Неточные совпадения
Тяга была прекрасная. Степан Аркадьич убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел.
Стало темнеть. Ясная, серебряная Венера низко на
западе уже сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус. Над головой у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет выше его и когда ясны будут везде звезды Медведицы.
Весело хлопотали птицы, обильно цвели цветы, бархатное небо наполняло сад голубым сиянием, и в блеске весенней радости было бы неприлично говорить о печальном. Вера Петровна
стала расспрашивать Спивака о музыке, он тотчас оживился и, выдергивая из галстука синие нитки, делая пальцами в воздухе маленькие запятые, сообщил, что на
Западе — нет музыки.
Восток по-новому должен
стать равноценным
Западу.
Статья вращается вокруг вечной темы русских размышлений, вокруг проблемы Востока и
Запада.
Перед социальным и политическим сознанием
станет мировая ширь, проблема овладения и управления всей поверхностью земного шара, проблема сближения Востока и
Запада, встреч всех типов и культур, объединения человечества через борьбу, взаимодействие и общение всех рас.
Мы пошли влево и
стали взбираться на хребет, который здесь описывает большую дугу, охватывая со всех сторон истоки реки Горелой (Угрюмая огибает его с
запада).
Лет 40 назад удэгейцев в прибрежном районе было так много, что, как выражался сам Люрл, лебеди, пока летели от реки Самарги до залива Ольги, от дыма, который поднимался от их юрт, из белых
становились черными. Больше всего удэгейцев жило на реках Тадушу и Тетюхе. На Кусуне было 22 юрты, на Амагу — только 3 и на Такеме — 18. Тогда граница обитания их спускалась до реки Судзухе и к
западу от нее.
В полдень мы дошли до водораздела. Солнце стояло на небе и заливало землю своими палящими лучами. Жара стояла невыносимая. Даже в тени нельзя было найти прохлады. Отдохнув немного на горе, мы
стали спускаться к ручью на
запад. Расстилавшаяся перед нами картина была довольно однообразна. Куда ни взглянешь, всюду холмы и всюду одна и та же растительность.
День близился к концу. Солнце клонилось на
запад, от деревьев по земле протянулись длинные тени. Надо было
становиться на ночь. Выбрав место, где есть вода, мы
стали устраивать бивак.
К востоку от водораздела, насколько хватал глаз, все было покрыто туманом. Вершины соседних гор казались разобщенными островами. Волны тумана надвигались на горный хребет и, как только переходили через седловины,
становились опять невидимыми. К
западу от водораздела воздух был чист и прозрачен. По словам китайцев, явление это обычное. Впоследствии я имел много случаев убедиться в том, что Сихотэ-Алинь является серьезной климатической границей между прибрежным районом и бассейном правых притоков Уссури.
От устья реки Квандагоу Ли-Фудзин начинает понемногу склоняться к северо-западу. Дальше русло его
становится извилистым. Обрывистые берега и отмели располагаются, чередуясь, то с той, то с другой стороны.
Поднявшись на перевал высотой в 270 м, я
стал осматриваться. На северо-западе высокой грядой тянулся голый Сихотэ-Алинь, на юге виднелась река Тютихе, на востоке — река Мутухе и прямо на
запад шла река Дунца — приток Аохобе.
От юрты тропа
стала забирать к правому краю долины и пошла косогорами на север, потом свернула к юго-западу.
От места нашего ночлега долина
стала понемногу поворачивать на
запад. Левые склоны ее были крутые, правые — пологие. С каждым километром тропа
становилась шире и лучше. В одном месте лежало срубленное топором дерево. Дерсу подошел, осмотрел его и сказал...
На юг и дальше на
запад характер страны вновь
становится гористый.
Через полчаса свет на небе еще более отодвинулся на
запад. Из белого он
стал зеленым, потом желтым, оранжевым и наконец темно-красным. Медленно земля совершала свой поворот и, казалось, уходила от солнца навстречу ночи.
Рано мы легли спать и на другой день рано и встали. Когда лучи солнца позолотили вершины гор, мы успели уже отойти от бивака 3 или 4 км. Теперь река Дунца круто поворачивала на
запад, но потом
стала опять склоняться к северу. Как раз на повороте, с левой стороны, в долину вдвинулась высокая скала, увенчанная причудливым острым гребнем.
Теперь перед нами было 2 ключа: один шел к северу, другой — к
западу. Нам, вероятно, следовало идти по правому, но я по ошибке взял северное направление. Сейчас же за перевалом мы
стали на биваке, как только нашли дрова и более или менее ровное место.
Он публично, с кафедры спросил своих обвинителей, почему он должен ненавидеть
Запад и зачем, ненавидя его развитие,
стал бы он читать его историю?
Возникновение на
Западе фашизма, который
стал возможен только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина, подтвердило многие мои мысли.
Некоторые
статьи обо мне, написанные на
Западе, сопоставляли меня с тем, что называли христианской теософией, с Я. Бёме, Сен-Мартеном, Фр.
Это впоследствии, уже на
Западе,
стало одним из основных мотивов моей христианской деятельности.
Но и
став славянофилом, он писал: «Я и теперь еще люблю
Запад, я связан с ним многими неразрывными сочувствиями.
Отчасти оно связано с тем, что в России классическое образование, в отличие от
Запада,
стало реакционной силой.
На
Западе гениальное учение о Софии было у Якова Бёме, но оно носило несколько иной характер, чем у Вл. Соловьева и у русских софиологов [См. мою
статью «Учение Якова Бёме о Софии» в «Пути».].
До последнего обострения проблема Востока и
Запада пойдет лишь тогда, когда слишком реально
станет перед всем христианским миром, призванным хранить христианское откровение о личности, опасность восточно-монгольской стихии безличности, допущенной уже внутрь американско-европейской цивилизации.
Не
стану благодарить тебя за снисходительную твою дружбу ко мне: она нас утешила обоих и будет утешать в разлуке неизбежной; мы чувствами соединим твой восток с моим
западом и
станем как можно чаще навещать друг друга письмами.
Стан высокий, стройный и роскошный, античная грудь, античные плечи, прелестная ручка, волосы черные, черные как вороново крыло, и кроткие, умные голубые глаза, которые так и смотрели в душу, так и
западали в сердце, говоря, что мы на все смотрим и все видим, мы не боимся страстей, но от дерзкого взора они в нас не вспыхнут пожаром.
На
западе ежесекундно в синей судороге содрогалось небо. Голова у меня горела и стучала. Так я просидел всю ночь и заснул только часов в семь утра, когда тьма уже втянулась, зазеленела и
стали видны усеянные птицами кровли…
Между тем начинало
становиться темно. «Погибшее, но милое создание!» — думал Калинович, глядя на соседку, и в душу его
запало не совсем, конечно, бескорыстное, но все-таки доброе желание: тронуть в ней, может быть давно уже замолкнувшие, но все еще чуткие струны, которые, он верил, живут в сердце женщины, где бы она ни была и чем бы ни была.
—
Стало быть, жарко! — отвечал парень. — Как опричники избу-то
запалили, так сперва
стало жарко, а как сгорела-то изба, так и морозом хватило на дворе!
Живёт в небесах
запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени, на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце,
становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
В одиннадцать двадцать утра на горизонте показались косые паруса с кливерами,
стало быть, небольшое судно, шедшее, как указывало положение парусов, к юго-западу, при половинном ветре. Рассмотрев судно в бинокль, я определил, что, взяв под нижний угол к линии его курса, могу встретить его не позднее чем через тридцать-сорок минут. Судно было изрядно нагружено, шло ровно, с небольшим креном.
Но вот наконец, когда солнце
стало спускаться к
западу, степь, холмы и воздух не выдержали гнета и, истощивши терпение, измучившись, попытались сбросить с себя иго.
А машина, которую я называю я,лежит без движения, без мысли, чувствуя только что-то холодное, склизкое, ужасное и отвратительное, что
запало в душу утром,
стало мною самим, центром моих ощущений.
Потом народ рассыпался частью по избам, частью по улице; все сии происшествия заняли гораздо более времени, нежели нам нужно было, чтоб описать их, и уж солнце начинало приближаться к
западу, когда волнение в деревне утихло; девки и бабы собрались на заваленках и запели праздничные песни!.. вскоре стада с топотом, пылью и блеянием, возвращая<сь> с паствы, рассыпались по улице, и ребятишки с обычным криком
стали гоняться за отсталыми овцами… и никто бы не отгадал, что час или два тому назад, на этом самом месте, произнесен смертный приговор целому дворянскому семейству!..
Между тем Юрий и Ольга, которые вышли из монастыря несколько прежде Натальи Сергевны, не захотев ее дожидаться у экипажа и желая воспользоваться душистой прохладой вечера, шли рука об руку по пыльной дороге; чувствуя теплоту девственного тела так близко от своего сердца, внимая шороху платья, Юрий невольно забылся, он обвил круглый
стан Ольги одной рукою и другой отодвинул большой бумажный платок, покрывавший ее голову и плечи, напечатлел жаркий поцелуй на ее круглой шее; она запылала, крепче прижалась к нему и ускорила шаги, не говоря ни слова… в это время они находились на перекрестке двух дорог, возле большой засохшей от старости ветлы, коей черные сучья резко рисовались на полусветлом небосклоне, еще хранящем последний отблеск
запада.
Когда начинал Павел думать об отношениях сестры к Бахтиарову, ему
становилось как-то грустно; неприятное предчувствие
западало на сердце; положение его в доме Масуровых начало
становиться неловким.
Чёрный он, говорил властно, а когда выпивал, то глаза его
становились ещё более двойственны,
западая под лоб. Бледное лицо подёргивалось улыбкой; пальцы, тонкие и длинные, всё время быстро щиплют чёрную досиня бороду, сгибаются, разгибаются, и веет от него холодом. Боязно.
Сначала это говорилось довольно неопределенно, в общих чертах, мимоходом, по поводу споров с «Русскою беседой» о народности, потом прямее высказали, что нам теперь нужно заимствовать многое от просвещенного
Запада; наконец как-то в конце года, кажется по поводу
статьи г. Григорьева о Грановском, решительно было высказано, что молодым ученым нашим полезно ездить учиться за границу.
Одна из
статей (в 44 № «Атенея») начиналась уже так: «Существование общинного владения как факта у нас, в России, и как теории, волнующей Умы на
Западе, ставит его на очередь вопросов, почти всемирно-любопытных».
То же самое отвращение к
Западу ясно выражается, например, и в оглавлении следующей
статьи, в которой г. Жеребцов излагает общий взгляд на историю распространения знаний в России. Вот какие моменты определяет он (том II, стр. 530...
Ночь мчалась галопом; вечер стремительно убегал; его разноцветный плащ, порванный на бегу, сквозил позади скал красными, обшитыми голубым, клочьями. Серебристый хлопок тумана колыхался у берегов, вода темнела, огненное крыло
запада роняло ковры теней, земля
стала задумчивой; птицы умолкли.
В Архангельской губернии читается: «Встану я, раб божий, благословясь, пойду перекрестясь из дверей в двери, из дверей в ворота, в чистое поле;
стану на
запад хребтом, на восток лицом, позрю, посмотрю на ясное небо; со ясна неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее: „Куда полетела, огненна стрела?“ — „В темные леса, в зыбучие болота, в сыроё кореньё!“ — „О ты, огненна стрела, воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на святой Руси красна девица (имярек), полетай ей в ретивое сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в черные брови, чтобы она тосковала, горевала весь день, при солнце, на утренней заре, при младом месяце, на ветре-холоде, на прибылых днях и на убылых Днях, отныне и до века“».
Анисья (вылезает из-за
стана к столу). Посыкнулись было из Дедлова, да, видно, слушок-то есть и у них, посыкнулись было, да и молчок; так и
запало дело. Кому же охота?
— Нет, я не спала, — отвечала Катерина, с усилием подавляя свое волнение. — Сон и не шел ко мне. Он все молчал и только раз позвал меня. Я подходила, окликала его, говорила ему; мне
стало страшно; он не просыпался и не слышал меня. Он в тяжелом недуге, подай Господь ему помощи! Тогда мне на сердце
стала тоска
западать, горькая тоска! Я ж все молилась, все молилась, и вот это и нашло на меня.
Программная
статья Горького, постулирующая принципы его «западничества» и поясняющая его «этнологические» мотивы в произведениях конца 10-х гг. ХХ в. («окуровский цикл», «По Руси»). Идеи Горького любопытно сопоставить с концепцией «духовного Китая» Д. С. Мережковского («Грядущий Хам»), а также с позднейшим культом «нового Средневековья» Н. А. Бердяева, восходящими к противопоставлению «деятельной личности»
Запада — «пассивному фатализму» Востока.
Стали искать, где восток и где
запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера,
становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
Когда Марья Гавриловна воротилась с Настиных похорон, Таня узнать не могла «своей сударыни». Такая
стала она мрачная, такая молчаливая. Передрогло сердце у Тани. «Что за печаль, — она думала, — откуда горе взялось?.. Не по Насте же сокрушаться да тоской убиваться… Иное что
запало ей нá душу».
И
стал Василий Борисыч раздумывать, куда бы бежать из тестева дома, где бы найти хоть какое-нибудь пристанище. Думает, думает, ничего не может придумать —
запали ему все пути, нет места, где бы приютиться.