное выражение, которое мелькает, как дразнящая тайна природы, в
тихом движении ее света и теней.
Когда орган стихал, слышался
тихий шелест березок и шопот молящихся, которые не умещались в «каплице» и
стояли на коленях у входа.
В кучке зрителей раздался
тихий одобрительный ропот. Насколько я мог понять, евреи восхищались молодым ученым, который от этой великой науки не может
стоять па ногах и шатается, как былинка. Басе завидовали, что в ее семье будет святой. Что удивительного — богатым и знатным всегда счастье…
Когда Микрюков отправился в свою половину, где спали его жена и дети, я вышел на улицу. Была очень
тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго
стоял и смотрел то на небо, то на избы, и мне казалось каким-то чудом, что я нахожусь за десять тысяч верст от дому, где-то в Палеве, в этом конце света, где не помнят дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно всё равно — среда сегодня или четверг…
— Но я любил изредка
стоять на тяге и один, выбирая для этого ясные и
тихие майские вечера.
Стоит только увидеть селезня или заслышать его призывное, впрочем весьма
тихое, покрякиванье, — добыча верная: он непременно подпустит стрелка в меру или как-нибудь налетит на него, кружась около одного и того же места.
Фортепиано было богаче, звучнее и полнее, но оно
стояло в комнате, тогда как дудку можно было брать с собой в поле, и ее переливы так нераздельно сливались с
тихими вздохами степи, что порой Петрусь сам не мог отдать себе отчета, ветер ли навевает издалека смутные думы, или это он сам извлекает их из своей свирели.
И опять ему вспомнилось детство,
тихий плеск реки, первое знакомство с Эвелиной и ее горькие слезы при слове «слепой»… Инстинктивно почувствовал он, что теперь опять причиняет ей такую же рану, и остановился. Несколько секунд
стояла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах. Эвелины совсем не было слышно, как будто она исчезла. По ее лицу действительно пробежала судорога, но девушка овладела собой, и, когда она заговорила, голос ее звучал беспечно и шутливо.
И
тихого ангела бог ниспослал
В подземные копи, — в мгновенье
И говор, и грохот работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезами в глазах,
Взволнованны, бледны, суровы,
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали звука оковы,
И в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо — ни песни, ни речи…
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.
Вокруг него
стояла прекрасная, ясная тишина, с одним только шелестом листьев, от которого, кажется, становится еще
тише и уединеннее кругом.
Вечер
стоял теплый и
тихий, и окна с обеих сторон были опущены.
Этот благочестивый разговор подействовал на Аграфену самым успокаивающим образом. Она ехала теперь по местам, где спасались свои раскольники-старцы и угодники, слава о которых прошла далеко. Из Москвы приезжают на Крестовые острова. Прежде там скиты
стояли, да разорены никонианами. Инок Кирилл рассказывал ей про схоронившуюся по скитам свою раскольничью святыню, про
тихую скитскую жизнь и в заключение запел длинный раскольничий стих...
Розанов третьи сутки почти безвыходно сидел у Калистратовой. Был вечер чрезмерно
тихий и теплый, над Сокольницким лесом
стояла полная луна. Ребенок лежал в забытье, Полиньку тоже доктор уговорил прилечь, и она, после многих бессонных ночей, крепко спала на диване. Розанов сидел у окна и, облокотясь на руку, совершенно забылся.
По целым часам он
стоял перед «Снятием со креста», вглядываясь в каждую черту гениальной картины, а Роберт Блюм
тихим, симпатичным голосом рассказывал ему историю этой картины и рядом с нею историю самого гениального Рубенса, его безалаберность, пьянство, его унижение и возвышение. Ребенок
стоит, пораженный величием общей картины кельнского Дома, а Роберт Блюм опять говорит ему хватающие за душу речи по поводу недоконченного собора.
Погода
стояла прекрасная: дни светлые,
тихие и теплые.
— Это рак, — подтвердил лодочник. —
Тише, барин, не кричите, — прибавил он вполголоса, — это щука, надо быть,
стоит!.. Какая матерая — черт!
Тонкий, словно стонущий визг вдруг коснулся его слуха. Мальчик остановился, не дыша, с напряженными мускулами, вытянувшись на цыпочках. Звук повторился. Казалось, он исходил из каменного подвала, около которого Сергей
стоял и который сообщался с наружным воздухом рядом грубых, маленьких четырехугольных отверстий без стекол. Ступая по какой-то цветочной куртине, мальчик подошел к стене, приложил лицо к одной из отдушин и свистнул.
Тихий, сторожкий шум послышался где-то внизу, но тотчас же затих.
Ночь
стояла такая же
тихая, как и накануне; но на небе было меньше туч — и очертанья кустов, даже высоких цветов, яснее виднелись.
Яков Сомов, гладкий и чистый, говорил мало,
тихим, серьезным голосом, он и большелобый Федя Мазин всегда
стояли в спорах на стороне Павла и хохла.
Нужное слово не находилось, это было неприятно ей, и снова она не могла сдержать
тихого рыдания. Угрюмая, ожидающая тишина наполнила избу. Петр, наклонив голову на плечо,
стоял, точно прислушиваясь к чему-то. Степан, облокотясь на стол, все время задумчиво постукивал пальцем по доске. Жена его прислонилась у печи в сумраке, мать чувствовала ее неотрывный взгляд и порою сама смотрела в лицо ей — овальное, смуглое, с прямым носом и круто обрезанным подбородком. Внимательно и зорко светились зеленоватые глаза.
— I! Ты здесь? — И еще
тише, с закрытыми глазами, не дыша, — так, как если бы я
стоял уже на коленях перед ней: — I! Милая!
Ромашов
стоял и слушал до тех пор, пока не скрипнула калитка и не замолкли
тихие шаги Шурочки. Тогда он вернулся в комнату.