Неточные совпадения
Вот точно он тут
предо мной
стоит, не отходит.
Все мне вдруг снова представилось, точно вновь повторилось:
стоит он
предо мною, а я бью его с размаху прямо в лицо, а он держит руки по швам, голову прямо, глаза выпучил как во фронте, вздрагивает с каждым ударом и даже руки поднять, чтобы заслониться, не смеет — и это человек до того доведен, и это человек бьет человека!
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и
предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики — не
стоит жить на свете!
И минувшее проходит
предо мной. Уже теперь во многом оно непонятно для молодежи, а скоро исчезнет совсем. И чтобы знали жители новой столицы, каких трудов
стоило их отцам выстроить новую жизнь на месте старой, они должны узнать, какова была старая Москва, как и какие люди бытовали в ней.
Предо мною
стояло круглое, безволосое, ребячье лицо барина, я помнил, как он, подобно щенку, тихонько и жалобно взвизгивал, отирая желтую лысину маленькими ручками, мне было нестерпимо стыдно, я ненавидел братьев, но — всё это сразу забылось, когда я разглядел плетеное лицо извозчика: оно дрожало так же пугающе противно, как лицо деда, когда он сек меня.
Я отступил. Я убежден был как дважды два, что без катастрофы он оттуда не выйдет. Между тем как я
стоял в полном унынии,
предо мною мелькнула опять фигура приезжего профессора, которому очередь была выходить после Степана Трофимовича и который давеча всё поднимал вверх и опускал со всего размаху кулак. Он всё еще так же расхаживал взад и вперед, углубившись в себя и бормоча что-то себе под нос с ехидною, но торжествующею улыбкой. Я как-то почти без намерения (дернуло же меня и тут) подошел и к нему.
— Не выкидывайте, зачем? — остановил Николай Всеволодович. — Он денег
стоит, а завтра люди начнут говорить, что у Шатова под окном валяются револьверы. Положите опять, вот так, садитесь. Скажите, зачем вы точно каетесь
предо мной в вашей мысли, что я приду вас убить? Я и теперь не мириться пришел, а говорить о необходимом. Разъясните мне, во-первых, вы меня ударили не за связь мою с вашею женой?
Я кормлю собаку и иду, и вижу, прямо
предо мною
стоит телега, я к телеге и все в ней нашел — все мои кости!
Грозный и бледный
стоит он
предо мной…
Предо мной неотступно
стоял Иван Иваныч с своей жирной улыбочкой и поощрительно говорил: «Ничего, уйдет на затычку»…
Стояло великопостное время; я был тогда, как говорю вам, юноша теплый и умиленный, а притом же потеря матушки была еще насвеже, и я очень часто ходил в одну домовую церковь и молился там и пресладко, и преискренно. Начинаю говеть и уж отгавливаюсь — совсем собираюсь подходить к исповеди, как вдруг, словно из театрального люка, выростает
предо мною в темном угле церкви господин Постельников и просит у меня христианского прощения, если он чем-нибудь меня обидел.
Предо мной
стоял Вася с лампой, В. Т. Островский, Петя Молодцов с водкой, старый актер А. Д. Казаков с блюдом хлеба и огурцами и с колбасой в руках и Неизвестный в… лиловой рясе.
Всплакнула я раз-два и вдруг всего через одну короткую минуту времени отнимаю от глаз платочек, и
предо мною, смотрю, за кладовыми, за углом,
стоит Патрикей Семеныч и меня потихоньку рукою к себе манит.
Он то и дело мелькал
предо мной: я видел, как он по целым часам
стоял на граните мола, засунув в рот набалдашник трости и тоскливо разглядывая мутную воду гавани чёрными миндалевидными глазами; десять раз в день он проходил мимо меня походкой беспечного человека.
Не может быть! Неправда! Сон!
Не он
стоит из камня
предо мной —
Воображенье мне на ум приводит
Убитого отца! Прочь, призрак! Прочь!
Статуя
стоит неподвижно. Молчание.
Спирается дыханье… Бьются жилы…
Рассудок мой туманится…
Предо мной
стоял Семен Матвеич!
Предо мной, неподвижно, с опущенными глазами,
стояла Анна Мартыновна, а в окно я мог видеть, как ее муж проваживал по двору моего клеппера, собственными руками перетирая цепочку трензеля.
Бессеменов. И сколько ты, ради их, врешь
предо мной! Взгляни-ко мне в глаза-то… Не можешь… эх ты! (Акулина Ивановна
стоит пред мужем, понуря голову, молча. Он тоже молчит, задумчиво поглаживая бороду. Потом, вздохнув, говорит.) Нет, зря все-таки разгородились мы от них образованием-то…
Множество раз я его слыхал, и теперь вот он
предо мною жив
стоит: сухонький, юркий, бородёнка в три волоса, весь оборванный, рожа маленькая, клином, а лоб большой, и под ним воровские развесёлые глаза часто мигают, как две тёмные звезды.
Слушаю и удивляюсь: всё это понятно мне и не только понятно, но кажется близким, верным. Как будто я и сам давно уже думал так, но — без слов, а теперь нашлись слова и стройно ложатся
предо мною, как ступени лестницы вдаль и вверх. Вспоминаю Ионины речи, оживают они для меня ярко и красочно. Но в то же время беспокойно и неловко мне, как будто
стою на рыхлой льдине реки весной. Дядя незаметно ушёл, мы вдвоём сидим, огня в комнате нет, ночь лунная, в душе у меня тоже лунная мгла.
Догорел мой дом раньше, чем угасло возмущение моё. Я всё
стою на опушке рощи, прислонясь к дереву, и веду мой спор, а белое Ольгино лицо мелькает
предо мной, в слезах, в горе.
А те парни, которые к Михайле ходят, всегда впереди, говорят громче всех и совершенно ничего не боятся. Раньше, когда я о народе не думал, то и людей не замечал, а теперь смотрю на них и всё хочу разнообразие открыть, чтобы каждый
предо мной отдельно
стоял. И добиваюсь этого и — нет: речи разные, и у каждого своё лицо, но вера у всех одна и намерение едино, — не торопясь, но дружно и усердно строят они нечто.
Хорошо было смотреть на него в тот час, — стал он важен и даже суров, голос его осел, углубился, говорит он плавно и певуче, точно апостол читает, лицо к небу обратил, и глаза у него округлились.
Стоит он на коленях, но ростом словно больше стал. Начал я слушать речь его с улыбкой и недоверием, но вскоре вспомнил книгу Антония — русскую историю — и как бы снова раскрылась она
предо мною. Он мне свою сказку чудесную поёт, а я за этой сказкой по книге слежу — всё идет верно, только смысл другой.
Разбудил меня Титов, — было это на могиле Ольгиной. Как теперь вижу —
стоит он
предо мной, смотрит в лицо мне и говорит...
Молчу, держу сердце в руке. Умиротворяющий Антоний
предо мной
стоит и запечатывает злые уста мои ласковым взглядом.
Пью чай, а
предо мной
стоят цветы… и солнце на меня смотрит…
Без дум, со смутной и тяжёлой грустью в сердце иду по дороге —
предо мною в пасмурном небе тихо развёртывается серое, холодное утро. Всё вокруг устало за ночь, растрепалось, побледнело, зелёные ковры озимей покрыты пухом инея, деревья протягивают друг к другу голые сучья, они не достигают один другого и печально дрожат. Снега просит раздетая, озябшая земля, просит пышного белого покрова себе. Сошлись над нею тучи, цвета пепла и золы, и
стоят неподвижно, томя её.
Выслушал меня Емеля, постоял-постоял
предо мной, смотрю — сел.
Всё кончено. Пустеет божий храм. —
Подробностей уж не припомню дале,
Но помню, что с товарищем я там,
У них в дому, на свадебном их бале.
Стою в гостиной полусветлой сам,
А музыка гремит и танцы в зале.
Не знаю, что сказать, а
предо мной
Давнишняя подруга молодой.
Предо мной
стоял Доуров, спокойный, холеный Доуров, человек, которого, судя по всему, не слишком интересовало мое нетерпимое отношение к нему.
Предо мной верхом на коне, гордо приподнявшись на стременах, бесстрашный, как всегда,
стоял Керим-ага, бек-Джамала. Седой бороды, белых усов и тяжелой чалмы уже не было. Впрочем, мне была знакома эта способность Керима — мгновенно избавляется от маскарадных атрибутов…
И баронесса Нольден с суровым лицом и строго нахмуренными бровями предстала
предо мной во всем величии разгневанной богини… Рядом с ней
стояла, явившись, как чертик из табакерки, мадемуазель Арно.
Предо мной
стоял Христос с его великой жертвой и смятения мои улегались.
Я долго
стоял на Монте-Пинчио и старался понять, что такое закат солнца, и не мог понять:
предо мною двигались бесконечно мужчины и женщины и смотрели друг другу в глаза.
— У тебя все пустяки!.. Нет, отче святый, разумею аз, грешный, близость кончины:
предо мной
стоит… Слышишь?.. Скоро предамся червям на съедение, а душу неведомо како устроит господь.
Предо мной
стояла женщина очень большого роста, выше меня, сухая, но стройная. Лицо ее, немного смуглое, уже с морщинами, было не то что прозрачное, а какое-то бестелесное. С этого лица смотрели два большие черные глаза, из-под широких бровей и длинных ресниц. Нос почти орлиный. Черные, с легкой проседью, волосы вились за уши. Худое тело выступало из серого узкого платья, без всякой отделки. Вот какую наружность имеет Лизавета Петровна.
Я его держала за руку. Мы
стояли в дверях. В гостиной было светло только около стола. Лицо его белелось
предо мною. В полумраке каждая его черта вырезывалась и выступала наружу. Скажи он еще одно"милостное слово", и я бы, пожалуй, кинулась к нему. Но чему быть не следует, того не бывает. Ведь это на сцене да в романах"на последях"лобызаются всласть… Он не Ромео, я не Юлия. Я досадила Спинозе: хотела выдержать и выдержала…
Отвращаю взоры от святых предметов, и
предо мною гробница Годунова; на ней
стоит младенец с перерезанным горлом, с кровавыми струями по белой одежде, и грозит мне.
Я так и ахнула!
Предо мной
стояли les trois prudes [три неприступные женщины (фр.).]: Варкулова, баронесса Шпис и Додо Рыбинская.
— Мне почем знать, кто это, но только вот уже третий день как
стоит он
предо мной, как живой, и не могу я выгнать образ его из моей памяти девичьей… Сглазил он меня, говорю, сглазил…
Я на брегу один… окрестность вся молчит…
Как привидение в тумане
предо мною
Семья младых берёз недвижимо
стоитНад усыпленною водою.
Но это еще не все.
Я следил за ним, как лиса.
И вчера, когда вы выходили
Из дому,
Он был более полчаса
И рылся в вашей квартире.
Потом он, свистя под нос,
Пошел на вокзал…
Я — тоже.
Предо мной
стоял вопрос —
Узнать:
Что хочет он, черт желтокожий…
И вот… на вокзале…
Из-за спины…
На синем телеграфном бланке
Я прочел,
Еле сдерживаясь от мести,
Я прочел —
От чего у меня чуть не скочили штаны —
Он писал, что вы здесь,
И спрашивал об аресте.